Ренэ, не теряя времени и не давая себе отдыха, рыскал по улицам, зорко всматриваясь в лица прохожих, стараясь отыскать неизвестного, но твердо врезавшегося в его память человека. Того, который насильно отвлек Тиртена от обязанностей паяца.
Центром его главных наблюдений были дворцы коадъютора, Бофора и де Бара. Никто из многочисленных слуг и посетителей, входивших и выходивших из этих домов, не мог бы похвастаться, что укрылся от его зоркого глаза.
Вереницы карет подвозили знатных гостей обоего пола к подъезду ратуши. Уже множество нарядных граждан и гражданок весело прошли туда же пешком, а Ренэ все еще не думал, что и ему пора приодеться для бала. Неподвижно стоял он под навесом небольшого дома и не спускал глаз с парадного подъезда коадъюторского жилища: ему показалось, что там промелькнуло знакомое лицо.
Это был отвратительный нищий; только не Гондрен, который имел маленький рост. Нищий же был очень высоким, хотя прихрамывал и горбился.
"Уж, не де Бар ли это?" -- подумал Ренэ. Он не обманывался в своем предположении.
Нищий проскользнул в коадъюторский дом и, как хорошо знакомый с его устройством, тотчас отыскал узкую лестницу, которая вела в часовню. Под его опытной рукой пружина двинулась, потайная дверь открылась, через несколько минут он предстал перед лицом хозяина.
-- Что за странная фантазия превратиться в такую фигуру? -- спросил кардинал Гонди. -- Право, любезный герцог, мне никогда бы и в голову не пришло, что вы можете так преобразиться.
-- Да и мне тоже.
-- Нет, не протягивайте мне руки; я не прикоснусь к ней, хотя и знаю, что все эти язвы и струпья поддельные. Ваш вид так ужасен! Нечего сказать, любезный друг, вы -- мастер уродовать себя. Сам черт не узнал бы вас.
-- Пожалуй что и так, зато враг не ошибется.
-- Так этот дурак Мартино сам дался в обман?
-- Не совсем, но яд впущен, и со вчерашнего дня советник почувствовал ревность, а это много значит. Но я рассчитывал, что она разом избавит меня от проклятого лотарингца. Теперь же придется отыскивать другой путь. А пока я принес вам интересную новость.
-- О кардинале?
-- Нет. Кардинал присылает вам тысячи приветов и просит вас поддерживать разлад между фрондерами. Но мне сдается, что у меня в руках средство, способное разом сокрушить двух, и самых страшных.
-- Посмотрим, что за средство?
-- Для этого мне необходимо ваше содействие, Гонди, а иначе...
-- Обещаю вам и содействие, если есть возможность.
-- Для меня не тайна, что вы можете отказаться и от меня, и от данного слова. Вот по этой-то причине я и не знаю, какого мне требовать от вас обеспечения.
-- Так чем же я могу служить вашей светлости?
-- Я желаю многого, уже обещанного мне кардиналом Мазарини, что вы должны подтвердить и требовать для меня.
Коадъютор улыбнулся.
-- Я знаю, вы неуловимы, -- продолжал де Бар, -- и достанет ли у вас смелости дать мне бланк, то есть чистый лист бумаги с вашей подписью и вашей гербовой печатью?
-- Почему бы и нет?
-- Я имею право это требовать, потому что тайна, которую я вам выдам, стоит звания обер-гофмейстера, сотни тысяч экю и губернаторства в какой-нибудь провинции -- и это по меньшей мере.
-- По меньшей мере! Черт возьми! Звание обер-гофмейстера принадлежит принцу Кондэ; сотнями тысяч экю располагать может один кардинал; что же касается губернаторства, то на эти места назначаются люди властью самого короля... кто-то будет у нас королем?
-- Что такое?
-- Герцог ли Орлеанский, принц ли Кондэ или герцог Бофор?
-- Ни тот, ни другой, Гонди, вы это поймете, когда узнаете мой драгоценный секрет.
-- Я не желаю его знать.
-- Потому что вы воображаете, будто он в ваших руках. Но клянусь вам, вы не знаете из него даже первой буквы. Кроме тех, кого он касается, он известен лишь мне и Жану д'Эру.
-- Как же вы неразумны, герцог!
-- Отчего?
-- Скажите вы мне это прежде, тогда я никак не посоветовал бы вам подстрекать мужа против вашего "бешеного лотарингца". Пускай бы он завел интригу с красоткой Мартино и разболтал бы ей свою тайну. Женщина не скроет тайны, всегда выдаст.
-- Вы не знаете моего лотарингца.
-- И прекрасно. Это значит, что ключ от тайны у вас в руках.
-- Так оно и есть.
-- Хорошо, я дам вам бланк, на котором будут написаны только слова: "Обязуюсь доставить герцогу де Бару" -- и потом моя подпись и печать.
-- Да будет так.
Новый кардинал подошел к письменному столу, с улыбкой написал обещанные слова и, оставив пробел в три строки, расписался. Кончив это, он зажег свечу и, наложив слой сургуча подле своего имени, припечатал гербовой печатью в кольце, которое носил на пальце.
-- Довольны ли вы -- спросил он у де Бара, подавая ему обязательство.
-- Вы -- очаровательнейший человек, Гонди! С вами приятно вести дела, по крайней мере, вы-то не скряга.
-- Конечно. Но именно это мое достоинство наименее ценится, -- отвечал коадъютор, продолжая улыбаться.
Притворный нищий сложил бумагу и засунул ее за пазуху.
-- Ну, теперь скажите, что это за тайна?
-- Тайна, объясняющая, почему герцогиня де Монпансье оказывает сопротивление и не хочет быть женой короля.
-- Верно, влюблена в кого-нибудь?
-- Конечно.
-- Не ждет ли она, когда овдовеет принц Кондэ, чтобы выйти за него?
-- Нет, еще лучше.
-- Так говорите же.
-- Она любит Бофора.
Коадъютор покатился со смеху. Герцог с невозмутимым видом смотрел на него и только улыбался всем саркастическим выходкам величайшего скептика своего времени.
-- Однако вы дерзкий лжец, герцог де Бар, -- сказал, наконец, Гонди в виде заключения. -- Возвратите-ка мне бланк, если ваша тайна ограничивается этим открытием.
-- Я удивляюсь тому, до какой степени людское безумие всегда увенчивается успехом, до какой степени оно ослепляет даже умнейших людей.
-- А может быть, вы и правы, -- отвечал Гонди, вдруг впадая в раздумье.
-- Понимаете ли, Гонди, если бы я желал просто повредить Бофору, мне для этого стоило бы лишь предупредить об интриге герцога Орлеанского. Но я подумал, что подобное орудие в руках такого искусного мастера, как вы, наделает чудеса.
Коадъютор был поглощен размышлениями.
-- А что, любезный друг, -- вдруг спросил он, -- как вы думаете, нет ли у Бофора какого обязательства?
Тут де Бар рассказал, каким образом он подслушал эту государственную тайну, из чего, однако, Гонди не мог вывести никакого заключения, а де Бар продолжал:
-- Если об этом узнает герцог Орлеанский, он оттолкнет Бофора; если узнает Кондэ, он непременно разорвет отношения с Гастоном.
-- Если Гастон узнает, то принцесса выйдет за короля.
-- Что вы, Гонди! Как это можно! Ведь вы тогда погубите все партии фрондеров и бросите их связанными к ногам кардинала Мазарини.
Коадъютор не поднимал глаз, собираясь с мыслями. Замечание де Бара осталось без ответа.
-- Герцог, даю вам мое архиепископское благословение, -- сказал, наконец, коадъютор, подтверждая слово делом. -- Вы заслужили его, если хотите, я сейчас же заполню пробел вашими условиями.
-- Это мы еще успеем, время терпит.
-- Хорошо, и меня никто не гонит. Я не скажу, что сделаю из вашего секрета, вы все увидите сами.
-- Я полагаюсь на вас, прощайте!
Притворный нищий спустился по узкой лестнице и, выйдя из дома, скоро очутился в преддверии храма Богоматери. Вдруг перед ним появился другой нищий -- так внезапно, что казалось, вырос из земли.
-- Гондрен! -- воскликнул де Бар, узнав его.
-- Тише! Не произносите моего имени!
-- Вечно ты боишься!
-- Еще бы! Братец красотки Мансо рыскает по улицам точно призрак, всюду поспевает, я уверен, что это он меня разыскивает.
-- Чего же ты боишься? Это добрый малый, который не в силах дойти до рукопашной.
-- А кто его знает, нет ли позади него какого-нибудь носильщика или острого лезвия?
-- Так чего же ты хочешь от меня?
-- Хочу вам сказать, что вчера Ле Мофф чуть было не убил Бофора.
-- А ты веришь Ле Моффу?
-- Еще бы не верить.
-- Ах ты, простофиля! Ле Мофф для нас пропащий человек. Он столько раз промахнулся, так часто выпускал из рук Бофора, что ему нельзя верить.
-- Положим, что так. Но важно то, что народ хотел его растерзать и с неистовыми криками провожал до самой тюрьмы. Теперь ведется следствие.
-- Ну, так что же?
-- А то, что он выдаст меня, покажет, что я его подкупил, а так как я нахожусь на службе у вашей светлости, то...
-- А мне-то что за нужда?
-- О! Ваша светлость, если вы это принимаете так спокойно, то мне и говорить нечего.
-- Ты можешь спать как убитый.
-- Вы не боитесь обличений?
-- Я боюсь только прогневить моего короля, а правосудие никогда не покарает дворянина, получившего почетную рану на службе его величества и известного за самого верного и преданного слугу его первого министра.
-- Вот и прекрасно: вы спокойны и я тоже.
-- Теперь же, Гондрен, ты должен придумать средство, чтоб растолковать Маргарите, что если она хочет добровольно принять, как друга, того человека, который из любви к ней -- понимаешь, из любви -- завлек ее в замок Эвекмон, то ей будет возвращена маленькая сестра.
-- Это не мудреная вещь.
-- Если она откажет, скажи ей, что ей возвратят труп малютки.
-- Она согласится.
-- Сделай это, любезный, и твоя жизнь обеспечена.
-- Сегодня же вечером все будет устроено. Я бегу.
-- В добрый час, я люблю такое усердие. Беги, мой верный слуга, и Бог тебе да поможет.
Несколько секунд он смотрел вслед Гондрену, который вскоре скрылся в направлении Гревской площади, где горели великолепные фейерверки, и все окрестности были блистательно иллюминованы.
Но Гондрен не сделал и десяти шагов, как вдруг выскочил какой-то человек и стал поперек дороги.
-- Это что! -- закричал мнимый нищий, пятясь назад.
-- А вот что, злодей! -- воскликнул Ренэ, схватив его за горло.
-- Ренэ Мансо!
-- Это я, проклятый! Говори, где малютка? -- спросил он и, не давая ему опомниться, смял под себя.
-- Выпусти меня, изверг! -- зашипел Гондрен.
-- Не выпущу, пока...
Но Ренэ не успел кончить, потому что Гондрену удалось вытащить кинжал и воткнуть его в грудь бедного юноши.
Ренэ вскрикнул и повалился навзничь, выпустив из рук Гондрена. Он упал на мостовую, сильно ударившись головой о камень.
Гондрен бросился бежать, но через несколько минут успокоился и тихо направился к ратуше, сверкающей огнями.