Когда измена доходит до крайности, тогда она разливается с силой разъяренных волн. Все уступает ее стремлению, и нет такой человеческой силы, которая могла бы ей сопротивляться. Если настигнутые жертвы не погибают в ту же минуту, им остается только бежать.
Герцог Бофор искал убежища у своего отца. Герцог Вандомский, сын Генриха Четвертого и Габриэли д'Естрэ, с глубокой печалью встретил сына в своем замке Анэ, из которого Филибер, Жан Гужон и кузен сделали чудо искусства.
-- Бедный безумец, -- сказал он сыну, -- как ты мог верить хоть одну минуту, что человек, который покинул твоего отца, Шалэ, Сен-Марса и всех друзей, что этот изменник не сделает и с тобой точно то же?...
-- Я и не верил ему, батюшка, но знайте, не Гастон, а Гонди погубил нас всех.
-- Гонди продал вас за портфель первого министра. Но что же, назван ли он первым министром?
-- Нет еще пока...
-- Ну и пускай подождет. Видишь ли, сын мой, я боролся против Ришелье, а кардинал Ришелье меня победил. А я говорю тебе, что, наверное, Мазарини победил бы и Ришелье. Хочешь ли, чтобы я представил тебе доказательства?
Бофор кивнул головой, изъявляя согласие на эту фантазию старика, а старик вынул большой пакет из кармана и подал его сыну, который рассеянно развертывал его.
-- Если бы ты знал, что находится в этом пакете, то, наверное, поторопился бы прочитать.
Бофор с первого взгляда на бумагу был ошеломлен.
-- Ты принужден был бежать, казалось, ты навеки погиб, и кардинал Мазарини очень хорошо знает, что я заодно с тобой, потому что я не похож на своего брата Гастона, который отрекся от своей дочери. И что же? Мазарини является олицетворением милосердия? Вместо того чтобы отдать тебя в руки палачей, как то сделал бы Ришелье, он присылает мне патент на звание генерал-адмирала с правом передачи этого сана моему сыну после смерти моей!
-- Не может быть!
-- Прочти сам, так в документе означено.
-- Надеюсь, батюшка, что вы откажетесь от его милостей! -- воскликнул молодой герцог с негодованием.
-- Еще бы!
-- И возвратите этому дерзкому министру его оскорбительную милость.
-- Конечно, конечно, -- отвечал старик, кладя бумагу в карман.
-- Но сейчас же, батюшка, разорвите ее на четыре части и отошлите ему.
-- Непременно.
-- Чего же вы ждете?
-- А вот хочется прежде узнать, кто бы это мог приехать к нам? Слышишь, привратник протрубил в трубу, чтобы доложить мне о приезде важной особы.
Они подошли к окну, но было поздно. Прибывшая особа всходила уже на крыльцо, а на дворе стояла взмыленная лошадь. Они повернулись к двери, которая в ту же минуту отворилась, и увидели герцогиню Монбазон. Она была в глубоком трауре и быстро подошла к Бофору, который стоял, пораженный удивлением.
-- Как, это вы, герцогиня, -- сказал он, когда почувствовал на своей холодной руке прикосновение горячей руки страстной женщины.
Тут он обратился к своему отцу, но старик, поняв, что его присутствие было лишним, повернулся уже к двери и вышел тихими шагами.
-- Бофор, -- сказала герцогиня, -- вы в изгнании, вы несчастны... Моя обязанность быть с вами.
-- Герцогиня, с чего вы это выдумали?
-- Не отталкивайте меня, Франсуа! С вашей стороны это будет жестокостью! Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как мой муж удалился в свой замок в Турени, теперь он умер... Я свободна... свободна, слышите ли вы?
Бофор посмотрел на нее с изумлением.
-- Ты не понимаешь меня, Бофор, это потому, что ты не задал себе труда изучить причину моих действий. Я снова приблизилась ко двору, я опять в милости у короля и королевы, и, следовательно, мой муж, пойми это, не может быть в немилости, распространенной на всех фрондеров.
-- Милая Мария, я очень вам благодарен за ваше доброе участие, но не могу подчиниться выраженному вами условию. Поймите и вы, я не могу быть вашим мужем.
-- А между тем ты не женат, -- произнесла она со странной улыбкой.
-- Так это вы отправили герцога де Бара в Бастилию с ужасным известием?
-- Нет, но мне известно, что ваш брак недействителен.
-- По милости ложного священника, который был подослан Гонди, вашим старинным фаворитом. Так вы были участницей и этого гнусного заговора?
-- Нет, клянусь Богом, я этого даже не знала.
-- Что значит для вас клятва? Я не верю ей.
-- А хоть бы и так? Разве я не имею права защищать мою собственность всеми возможными средствами?
-- Остановитесь!.. Теперь прошла пора лжи и измены! Я прервал с вами все сношения, но не хочу от вас скрывать истины, знайте же: во всех моих сношениях с вами никогда не было ни сердечного, ни умственного увлечения. Мне нужны были ширмы, за которыми скрывались бы мои истинные чувства от завистливых наблюдателей; и случай бросил к моим ногам самую опозоренную женщину во Франции...
-- Как вы смеете?
-- Тем хуже для вас, если слова мои вас оскорбляют, но с врагом, погубившим наше счастье, нечего церемониться.
-- Так ваша любовь, так вся жизнь ваша была долгим обманом?... И все это из любви к другой?
-- Из любви к ангелу! Да, из любви к существу, достой ному всякого уважения и почестей -- верьте этому.
-- Но благодарю Бога, это существо от вас навеки ускользнуло, а мщение от меня не ускользнет. Сегодня отдан был приказ всем священникам во Франции, чтобы никто не смел венчать принцессу не только без позволения ее отца, но и без разрешения самого короля.
-- Неужели вы осмелились и это сделать?
-- Да, герцог Бофор, я осмелилась положить бездну между моей соперницей и вами, такую бездну, которую ни одна принцесса в мире не осмелится переступить.
В эту минуту привратник протрубил три раза. Бофор вздрогнул от радости.
-- Что это значит? -- спросила герцогиня Монбазон, сильно встревожившись, не зная почему.
-- Может быть, вы не заметили, что при вашем приезде в замок привратник протрубил только один раз?
-- Ну, так что же?
-- А то, что в замке Анэ принят обычай три раза трубить только для прибытия особы королевской крови. Стало быть, если это не король и не королева, что невероятно, то это только...
-- Она! -- воскликнула герцогиня, бросаясь к двери и силясь преградить дорогу Бофору. Он грубо оттолкнул ее и побежал навстречу принцессе Луизе, которая в это время подъехала к крыльцу.
-- О! Я несчастная! На мне лежит проклятье и позор! -- прошептала герцогиня, неподвижно застыв на том месте, куда ее отбросил Бофор.
Луиза Орлеанская сидела в карете, ее шталмейстеры Жан д'Эр и Флавиньи на лошадях держались у дверей кареты -- она не хотела выходить.
-- Отец отрекся от меня, -- сказала она Бофору, -- он не хочет даже дать мне убежище ни в Немуре, ни в Орлеане, ни в Блоа. Король прогнал меня из Парижа, я еду в Сен-Фаржо. Хотите ехать со мной?
Бофор, не задумываясь, сел к ней в карету. В ту минуту, когда тяжелый экипаж выезжал из ворот замка, всадник, покрытый пылью, подъехал с письмом в руках и тотчас вручил его Бофору.
-- Это от Гонди, -- сказал герцог, посмотрев на всадника и узнав печать.
-- Письмо от этого изменника!
-- А все-таки посмотрим, чего ему надо от меня.
-- На вашем месте я отослала бы письмо, не распечатывая его.
-- Но и от изменников иногда можно услышать что-нибудь дельное... Вот посмотрите, не правду ли я говорил? Вот вам и доказательство.
Принцесса прочла следующие слова:
"Приезжайте скорее в Париж. Я сам перевенчаю вас, и тогда вы всего можете требовать".
-- Это опять западня, -- прошептала принцесса.
-- А может быть, мы понадобились ему, -- возразил Бофор, -- впрочем, чего же мне требовать? Мне и желать-то теперь нечего.
-- В таком случае поедем в Сен-Фаржо.
-- Нет, Луиза, прежде всего я хочу, чтобы нас обвенчали. Ваша честь этого требует. А потом пускай со мной делают что хотят. У нас осталось одно это средство, воспользуемся им.
Напрасно принцесса старалась отговорить Бофора. Кончилось тем, что она велела повернуть в Париж. Карета подъехала к воротам Бюси, но тут ждал их отряд мушкетеров, которые, узнав по мундиру шталмейстеров, что за особы сидели в карете, тотчас окружили их.
-- Именем короля, я арестую ваше высочество, -- сказал начальник.
Бофор даже не пробовал сопротивляться и тотчас же вышел из кареты.
-- Вот настоящий Иуда-предатель, -- сказал он, вспомнив про коадъютора.
-- О! И я за тобой, -- воскликнула принцесса.
-- Поезжайте скорее в Сен-Фаржо, -- сказал Бофор принцессе, -- я найду средство присоединиться к вам.
Пораженная неожиданным ударом, Луиза Орлеанская не возражала. Неподвижно смотрела она, как подали ему лошадь, как ее муж, ее возлюбленный Франсуа скрылся на улицах Парижа, город показался ей страшным чудовищем, поглощающим свои жертвы. Несколько минут она провела в безмолвном раздумье. Жан д'Эр спросил, куда она прикажет ехать.
-- В Лувр! -- воскликнула она...
А в это время герцог де Бар, не чувствуя более необходимости скрываться, высоко задрал голову. Одетый по последней моде, вошел он в коадъюторский дворец.
-- А, это вы, герцог! -- сказал кардинал Ретц, приветствуя гостя и смотря на него с каким-то страхом.
-- Я, и, как всегда, к вашим услугам, любезный друг.
-- Как! Вы все еще держите мою сторону?
-- Как это? Я не понимаю вас.
-- Что же тут непонятного? Вы защищаете меня там, где на меня нападают -- в собраниях у королевы.
-- Нет нужды вас там защищать, потому что королева вас очень любит.
-- Какую чепуху вы городите!
-- Так вы мне не верите?
-- Как же верить? Ведь меня столько раз обманывали!
-- Что вы! Разве вас обманывают?
-- А то как же. Разве меня назначили первым министром?
-- Но разве вы не получили кардинальскую шапку?
-- Нет, отвечайте на вопрос, разве я первый министр?
-- Ну, любезный Гонди, потерпите немножко.
-- Неужели вы думаете, что можно терпеливо ждать давно желаемый предмет только потому, что когда-нибудь он будет твой? Полноте, одни женщины обладают такой добродетелью.
-- В таком случае позвольте откровенность, -- сказал герцог, в первый раз принимая серьезный вид, -- каким образом вы хотите добиться того, чего вы не просите? Вы совсем не показываетесь ни в Пале-Рояле, ни в Лувре, а хотите, чтобы все для вас делалось!
-- Мне нельзя терять времени.
-- Смотрите, какой деловой человек!..
-- Разве у меня нет дел в епархии? Разве нет у меня заботы о моей пастве, о бедных?
-- Любезный кардинал, рассказывайте это добрым мещанам и набожным барыням, но не думайте обмануть друга и соседа Шарлотты де-Шеврез.
-- А хоть бы и так, -- сказал коадъютор, прикусив себе язык до крови, -- но человек в моем сане и с моим значением не является туда, где не уверен, что его примут хорошо, с должными почестями.
-- Кто мог вас уверить, что вас примут дурно?
-- Но разве мне не отказывают во всех милостях для моих друзей?
-- Это для того, чтобы иметь удовольствие объявить вам о том лично.
-- Говорят вам, что меня стараются отдалить.
-- Как вы ошибаетесь! При последнем приеме королева сказала, что удивляется, почему вы не бываете у нее.
-- Она сказала это?
-- Это так верно, как то, что я сижу перед вами.
-- Да, но это, может быть, потому сказано, что было много народу, -- заметил коадъютор, пожав плечами.
-- И никого не было, кроме меня, госпожи Мотвилль и Лапорта.
-- Правда ли это? Не обманываете ли вы меня?
-- Клянусь вам! Довольны ли вы теперь?
Гонди на минуту задумался. Он задавал себе вопросы: имеет ли этот человек какую-нибудь личную выгоду, чтобы обманывать его, действительно ли расположена к нему королева? Он не верил посреднику, а между тем так страстно желал получить наследство Мазарини, что чувствовал, как сердце его при одной мысли о возможном орошалось благотворной росой, которая называется надеждой.
-- Хорошо, я поеду удостовериться в справедливости ваших слов.
-- Когда же?
-- Скоро.
-- Досадовать или дуться -- значит сознавать свое бессилие, а вам еще нет причин выказывать свое бессилие.
Гонди опять задумался. Он проницательно посмотрел прямо в лицо герцогу; такого взгляда изменник не вынес бы без смущения.
-- Хотите ли, чтобы я высказал откровенно свою мысль?
-- Говорите.
-- Но обещаете ли и вы мне отвечать откровенно?
-- Хорошо. Ну, так что же?
-- Вас подослал кто-нибудь ко мне?
-- Клянусь вам, нет!
-- Ну, помните же, что вы поклялись.
-- Дайте мне поцеловать ваш крест. Я присягну, если хотите, протянув руку к этому священному символу, -- сказал герцог невозмутимо.
-- В таком случае, я не настаиваю.
-- Так решено, вы придете в Лувр?
-- Приду, -- сказал Гонди принужденно.
-- О! Ваше обещание неискренне, лучше скажите, что у вас на душе.
-- Видите ли, если я сопротивляюсь вашему желанию... так это потому, что... что оттуда могут меня отправить...
-- Куда?
-- В Бастилию.
-- Неужели это не на шутку вас останавливает?
-- А неужели этого мало?
-- Конечно, если б тут была хоть тень основания. Напротив, никто не думает делать вам зла. Только и говорят, что о ваших добродетелях и высоких достоинствах вашего ума. Я не удивлюсь, если ваши желания в отношении вас и ваших друзей будут выполнены.
-- Вы поклялись, что пришли ко мне по вашему собственному желанию, -- так ли это?
-- Поезжайте завтра в Лувр и сами увидите.
-- Ничего не обещаю.
-- Чтобы рассеять всякое подозрение, скажу вам новость.
-- Какую?
-- Некоторые фрондеры сильно беспокоят вас, но добрые люди постарались устранить с вашей дороги того, кто менее всего доставил бы вам удовольствие при встрече.
-- Герцога Бофора?
-- Его самого.
-- Что с ним сделали?
-- Его поймали в прекрасную ловушку, которая была устроена случаем, а лучше сказать, вами.
-- Так где же находится герцог Бофор?
-- В Бастилии.
-- Так вот что! -- воскликнул коадъютор, вздрогнув и поняв, в чем дело.
-- Вы его ждали здесь. Ваша записочка послужила нам на пользу!
-- Вот и прекрасно! -- воскликнул коадъютор. -- Это мой задаток, теперь мне ни в чем отказать нельзя.