Курильня Ван-Рооза.
События в эту ночь продолжали развертываться с небывалой быстротой. Весь город, погруженный в тьму, грезил и изредка содрогался от выстрелов, нарушающих покой. Еще по улицам бродило несколько патрулей, да и то они уже потеряли и желание, и охоту искать и ловить, а больше думали об отдыхе. Больше сидели, чем ходили.
Ветер раскачивал громадный фонарь над проломом в стене. Это был вход в "курильню Ван-Рооза". И сейчас сюда с разных концов спешили разные люди с разной целью.
Ван-Рооз давно уже был на месте и флегматично давал распоряжения китайцам и Тзень-Фу-Синю...
Давно уже генерал Биллинг, полковник Каменщиков, Самарова и целый ряд других офицеров предавались пьянству и курению.
Макаров, элегантно одетый, вполне походил на джентльмена, спекулирующего валютой. Катя казалась чересчур благородной кокоткой, но это ей шло и должно было остановить слишком привыкшие к свободе руки.
Подъехали на извозчике к провалу в стене. Автомобиль No 634-1, пыхтя, отодвинулся в сторону, зацепив лучами глаз обе фигуры, Макарова и Кати, быстро вошедших в аллею.
-- Ну, держись, Катя.
-- Я уверена в успехе.
-- Только одно... Помни, ты кокотка.
-- А ты валютчик.
И оба, засмеявшись, спустились по лестнице к сырому подземному коридору.
Липкий воздух, паутина цеплялась за шедших, и под ногами то и дело торопливо шлепали в сторону жирные серые лягушки и шмыгали, быстро цепляясь стрелкой хвоста, крысы.
-- Стой!
-- Тсс...
Макаров и Катя вросли в землю: мимо них быстрыми шагами прошли два офицера...
Через мгновение впереди мелькнул свет. Окно в тумане. Окно в синий свет, окно в фантастику. Мелькнуло на мгновение лицо Тзень-Фу-Синя, мелькнули два офицерских силуэта. Свет заструился в коридор не резким бликом, а какими-то неуверенными лучами. Уперся в ближайшую стену и струился, заставляя жмурить глаза.
Катя и Макаров, сделав несколько шагов, прикрыли лица руками.
-- Ну и свет, черт побери!
-- Я слепну.
Открыли глаза. Перед ними, шагах в десяти, спокойно стояла фигура Тзень-Фу-Синя, а за его спиной, в потоке струящегося света, фигура офицера. Сверкнул погон, на плече задрожал аксельбант: через плечо китайца протянулась рука, пальцем указывая на них...
Определить, кто был офицер, не было возможности, но Макарову и Кате было совершенно ясно, что это был или капитан Иванов или ротмистр Энгер. Офицер, видимо, что-то говорил, так как китаец утвердительно кивал головой, всматриваясь пристальными глазами в Макарова и Катю.
Это было мгновение. Все исчезло, и снова мрак, и снова под ногами шныряли крысы. Макаров щелкнул револьвером.
-- Тсс... Спрячь, ради бога. Выдержка...
-- Нет, я проверил.
-- Китайская могила. Ничего не разберу.
Снова перед ними яркий синий туман, и Тзень-Фу-Синь, улыбаясь во весь рот, склонившись, открыл замаскированную дверь.
-- Добро пожаловать...
Вошли. И сразу их шаги утонули в мягких, настланных на полу, коврах.
Катя и Макаров прибыли в "курильню Ван-Рооза".
Компания генерала кутила. Генерал Биллинг, в расстегнутом френче, с жаром рассказывал анекдот, сам первый трясясь от смеха. Каменщиков усиленно ухаживал за Самаровой, стараясь сорвать поцелуй с ее красивых губ, и Самарова лукаво каждый раз уклонялась, поджимая губы, чтобы затем сразу улыбнуться неудачнику в лицо.
-- Когда... Очаровательная?
-- А вам зачем?
-- Я не могу более.
-- Причина уважительная, -- и смех Самаровой окончательно поощрил генерала и укрепил его веру в свои крупные дарования рассказчика. Он на мгновение остановился... Этим мгновением решил воспользоваться Энгер.
-- Генерал, разрешите.
-- Разрешаю, разрешаю и оставьте наконец меня в покое.
Капитан Иванов, нервно прихлебывая вино, улыбнулся глазами Энгеру, который закусив губу, отошел в сторону.
Другие офицеры "брудершафтились", бессмысленно выпучив глаза друг на друга, и говорили в упор:
-- Болван.
-- Идиот...
И целовались...
В уголку другая пьяная группа пробовала петь, но далее одного куплета никак не могла пойти.
И поэтому, когда Тзень-Фу-Синь, улыбаясь, снова раздвинул струящуюся занавесь перед входившими в общий зал Катей и Макаровым, их сразу встретил бессмысленный смех и куплеты
"Нам каждый гость дается богом..."
и две пары глаз этих вечно чутких, внимательных, проникнутых серьезностью и силой ротмистра Энгера и капитана Иванова. Генерал даже обернулся, наблюдая Катю, увидя ее изящную ножку.
Макаров, небрежно усевшись за столик, окинул внимательно веселым взглядом всю комнату. Катя села, заложив ногу за ногу так, что одну ногу, до колена, выставила совершенно напоказ. Тзень-Фу-Синь принес бокалы с вином...
Генералу стало не по себе, он усиленно стрелял глазами в Катю, не замечая, что его любовь, Самарова, с восторгом и страстью прижалась губами к губам Каменщикова.
Катя подняла бокал до уровня глаз и так взглянула на генерала, что тот даже привстал.
"Вот бабенка, огонь..." -- пронеслось в уме генерала.
Макаров встал и, четко повернувшись к генералу, сказал:
-- Разрешите мне выпить за героическую добрармию в лице ее славного представителя -- вас, ваше превосходительство.
Каменщиков даже бросил целоваться и сразу отрезвленными глазами глянул на Макарова.
"Где я его видел?" -- мелькнула у него мысль.
Генерал встал. О, он не мог отказать в удовольствии чокнуться с таким любезным господином. Самарова потянула его к себе, но генерал, освободившись, чувствуя себя неотразимым, пошел к Макарову в сопровождении Каменщикова.
Чокнулись. Особенно чокнулся генерал с Катей.
-- Разрешите мне просить вас к моему столику.
И генерал предложил руку Кате. Торжествующий пошел с ней. Самарова резко повернулась и занялась Энгером. Макаров, непринужденно усевшись, подозвал Тзень-Фу-Синя и, вынув из кармана бумажник, ловко и быстро показал присутствующим наличие денег. Вынув очень крупную купюру и дав китайцу, Макаров сказал:
-- Шампанского.
Этот жест понравился всем, и даже подозрительный Каменщиков улыбнулся.
Деньги произвели впечатление на всех. Самарова сразу сделалась любезна с Макаровым. Начался легкий диалог, легкий флирт и пьяный туман заструился из шампанского. Стало легко, весело. И только один Энгер иронически улыбался не то своим мыслям, не то маскараду Кати и Макарова.
В комнату вошли англичане.
Генерал, увидя их, сразу вскочил и, торопливо застегнув френч как раз на две пуговицы выше, бросился к ним приглашать за столик.
Барлетт, улыбнувшись, поблагодарил.
-- Благодарю за честь, генерал, я сяду рядом.
И прошел с Дройдом к столику рядом... Энгер, воспользовавшись приходом англичан, приведших в порядок генерала, отозвал его в сторону и сделал обстоятельный доклад о загадочном убийстве князя.
Генерал даже побледнел.
-- Как? Да как они смели!
-- Я не удивлюсь, если кто-нибудь из этой сволочи проберется ж сюда.
-- Тоже скажете, -- улыбнулся генерал. -- Да я их сразу определю... Меня, старого стреляного воробья, на мякине не проведешь.
Энгер улыбнулся.
-- К примеру, что вы думаете об этих...
-- Что? Эти? Вот чудак!.. Ротмистр, вы меня уморите... и, смеясь, генерал снова сел за стол, а Самарова, овладев Энгером, тянула к нему свои обнаженные руки.
Дройд обратил внимание на Катю.
-- Посмотрите, Барлетт, какая прелесть.
-- Да. Я одобряю вкус.
Дройд, приподняв бокал, глазами улыбнулся Кате, губами посылая ей поцелуй. Катя, улыбнувшись, подняла бокал, и они вместе, мысленно чокнувшись, выпили.
Энгер и Иванов, не отрываясь, изучали Макарова и этим выводили его из равновесия. Он внушительно напрягал память, вспоминая, где он встречался с ними, и не мог вспомнить. Но это спокойствия ему не дало, и только железная воля и желание добиться намеченной цели удерживало его от ухода.
-- Кажется, влопались...
Капитан Иванов, прихлебывая вино, прищурившись наблюдал за Энгером и Самаровой, и иногда его тонкое нервное лицо освещалось такой иронической улыбкой, что увидевшему эту улыбку сразу бы сделалось холодно.
*
Джон едва добрался до курильни, ругаясь и отпихивая крыс ногами, и прямо наткнулся в синем провале на Тзень-Фу-Синя.
-- А, мы, кажется, немного знакомы?
-- Тзень-Фу-Синь твой вечный слуга.
-- Вот вы мне и понадобились.
И Тзень-Фу-Синь кольцевым коридором провел Джона в ложу, и сразу около Джона выросли и вино, и трубка, и лампочка для накаливания опийных шариков.
Несколько затяжек черного дыма, и голова Джона немного отяжелела. Перед ним, как в тумане, плавал общий зал, и Джон улыбнулся, узнав Барлетта и Энгера.
Перед Джоном вырос Ван-Рооз. Низкий поклон.
-- Что угодно от нас благородному англичанину?
-- Человека, -- ответил Джон, вынимая трубку и все еще не имея сил сконцентрировать свою волю и мысль на реальности.
Как в тумане, плавали перед ним глаза Ван-Рооза. Вот его руки разжались, и перед Джоном, на ладонях китайца, блеснули две костяные таблички.
-- Красная или белая?
Джон вздрогнул, фантастика носила чересчур реальный характер. Всунул свою трубку с кепстеном в рот. Несколько привычных затяжек вернули Джону его обычное хладнокровие и ясность мысли.
Джон, улыбнувшись и выпустив залп дыма, коснулся рукой красной таблички.
Ван-Рооз поклонился и исчез, растворившись за струящейся занавесью.
Залп кепстена...
Тзень-Фу-Синь склонился перед Джоном.
-- Что угодно?
Джон задумался. Он не мог привести в логическую связь мысль о красных с этим экзотическим китайцем. Он не знал, что Тзень-Фу-Синь был одним из командиров интернациональной бригады. Не знал и того, что несколько часов назад Тзень-Фу-Синь от офицера контр-разведки получил приказ следить за подпольниками-коммунистами.
Только сегодня замкнулся круг мечты Джона, только сегодня Тзень-Фу-Синь узнал подпольных лиц и только сегодня он связался с подпольем.
-- Что угодно англичанину?.. -- и нагнувшись ближе, прошептал: -- красные здесь... что передать?
Джон вздрогнул,
-- Передать деньги. Нет, нет... Записку об освобождении пленного.
Быстро, четко, решительно Джон вынул записку и передал китайцу. Китаец поклонился.
И снова в ложе только дым кепстена.
Макаров уже полулежал на диване рядом о Самаровой и, сложив в трубку пачку денег, дразнил Самарову, хлопая ими по ее ладони. Она не могла их схватить и заливалась счастливым смехом.
Через зал прошел Тзень-Фу-Синь.
И одновременно ротмистр Энгер и капитан Иванов встали и вышли из зала в противоположную дверь. Каменщиков, наблюдавший за ними, наморщив лоб, мгновение колебался. А затем, отправив в рот остатки вина, колеблющейся пьяной походкой направился к выходу.
Лентулов на мгновение остановился в провале под круглым качающимся фонарем курильни и казался черной летучей мышью, так как ветер злобно надувал пиджак. Ветер был прав, он один знал, что это провокатор. И он кричал, захлебываясь от бешенства.
Проооовооо-окаааатооор...
Но кроме ветра это знал также и "7 + 2".