Въ разговорѣ вышелъ перерывъ. Маруся не начинала опять о томъ же. Марья Трофимовна продолжала бояться чего-то.
Но Маруся не выдержала.
-- Вы думаете, мамаша, что я зря?.. Такъ вотъ вамъ въ двухъ словахъ... Одинъ артистъ, здѣсь онъ на время, московскій, слышалъ мой голосъ, сейчасъ далъ депешу туда, въ Москву, антрепренеру, и если я согласна, хоть сейчасъ... на хорошее жалованье...
"Антрепренеръ... Москва... одинъ артистъ... хорошее жалованье"...
Эти слова завертѣлись въ головѣ Марьи Трофимовны.
-- Въ оперу?-- выговорила она.
-- Экъ вы... сейчасъ! Мало ли я о чемъ мечтала. Къ этому что ли опять возвращаться!..
-- Кто же этотъ артистъ?
-- Вѣдь вы не знаете... если я и фамилію скажу... Бобровъ... Всѣ отъ него тамъ въ восторгѣ. Какой баритонъ, въ родѣ какъ теноръ... Въ "Синей бородѣ" и здѣсь пѣлъ... вѣнокъ ему поднесли.
-- Стало быть это... въ опереткѣ?
Марьѣ Трофимовнѣ не на что было ходить въ театръ -- развѣ къ раекъ; а оттуда она ничего не видѣла, да и задыхалась отъ жары. Но театръ она ужасно любила, съ дѣтства. Она читала всегда съ удовольствіемъ все, что стоитъ подъ рубрикой "Театръ и музыка", знала названіе пьесъ, сюжеты ихъ, даже и оперетокъ.
Вотъ она и вспомнила сейчасъ, что "Синяя борода" -- оперетка, и, кажется, она читала на дняхъ объ этомъ артистѣ Бобровѣ.
Не схватило за сердце еще сильнѣе. Все для нея стало мигомъ ясно.
Этотъ пріѣзжій опереточный пѣвецъ хочетъ сбить Марусю, подманиваетъ ее, увезетъ съ собою въ Москву, погубитъ ее.
-- Маруся!-- вырвалось у ней почти со слезами,-- Бога-ради не дѣлай ты этого...
-- Да чего? Чего не дѣлать-то?.. Не дали и досказать.
-- Я знаю, я вижу -- отсюда...
-- Ха, ха! Вижу!.. Какъ же это?
-- Доучись! Умоляю тебя!
-- Заладили... Коли вы такъ, я слова больше не скажу.
Дѣвушка вскочила и начала одѣваться.
-- Куда ты?
Голосъ продолжалъ дрожать у Марьи Трофимовны.
-- Есть мнѣ интересъ быть здѣсь. Вы матерью считаетесь, все говорите: люблю, люблю; а тутъ счастіе мнѣ открывается... Мнѣ какъ вамъ угодно -- Маруся стояла на срединѣ комнаты и застегивала пальто,-- а я въ гимназіи этой коптѣть больше не намѣрена. Ничего мнѣ тамъ не добиться. Что я въ садовницы что ли фребелевскія или въ педагогички попаду?.. Много много что въ бонны!.. Такъ благодарю покорно.
Она присѣла съ озорствомъ и повернула къ двери.
Марья Трофимовна подбѣжала къ ней, обняла, стала удерживать.
-- Ну полно, скажи толкомъ, Маруся, я тебѣ добра...
-- Слышала тысячу разъ! Прощайте. Мнѣ нужно.
-- Куда же?
-- Нужно... Къ знакомымъ... Теперь ужъ пятый часъ, смеркается.
-- Да какъ же это, Маруся,-- растерянно говорила Марья Трофимовна,-- вѣдь ты опять -- на цѣлую недѣлю?
-- Можетъ, и больше...
-- Ну, я зайду...
-- Нѣтъ-съ... Ко мнѣ я не могу принимать, у меня и комнаты порядочной нѣтъ. Ужъ отъ однихъ этихъ аспидовъ благодѣтелей отдѣлаться, такъ и то благодать.
-- Отдѣлаться... Какъ?
-- Да также, очень просто! Каждый кусокъ считаютъ, такъ въ ротъ тебѣ и смотрятъ... Прощайте, что-жъ вы меня насильно что ли хотите держать?..
Руки опустились у Марьи Трофимовны. Въ звукахъ голоса Маруси было что-то совсѣмъ новое. Такъ прежде она не говорила. Тутъ -- мужчина, любовное влеченье; быть можетъ, теперь уже и поздно?.. Пытливо и тревожно посмотрѣла она въ лицо Маруси: кровь отхлынула отъ щекъ, лицо злое и задорное... Никакой связи съ нею, въ сердцѣ этой несчастной дѣвочки.
-- Богъ съ тобой,-- прошептала она, и ей стало обидно за свое разстройство.
Она подавила слезы, повернулась и, не удерживая больше свою воспитанницу, отошла въ кровати.
-- Прощайте!-- звонко, почти съ радостью крикнула дѣвушка и захлопнула за собою наружную дверь.
Сумерки сгущались. Наступила тишина. Марья Трофимовна присѣла на постель и оглянулась. Никогда она еще не знала такой горечи. И тотчасъ же ее подняло съ постели. Она торопливо начала одѣваться, не прибрала ничего на столѣ... Ее влекло на улицу; она готова была бѣжать въ догонку... Необходимо выслѣдить дѣвочку... Честность, на секунду, возмутилась въ ней...
"Шпіонить за ней? Не шпіонить, а спасти".
Маруся побѣжала на свиданіе, непремѣнно, такъ должно быть!..
"Надо спасти!"
Въ двѣ-три минуты она собралась и была уже подъ воротами. Замокъ щелкнулъ. Она задумалась и не сразу вышла на улицу.
"А зачѣмъ!-- спросила она себя.-- Только еще больше терзаній. Пускай идетъ на гибель".
Но это только промелькнуло. Страхъ за Марусю, упреки себѣ -- "допустила, не доглядѣла" -- грызли ее и подталкивали. На послѣднія деньги взяла бы она извощика; но, быть можетъ, и такъ догонитъ.
Вышла она на улицу. Надо взять на-право... Марья Трофимовна обогнула угловой домъ и глаза ея быстро прошлись вдоль всего троттуара.