Ожерелье белых.
Вечер...
В центре уже зажглось электричество и кипела полным темпом жизнь. Сверкали валюта, бриллианты, текло золото и лилось вино.
Там, в кафе, ресторанах, подвалах решалась жизнь десятков тысяч людей, там запродавались в рабство иностранному капиталу сотни тысяч людей.
А около фонарного столба, против Новосельской, 101, стояли четкие фигуры двух офицеров. Фельдфебель суетился, махал веревкой, выбирая поудобнее фонарь...
Нашел...
Под фонарь притащили трупы Фаддеева и Колосова. Фельдфебель любовно опустился около трупов и, с удовольствием жмурясь, накинул петли на шеи.
-- Он похож на Биллинга. Не правда ли? -- спросил Иванов.
-- Нет. Обман зрения.
И им представился Биллинг, с пьяной улыбкой, любовно застегивающий ожерелье на шее своей любовницы.
И снова скрестились взгляды обоих офицеров и снова ничего не прочли. Ничего...
Четким шагом прошли к автомобилю, сели.
Из раскрытых дверей церкви, в тот момент, когда в воздухе, раскачиваясь, поднимались трупы коммунистов, отчетливо донеслось "Христолюбивому воинству многая лета... Мнооогая леетааа".
Трупы повесили.
Живых повели под усиленным конвоем.
Автомобиль уехал, солдаты ушли, а из церкви на паперть вышли молящиеся.
Толпа охнула, закрестилась, но не без любопытства рассматривала качающиеся трупы.
Что безразличной толпе до убитых коммунистов?
И только редко кто за чашкой чая в домашнем уюте вспомнит о посиневших трупах и, перекрестясь, прошепчет: "Спаси, господи, от наваждения".
По Пушкинской улице спешили Катя и Макаров. Шли, почти не разговаривая, и только шум отдаленного автомобиля заставил их ускорить шаги.
Быстро вошли в типографию.
Машины ровно, однообразно шуршали бумагой, ворочая барабанами на краску.
Разговор... Быстрый, неуловимый, тот разговор, когда слова угадываются по движению губ.
-- Разгромили.
-- Жертвы есть?
-- Наверное.
Так разговаривать умеют люди, находящиеся в постоянном напряжении, люди, всю жизнь находящиеся начеку. Автомобиль остановился у типографии. В дверях остановился Энгер.
-- Приказ готов?
-- Печатается.
И, когда ротмистр Энгер подошел к машине, в дверях появился Иванов.
Лица, полувыхваченные из тьмы, замерли в одном движении, в одной мысли.
Ротмистр Энгер четко сфотографировал взглядом рабочего, скользнул по Макарову и, наклонившись, взял с машины листок.
"ПРИКАЗ
Войскам Новороссийской Области
27 сентября 1919 г.
No 33
г. Одесса".
Прочел. Потрепал Макарова по плечу...
-- Молодец. Старайся!
"Постараюсь. Как же, вовсю", -- думал Макаров, накладывая лист за листом.
Энгер, сделав распоряжение, быстро окинул взглядом типографию и, повернувшись, вышел. Иванов, мягко улыбаясь, пошел за ним.
-- Софиевская, 19, -- сказал Энгер, садясь с Ивановым в автомобиль.
Иванов внимательно рассматривал небо, молчал...
Макаров свободно вздохнул и, схватив пачку отпечатанных приказов, подошел к Кате.
-- Ну, идем. Теперь у нас есть пропуск.
-- Откуда узнал?
-- Да вот, -- Макаров похлопал по пачке приказов. Мы несем приказ о мобилизации для распространения его на заводах.
-- Ты, наверное, умеешь работать и во сне?
-- Конечно, -- улыбнулся Макаров.