Все это будет у меня. А пока я добилась федерального устройства. В известные часы в мой штат центральная власть не проникает. Каждый день мне можно будет употреблять эти часы, как заблагорассудится.
Мне совсем не жалко заграничной зимы. Это таскание по разным зимовкам ужасно мне опостылело. Пора основаться; через несколько месяцев я должна буду решить, где выберу свою резиденцию. Быть может, здесь, в Москве...
Сестра Саша захочет, разумеется, чтоб я бывала у ней как можно чаще. Такая перспектива мне вовсе не улыбается. С тех пор, как сестра замужем, я все не могу понять, как могут они с мужем вести такую пошлую жизнь.
Саша -- не дурная и не глупая женщина. У нее есть некоторый такт. Когда она в духе, она бывает даже остра и забавна. Я никогда не входила с нею в интимные разговоры, потому что не желала знать ее сердечных тайн. Я уверена, однакожь, что она мужа не любит. Она постоянно и заразительно скучает, очень окружена на балах, принимает всевозможных молодых людей, даже самых глупых, и тон ее с ними такой, что я всегда должна делать вид, что ничего не слышу. Мне никто ничего не говорил двусмысленного о сестре моей, но мне сдается, что Сашу считают женщиной не только пустой, а даже больше того...
Какова бы она ни была, муж хуже ее во сто раз. Он не делает ни малейшего шага, который бы показал его желание жить по-человечески. Когда жена не таскает его по заграницам, он проводит дни и ночи в клубе, на охоте, на бегах. Я не знаю ничего тошнее этой пухлой, краснощекой, лысой, вечноулыбающейся, полусонной фигуры. Вряд ли можно вывести его каким-нибудь ударом из этой банальной спячки, которую он считает самым блаженным бытием. Не думаю, чтобы любовь жены, ее верность или неверность много значили в его глазах.
Словом, эта пара живет в беспредельном эгоизме. И она не из самых плохих. На нее наведен лоск, который спасает наше общество от страшной смерти -- смешной пошлости.