В портьеру просунулась курчавая голова с восточным, очень красивым лицом. Такой военной формы, какая была на этом юноше (ему казалось на вид лет девятнадцать) Лука Иванович еще никогда вблизи не видал, хотя тотчас же сообразил, к какому "роду оружия" принадлежит этот "абрек".
От него так и шло серебристое сияние.
— Здравствуйте, князь! — почти крикнула ему m-me Патера, приподнявшись немного на диване.
"Князь" выпрямился, повел плечами с коваными эполетами и прошелся правой рукой по своим кудрям.
Профиль у него был чистейшей кавказской породы, щеки с матовой белизной и усы необыкновенно красивого рисунка.
— Извините, вчерашнего дня опоздал на Невский. Слово «извините» вышло у него, по звуку: "эзвэнэтэ", — и во всей фразе восточный выговор резко заявлял себя.
Он пожал протянутую руку хозяйки и хотел было опуститься в кресло; но, заметив в углу Луку Ивановича, вежливо с ним раскланялся, сказав и ему:
— Извините.
"Ничего-с, — выговорил про себя Лука Иванович. — Мы не взыщем".
— А сегодня вы едете на Невский? — спросила князя m-me Патера.
— Беспременно! — молодым гортанным баском ответил князь, и его темно-оливковые глаза метнули искрами.
"Экий статный зверь!" — похвалил его Лука Иванович.
— И все на той же лошади?
Кавалерийский разговор продолжался.
— Извините, на другом, — выговорил весело князь.
Было очевидно, что слово «извините» служило князю руководной нитью всякой беседы.
— Также кабардинской породы?
— Карабахская кобыла.
M-me Патера чуть заметно поморщилась. Лука Иванович сдержал улыбку. Князь невозмутимо обволакивал хозяйку глазами.
— Курите, князь, — сказала она с особенною мягкостью.
— Благодарствуйте, — выговорил он точно по складам и полез за папиросницей в свои рейтузы, все еще привлекавшие внимание Луки Ивановича: они были в обтяжку, светло-зеленого цвета, с двойным позументом.
Курил князь уже совершенно по-гвардейски, даже папиросу держал русским жестом, огнем внутрь, между вторым и третьим пальцем.
— Не правда ли, m-r Присыпкин, — обратилась m-me Патера в его сторону, — князь очень недурно говорит по-русски, а он всего два года здесь… Ах! я и забыла вас познакомить: князь Баскаков… так ведь кажется?
— Извините… я настоящим манером…
— Да, я знаю, у вас разные есть имена; но я не могу их произнести… есть и Оглы и еще что-то!
Князь рассмеялся и выставил действительно «ослепительные» зубы.
— Я знаю, что вы и так называетесь, и оно гораздо легче.
Князь опять рассмеялся.
— M-r Присыпкин… наш известный литератор…
Лука Иванович не утерпел и поглядел на m-me Патера глазами, говорившими: "да ему-то что за дело до того, что я литератор?"
Но князь как будто бы понял звание Луки Ивановича и еще раз поклонился ему с видимым почтением.
— Позвольте спросить, — отнесся он к Луке Ивановичу, выпучив на него глаза, — вы не учите по-русски?
— Русскому языку? — переспросил Лука Иванович, добродушно оглядывая его горские украшения на груди.
— Все это, что требуется… грамматика… и там еще… как это?
— Да вам разве нужно, князь? — спросила m-me Патера.
— Нет, я теперь учен… ха-ха-ха! а я для товарища… молодой князь.
— Ваш земляк, из одной области? — полюбопытствовал Лука Иванович.
— Извините… он не оттуда, есть племя Адэхэ.
— Как, как? — вскричала m-me Патера.
— Адэхэ, — совершенно серьезно выговорил князь, — малый уж в двадцать лет… а ничего не может… насчет грамматики… Нанял он учителя… дорогой учитель… пять рублей час… честный человек, пять рублей… Фрелин баронесса… как бишь ее… ну, все равно… крестная мать… его тоже крестили… сама прислала этого самого учителя. Бился, бился он — и ничего!.. Со мной говорил: я — это учитель говорит — не могу, потому у него нет в голове ни существительного, ни прилагательного. Два месяца я, говорит, хотел вбить в него — и не могу!
Князь даже встал в жару разговора и расставил ноги. Хозяйка и Лука Иванович с оживленными лицами глядели на него.
— Башка! — воскликнул он и ударил себя по красивому белому лбу. — Учитель ему: вот смотри, князь, дверь ты можешь брать рукам, можешь? Могу. Это — существительное… А какой цвет у занавес? — Красный цвет. Можешь ты брать его рукам! Нет, не могу. Это — прилагательное, понимаешь? — Нет, не понимаю! Тут и говорит ему учитель: ты — дурак, князь, я тебя не буду учить и пять рублей твоих не беру.
И Лука Иванович, и m-me Патера разом расхохотались. Князь представлял все в лицах и старался даже подражать голосам учителя и ученика.
— Так вы желаете, — начал Лука Иванович, — чтобы я занялся вашим товарищем?
— Окажите услугу, парень отличный, честное слово!.. Уж такое племя Адэхэ… у них тут нет (он указал на лоб), как это вам рассказать…
— Мыслей никаких, — подсказал Лука Иванович.
— Истинно, мыслей нет. Например: скажи ему — Бог… у всякого народа есть свой Бог… И понимает кажный… А у Адэхэ и Бога настоящего нет… Потому учитель тоже и говорил мне, что ни существительное, ни местоимение никак башка его не берет!.. Никак!..
Князь махнул рукой и сел.
— К сожалению, — отозвался Лука Иванович, — я не искусен в преподавании.
— Сделайте милость! — крикнул князь.
— Но вы можете кого-нибудь рекомендовать, — заметила m-me Патера.
— У меня нет особых знакомств в учительском мире, но я постараюсь.
Глаза князя как-то заблуждали, точно он потерял нить всякого разговора; но тотчас он весь встрепенулся: нить была снова найдена.
— Сегодня середа, — чуть заметно ухмыляясь, говорил он.
— Середа, — игриво повторила хозяйка.
— Значит, можно надеяться?
— Вероятно…
— Имею честь!
И князь порывисто вытянулся во весь рост: по его украшениям на груди прошла звонкая дрожь. Так же сильно, как и при входе, пожал он руку m-me Патера; она вынесла это рукопожатие, не поморщившись.
— Очень благодарен, — сказал князь, кланяясь Луке Ивановичу, — вот через мадам Патера скажите адрес… пять рублей час…
Одна рука князя в замшевой перчатке сжала баранью шапку, а другой он придержал свою шашку, выходя из гостиной.