Рано утром в коадъюторский дом прилетела Шарлотта Шеврез. Гонди был поражен ее встревоженным лицом.
-- Это ли вы мне обещали, Гонди? -- воскликнула она, входя в известный читателю кабинет.
-- Как вы хотите, чтобы я отвечал вам, если не говорите, в чем дело?
-- Но вы должны были сеять раздор между ними, а посмотрите, в какой дружбе они все живут.
-- И теперь, как всегда, вы столь же прекрасны, как и нетерпеливы, -- отвечал любезный коадъютор.
-- Гонди, вы не можете понять, как я страдаю при мысли, что принцы Кондэ и Конти могут восторжествовать.
-- В чем же состоит их торжество?
-- Они завладеют французской короной.
-- Разве я не существую?
-- Ну, право, ваше спокойствие восхищает меня! Вы сидите взаперти в вашем дворце, а принц Кондэ одерживает победу за победой. Бордо, Гиенна, Перигор, Сентонж и не знаю еще что, все в его руках. Туренская и Орлеанская провинции ему принадлежат, герцог де Лонгвилль опять завладел Нормандией, а герцог Лотарингский -- севером...
-- А я Парижем.
-- То есть вы и герцог Бофор?
-- Нет, я один. Если хотите иметь тому доказательства, то потрудитесь последовать за мной ко всем приходским священникам. Одни они обладают доверием своих прихожан, а их прихожане -- моя собственная паства. Говорю вам, что все идет как по маслу, как я сам приготовил.
-- Что вы рассказываете, я сама понимаю дух парижан! Что бы вы ни говорили, парижане преданы, если не совсем принцу Орлеанскому, то вполне герцогу Бофору.
-- А вот погодите немножко, герцог Бофор и принц Орлеанский скоро будут смертельными врагами.
-- Ах! Как хотелось бы мне это увидеть!
-- И увидите.
-- Но я хочу сейчас же.
-- Терпение.
-- А когда у меня его нет, Гонди? У меня кровь горит от ожидания, и я очень жалею, что не последовала моему первому вдохновению: нарядиться бы мне амазонкой по примеру принцессы и явиться во главе армии. Давно бы я сокрушила все преграды около престола, и король был бы могущественнее, чем когда-нибудь.
-- Неужели вы не понимаете, что прежде всего надо сокрушить Мазарини?
-- Ну, вот вы все свое!
-- Это моя цель.
-- Разобьетесь вы сами у этой цели.
-- Не думаю.
-- Скажите мне, по крайней мере, что вы придумали, чтобы Бофора сделать общественным врагом.
-- Ну, вот опять!
-- Гонди, умоляю вас, не имейте тайн от меня.
-- Шарлотта, вы единственная поверенная всех моих тайн, я ничего не скрываю от вас, но если я вам что говорю, то под условием строжайшей тайны.
-- Изменила ли я вам когда-нибудь?
-- Нет, но ваша сильная привязанность к матери заставляет меня иногда побаиваться вас.
-- Мать моя ничего не узнает от меня.
-- Ну, так слушайте. До нового переворота мне необходимо, чтобы Гастон с Бофором оставались союзниками. Вот поэтому я сделал новую попытку. Я предупредил Гастона о сношениях его дочери с...
-- С кем же?
-- Что в имени? С одним человеком.
-- Неужели принцесса откажется быть женой короля?
-- Принцесса полоумная, и будет она женой короля, когда я ей прикажу это, а пока я обвенчал ее.
-- Неужели?
-- Да, я обвенчал ее с тем, кого она любит.
-- Вы сами благословляли ее брак?
-- Почти.
-- Вот вздор какой!
-- Поистине, я это совершил.
-- Неправда, неправда! Вы обманываете меня.
-- Вам известно, что принцесса овладела Орлеаном как истинная героиня. Она заставила выбить ворота, после этого подвига, совершенного ею с увлекательным изяществом, вышел такой результат, что король с мазаринской армией вынужден был отступить в Бургундию, а принцесса вздумала отправиться в Сен-Фаржо, чтобы перевенчаться.
-- Но с кем же?
-- Именно в это время король со своим двором нашел убежище в Сен-Фаржо, а в мои расчеты не входило сделать ее королевой Франции безнаказанно. Преданный мне аббат в это время случился в Сен-Венсенской церкви, что в окрестностях Орлеана и...
-- Кончайте же!
-- И венчальный обряд совершился.
-- Аббат попал туда как раз вовремя?
-- Подослан мной, говорю вам. Он намеревался следовать за принцессой в Сен-Фаржо, но уговорил... ее жениха привести принцессу в Сен-Венсенскую церковь.
-- Гонди! -- сказала Шарлотта дрожащим голосом и крепко сжимая ему руку.
-- Что случилось?
-- Вы обвенчали принцессу с принцем Конти?
-- А если бы и так, вам какое дело?
-- Но Конти должен был на мне жениться?
-- Какое вам дело, если вы не любили его?
-- Но наш брак был объявлен. Опять отразится на мне испытанный уже позор! Подумали ли вы о том? Нет, вы об этом не вспомнили даже, иначе, я уверена, вы избавили бы меня от нового удара.
-- Успокойтесь, прекрасная Шарлотта, не принц Конти был счастливым смертным.
-- Даете мне честное слово дворянина?
-- Даю.
-- А когда так, какое мне дело, кто он? -- воскликнула молодая красавица, мигом успокоившись.
-- Вы очень рассудительны, однако позвольте вам заметить, что ваша ревность к принцу Конти не очень льстит моей любви к вам, очаровательный мой друг.
-- Вы ничего не понимаете в женском сердце. Впрочем, я не знаю, к чему ведет это?...
-- Как только его высочество герцог Орлеанский узнает об этом прекрасном браке, вслед за тем последует его разрыв с... с принцами. Разрыв безвозвратный, уж за это я ручаюсь. Затем, как все это утвердится, супруг ее высочества исчезнет у меня, и выйдет она за короля.
-- Исчезнет, исчезнет... о! Как она будет защищать его.
-- Уж это мое дело. Моя паутина так хорошо заткана, что мне почти жаль, зачем я показал вам ее основу.
-- Слушайте, Гонди, теперь я требую мести. Вы не увидите меня здесь и не смейте отыскивать средства увидеться со мной до тех пор, пока не сообщите мне, что принцы Кондэ и Конти и вся их семья приговорены к вечному изгнанию, или заключены в Бастилию, или мертвы.
-- Это само собой разумеется. Сказано и сделано, -- подтвердил Гонди, многозначительно пожимая ей руку.
-- Прощайте и не забывайте этого обещания, -- отвечала она.
-- Как, вы уже уходите?
-- Да, в ожидании известия.
Шарлотта Шеврез, не слушая сердечных убеждений косдъютора, поспешила оставить его.
Отель герцогов Шеврез находился на улице Сен-Тома неподалеку от отеля герцога де Бара. Только что поравнялась она с его подъездом, как из темного углубления вышел человек и посмотрел на нее так пристально, что она невольно задрожала и ускорила шаги.
Неизвестный бросился вслед за ней и нагнал ее в ту минуту, когда она положила руку на молоток у своих ворот.
-- Позвольте, -- сказал он, становясь перед ней и не допуская ее стучать, -- вы сейчас вышли от коадъютора, а он вас недостойно обманывает, впрочем, как и всех.
Молодая девушка с презрением и высокомерием окинула его взглядом с головы до ног и ничего не отвечала. Но она имела дело с опытным человеком, который не боялся презрения.
-- Он обманывает вас, и вот вам доказательство. Не говорю уже о том, что он ухаживает за герцогинями Лонгвилль и Немур, которые щадят и приберегают его на всякий случай, он еще вступил в союз с герцогиней де-Монбазон.
Шарлотта хотела возражать, но он предупредил ее желание.
-- Сегодня утром герцогиня Монбазон приехала из Орлеана в свите ее высочества, и первый ее визит был к Гонди. Она сидела два часа с ним взаперти.
У молодой девушки сердце билось так, как будто хотело выскочить из груди, однако она скоро оправилась, думая, что известия из подобных источников не стоят доверия.
-- Пропустите меня, -- сказала она холодно.
-- Если бы вы знали, какое живое участие заставляет меня объяснять вам эти подробности, то не стали бы сомневаться в моих словах.
-- Что за участие и к кому?
-- Участие к королю, которого вам бы не следовало выпускать из вида, потому что от одного короля зависит сделать вас первой статс-дамой при дворе. Принц Конти не переставал любить вас, одно слово короля -- и принц опять будет у ваших ног.
-- Но для того, чтобы король мог...
-- "Фрондеры взяли солому своей эмблемой, -- это добрый знак!" -- сказал кардинал Мазарини, когда до него дошла эта весть.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Кондэ, Конти, Бофор, Гонди, герцог Орлеанский, в особенности герцог Орлеанский, все они возвратятся к королю и сочтут за счастье принять его условия.
-- Но я не вижу причины...
-- Фронда имеет своих амазонок, а у двора их нет. Устройте прелестный эскадрон из храбрых героинь, окружающих вас, противопоставьте его отряду ее высочества, и вы увлечете парижан, они побегут за вами, как бегают теперь за принцессой. Вы непременно восторжествуете над всеми, потому что законное право на вашей стороне; и тогда уже вы будете предписывать законы всем... и господину Гонди тоже -- ах, как он недостоин вашей любви.
Шарлотта устремила проницательный взгляд на незнакомца, закутавшегося в плащ до самых глаз, так что лица не было видно, но он выдержал строгий осмотр.
-- Я знаю вас, -- сказала она.
-- Я друг Мазарини и считаюсь мертвым... Но не могу сказать, кто я.
-- Каким же образом?
-- Вы последуете моему совету?
-- Может быть, в нем есть и хорошее, но я не знаю, что скажет моя мать?
-- Герцогиня сама отважная и непременно одобрит ваше намерение. Может быть, и для себя прикажет оседлать коня, чтобы подать вам пример.
-- Очень может быть.
-- Герцогиня лавирует, желая сохранить дружеские отношения во всех партиях, она служит посланницей королевы, посредницей у кардинала. Во всех партиях ее подозревают. Не идите по ее стопам.
-- Но коадъютор тоже служит королеве.
-- Он служит только себе -- лицемер и обманщик!
-- Как вы смеете...
-- А вы станьте прямодушно за короля, увлекайте как можно более дам в вашу партию, за ними повлекутся их обожатели, и тогда вы восторжествуете даже над герцогиней Монбазон, беспощадным врагом Мазарини и вашей соперницей.
-- Как вы смеете...
-- Да разве это неправда?
-- Вы произнесли слова, которые требуют объяснений. Скажите, почему кардинал Мазарини воскликнул, что это добрый знак, когда узнал, что фрондеры приняли эмблемой пучок соломы?
-- Этот пучок соломы, который так нахально выставляется напоказ торжествующими мятежниками, не привязывается ли также к головам животных для означения, что они продаются?
-- Итак, кардинал Мазарини...
-- Он самый тонкий политик древних и новейших времен. Для него меч -- нелепость, грубое оружие, распространяющее всюду зло и нигде не делающее добра. Молния, которая мимолетно проблеснет и исчезнет... "Господа фрондеры прицепили пучок соломы на свои шляпы -- значит, они продажны".
Незнакомец сделал низкий поклон и удалился на прежнее место. Шарлотта Шеврез едва стояла на ногах. Мысль о борьбе отнимала у нее силы. Тщеславие, любовь, мщение боролись в ее сердце. Война между женщинами воспламеняла ей голову и сердце, но ее пугала пропасть, не имеющая ни дна, ни края, пропасть, называемая неизвестностью.