Простившись с отцом, Луиза осталась в твердом убеждении, что он не решится поехать в Орлеан, а так как ее характер был совершенной противоположностью характеру отца, то она остановилась на отважной мысли -- отправиться самой в Орлеан и там разыграть роль настоящей властительницы.
К счастью, советники герцога Орлеанского имели ту же мысль, так что Гастон дал свое согласие на такое дело, избавлявшее его от тяжелой необходимости.
Ранним утром другого дня герцог Орлеанский послал своего церемониймейстера уведомить принцессу об этом решении и передать приказание немедленно ехать.
Луиза Орлеанская, как истый полководец, провела весь день в важных распоряжениях и послала предупредить своих дам, которые, изображая ее главный штаб, должны выли ехать с ней. Однако она не знала, идти ли прощаться с отцом или нет? Характер отца изменчив, она боялась, как бы он не раздумал и не лишил ее возможности совершить геройские подвиги. Но госпожа Фронтенак успокоила ее, предсказав одобрительные толки по поводу ее поездки. Тогда она пошла к отцу, проститься и принять последние приказания.
-- Прощай, любезная дочь, будь осторожна, главнее, -- говорил принц, целуя принцессу, -- употреби все усилия, чтобы воспрепятствовать королевской армии переходить через реку Луару, -- вот все, что я могу тебе приказать.
На великолепном коне выехала принцесса из замка; рядом с ней ехали ее маршальши, графини Фьеске и Фронтенак; позади еще несколько амазонок, в числе которых была и Генриетта Мартино, гордясь счастьем показаться парижанам в изящном костюме и со шпагой на боку, как подобает адъютантам.
Множество офицеров, юношей восторженных и преисполненных отваги, составляли свиту; за ними следовали телохранители и швейцарцы Орлеанского дома.
У всех дам, как и у кавалеров, на шляпах было по символическому пучку соломы -- кокарда, принятая фрондерами.
Герцог Орлеанский стоял у окна и от души любовался, когда проезжал отряд прелестных амазонок; в это время, чтобы пропустить блистательную свиту, вынуждены были посторониться носилки, в которых сидела закутанная в покрывало дама.
Герцогиня Монбазон, глядя на кавалькаду, ничего не могла понять. Высунувшись из носилок, она удивилась, увидев Луизу Орлеанскую в синем, вышитом серебром кафтане, в пуховой шляпе с пером и широкой бархатной перевязью через правое плечо, а на перевязи -- шпага.
"Опять маскарад!" -- подумала герцогиня.
Луиза выехала из Парижа через Монруж, пересела в карету в Рамбулье, остановилась переночевать в Шартрэ. На следующий день у городских ворот появилось пятьсот всадников.
-- Это королевские жандармы, -- сказала графиня Фьеске, -- мы арестованы в самом начале нашего похода.
Вдруг два всадника отделились от отряда и подъехали к карете, сняв шляпы. То был герцог Бофор в сопровождении Жана д'Эра.
-- Ваше высочество, -- сказал герцог, -- ранее я получил приказание командовать конвоем для охраны герцога Орлеанского. Льщу себя надеждой, что ваше высочество удостоите принять меня в той же должности.
-- Конечно, кузен, конечно, -- отвечала принцесса, чувствуя, что на сердце у нее отлегло.
Герцог Бофор скомандовал, и отряд разделился на два эскадрона; легкая конница понеслась впереди кареты; второй же эскадрон, состоявший из жандармской команды, но в ливреях дома Кондэ, окружил карету.
Герцог ехал у правой стороны кареты, Гонтран слева. Так ехали они около часу. Вдруг авангард остановился.
-- Что там такое? -- спросила принцесса.
-- Курьер из Орлеана к его высочеству; он остановлен передовыми.
-- И хорошо сделали. Я прочту депеши, если они на имя отца.
По знаку Бофора в руки принцессы было подано письмо.
-- Это добрый знак, -- сказал Бофор, глядя, как дочь без всяких колебаний распечатала депешу на имя отца.
-- Господа, -- провозгласила принцесса, -- вот содержание депеши: король объявляет господам орлеанцам, что он проведет ночь в Клери, а завтра в шесть часов утра вступит в Орлеан, куда уже послал свой совет.
-- Надо его опередить! -- сказал Бофор тихо.
-- Вперед! -- скомандовала принцесса. -- Надо торопиться, останавливайтесь только тогда, когда надо дать отдых лошадям.
В Тури небольшой отряд получил сильное подкрепление: герцог Немур примкнул к нему во главе шестисот всадников.
Бофор нахмурился, увидав своего зятя, с которым имел несчастье всегда ссориться. Он понимал, однако, что в нынешних обстоятельствах разлад был опаснее всего, и твердо решил воздерживаться от ссоры.
Немедленно был собран военный совет. Воинственная Луиза Орлеанская, помня приказ отца, выразила мнение, что нельзя позволить неприятелю переправиться через Луару. Для этого были приняты надлежащие меры, и герцоги Бофор и Немур немедленно отправились со своими отрядами в путь.
Принцесса, переночевав в Тури, выехала на другой день рано утром, охраняемая только своей свитой, под предводительством Жана д'Эра.
Было десять часов утра, когда отряд остановился в двух милях от Орлеана. Из города выехал начальник ее конвоя, еще вчера посланный туда Бофором для предварительных переговоров.
-- Ну что скажете? -- спросила принцесса, когда офицер подъехал к ней.
-- Ваше высочество, орлеанские власти умоляют вас не продолжать своего пути, так как в противном случае они вынуждены будут воспрепятствовать вашему вступлению в город.
-- Мне! Дочери их властелина?
-- Ваше высочество, у южных ворот находятся в эту минуту министр юстиции и члены королевского совета и требуют, чтоб их немедленно впустили в город.
-- Следовательно, нельзя терять времени, -- сказала принцесса, приказывая ехать вперед.
К одиннадцати часам утра она подъехала к Банньерским воротам, но ворота были заперты и заставлены рогатками.
Принцесса одна подошла к воротам и постучалась набалдашником своего хлыста к городскому сторожу.
В воротах открылась форточка, и в ней показалось испуганное лицо одного из начальников городского караула.
-- Спешите объявить старшинам города Орлеана и губернатору, вероятно, все тому же господину де Сурди, что дочь их властелина желает вступить в город.
-- Ваше высочество, я в отчаянии, что должен вам доложить о том, что господа старшины не могут вам повиноваться.
-- Я буду ждать в этой гостинице, -- сказала принцесса, указывая на большой дом в двадцати пяти шагах от ворот, над которыми красовалась вывеска с орлеанским гербом.
Весть о прибытии принцессы быстро распространилась по городу, и все жители сбежались к воротам, радостно приветствуя принцессу.
Эти восторженные заявления показали принцессе, как мало было связи между народонаселением города и городскими властями. Она подошла к краю рва и, сняв свою шляпу, грациозно махала ею в ответ на шумные приветствия. Рукоплескания и крики до того усилились, что она долго ждала, пока можно было говорить.
-- Добрые друзья! -- закричала она, сколько хватило сил, -- если вы желаете видеть меня поближе, то бегите в ратушу и распорядитесь, чтобы для меня были отворены ворота.
-- Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини! -- бушевал народ.
Принцесса, однако, не добилась желаемого. Тогда она стала прохаживаться по краю городского рва в надежде, что найдутся люди, более верные ее отцу. За ней последовали только госпожи Фьеске и Фронтенак.
На дороге встретились еще ворота, защищаемые караулом. Караульный офицер, увидев принцессу, выстроил в ряд своих солдат, и отдал ей честь.
-- Капитан! Отворите мне! -- закричала она.
Народная толпа и здесь прокричала ей восторженное ура, а офицер знаками показал, что у него нет ключей.
-- Так разломайте ворота!
Офицер развел руками и показал, что не смеет.
-- Капитан, вы обязаны по закону повиноваться мне, как представительнице моего отца, герцога Орлеанского, нежели начальникам города.
-- Точно так, ваше высочество.
-- Так повинуйтесь же.
Капитан поклонился, но не был расположен исполнять ее приказания.
-- Берегитесь, капитан, я силой войду, и тогда моей первой заботой будет наказать вас за неповиновение.
-- Что вы делаете? Ваше высочество, -- остановила ее госпожа Фронтенак, -- время ли теперь угрожать?
-- Как знать? Бывают минуты, когда угрозами больше возьмешь, чем просьбами, это мой город, и я хочу, чтобы мои люди отворили мне ворота.
Еще прошла минута, и принцесса раскрыла рот, чтобы произнести энергичное проклятие, но сейчас же до крови прикусила губу.
Между тем командир городской стражи стоял неподвижно, и принцесса принуждена была пройти мимо, а в ее хорошенькой голове вертелись самые зловещие мысли, как бы отомстить за себя. Так оказалась она на берегу реки. У пристани было причалено много лодок; в каждой лодке стоял лодочник, держа весло стоймя, отдавая ей честь.
-- Да здравствует принцесса! -- закричали лодочники, узнав ее.
Лодочники составляли в Орлеане отдельную и очень сильную корпорацию. Принцесса при первом взгляде на них сообразила, какую выгоду можно извлечь из преданности этих удальцов, хоть бы только в том, что можно было с ними разговаривать, не имея нужды кричать во всю глотку.
-- Ваше высочество, -- сказал один из них, приближаясь к принцессе, -- ваш отец -- наш властелин, и мы другого не признаем. Мы сами, наши жены, дети и лодки наши -- принадлежат вам.
-- Дети мои, вы верные слуги, и я благодарю вас. Ваши городские начальники и рады бы отворить мне ворота, но не смеют, опасаясь возмездия за самоуправство. Вы честные люди, живете своим трудом и не знаете, в каком страхе живут люди богатые или знатные; вы не понимаете глупых расчетов, внушаемых честолюбием. Вот почему я буду гордиться и считать за счастье, что в моих предприятиях помогать мне будут лодочники, а не мещане.
-- Так, еще раз повторяем: мы ваши, мы станем делать, что будет приказано только вашим высочеством.
-- Прекрасно. Не можете ли вы перевезти меня к воротам Фо, которые выходят прямо на воду и откуда мне будет легко войти в город?
-- С величайшею радостью; только зачем же так далеко забираться? Ведь вот близехонько ворота Брюлэ?
-- Нет, эти ворота замкнуты и крепко охраняемы, как и другие.
-- Это не беда! Ваше высочество, дайте только нам позволение, так мы разом выломаем ворота: минут через пять вы будете там.
Принцесса сунула руку в сумку, которая висела у нее на перевязи, как у мушкетеров, и стала горстями бросать лодочникам все золото и серебро, которое у нее было.
-- Поторопитесь же, -- сказала она, -- надо дорожить временем.
Лодочники вооружились топорами и шестами и тотчас же принялись ломать ворота, которые были на спуске к реке; вскоре и принцесса, несмотря на острые камни и колючий терновник, терзавшие ей руки и ноги, вскарабкалась до платформы и своими криками и обещаниями поощряла атаку.
Когда принцесса увидала, что ворота порядком попорчены, когда услыхала, что по ту сторону ворот граждане принялись действовать заодно с лодочниками, тогда она велела своей свите возвратиться к каретам, сказав:
-- Я хочу доказать орлеанцам, что без телохранителей, одна и с полным доверием к ним вступаю в их город.
Ворота были укреплены двумя огромными железными полосами; но доски посередине вывалились, и оказалось довольно большое отверстие, так что одному человеку можно было пролезть.
Один из лодочников взял принцессу на руки и просунул ее в отверстие, караульный офицер, стоявший с другой стороны ворот, принял принцессу на руки и помог перебраться в город. Как только принцесса показалась за воротами, тотчас раздался барабанный бой.
Со всех сторон сбегались густые толпы народа с оглушительными криками: "Да здравствует король! Да здравствуют принцы и наша принцесса! Долой Мазарини!" Луиза Орлеанская с радостью увидала, что у всех этих добрых людей, точь-в-точь как в Париже, был пучок соломы на шляпах или в петличках.
Мигом принесли деревянный стул. На него посадили принцессу, два здоровенных лодочника подхватили стул на плечи и понесли при общих криках народа с триумфом по городу. Её свита с каждой минутой увеличивалась, властительница Орлеана торжественно появилась перед ратушей, где все еще продолжали рассуждать, отворить ли принцессе ворота или нет?
Перед ней в большом смущении предстали губернатор и городские старшины, изъявляя ей свою преданность.
-- Господа, -- сказала принцесса, желавшая скорее успокоить депутацию, -- вас удивляет способ моего вступления в город. Но видите ли, природа не одарила меня большим запасом терпения, мне надоело дожидаться у Банньерских ворот, пока к вам побежали за ключами. Тогда я пошла прогуляться вдоль городской стены и, увидав, что ворота Брюлэ отворены, я прошла через них. Вы должны радоваться, что у вас такая решительная принцесса, потому что это избавляет вас от всякой ответственности за прошлое перед особой короля. Что же касается до будущего -- за это берусь отвечать я.
Все градоначальство преклонило перед нею колени.
-- Я за все отвечаю, -- подтвердила она, -- тем более имею на то право, что ваш город есть достояние моего отца.
-- Ваше высочество, -- отвечал мэр, -- смиренно просим прощения, что заставили вас ждать, но мы все собирались, чтобы в полном сборе градоначальников выйти к вам на встречу.
Принцесса выслушала эту ложь с видом полного доверия.
-- Я верю этому, -- отвечала она, -- не сомневаюсь и в том, что теперь ничто вам не препятствует выставить, как сделали это все орлеанцы, эмблему вашей приверженности моему отцу. Сделайте это не только на ваших шляпах, но и на башне ратуши, которая, если не ошибаюсь, видна издалека.
Желание было приказанием. Мигом все градоначальство выставило на шляпах пучок соломы, и Бог знает откуда она так скоро им в руки попалась! Не успели оглянуться, а на шпиле высокой башни ратуши раскачивался великолепный сноп соломы.
Принцесса отправилась во дворец, где обыкновенно останавливался герцог Орлеанский, когда приезжал в свой город. Все дворянство, городское и деревенское, спешило толпами ко дворцу засвидетельствовать ей свою преданность. Принцесса благосклонно выслушала приветственные речи представителей всех сословий города, воздававших должные почести дочери их возлюбленного властелина. С этого дня она стала распоряжаться в городе как главный его начальник.
Когда в галерее скрылись последние красные и черные одежды, мэр города подошел к принцессе и сказал:
-- Ваше высочество, городские дамы в большом количестве собрались в смежной зале и ожидают счастья вам представиться.
-- Дамы? -- спросила она торопливо. -- Но это моя приятнейшая обязанность принять их.
Она проворно подошла к двери, которую отворил перед нею один из служителей ратуши. Действительно, комнаты были наполнены густыми массами дам. Тут было все женское народонаселение: дворянки, чиновницы, купчихи, простолюдинки, торговки, гризетки и даже еще ниже -- все восторгались геройскими подвигами Луизы Орлеанской, все жаждали насладиться лицезрением этой достойной внучки Генриха Четвертого.
Махая шарфами и цветами, женщины теснились вокруг прекрасной героини, приветствия слились в один радостный гул: "Да здравствует принцесса!"
Вдруг храбрая амазонка побледнела и сделала шаг назад. Но врожденное ей качество мужества и решительности преодолело нечаянное чувство страха, она продолжала улыбаться посетительницам.
Она побледнела и отступила потому, что увидела в первых рядах ту, ненависти и интриг которой надо было остерегаться: она увидела величественную и прекрасную герцогиню Монбазон.