Подойдя к крыльцу, герцогиня Монбазон вдруг остановилась: у нее недоставало мужества идти вперед. Бофор крепко держал ее под руку и заставлял подниматься со ступеньки на ступеньку.
На каждом шагу попадались слуги, которые, сидя по углам, перешептывались и глазами вопрошали свою госпожу. Но она никого не видела и, как слепая, повиновалась воле Бофора.
Так дошли они до спальни, где стоял великолепный катафалк с гербовыми украшениями. При тусклом свете свечей, стоявших на столе, они увидели под саваном во всю длину кровати формы неподвижного тела.
Герцогиня очнулась, с энергией, свойственной ее характеру, сказала двум женщинам, которые стояли на коленях и молились:
-- Уйдите отсюда!
Неподвижно встала она посреди комнаты, крепко прижав руку к сердцу, как бы желая сдержать его жестокое биение, другой рукой она поддерживала голову и казалась статуей отчаяния или рокового предопределения.
Бофор подошел к катафалку, смелым движением открыл лицо покойника. Печально рассматривал он черты этого старика: как часто он в душе укорял себя за то, что оскорблял его седины!
-- Так это правда! -- произнес он печально.
-- А ты все еще сомневался, Франсуа? Однако тебе пора бы знать меня, -- отвечала она, не меняя положения.
-- И вы сами...
-- Да, я теперь вдова, -- отвечала она с каким-то адским выражением.
Герцог взял холодную руку покойника и с тоской испрашивал тайну небытия, которая всегда производит на человека особенное впечатление.
-- Я вдова, -- повторила она, подходя к нему и становясь на первую ступеньку катафалка, -- и могу теперь быть твоей женой.
-- О! Никогда этому не бывать! -- воскликнул Бофор с невыразимым ужасом и отвращением.
-- Никогда? И это ты говоришь? Как? Ты меня отталкиваешь в минуту, когда я вижу, что все мои надежды сбылись? В этот торжественный час, когда я говорю тебе: "Друг мой!" Я читала в твоей душе, я давно уже разделяла все твое честолюбие. Как ты, я давно уже ждала времени, когда сбудутся планы, созданные твоим мощным гением. Теперь настал желанный день -- и именно в этот день ты отталкиваешь меня в бездну мрачных мыслей и мучительного отчаяния! Нет, нет, у тебя недостанет для этого варварского мужества. Ты поймешь, что все, сделанное мной, сделано для одного тебя. И если ты достигнешь цели, и народ возложит корону на твою голову, то я должна сделаться королевой.
-- Вам быть королевой? -- воскликнул принц, выпрямившись и глядя с высоты величия на эту дерзкую преступницу. -- Вы хотите быть подругой моей жизни? Вам повелевать первым дворянством в Европе, храбрейшим народом в мире? Неужели вы думаете, будто я питаю честолюбивые надежды возложить на себя корону? Неужели вы думаете, что я согласился бы разделить с вами почести и благословения народа? Полноте -- это чистое безумие.
-- Нет, Бофор, не безумие, а сила воли.
-- Как! Вы осмеливаетесь говорить о священных узах, тогда как всегда попирали их без стыда, тогда как самовольно, может быть, посредством ужаснейшего преступления разорвали их над бездной могилы?
-- Ну да, это правда! Ты угадал: я сама себе предоставила вдовство.
-- Вы!
-- Да, я положила руку на сердце и чувствую его спокойным. Я налила яду, думая о тебе, герцог Бофор.
-- И вы смеете признаваться в этом!
-- Да, смею, потому что люблю тебя.
-- Но вы внушаете мне отвращение, разве вы это не видите?
-- Нет нужды! Преступление связывает нас навеки; твоя судьба -- моя судьба: если ты падешь, и я паду; если ты возвысишься, и я хочу возвыситься с тобой.
Бофор, не отвечая, медленно спускался со ступенек.
-- Куда вы идете, герцог?
Молча направился он к двери. Она бросилась за ним и преградила ему путь, став у дверей.
-- Ты не уйдешь отсюда.
-- Чего вы еще хотите?
-- Хочу быть твоей спутницей навеки; я не пущу тебя прежде, нежели ты поклянешься мне.
-- Что значат для вас клятвы? Разве вы верите им?
-- Твоей поверю.
-- Не ожидайте от меня другой клятвы, кроме той, что я век буду презирать вас и избегать вас.
-- Берегись, Бофор, ты еще не знаешь, до чего может простираться гнев разъяренной женщины.
-- Вы ничего не сделаете, ни на что не решитесь ни против меня, ни против кого другого, в противном случае, клянусь вам, и на этот раз я сдержу клятву, я призову вас в суд и донесу на вас за убийство вашего мужа.
-- А я скажу, что ты был моим сообщником.
-- Никто не поверит вам. Поступки вашей прошлой жизни осудят вас. Если вы вздумали бы представить меня сообщником вашего преступления, то вас заставят притянуть к делу всех ваших любовников, как прошлых, так и настоящих.
-- Бофор, будь осторожнее, я и тебя не пощажу.
-- Не боюсь я вас; в случае опасности я имею привычку прямо идти ей навстречу. Притом же советую вам быть благоразумнее, потому что молва народная часто разносит свои обвинения с необыкновенной быстротой, и если не я донесу на вас, то обличит вас этот мертвец, на лице которого проявятся неоспоримые признаки вашего преступления.
Герцогиня бросилась к постели и с жадным любопытством взглянула на лицо своего мужа.
-- Герцог де Монбазон! -- воскликнул Бофор сотрясающим голосом, -- встаньте и скажите всем, что женщина, которая клялась честно носить ваше имя, бросилась с ним в бездну грязи и увенчала свою позорную жизнь самым страшным преступлением.
-- Франсуа!.. -- сказала герцогиня, отступая в ужасе. -- Это ужасно! Смотри, смотри!
Она все отступала назад, глаза ее налились кровью, рот открылся, руки протянулись к катафалку, как бы защищаясь от страшного призрака.
Но не призрак привиделся ей. Герцог Монбазон пошевелился, сдернул с себя саван, потом медленно приподнялся на своем смертном ложе и, с удивлением озираясь по сторонам, тихо сказал:
-- Где я?...
Герцогиня, воображая, что это привидение или что она помешалась, упала на колени и в испуге воскликнула:
-- Что это?... Он говорит...
Закрыв лицо обеими руками и опустив голову, она оставалась неподвижна, как бы в ожидании, что весь мир обрушится на нее.
Долго тянулась эта минута... Выйдя наконец из оцепенения, герцогиня встала и тоже начала озираться по сторонам, как бы стараясь сообразить, что это значит.
Старый герцог опять упал на свое ложе, но она не осмеливалась на этот раз удостовериться в его смерти.
Бофор скрылся... У герцогини недоставало храбрости, чтобы снова прикрыть саваном лицо мужа и положить на грудь свесившуюся руку. Медленно сходила она со ступенек катафалка; все ее мысли поглощены были ненавистью и свирепой любовью.
-- Да, -- сказала она, -- надо всех оттеснить от него. Когда я нанесу смертельный удар его любовнице, тогда он будет принадлежать мне.
Она приказала позвать своего домоуправителя, который немедленно явился перед ней.
-- Герцог де Монбазон не умер, скорее посылайте за докторами.
Вслед за этим она ушла в свою спальню и, созвав своих горничных, стала заботиться о туалете для бала, который давали на другой день в ратуше старшины города Парижа.