Глава 1. Деспотизм любви
Принц Кондэ вступил в столицу под восторженное ликование народа и радостные крики. Вечером, когда всюду загорелись потешные огни, принц совершенно убедил себя, что народ обожает его, что отныне все фрондеры в его руках.
Он ошибался: иллюминация и фейерверки торжествовали, прежде всего, отъезд Мазарини. Увидев не только Бофора, Гастона, коадъютора, парламент, но еще и принцев, которые не выказывали ему ни малейшей благодарности, напротив, открыто противостояли ему, кардинал Мазарини счел благоразумным покориться обстоятельствам. Он добровольно удалился в страну изгнания, куда желал прежде отправить принца Кондэ, и поселился в Брюле, маленьком городке на северной границе Германии.
Отсутствие Мазарини воскресило всевозможные надежды, и королева, поспешив вернуться в Париж, не знала уже, кого ей слушать, потому что все единодушно домогались наследства первого министра, оспаривали друг у друга его остатки.
Кондэ и Гастон хотели получить право выбирать министра, коадъютор хотел забрать в свои руки министерство, парламент требовал исключения любого кардинала из членов правительства. Словом, все эти личности готовы были терзать Друг друга.
Коадъютор, хитрый и пронырливый не хуже Мазарини, способствовал всеми силами слова и дела скорейшему бракосочетанию Шарлотты Шеврез с принцем Конти. Уверенный, что Шарлотта сделает его своим первым министром, он приносил свое сердце в жертву политике.
Бофор прибыл в Париж прежде принца Кондэ и немедленно отправился в Люксембургский дворец, надеясь встретиться там с герцогиней Монпансье. Но госпожа Фронтенак передала ему, что принцесса не здорова и не может принять его. Так как ответ был передан ему в присутствии Гастона, то Бофор не настаивал, но в душе решил, во что бы то ни стало увидеться с ней.
При наступлении ночи он отправился на улицу Вожирар, где находилась известная калитка в стене. Оказалось, что на улице было много людей. Бофор издалека заметил несколько человек подозрительной наружности, которые очень внимательно осматривали местность около нужной ему калитки.
"Если бы Ле Мофф не принадлежал мне, -- думал принц, -- я мог бы заподозрить, что это он расставляет мне новую ловушку... Но кто мог бы интересоваться моими действиями и желать мне зла? Ле Мофф хоть и разбойник, однако, не изменяет своим клиентам. Он по-своему понимает честь. Ну что, если это Мария?..."
При этой мысли принц еще более вжался в глубокую амбразуру каких-то ворот и присматривался к движениям людей, его поджидавших.
"Приди я часом позже, несдобровать бы мне. Сегодня набралось их человек до тридцати".
Принц вынужден был уступить поле действия, уходя, он клялся разделаться с этими разбойниками. Он направился к отелю Монбазон. Рядом с этим величественным зданием стоял дрянной домишко, нижний этаж которого был занят харчевней. В эту позднюю пору все было погружено во мрак и молчание. Однако Бофор постучал в ставни рукояткой своей шпаги. В то же время он вынул из кармана бархатную маску и надел на лицо. Минут через пять за дверью послышался легкий шорох. Дверь тихо отворилась, и герцог проскользнул в дом, не сказав ни слова.
Молча он шел в окружающей его темноте и достиг лестницы, наверху которой находилась дверь. Когда он вошел в комнату, следовавшая за ним старуха вынула фонарь, прикрытый платком, и зажгла свечу, стоявшую на камине.
-- Благодарю тебя, матушка, -- сказал он, бросая шляпу на постель, как бы намереваясь провести ночь в этой смиренной комнатке.
Старуха низко поклонилась ему и тотчас же ушла, вероятно знакомая с обычаями этого посетителя.
Оставшись один, Бофор снял маску, задвинул крепкими задвижками дверь и повесил на нее толстое одеяло, лежавшее на постели. Затем он отворил высокий шкаф и, вынув оттуда несколько старых платьев, сильно надавил на один из гвоздей, прикреплявших шкаф к стене, -- тотчас появилось довольно большое отверстие.
Он взял свечу и вошел в отверстие, затворив за собой дверцы шкафа. Очутившись в большой комнате, он пошел в угол и приложил к стене ухо. Не было слышно ни малейшего звука. Тогда он тихо постучал в дверь. Немедленно дверь отворилась, и перед ним явилась ослепительная красавица в самом восхитительном домашнем костюме.
-- Ай! -- воскликнула она, увлекая его в роскошно убранную спальню, -- вы, видимо, поклялись убить меня, вызывая мое беспокойство и нетерпение!
-- Вас, герцогиня? Вас, такую неустрашимую амазонку!
-- Идите же, неблагодарный. Право, вы не стоите, чтобы за вас дрожали.
-- Как же это понять, герцогиня? -- спросил Бофор, разваливаясь на кушетке перед камином.
-- И еще он спрашивает! -- воскликнула красавица Монбазон, устремив на него пламенные взоры. -- Тот за кого я жизнь готова отдать!
-- Милая Мария, этому я верю, но...
-- Довершайте.
-- Зачем же жертвовать жизнью? Стою ли я такого самоотвержения?
-- Лучше оставим это, Бофор, вам не понять меня.
-- Правда, я давно изучаю вас, но признаюсь, до сих пор не могу понять вас.
-- Оттого и не можете, что вы легкомысленны, ветрены, по привычке к легким успехам у женщин, вы ставите всех на один уровень.
-- Вы это ставите мне в укор?
-- Нет.
-- Послушайте, милая Мария, если бы у меня был другой характер, если бы я похож был на тех людей, которые беспрерывно заняты своими корыстными расчетами и выгодами своего честолюбия, мог бы я внушать любовь женщинам?
-- О! Не говорите этого, Бофор! Когда я думаю о том, как вы ветрены, как вы непостоянны, тогда моя любовь превращается в ненависть, тогда я думаю только о крови и смерти!
-- Ого! Герцогиня и после стольких лет!..
-- Сколько лет! А вы, видно, считаете их?
-- Когда вы позволили мне в первый раз сказать вам, что вы прекрасны, это было...
-- Замолчите! Я не знаю, не хочу знать! Это было вчера!
-- Вот как! -- сказал Бофор, задумавшись.
-- Что с вами сегодня?
-- Ничего.
-- Как! Вы только что возвращаетесь после самого безумного предприятия, в котором рисковали жизнью...
-- Если бы оно не кончилось такой забавной комедией.
-- Согласна, однако, отправляясь, вы не могли знать, что так случится. Словом, вы вернулись здравы и невредимы и не сказали ни одного доброго слова вашему лучшему другу.
Бофор взял руку герцогини и медленно приложил к ней губы.
-- У вас есть что-то на душе, и все мои подозрения восстают с новой силой. Да, вы отправились вместе с герцогиней де Лонгвилль. Признайтесь же, вы все еще любите ее?
-- Я питаю к ней глубочайшее уважение.
-- О! Вы напрасно хотите обмануть меня, я понимаю эти дела. Если бы я устроила подобное предприятие, вы, наверное, нашли бы какой-нибудь предлог, чтобы не сопровождать меня.
-- Напротив, я ваш раб и пойду за вами на край света.
-- Да, это только так говорится! Но признайтесь по совести, вы все еще влюблены в эту красивую блондинку с величественными манерами добродетельной женщины, а, в сущности, она самая продувная кокетка в мире.
-- Герцогиня...
-- Берегитесь, говорю вам, берегитесь! Я отомщу, отомщу жестоко -- вам или ей?
-- Позволите ли мне сказать вам хоть одно слово?
-- Говорите.
-- Предупреждаю вас, я затрону очень щекотливый вопрос. Но я знаю, что у вас достанет ума и сердца, чтобы разобрать его. Помните ли, год тому назад, в то время, когда вы были уверены в моей мнимой любви к госпоже де Лонгвилль и я вам доказал, что она любит другого, -- мы с вами тогда были в ссоре, не помню уже по какой причине -- случай опять нас свел и мы -- помните ли, какое мы дали друг другу обещание?
-- Какое это обещание? -- спросила герцогиня, прикусив губу и судорожно сжимая руки.
-- Мы сказали друг другу: "Жизнь коротка, зачем же отравлять минуты наслаждения укоризнами, сценами, требовательностью, которых всегда легко избежать? Зачем нам не жить с полной доверенностью к личному достоинству, без чего благородные люди перестают уважать друг друга?"
-- Правда, вы говорили почти этими словами -- я помню это.
-- Тогда же мы с вами условились, что первый из нас, кто перестанет любить...
-- Я так и знала! -- воскликнула герцогиня Монбазон, и бледная, дрожа всем телом, она вскочила с места.
-- Тише, герцогиня, ваш муж услышит...
-- Что мне до мужа? Есть один человек в мире, который имеет право на мою жизнь, на мое чувство -- это вы, остальной мир не существует для меня!
-- Что вы, милая Мария!
-- Так вы перестали меня любить?
-- Я этого не говорил.
-- О! Я понимаю вас, ваша всем известная деликатность внушает вам желание подсластить отвратительную пилюлю, но вы хотите сказать, что не любите меня.
-- Прошу вас, Мария, успокойтесь.
-- Мне успокоиться, когда вы смеете возвещать мне самое жестокое несчастье, какое только может поразить мое сердце? Но, знаете ли, если бы ангел смерти явился передо мною в эту минуту и сказал: "Настал твой час", так и тогда я не так бы перепугалась... Он разлюбил меня!
Прекрасная герцогиня упала на кушетку. У Бофора не достало мужества, и он, подхватив ее на руки, с нежностью прижал к груди своей это пламенное сердце. Но она с яростью оттолкнула его.
-- Уходите! -- сказала она пылко. -- Уходите вон, пока еще есть время. Слушай, Франсуа, если ты останешься здесь еще минуту, я не ручаюсь за себя, я могу тебя убить.
-- Что же? Мария, убивайте. Нет сомнения, что этим вы окажете величайшую услугу кардиналу Мазарини.
-- А вы думаете, что он так много занимается вами?
-- Я знаю, что он удостаивает меня этой чести. По этой причине я пришел к вам. Не хотите ли вступить со мной в союз?
-- В союз с вами?
-- Кажется, понятно.
-- Для какой цели?
-- Мне хочется заняться политикой.
-- Посмотрим, какие у вас планы, -- сказала герцогиня, глядя во все глаза на любимого и неузнаваемого ею Бофора.
-- Что вы думаете насчет брака Шарлотты Шеврез с принцем Конти?
-- Что это самая блистательная партия, какой можно было желать для фамилии Шеврез и Монбазон. Вы знаете, прекрасная Шарлотта приходится мне родней, потому что я вышла за ее родного деда.
-- Так послушайте же, милая Мария, если вы хотите доказать мне свою любовь, а вы, надеюсь, хотите этого?
-- Ах, Бофор, поостерегитесь! Если вы вмешаетесь в политические замыслы, то наделаете много дурного и бесславного и перестанете быть рыцарем великодушия и чести, каким мы знаем и любим Франсуа де Вандома.
-- В основании моих политических соображений лежит честное дело.
-- Посмотрим.
-- Я желаю, чтобы брак Шарлотты Шеврез с принцем Конти не состоялся.
-- Подумали ли вы, что говорите?
-- Разумеется, иначе не стал бы и говорить.
-- Но муж мой, все родные, целый свет очень дорожат этим браком.
-- Согласитесь, однако, что помешать этой свадьбе -- доброе дело.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Принц Конти -- человек, преисполненный чести, прямодушия и... простодушия. Женить его на хорошенькой Шарлотте -- ведь это...
-- А! Так это вы ее любите! -- воскликнула герцогиня в бешенстве.
-- Нет, нет, Мария!
-- О! Вы напрасно хотите обмануть меня, я это предчувствую.
-- Клянусь вам честью дворянина!
Ярость высокомерной герцогини не погасла от этой клятвы.
-- О! Я узнаю, кто она.
-- Герцогиня, -- возразил Бофор, вставая и стараясь схватить руку, отталкивавшую его, -- будьте довольны тем, что вы первая красавица во Франции, и откажитесь раз навсегда от трагической ярости, которая доказывает только то, что вы не правы.
-- Франсуа, дайте мне честное слово, что вы никого не любите?
-- И вы тоже!
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Ничего, -- сказал Бофор, припомнив, что от него требовалась недавно та же клятва.
-- Но я требую от вас этой клятвы.
-- А я не хочу ее давать, -- сказал Бофор, нахмурившись.
-- Ну, берегитесь, я отомщу за себя.
-- Нет, Мария, вы не сделаете этого.
-- Да, я открою, кто она, и тогда мой гнев и ненависть падут на нее, кто бы она ни была.
-- Послушайте, Мария, это будет самое сильное средство навсегда оттолкнуть меня от себя.
-- Ага! Он любит, он любит другую, а не меня! -- воскликнула несчастная, убитая горем.
-- Мария, не забудьте же, что я очень хочу, чтобы этот брак не состоялся, и в этом случае полагаюсь на вас.
-- Я не могу, не могу этого, -- сказала она глухим голосом.
-- Вы сделаете, если любите меня.
Бофор взял ее руку, поднес к губам и запечатлел на ней долгий пламенный поцелуй, который мог укротить сердце бешеной ревнивицы. Затем он поднял драпри и исчез. Оставшись один в отдельной комнате и затворив за собой потайную дверь, он долго смотрел на нее.
-- Это было в последний раз! -- уверял он себя. -- Да, в последний раз я переступил этот порог.