Раз Петр Фотиевич пришел в класс и сказал нам:
— Ребята, завтра пойдем на рудник. Всё, что вокруг делается, вы должны знать: откуда что берется, кто всем пользуется и как пользуется.
На другой день мы пошли к железному руднику. Перед нами открылась глубокая ступенчатая яма рудника. Сотни лошадей, запряженных в двухколесные тележки-таратайки, спускались вниз, на самое дно рудника. На дне воронки люди и лошади казались игрушечными. К яме примыкала гора Высокая. С противоположной кромки рудничной ямы она была видна, как на ладони.
— Вот гора, — указал Петр Фотиевич на гору Высокую, — в ней богатейшее месторождение железняка. И железняк, ребята, магнитный. А знаете, кто владеет этой горой?
Мы вопросительно посмотрели на него.
— Владеет этим рудником и горой князь Демидов. Вот посмотрите, сколько на него работает коней и людей!
В глубине ямы пестрели рубахи рабочих и двигались тысячи таратаек, нагруженных рудой. Помолчав немного, Петр Фотиевич как-то подчеркнуто сказал:
— Вот видите, ребята, какой Демидов богатый!
В другой раз учитель повел нас к домне. Охваченные изумлением и восторгом, мы смотрели, как из доменной печи льется чугун. Точно густая кипящая кровь выбегала по канавке от печи и растекалась широко по доменному двору в сделанные в земле корыта — изложницы.
Вдали эта лавина искрилась золотом и ползла, как гусеница, торопливо ища выход со двора. К ней подскакивал молодой рабочий и втыкал железную лопату в канавку. Огненный поток останавливался и торопливо сворачивал в другую канавку.
В стороне, в широких трубах, протестующе гудела, бунтовала неведомая мне сила, закованная в броню железа. А чугун, как кровь земли, лился из огромной раны, пробитой в теле домны.
Мы вышли молчаливые, подавленные величием зрелища. Петр Фотиевич задумчиво говорил:
— Вот какие чудеса творит человеческий труд, ребята, и всё это делают рабочие.
В другой раз мы пошли в мартен. Учитель хотел показать нам весь путь — от месторождения железа до высшей формы его обработки. Там тоже золотой струей тек металл из огромного ковша в чугунные формы.
В прокатном цехе мы видели, как раскаленные слитки легко летели в валы, вытягивались и покорно ложились лентами на чугунный иол.
Мы уходили домой молчаливые, осторожно ступая, точно боясь обронить всё то, что получили на заводе. В сознании нарастало что-то смутное, волнующее и протестующее. Казалось, что в мозг брошена горсть пороха и недостает спички, которая взорвала бы этот порох.
Вскоре после этого на уроке Денисов поднял руку и спросил:
— П-п… Петр Фотич, а как в земле выр-ыр-родилось железо?
Этот вопрос точно оглушил весь класс. Легкий шум, тихая возня и покашливание сразу прекратились. Перед нами стоял учитель и с ласковой улыбкой говорил:
— Как родилось железо? Это, ребята, большой вопрос. Нужно разобрать часть геологии.
— Расскажите, Петр Фотич, расскажите хоть маленько! — полился к учителю бурный поток голосов.
И вот он легко и просто рассказал нам, как родилась наша земля, как она была раскалена, подобно солнцу, и какой огромный, не исчислимый годами промежуток времени потребовался, чтобы она остыла и чтобы на ней возникла жизнь.
Я вспомнил попа, который нам рассказывал: «Да будет свет», сказал бог. И стал свет».
— Р-р-ребята! — сказал после урока Денисов, шагая рядом с нами и держась за ремень ранца. — К-как быть-то?
Его маленькие глазки в темнорыжих ресницах странно поблескивали.
Мы молчали и ждали, что дальше скажет Денисов. А он, подумав, продолжал:
— П-п-оп, бгбг-батька г-говорит так, а Фф… Фотич — иначе. Где п-п-равда?
— У Фотича! — тяжеловесно сказал Егор.
Я согласился с Егором.
— П-по м-моему, тоже, а бг-батька врет, г-голову м-морочит нам, — сказал Денисов.
На другой день на уроке закона божия я не вытерпел и поднял руку. Отец Александр угрюмо посмотрел на меня и спросил:
— Чего тебе?
— Батюшка, — спросил я, — у Адама было два сына: Каин и Авель. Каин убил Авеля…
— Да, у него бог жертву не принял, — дружелюбно пояснил поп. — Ну?
— Ну, Каин-то ведь ушел в другую страну?
— Да.
— Так вот и непонятно, батюшка.
— Чего? — тревожно спросил поп.
— Там от Каина пошел род нечестивый. А он на ком там женился?
— Как «на ком»? — прихмурив брови, спросил поп и встал со стула.
— Так ведь людей на земле было только четверо: Адам, Ева, Каин да Сим.
— Не ври, была еще дочь — Лина.
— Так на сестре, что ли?
— Как это можно?! На сестре! Ты что — татарин? Откуда у тебя мыслишки эти завелись?
Я молчал.
— Кто тебе это внушил?
— Никто не внушал, сам додумался.
— Сам?!
Поп грозно начал подвигаться ко мне. Кто-то хихикнул.
— Что там за смех? Ты, Денисов, что ржешь, над чем?
И, подойдя ко мне, поп зловеще спросил:
— Значит, сам додумался? А ты знаешь: за эти безбожные, басурманские мысли людей раньше на кол сажали! Тебе нужно знать, на ком Каин женился? Тебе жаль, что ты у него на свадьбе не был?…
Отец Александр схватил меня и принялся крепко бить по темени, приговаривая:
— Вот… вот тебе, любезный! Не нашего ума с тобой дело это! Вот, басурман ты этакий!
Мне казалось, будто череп мой разбивали кирпичом. В глазах вспыхивали тусклые огоньки. Ряса попа шуршала над моей головой. Потом он схватил меня за шиворот и потащил к дверям. Я чувствовал, что ворот мой натянулся, пуговки от куртки отлетели, а горло сжималось. Мне было тяжело дышать.
Поп открыл двери и вышвырнул меня в коридор. Я упал на четвереньки. Сдерживая рыдания, я ушел в раздевалку и там просидел до окончания урока.
Домой пришел возбужденный. Вынимая учебники, я с остервенением бросил книжку закона божия — катехизис — в угол.
С этих пор весь класс выполнял уроки попа хуже. Добросовестными были только «Оно» и Коган.
Когана поп всегда ставил в пример:
— Вот смотрите: он — еврей, а учит наш Ветхий завет, а вы?…
В другой раз отец Александр избил меня еще сильнее за то, что я спросил его, как попали люди в Америку, когда думали, что за океаном конец света. С этих пор, входя в класс, тыча указательным пальцем в мою сторону и злобно сверкая глазами, поп говорил мне:
— Вон!
Я забирал книжки и уходил. Я чувствовал, что из школы меня скоро выгонят…
Не оставался безнаказанным и поп. Несколько раз вечером, проходя по улице, где жил отец Александр, я подбирал камень и с наслаждением пускал его в окно второго этажа. Стекло звякало и вываливалось, по комнатам перебегал огонь, торопливо раскрывались двери парадного крыльца. Но я, пользуясь темнотой, убегал в узкий переулок.