Севастопольское ноябрьское восстание было выступлением матросской массы. Матросы в Севастополе поднимаются первыми. Матросы руководят восстанием. Армейцы, колеблющиеся с самого начала, вскоре же отпадают от движения, позволяя уговорить себя своим офицерам, превращаются в усмирителей и даже палачей товарищей-матросов. Но участник восстания — не вся матросская масса, а лишь наиболее сознательная передовая часть ее, преимущественно та, которая обладает известной технической квалификацией. Это — восстание рабочих в военной форме, восстание стихийное, плохо подготовленное и еще хуже руководимое. Не поддержанное в минуту своей вспышки массовым движением в стране, оно сравнительно легко подавлено правительственными силами, сохранившими на своей стороне, преимущества военной техники и организации. Определенной политической цели восстание не достигло. Отчетливого сознания политических задач у массы участников восстания и не было. Однако, на под’ем революционного настроения в стране, в армии и флоте севастопольское восстание влияние оказало. Оно еще яснее показало самодержавию ненадежность его опоры, о чем раньше дало знать восстание «Потемкина».
Из восстания черноморцы вышли разбитыми. Причин этой неудачи было немало.
Прежде всего, оно было не подготовлено. Политическая неподготовленность матросской массы бросается в глаза в первые же дни восстания. Матросы поднимают красный флаг, но вместе с тем поют «боже, царя храни», устраивают молебствия… Еще более политически несознательны армейцы. Отсутствовала в восстании надлежащая организационная подготовка. Слабы были связи матросской массы с партийной организацией. Почти отсутствовала, или, во всяком случае, была очень слаба, связь с севастопольскими рабочими. Конечно, нельзя говорить о розни, якобы существовавшей между матросами и рабочими, как это утверждали севастопольские охранники-жандармы[31], но слабость связи между ними очевидна. Помимо всего, налицо была и полная военная неподготовленность. Не было достаточного вооружения. Даже часть того, которое раньше, имелось в руках, командование успело из’ять. Вооруженной эскадре, орудиям, винтовкам противника приходилось противопоставлять почти один только революционный энтузиазм.
Понятно, что изо всей этой неподготовленности рождалась неуверенность в собственных силах, начинались колебания в матросской среде.
Неподготовлена была масса и к решительным наступательным действиям. Один из руководителей восстания, И. П. Вороницын, утверждал, что идея вооруженного восстания была чужда массе. В еще большей степени она была чужда ее руководителям, социал-демократам меньшевикам и Шмидту. Даже тогда, когда масса уже хваталась за оружие, когда звучали первые выстрелы, меньшевики стремились ввести движение в мирное русло. Меньшевистский комитет был нерешителен, в то время, как необходимо было, по выражению Ленина, «энергичнейшее участие в восстании». Это сказалось вскоре для партии: после неудачи восстания социал-демократы теряют в среде черноморцев свой былой авторитет, и идейное руководство над моряками захватывают эс-эры. Наряду с меньшевиками и Шмидт до последней минуты говорил о мирном характере движения, о необходимости бескровной борьбы. В этой атмосфере и рождались беспочвенные идеи, в роде идеи забастовки военных моряков.
Отсутствовало, далее, планомерное руководство движением. Плана конкретных ближайших боевых действий не имелось и у Шмидта. Он колеблется, героически подставляет грудь, ищет смерти и легко приходит в уныние. Героическое поведение и героическая смерть Шмидта заставляют преклониться перед ним, но не могут помешать разглядеть его ошибки. Частью благодаря ему, частью благодаря другим руководителям уже в ходе восстания был допущен ряд ошибок, пагубно отразившихся на исходе борьбы. Слишком мягко отнеслись к начальству. Во флоте не были арестованы кондуктора, которые повели контр-революционную агитацию; в пехоте оставили офицеров и фельдфебелей. Отсюда рождалась провокация, отсюда шло разложение колеблющейся массы. Не было сделано решительных попыток захватить оружие: оставили пулеметы на Историческом бульваре, не завладели минным транспортом, легко позволили обезоружить себя… Медлили действовать во всем.
Большой политической цели перед глазами массы не стояло. Жертвовать же жизнью ради удовлетворения требований, касающихся службы, стали бы немногие. Поддержки извне, даже из среды близких армейцев, матросы не видели. Руководители в своих речах звали к умеренности и осторожности. Оружием, находящимся в руках, порой оказывались сломанные палаши… И настроение масс, легко повышавшееся, так же легко падало, создавая неблагоприятную для дела атмосферу.
Неудача восстания не уничтожила его исторической значительности. В ряду знаменательных событий пятого года оно осталось памятным моментом борьбы, свидетельствуя о массовых сдвигах в рядах флота и армии. Революционный героизм «очаковцев» был для самодержавия одним из грозных предвестников его приближавшегося конца.