Попытка Австрии использовать для извлечения экономических выгод тесные политические отношения, в которых она находилась с нами в силу немецких традиций и роста Германии, проявилась сперва, во времена князя Шварценберга, в виде настойчивых предложений заключить таможенный союз, и с тех пор натиски в этом роде не прекращались. Однако попытка таможенного объединения сразу же натолкнулась на затруднение: нельзя было найти точное мерило для распределения таможенных доходов между народностями, участвующими в уплате пошлины. Признав невозможность таможенного объединения, Австрия тем не менее не отказалась от своего намерения нажиться за счет Германии, и с этой целью прибегла на этот раз к торговым договорам. Слабость монархической власти, ее погоня за голосами в парламенте увеличивают требовательность известных групп избирателей. В последнее десятилетие некоторое преобладание в государстве приобрела венгерская часть монархии, и галицийские голоса стали ценнее, чем раньше, не только для образования парламентского большинства и воздействия на заграницу. Аграрные вожделения этих восточных частей Австрии приобрели влияние на политику правительства: и если последнее сможет эти вожделения удовлетворить за счет Германии и ее неопытности, оно, конечно, воспользуется каждым неудачным шагом ее политики, чтобы самой выйти из внутренних затруднений и склонить на свою сторону венгерских и галицийских аграриев. Издержки этой политики, которые вряд ли оспорит добродушие немцев, будут нести на себе скорее промышленные, чем аграрные элементы Цислейтании, за вычетом Галиции. Этот элемент менее опасен для австрийской политики и менее строптив, чем недовольные ею венгры и поляки. Немец покорнее и менее изворотлив в вопросах внутренней политики, чем другие национальности, населяющие Австрию: его борьба за конституцию, которая велась с упорным доктринерством, чуть не закончилась разрывом с династией, которая являлась самым естественным и самым сильным союзником немецкого населения.
Таким образом, становится ясным, почему хозяйственная политика придунайской империи обращает мало внимания на немецкие промышленные классы и больше -- на аграрные интересы других национальностей; точно так же и в Богемии -- чешский элемент представлен сильнее в аграрных группировках, а немецкий -- в промышленных. Неудивительно, конечно, если венгры, поляки и чехи довольны, что об их интересах пекутся в первую очередь и что издержки несут не они, а немцы Цислейтании и главным образом Германии, но спрашивается, почему германское правительство угодливо предлагает Вене в дар аграрные интересы немцев? Основания, приводимые печатью, будто политическое единение требует слияния экономических интересов -- бессодержательная фраза, не имеющая никакого практического смысла. В прошлом мы были в самой тесной дружбе с Россией, затем с Англией, и этой дружбе не мешали тяжелые условия таможенной политики; мы заключили союзный договор без таможенного объединения, и это не мешало верно соблюдать его в продолжение долгих лет. Нашему союзному договору с Австрией не грозит опасность расторжения его по ее инициативе, даже если бы мы отказались, как 40 лет тому назад, от хозяйственной дани в ее пользу. Австрия больше нуждается в союзе с Германией, чем последняя в союзе с Австрией. Если бы Австрия взамен Германии вступила в союз с Россией, она должна была бы отказаться от тех своих поползновений в восточном направлении, которые поддерживают вражду венгерцев к России. Поворот Австрии в сторону Франции и западных держав Крымской лиги -- обнажил бы ее для нападений со стороны Германии и России, которая стала бы возбуждать и разлагать ее славянофильские элементы, находящиеся в численно большей части населения. Таким образом, союз с Германией, возникший на основе общности происхождения, является наиболее естественным и наиболее обеспечивающим от опасности единением: можно было бы сказать, что это союз, необходимый Австрии при всяком ее положении.
Я очень пожалел бы, конечно, если бы Германская империя отказалась от союза с Австрией, с таким трудом завоеванного мной, и была предоставлена самой себе; но если наша политическая любовь оставалась бы без ответа со стороны Австрии только потому, что мы отказываемся приносить жертвы в ее пользу, то я предпочел бы иметь развязанными руки: я убежден, что союз, заключенный с такой целью, не был бы длителен и в решительный момент он не устоял бы.
Самые лучшие союзы перестают оказывать свое действие, если взгляды и идеи, под влиянием которых они заключались, изменились к моменту casus foederis, и если уже в настоящее время среди австро-венгерских аграриев господствует взгляд, что союз с нами не имеет ценности, раз он не дает финансовых выгод, то я опасаюсь, как бы в нужный момент он не оказался таким же реальным, как с 1792 по 1795 гг.
Этот союз будет еще менее реальным, если в Германии распространится убеждение, что политический договор с Австрией требует с необходимостью и торгового договора. Этот договор является ничем иным, как обязательством Германии выплачивать Австрии дань, притом в целях сохранения союза, более нужного ей, чем нам: он возник из обещаний, которые вырвали у представителей немецких интересов, благодаря своему более зрелому опыту, австрийские государственные деятели во время дружеских переговоров в Силезии и Вене.
Возможно, что Вена, в надежде на большие чаевые -- в виде торговых договоров, приняла бы наших гостей еще дружественнее; но общественное мнение народа рано или поздно произведет проверку немецкого счета, -- может быть, даже через годы, в тяжелый момент, и тогда, оглянувшись назад, оно произнесет свой приговор и установит, что наше внутреннее законодательство пострадало от эксплуататорских поползновений Австрии.
Светская ловкость князя Шварценберга, проявленная им в отношении прусских представителей в Ольмюце и на Дрезденской конференции, создала в конце концов ситуацию, которая не могла уже удовлетворяться одним только дружеским союзом.
Об ошибках внешней политики общественное мнение сможет судить, когда пройдут годы, равные человеческой жизни, и Archivi qui plectuntur далеко не всегда современники ошибочных деяний. Задача политики заключается в том, чтобы точно предвидеть поступки людей при данном положении вещей. Способность такого предвидения, чтобы стать плодотворной, должна опираться на деловой опыт и знание людей, и поэтому я не могу освободиться от тревоги, когда подумаю, в какой степени лишены этих качеств наши руководящие круги. Во всяком случае Вена богаче этими качествами, чем мы, и поэтому справедливо опасение, что при заключении договоров интересы Австрии охраняются лучше, чем наши.
Опубликовано: Бисмарк О. Вильгельм II: Воспоминания и мысли/Отто Бисмарк; пер. с нем. А.Н. Карасика; предисл. М. Павловича. -- М.; Пг.: Госиздат, 1923. -- 174 с. .
Отто Эдуард Леопольд Карл-Вильхельм-Фердинанд герцог фон Лауэнбург князь фон Бисмарк унд Шёнхаузен (1815 -- 1898) князь, политик, государственный деятель, первый канцлер Германской империи (второго рейха), прозванный "железным канцлером". Имел почётный чин (мирное время) прусского генерал-полковника в ранге генерал-фельдмаршала (20 марта 1890).