СЕМЕЙСТВО КЛЭЙТОНА И СЕСТРА АННА.
Семейство Клэйтона, вошедшее въ комнату, состояло изъ отца, матери и сестры. Старикъ Клэйтонъ, котораго звали обыкновенно судьею, былъ мужчина высокаго роста и солидныхъ манеръ; съ перваго взгляда обнаруживался въ немъ джентльменъ старой школы. Было что-то торжественное въ его манерѣ держать голову и въ его походкѣ; вмѣстѣ съ строгою сдержанностью всей его фигуры и обращенія, это давало ему нѣсколько угрюмый видъ. Въ зоркомъ и серьёзномъ взглядѣ его, напоминавшемъ взглядъ сокола, выражался зоркій и рѣшительный умъ, логическая неуклонность мысли; эти зоркіе глаза производили страшный контрастъ съ серебряно-сѣдыми волосами, и въ этомъ была та холодная красивость, какъ въ контрастѣ снѣговыхъ горъ, врѣзывающихся въ яркую металлическую синеву альпійскаго колорита. Казалось, что можно сильно бояться ума этого человѣка, и мало надѣяться на порывы его впечатлительной натуры. Но быть можетъ, мнѣніе о судьѣ, составленное по первому взгляду, было несправедливо къ его сердцу; потому что таилась въ немъ чрезвычайно пылкая стремительность, только сурово сдерживаемая внѣшнею холодностью. Его любовь къ семейству была сильна и нѣжна; рѣдко выказывалась она словами, но постоянно выражалась точнѣйшею внимательностью и заботливостью о всѣхъ близкихъ къ нему. Онъ былъ безпристрастно и точно справедливъ во всѣхъ мелочахъ общественной и домашней жизни, никогда не колеблясь сказать правду или признать свою ошибку. Мистриссъ Клэйтонъ была пожилая дама, съ привычками лучшаго общества; хорошо сохранившаяся стройность, блестящіе черные глаза и тонкія черты лица доказывали, что въ молодости она была красавицею. Съ живымъ и пылкимъ воображеніемъ отъ природы, съ постоянною наклонностью къ увлеченію въ благородныя крайности, она всѣми силами своей горячей души прильнула къ мужу. Между Клэйтономъ и его отцомъ существовала глубокая и невозмутимая привязанность; но по мѣрѣ того, какъ мужалъ сынъ, оказывалось все яснѣе, что онъ не можетъ гармонически итти съ отцомъ въ одной практической орбитѣ. Натура сына такъ много получила отъ характера матери, что отецъ, когда принимался за усилія совершенно уподобить сына себѣ, каждый разъ былъ смущаемъ неудачею. Клэйтонъ былъ до излишества идеаленъ; идеализмъ давалъ цвѣтъ всѣмъ его качествамъ, направлялъ всѣ его мысли, какъ невидимый магнитъ направляетъ стальную иглу. Идеализмъ проникалъ его сознаніе, постоянно побуждая его подниматься выше того, что въ нравственной сферѣ называется общепринятымъ и практическимъ. Потому-то, поклоняясь идеалу законовъ, онъ чувствовалъ негодованіе противъ дѣйствительныхъ законовъ; и отецъ его былъ принужденъ постоянно указывать на ошибки въ его сужденіяхъ, основанныхъ болѣе на тонкомъ чувствѣ того, какъ слѣдовало бы вещамъ быть на свѣтѣ, нежели на практическомъ пониманіи того, каковы онѣ въ дѣйствительности. Но было въ Клэйтонѣ и сильной, настойчивой отцовской натуры на столько, чтобы быть идоломъ матери, которая любила это отраженіе, быть можетъ, даже болѣе, нежели типъ, отъ котораго произошло оно.
Анна Клэйтонъ была старшею изъ трехъ сестеръ и постоянною подругою брата, дѣлившагося съ нею всѣми своими мыслями. Она стоитъ въ той же комнатѣ, снимая съ головы шляпу, и потому надобно представить ее читателю. Она нѣсколько выше средняго роста, на ея полныхъ, широкихъ плечахъ граціозная голова держится прямо и высоко, съ выраженіемъ положительности и рѣшительности, нѣсколько переходящимъ въ гордость. Смугловатый цвѣтъ ея лица согрѣвается на щекахъ нѣжнымъ румянцемъ, дающимъ ей видъ полнаго, свѣжаго здоровья; правильный носъ съ маленькимъ горбикомъ, прекрасный ротъ, съ бѣлоснѣжными зубами, черные глаза, наслѣдованный отъ отца соколиный взглядъ -- вотъ главныя черты ея физіономіи. Общее выраженіе ея лица и ея обращеніе ободрительно прямодушны, такъ что каждый чувствуетъ себя при ней непринужденно. Но развѣ безумный рѣшился бы позволить себѣ хотя малѣйшую вольность при Аннѣ Клэйтонъ. При всей непринужденности, есть въ ней что-то говорящее: "я не дозволю дерзости, хотя не люблю стѣсненія." Множество поклонниковъ падали къ ея ногамъ, прося ея любви, но Анна Клэйтонъ, хотя ей уже двадцать-семь лѣтъ, еще не замужемъ. Всѣ удивлялись, почему она не выбрала себѣ жениха изъ этой толпы просившихъ ея руки,-- и мы можемъ только удивляться вмѣстѣ съ другими. А сама она отвѣчаетъ на это просто и положительно, что она не хотѣла выходить замужъ, что и безъ того она была счастлива. Дружба между братомъ и сестрою была необыкновенно сильна, несмотря на замѣтное различіе характеровъ, потому что въ Аннѣ не было ни тѣни идеальности. Она была одарена проницательнымъ здравымъ смысломъ и веселымъ характеромъ, но по преимуществу отличалась практическимъ тактомъ. Она восхищалась противоположными ея наклонностямъ наклонностями брата, его поэтически-героической настроенностью, по той же самой причинѣ, по которой молодыя дѣвушки восхищаются героями Вальтеръ-Скотта,-- потому что находятъ въ нихъ то, чего не имѣютъ сами. Во всемъ, что относится къ области идей, она имѣла почти идолопоклонническое уваженіе къ брагу; но въ области практической дѣятельности она чувствовала себя въ правѣ имѣть надъ нимъ превосходство, которое и сохраняла съ добродушною положительностью. Не было въ мірѣ человѣка, сужденій котораго Клэйтонъ боялся бы больше, чѣмъ сужденій Анны, когда рѣчь шла о практическихъ вещахъ. И въ настоящемъ случаѣ, Клэйтонъ чувствовалъ себя очень неловко, начиная передавать ей планы, о которыхъ слѣдовало бы переговорить съ нею гораздо раньше. Сестрѣ съ положительнымъ характеромъ Анны, прожившей въ постоянной дружбѣ съ братомъ двадцать-семь лѣтъ, всегда нѣсколько затрудняется братъ сказать о намѣреніи своемъ жениться. Но почему же Клэйтонъ, во всемъ столь откровенный съ Анною, не говорилъ ей каждый разъ о томъ, какъ онъ знакомился съ Ниною, какъ постепенно сближался съ нею? Разгадка молчанія заключалась въ томъ, что онъ чувствовалъ невозможность выставить Нину практическому, проницательному уму Анны въ томъ волшебномъ видѣ, какой придавался ей радужнымъ воображеніемъ его мечтательной натуры. Угловатые факты конечно будутъ свидѣтельствовать противъ нея въ его собственномъ разсказѣ; а впечатлительные люди не любятъ утомлять себя оправданіемъ своихъ инстинктовъ. Притомъ же, всего менѣе можетъ быть оправдано фактическими объясненіями то чувство едва уловимыхъ оттѣнковъ характера, на которомъ основывается привязанность. Мы всѣ испытывали привязанности, которыя не соотвѣтствовали самымъ точнымъ каталогамъ прекрасныхъ качествъ, и всѣ мы поклонялись людямъ, поклоненіе которымъ имѣло очень мало разсудительныхъ основаній. Но пока братъ молчалъ, вѣчно всѣмъ занятая молва уже умѣла пробудить въ Аннѣ нѣкоторыя догадки о томъ, что дѣлается съ ея братомъ. И хотя деликатность ея удерживалась отъ всякихъ намековъ, она живо чувствовала недостатокъ довѣрія въ братѣ, и разумѣется, тѣмъ менѣе благорасположенія могла чувствовать къ своей молоденькой соперницѣ. Однакоже, намѣреніе Клэйтона уже такъ созрѣло въ умѣ его, что необходимо было сказать о немъ роднымъ и друзьямъ. Разговоръ съ матерью облегчался расположеніемъ ея всегда ждать всего лучшаго и симпатіею, дававшею ей способность переноситься въ чувства тѣхъ, кого она любила. Ей было ввѣрено первой поговорить о женитьбѣ Клэйтона съ Анною,-- и она сдѣлала это во время утренней прогулки. Первый же взглядъ, брошенный Клэйтономъ на сестру при входѣ Анны въ комнату, показалъ ему, что она разстроена и уныла. Она не осталась въ комнатѣ, не ириняла участія въ разговорѣ, и разсѣянно остановившись только на нѣсколько секундъ, ушла въ садъ и невидимому, занялась цвѣтами. Клэйтонъ пошелъ за нею. Нѣсколько минутъ молча стоялъ онъ подлѣ нея, смотря какъ она очищаетъ, гераніумъ отъ сухихъ листковъ.
-- Матушка говорила тебѣ? сказалъ онъ наконецъ.
-- Говорила, сказала Анна.
Опять долгая пауза, и Анна срывала зеленые листки вмѣстѣ съ сухими, не замѣчая, что портитъ растеніе.
-- Анна, сказалъ Клэйтонъ: -- мнѣ бы хотѣлось, чтобы ты видѣла ее.
-- Отъ Ливингстоновъ я слышала о ней, холодно отвѣчала Анна.
-- Что же ты слышала? торопливо спросилъ Клэйтонъ.
-- Не то, чего я могла желать,-- не то, что я ожидала услышать о дѣвушкѣ, избранной тобою, Эдуардъ.
-- Но, ради Бога, скажи же, что ты слышала; скажи, что свѣтъ говоритъ о ней.
-- Изволь, я скажу. Свѣтъ говоритъ, что она капризная, своенравная дѣвушка; что она кокетка; но всему, что я слышала, я думаю, что у ней нѣтъ прочныхъ нравственныхъ правилъ.
-- Твои слова суровы, Анна.
-- Правда вообще сурова, отвѣчала Анна.
-- Милая сестра, сказалъ Клейтонъ, взявъ ея руку и посадивъ ее на скамью: -- развѣ ты потеряла всякую вѣру въ меня?
-- Кажется, ближе было бы къ истинѣ сказать, что ты потерялъ всякую вѣру въ меня, отвѣчала Анна.-- Почему я послѣдняя узнаю объ этомъ? Почему я слышу объ этомъ сначала отъ постороннихъ, отъ всѣхъ, кромѣ тебя? Я съ тобою развѣ поступила бы такъ? Дѣлала ли я когда что нибудь такое, о чемъ бы не говорила тебѣ? Все, все, что бывало у меня на душѣ я говорила тебѣ.
-- Такъ, это правда, милая моя Анна; но еслибъ ты полюбила человѣка, чувствуя, что онъ мнѣ не поправится? У тебя положительный характеръ, Анна, и это могло бы случиться. Развѣ поспѣшила бы ты сказать мнѣ тотчасъ? И ты, быть можетъ, стала бы выжидать, колебаться, откладывать, по той, по другой причинѣ, со дня на день, и все труднѣе казалось бы тебѣ заговорить, чѣмъ дольше ты откладывала бы.
-- Не знаю, сказала съ горечью Анна. Я никогда никого не любила больше, чѣмъ тебя, и оттого-то мнѣ жаль.
-- И я никого не люблю больше, чѣмъ тебя, Анна. Любовь моя къ тебѣ полна, какъ была, не уменьшилась. Ты увидишь, что во всемъ остаюсь преданъ тебѣ по прежнему. Мое сердце только раскрылось для другой любви, другой, совершенно иного рода. Потому самому, что она вовсе не похожа на мою любовь къ тебѣ, она никогда не можетъ повредить ей. И что, если бы ты, Анна, могла любить ее, какъ часть меня самого....
-- Я желала бы полюбить ее, сказала Анна, нѣсколько смягчившись.-- Но что я слышала, было такъ не въ пользу ея! Нѣтъ, она вовсе не такая дѣвушка, какую, ждала я, выберешь ты, Эдуардъ. Хуже всего презираю я женщину, которая играетъ чувствами благородныхъ людей.
-- Но, мой другъ, Нина не женщина,-- она дитя, веселое, прекрасное, неразвитое дитя, и я увѣренъ, ты сама сказала бы о ней словами Попе:
If to her share some female errors fall,
Look in her face, und you forget them all.
"Если есть недостатки въ этой женщинѣ, взгляни на лицо ея, и всѣ ихъ забудешь ты".
-- Да, такъ, сказала Анна:-- я знаю, что всѣ вы, мужчины, одинаковы: хорошенькое личико очаруетъ каждаго изъ васъ. Я думала, что ты исключеніе, Эдуардъ; вижу, что и ты такой же,
-- Но скажи, Анна, такими словами ободряется ли довѣріе? Пусть я очарованъ я обвороженъ, ты не можешь образумить меня, если не будешь снисходительна. Говори, что хочешь, но дѣло все-таки въ томъ, что мнѣ была судьба полюбить этого ребенка. Прежде, я старался полюбить другихъ; мнѣ встрѣчались многія, не полюбить которыхъ не было никакой причины: онѣ были и лучше лицомъ и образованнѣе; но я смотрѣлъ на нихъ и не ускорялся мой пульсъ. А эта дѣвушка разбудила все во мнѣ. Я не вижу въ ней того, что видитъ свѣтъ; я вижу идеальный образъ того, чѣмъ можетъ она быть, чѣмъ, я увѣренъ, будетъ она, когда ея природа вполнѣ пробудится и разовьется.
-- Ну, вотъ, такъ и есть, сказала Анна. Ты никогда ничего не видишь; то есть, ты видишь идеализацію,-- что-то такое, что могло бы, должно бы быть, что было или будетъ,-- въ этомъ твой недостатокъ. Ты обыкновенную кокетливую пансіонерку возводишь идеализаціей до чего-то символическаго, высокаго; ты наряжаешь ее въ твои собственныя мечты, а потомъ поклоняешься ей.
-- Пусть это такъ, милая Анна,-- чтожь изъ того? Ты говоришь, что я идеалистъ, а ты понимаешь дѣйствительность. Положимъ. Но вѣдь долженъ же я поступать но своей натурѣ, иначе жить нельзя. И вѣдь не каждую же дѣвушку я могу идеализировать. Въ этомъ, кажется, и есть причина, почему я никогда не могъ любить нѣсколькихъ превосходныхъ женщинъ, съ которыми былъ хорошо знакомъ. Онѣ вовсе не были таковы, чтобъ ихъ можно было идеализировать; въ нихъ не было ничего такого, что могла бы украсить моя фантазія; словомъ, въ нихъ недоставало именно того, что есть въ Нинѣ. Она похожа на одинъ изъ этихъ маленькихъ игривыхъ, сверкающихъ каскадовъ въ Бѣлыхъ Горахъ, и атмосфера ея благопріятна образованно радуги.
-- И ты всегда будешь видѣть ее чрезъ эту атмосферу.
-- Положимъ, сестра. Но другихъ я не могу видѣть въ этихъ радужныхъ цвѣтахъ. Чѣмъ же ты недовольна во мнѣ? Пріятно видѣть радужные переливы. Зачѣмъ же ты хочешь разочаровать меня, если я могу быть очарованъ.
-- Помнишь ли ты того, который получилъ отъ волшебницъ свою плату золотомъ и брильянтами, и увидѣлъ, когда перешолъ извѣстную тропинку, что золото и брильянты обратились въ черепки? Бракъ эта тропинка; многіе бѣдняки, когда пройдутъ ее, видятъ, что оказываются простыми черепками ихъ брильянты; потому-то я вооружилась суровыми словами здраваго смысла противъ твоихъ мечтаній. Я вижу эту дѣвушку просто, какъ она есть; вижу, что она всѣми считается за кокетку, ужасную кокетку; а такая дѣвушка не можетъ имѣть добраго сердца. И ты, Эдуардъ, такъ добръ, такъ благороденъ, я такъ давно люблю, тебя, что не могу радоваться, отдавая тебя такой дѣвушкѣ.
-- Въ твоихъ словахъ, милая Анна, много такого, съ чѣмъ я не соглашусь. Во-первыхъ, кокетство не вовсе непростительный недостатокъ въ моихъ глазахъ, то есть, въ нѣкоторыхъ случаяхъ.
-- То есть, хочешь ты сказать, въ томъ случаѣ, если Нина Гордонъ кокетка?
-- Нѣтъ, не то я говорю. Видишь ли, Анна, въ обыкновенныхъ отношеніяхъ между молодыми людьми и дѣвушками такъ мало истинной искренности, такъ мало дѣйствительной гуманности, и мужчины, которые должны бы подавать примѣръ, такъ эгоистичны и безнравственны въ отношеніяхъ съ женщинами, что я не дивлюсь, если дѣвушка съ бойкимъ характеромъ хочетъ мстить за женщинъ мужчинамъ, играя ихъ слабостями. Но я не думаю, что бы Нина была способна играть истинною, глубокою, безкорыстною привязанностью, любовью, которая желала бы ея счастія и готова была бы пожертвовать для неіъ собою: я даже не думаю, чтобы ей встрѣчалась такая любовь. Если мужчина хочетъ, чтобы женщина любила его, это еще незначитъ, что онъ любитъ ее. Желаніе имѣть женщину женою также еще вовсе не доказываетъ истинной любви къ ней или даже способности истинно любить кого нибудь. Дѣвушки чувствуютъ все это, потому что инстинктъ ихъ проницателенъ; и часто ихъ обвиняютъ, что они играютъ сердцемъ человѣка, между тѣмъ, какъ онѣ только видятъ его насквозь и знаютъ, что въ немъ нѣтъ сердца. И то надобно сказать: властолюбіе всегда считалось въ насъ, мужчинахъ, возвышеннымъ порокомъ,-- какъ же мы станемъ осуждать женщину за тотъ родъ властолюбія, который свойственъ ея полу.
-- Я знаю, Эдуардъ, что нѣтъ въ мірѣ вещи, которой ты не могъ бы своими идеалистическими теоріями придать красоту; но что ты ни говори, кокетки -- дурныя женщины. Кромѣ того, я слышала, что Нина Гордонъ очень своенравна и иногда говорить и дѣлаетъ вещи чрезвычайно странныя.
-- И быть можетъ именно поэтому она еще больше мнѣ нравится. Въ нашемъ условномъ обществѣ, гдѣ всѣ женщины вышлифовались по одному образцу, какъ монеты одного чекана, пріятно видѣть одну, которая дѣлаетъ и думаетъ не такъ, какъ всѣ остальныя. Въ тебѣ самой, Анна, есть нѣсколько этого достоинства; но ты сообрази, что ты воспиталась при матушкѣ, подъ ея вліяніемъ, что за тобою былъ непрерывный надзоръ, даже тогда, когда ты не чувствовала его. Нина росла сначала сиротою между слугами, потомъ воспитанницею въ нью-йоркскомъ пансіонѣ; и, наконецъ, тебѣ двадцать-семь лѣтъ, а ей восемнадцать; отъ восемнадцати до двадцати-семи многому научишься.
-- Но, братъ, помнишь ли, что говоритъ Анна Муръ, или если не она, какая-то другая, во всякомъ случаѣ, очень умная женщина: "Мужчина, выбирающій себѣ жену, будто картину на выставкѣ, долженъ помнить, что тутъ есть разница; именно, картина не можетъ пожелать снова быть на выставкѣ, а женщина можетъ." Ты выбралъ ее, видя, что она блеститъ въ обществѣ; а можешь ли ты сдѣлать ее счастливою въ скучной рутинѣ домашней жизни? Не изъ тѣхъ ли она женщинъ, которымъ нужно шумное общество и свѣтскія развлеченія, чтобы не умирать со скуки?
-- Кажется, нѣтъ, сказалъ Клэйтонъ:-- я думаю, что она изъ тѣхъ, веселость которыхъ въ нихъ самихъ; живость и оригинальность которыхъ изгоняютъ скуку отовсюду; я думаю, что, живя съ нами, она будетъ сочувствовать нашему образу жизни.
-- Нѣтъ, Эдуардъ, не льстись, что ты можешь передѣлать и перевоспитать ее по своему.
-- Неужели ты думаешь, что я такъ самонадѣянъ? Меньше всего способенъ я къ мысли жениться на дѣвушкѣ для того, чтобы перевоспитать ее! Это одна изъ самыхъ эгоистическихъ выдумокъ нашего пола. Да мнѣ и не нужно такой жены, которая была бы простымъ зеркаломъ моихъ мнѣній. Мнѣ нуженъ не листъ пропускной бумаги, всасывающей въ себя каждое мое слово и отражающей всѣ мои мысли, въ нѣсколько блѣдноватомъ видѣ. Мнѣ нужно жену для того, чтобы было со мною существо, отличное отъ меня; вся прелесть жизни въ разности.
-- Но вѣдь мы хотимъ, чтобы другъ нашъ быль симпатиченъ намъ, сказала Анна.
-- Конечно; но нѣтъ въ мірѣ ничего симпатичнѣе различія. Напримѣръ, въ музыкѣ намъ нужно не повтореніе одной ноты, а различныя ноты, гармонирующія между собою. Мало того: даже диссонансы необходимы для полноты гармоніи. И въ Нинѣ есть именно то различіе со мною, которое гармонируетъ мнѣ; и всѣ наши маленькія размолвки -- у насъ было много ссоръ и, я думаю, будетъ еще больше -- эти размолвки только хроматическіе переходы, ведущіе къ гармоніи. Моя жизнь -- внутренняя, теоретическая; я расположенъ къ ипохондріи, иногда до болѣзненности. Свѣжесть и бойкость ея внѣшней жизни именно то, чего недостаетъ мнѣ. Она будитъ меня, поддерживаетъ меня въ духѣ; и ея острый инстинктъ часто бываетъ выше моего ума. Потому я уважаю это дитя, несмотря на его недостатки. Она научила меня многому.
-- Если дошло до этого, смѣясь сказала Анна: -- отрекаюсь отъ тебя. Если ты уже говоришь, что уважаешь Нину, я вижу, Эдуардъ, что все кончено, и постараюсь по возможности быть довольною, и по возможности вести все къ лучшему. Я надѣюсь, что все, что ты говоришь о ней справедливо,-- быть можетъ даже, она лучше, нежели какъ ты говоришь. Во всякомъ случаѣ, я употреблю всѣ свои силы на то, чтобы въ новомъ твоемъ положеніи сдѣлать тебя такимъ счастливымъ, какимъ ты достоинъ.
-- Теперь я узнаю тебя, сестра! Лучшаго ничего не могла ты сказать. Ты облегчила свою совѣсть, сдѣлала все, что могла, и наконецъ съ любовью уступила необходимости. Нина полюбитъ тебя, я знаю; и если никогда ты не будешь стараться руководить ею, совѣтовать ей, ты будешь имѣть на нее большое вліяніе. Эту истину многіе долго не понимаютъ, Анна. Они думаютъ оказать пользу другимъ своимъ совѣтомъ и вмѣшательствомъ, а не знаютъ, что больше всего пользы могутъ приносить они своимъ примѣромъ. Когда я познакомился съ Ниною, я самъ хотѣлъ совѣтами помогать ей, но теперь я знаю, что надобно дѣлать это иначе. Когда Нина будетъ жить съ нами, матушка и ты будьте ласковы съ нею и живите какъ всегда жили,-- это больше всего принесетъ ей пользы, и она измѣнится во всемъ, въ чемъ нужно ей измѣниться.
-- Хорошо, сказала Анна:-- ты рѣшился твердо, и я хочу съ нею познакомиться.
-- Припиши нѣсколько строкъ въ письмѣ, которое я сейчасъ буду писать къ ней,-- это послужитъ приготовленіемъ къ визиту.
-- Какъ ты думаешь, Эдуардъ, такъ я и сдѣлаю.