В феврале 1920 года, после полного разгрома Колчака и ликвидации дутовщины, Михаил Васильевич Фрунзе отправился в Ташкент.
Об условиях переезда Михаил Васильевич рассказал в телеграмме В. И. Ленину:
«6 февраля прибыли в Актюбинск. Условия передвижения неописуемы. Поезд два раза терпел крушение. Дорога в ужасном состоянии. Начиная от Оренбурга, все буквально замерзает. На топливо разрушаются станционные постройки, вагоны и прочее. Бедствия усиливаются свирепствующими буранами и заносами. Кроме воинских частей, работать некому, а части раздеты и разуты».
Время в пути было у Фрунзе точно рассчитано. Он изучал литературу по Туркестану, историю мусульманства; читал даже коран. Фрунзе знал, что ему придется вести работу среди местного населения, беседовать с людьми, у которых еще сильны религиозные и национальные предрассудки.
Сотрудники, ехавшие вместе с Михаилом Васильевичем в Среднюю Азию, были предупреждены, что отправляются они туда не на месяц-два, а на годы. Фрунзе требовал, чтобы каждый работник усвоил основы ленинско-сталинской национальной политики и изучил историю, географию и экономику края.
По вечерам, после текущей дневной работы, ближайшие сотрудники собирались у Фрунзе в салон-вагоне. Обменивались дневными впечатлениями о встречах с местным населением и бойцами на остановках, иногда весьма продолжительных. Делились интересными сведениями, вычитанными из книг. Фрунзе умел превращать эти беседы в коллективное обсуждение опыта.
Вечера в салон-вагоне, когда поезд едва тащился по снежной степи, сблизили людей, помогли им узнать друг друга и обеспечили товарищескую спайку в работе.
Михаил Васильевич успел близко изучить своих сотрудников. Незаметно, с исключительным тактом, он обращал внимание товарища на слабые места в его подготовке, помогал советами, которые иногда превращались в обширный доклад по истории партии, национальному вопросу или на военную тему.
Заметив утомление, усталость, Фрунзе умел поднять настроение веселой шуткой или затягивал песню, которую дружно подхватывал хор.
Оставшись один, Михаил Васильевич подолгу стоял перед картой Средней Азии. За мраморными от мороза окнами в глухой ночи тонула степь. По карте Фрунзе следил за важнейшими направлениями, изучал расположение гарнизонов, отмечал пункты сосредоточения врага по поступавшим за день сводкам. Мысль работала над вариантами операций, перегруппировок.
И уже к полуночи приходил ординарец, приносил стакан чаю и ломоть серого пшеничного хлеба с сушеными рыбками или другой незамысловатой снедью, составлявшей ужин командующего. Заканчивал Фрунзе свой день изучением сводок с других фронтов, причем особое внимание уделял Врангелю.
По пути в Ташкент поезд задержался на одной из станций. Фрунзе вышел на платформу. Всюду были заметны следы гражданской войны. На платформе и путях — запустение. В домах разбиты окна, выломаны двери. Какие героические усилия потребуются от рабочего класса, чтобы восстановить разрушенное хозяйство страны!
Из-за станционных строений доносился шум. Фрунзе направился туда. Несколько сот красноармейцев И железнодорожников пилили дрова.
— Что это? — спросил Фрунзе.
— Коммунистический субботник, товарищ командующий, — радостно ответил один из красноармейцев, довольный тем, что командующий фронтом обратился к нему.
Да, вот она, новая форма труда, которая сыграет огромную роль в преодолении послевоенной разрухи и строительстве социализма. Как будто бы случайно возник первый коммунистический субботник по инициативе московских рабочих Казанской железной дороги.
Получив задание дать четыре паровоза для Восточного фронта, они решили отработать в субботу 7 мая 1919 года шесть часов дополнительно и бесплатно и ввести коммунистическую субботу во всех подрайонах до полной победы над Колчаком. В. И. Ленин в статье «Великий почин» указывал, что инициатива железнодорожников, подхваченная всем рабочим классом страны, заслуживает внимания партии.
Фрунзе подошел к работавшим.
— Ну-ка, товарищи, дайте мне пилу.
Распахнув шинель и сдвинув на затылок папаху,
Михаил Васильевич взялся за работу.
— Начнем!
В перерывах Фрунзе рассказывал красноармейцам, какое огромное значение придает партия субботникам, какое огромное значение будут они иметь в борьбе советского народа за коммунизм.
Когда комендант станции доложил, что путь свободен и поезд может следовать дальше, Фрунзе простился с красноармейцами и пошел к вагону. С восхищением и любовью смотрели вслед ему красноармейцы.
М. В. Фрунзе на коммунистическом субботнике.
...Эшелоны войск прибывали в солнечный Туркестан — страну хлопка и песков.
Красноармейцы, вчерашние иваново-вознесенские ткачи, увидев хлопковые поля, обрадовались:
— Вот он, хлопок! Оживут скоро наши фабрики.
Фрунзе приехал в Ташкент 22 февраля.
Военно-политическая обстановка была чрезвычайно сложна. В первую очередь нужно было оздоровить, туркестанскую партийную организацию. В ее рядах шла борьба двух групп: русской и местных национальных работников. Дружной работы не было.
Ознакомившись с положением, Фрунзе сказал:
— Тут надо начинать с азов...
Он созывал совещания, выступал на митингах, беседовал в кишлаках, терпеливо и настойчиво раз’ясняя сущность ленинско-сталинской национальной политики. Тех партийных работников, которые не хотели усваивать и проводить в жизнь линию партии в этом вопросе, освобождали от ответственной работы, а иногда лишали и партийного билета.
Фрунзе и Куйбышев сумели сплотить коммунистов. Фрунзе принадлежала руководящая роль в организации «Союза кошчи» (бедноты и батраков). Этот союз стал орудием воспитания классового самосознания в аулах и кишлаках. Опираясь на поддержку трудового дехканства, партия начала внедрять основные начала земельной реформы. Она имела целью уничтожение неравенства в землепользовании и возвращение коренному населению земель, отнятых колонизаторами царского правительства. Все это проходило в условиях жестокой борьбы с баями и манапами — для них имя Фрунзе было особенно ненавистно.
— Красная армия пришла из далекой России не для завоеваний, — говорил Фрунзе в обращениях к населению, — а для установления братства народов. Братство народов Средней Азии с остальной нашей республикой поможет покончить с войной и строить свободную жизнь. Кто разжигает вражду между народами? Манапы, муллы, русские кулаки. Им выгодна национальная рознь, чтобы нации оставались разобщенными, слабыми и беззащитными перед их властью. И поэтому контрреволюции охотно оказывают помощь англичане, посылая через Персию и Афганистан оружие и деньги.
В приказе по войскам Туркестанского фронта (от 23 мая 1920 года) Фрунзе писал:
«Басмачи не просто разбойники; если бы это было так, то, понятно, с ними давно было бы покончено. Нет, основные силы басмачества составили сотни и тысячи тех, которых так или иначе задела или обидела прежняя власть; не видя нигде защиты, они ушли к басмачам и тем придали им небывалую силу. Вместе с собой они принесли басмачам и поддержку мусульманского населения.
После восстановления связи с Центральной Россией в Туркестане началась лихорадочная работа по устранению всех прежних безобразий, стал преобразовываться аппарат власти, беспощадно стали изгоняться примазавшиеся грабительские элементы, стал наводиться порядок в войсках. Это быстро почувствовало население, и народ стал тянуться в сторону советской власти.
Вожди басмачей, успевшие своей борьбой приобрести большую силу и влияние, учли это и в большинстве признали советскую власть».
В Туркестане еще орудовали банды фанатиков и авантюристов, мешавшие спокойной жизни трудового народа.
Борьба с басмаческими бандами имела специфический характер вследствие их особой тактики и местных условий. Трусливые, когда приходилось иметь дело с большими частями Красной армии, басмаческие банды были необычайно дерзки при налетах на небольшие отряды, малочисленные гарнизоны. Обладая высокой подвижностью, они делали внезапные налеты на железнодорожные станции, заводы, административные центры. Опираясь на поддержку баев и духовенства, басмачи терроризовали местное население. У дехкан, помогавших Красной армии, они уничтожали рисовые и хлопковые поля. Басмачи были хорошо вооружены иностранными интервентами из Афганистана, оккупированного англичанами. При появлении более значительных сил красных войск банды рассеивались и, пользуясь условиями местности, уходили от преследования и собирались вновь в каком-либо условленном пункте.
Методы борьбы, применявшиеся против линейных войск противника, державшего фронт на определенных рубежах, оказались несостоятельными в борьбе с отдельными подвижными группами басмачей. Новая обстановка требовала новых методов борьбы. В приказе от 15 мая Фрунзе ставит войскам задачу:
«1. Занятие сильными гарнизонами всех наиболее крупных селений области, могущих быть базами басмачей.
2. Образование достаточно сильных отрядов для производства активных операций. При каждом гарнизоне иметь летучие колонны для уничтожения мелких шаек, появляющихся в пределах своего района».
Изучив тактику и приемы басмачей, Фрунзе вырабатывает собственную тактику. Гарнизон, подвергнувшийся нападению басмачей, оборонялся, а тем временем выделенный отряд, получив от разведки сведения об окружении гарнизона, отправлялся на выручку. Басмачи, отрезанные от путей отступления, оказывались окруженными и совместным ударом гарнизона и отряда уничтожались. Кроме того, по приказу Фрунзе был сформирован подвижной отряд особого назначения, для которого были подобраны бойцы и командиры, хорошо знакомые с местными условиями.
Учитывая специфические условия Средней Азии, Фрунзе приходилось действовать не только оружием, но и выступать в качестве дипломата. Этим путем предотвращалось излишнее кровопролитие.
Бывший ад’ютант Фрунзе С. Сиротинский рассказывает: «Он (Фрунзе) занят весь день, работает ночью. Автомобиль он заменяет верховой лошадью, карабкается пешком и переплывает реки. Преследует шайку басмачей, возглавляя наскоро сколоченный отряд из команды охраны своего поезда и ближайших сотрудников».
Принимая командиров с докладами, Фрунзе выяснял обстановку до мельчайших подробностей и тут же отдавал краткие, но ясные распоряжения. Военных работников поражала быстрота, с которой Михаил Васильевич схватывал обстановку и делал выводы. Характерной чертой его была смелость решений, готовность итти на риск, если это оправдывалось ожидаемыми результатами.
Значительную часть времени Фрунзе приходилось уделять работе в комиссии ВЦИК по делам Туркестана, по ночам он засиживался в полутемном, затихшем после дневной суеты штабе. Часто Фрунзе выезжал в расположение частей в сопровождении двух-трех ординарцев.
Однажды Михаил Васильевич выехал в район Гиндж-Дуван, где находился сводный отряд курсантов. Район был весьма опасен — там бродили отдельные басмаческие отряды.
Когда один из командиров предупредил его об опасности, Фрунзе спросил:
— А вы очень боитесь?
Тот смутился. Фрунзе рассмеялся и сказал:
— Волков бояться — в лес не ходить.
Для борьбы с басмачами Фрунзе широко использовал национальные формирования. Но на первом этапе борьбы местные национальные части были не всегда на высоте поставленных перед ними задач. В их рядах вели разлагающую работу курбаши — местные главари, не порвавшие связей с басмачеством. Разлагающая работа этих курбашей привела к падению дисциплины в Узбекском полку.
На совещании с командирами Михаил Васильевич указал, какие меры нужно принять для оздоровления Узбекского полка.
— Мы должны изолировать больную часть полка от здоровой, провести проверку состава полка. Очистив таким образом полк, в своей основе по социальному составу здоровый, дисциплинировать его и дать ему хорошую военную и в особенности политическую выучку.
Командиру Узбекского полка Ахунжану было приказано выступить в ташкентский лагерь для переформирования.
Ахунжан, бывший раньше главарем басмаческого отряда, приказа не выполнил. Грубое нарушение дисциплины он пытался об’яснить такими мотивами:
— Наши семьи останутся беззащитными. Я не хочу ехать из Андижана. Мои аскеры (солдаты) из Андижана, я сам из Андижана. Полк остается здесь...
В подобных случаях Фрунзе не останавливался перед крутыми мерами, Это был уже второй случай,
В первый раз, когда одна из частей вздумала обсуждать боевой приказ, Фрунзе приказал предать виновных суду полевого трибунала.
— А в случае необходимости, — приказал тогда Фрунзе, — расстреливать на месте без суда. Сорная трава должна быть вырвана из Красной армии с корнем...
Сейчас от такой сорной травы нужно было очистить Узбекский полк.
Фрунзе сказал Куйбышеву:
— Положение, Валериан Владимирович, в Фергане создается серьезное... Кому-нибудь из нас нужно быть на месте и принять меры. Мы должны неуклонно проводить свою линию.
Обсудив, решили, что временно в Фергане останется Михаил Васильевич.
— Завтра я приму меры к оздоровлению Узбекского полка. Полк надо очистить от басмачей и сменить командование.
— Пройдет ли это гладко?
— Думаю, что да.
И потом добавил:
— Возможно, что прольется кровь...
Михаил Васильевич вызвал командира бригады. Тот явился только что от парикмахера — на гладко выбритых, отливавших синевой щеках чуть белела пудра. Михаил Васильевич пристально посмотрел на командира и спросил:
— Зачем вы бороду бреете?
Командир опешил и невольно потрогал пальцем свой блестящий подбородок.
— Жаль, — продолжал Фрунзе, — командующему национальной части борода прямо-таки необходима...
Шутит командующий или говорит серьезно?
— Зачем, товарищ командующий?..
Фрунзе пояснил:
— Мусульмане считают бороду признаком умудренности человека. К человеку с бородой больше уважения и доверия. Приказа растить бороды я не отдам, но командиры национальных частей должны считаться и с такими как будто мелочами.
Командиру бригады припомнился случай, когда командиры тюркских полков назвали его мальчишкой, хотя он давно уже вышел из этого возраста. «Он без бороды», с гневом говорили они...
Командир бригады рассказал об этом Фрунзе.
— Вот видите, я прав, — рассмеялся Михаил Васильевич, — только не сочтите это за приказ растить бороду.
Затем Фрунзе распорядился:
— Прикажите Ахунжану и его командирам явиться на совещание, полк вывести на площадь, запретить брать патроны. Одновременно вывести Татарскую бригаду. На всех выходах из города выставить заставы. Рота курсантов-ленинцев будет находиться при мне.
Ахунжан явился в сопровождении четырнадцати вооруженных курбашей. Курбаши вошли, враждебно озираясь и держась за рукоятки маузеров.
Фрунзе и сотрудники штаба сидели по одну сторону стола, Ахунжан и курбаши сели по другую.
Глядя в упор на Ахунжана, Михаил Васильевич твердо заявил:
— Ахунжан, Реввоенсовет фронта постановил, чтобы твой полк вышел в Ташкент.
Ахунжан молчал. Глаза его были полны злобы.
— Почему ты отказался выполнить приказ Реввоенсовета? — спросил его Фрунзе.
Ахунжан опустил голову и угрюмо ответил:
— Я не поеду отсюда... Наши семьи останутся без защиты, наши дома и имущество — без охраны.
— У нас здесь есть части Татарской бригады, которые обеспечат безопасность Андижана.
— Я не хочу, мои командиры и аскеры тоже не хотят уходить из Андижана. Это наш город, мы здесь живем...
— Части Красной армии, Ахунжан, — спокойно прервал его Фрунзе, — защищают интересы всех трудящихся, а не только свой город, свой кишлак, свои семьи. Если ты служишь в Красной армии, ты должен быть готовым итти туда, куда тебя пошлют. А если ты отказываешься, значит, шкурные интересы тебе дороже общих. Представь себе, Ахунжан, что на Андижан напали басмачи и ты не можешь справиться с ними, — тебе нужна помощь. Я даю приказ Иргашу выйти тебе на помощь, а Иргаш отвечает: «Я из Намангана. Никуда не пойду. Наманган мой город, и мне ни до чего нет дела, кроме моего города и моей семьи». Знаешь, Ахунжан, что было бы? Враги разбили бы все наши части поодиночке. Если ты служишь в Красной армии, ты должен выполнять приказы командования и верить, что командование лучше тебя знает, что нужно делать.
Злобные взгляды курбашей, их руки, лежавшие на кобурах револьверов, усиливали нервное напряжение участников этого необычайного совещания.
С улицы доносились выстрелы...
Курбаши вопросительно смотрели на Ахунжана и после каждого выстрела беспокойно ерзали на своих местах. В зал то и дело входили красноармейцы с пакетами и вручали их сотруднику Фрунзе. Отдав пакет, красноармейцы оставались в зале, около стены.
Выстрелы на улице то затихали, то вновь грохотали. Несколько раз курбаши порывались вскочить.
Ахунжан, выслушав Фрунзе, подался вперед й, упираясь руками в край стола, хрипло закричал:
— Зачем тебе нужно, чтобы полк шел в Ташкент? Что я скажу аскерам и командирам? Мы не верим вашему приказу. У нас говорят: русские распоряжаются нами, чтобы потом без нас грабить наши семьи...
— Неверно, грабят басмачи, а не красноармейцы, — резко оборвал его возмущенный Фрунзе.
Ахунжан пытался продолжать.
— Довольно, — остановил его Фрунзе. — В твоем полку есть много старых басмачей. Они разбойничают в кишлаках, а потом дехкане мне говорят, что красноармейцы такие же басмачи. Сделал ли ты что-нибудь, Ахунжан, чтобы очистить полк от бандитов?
И, не допуская дальнейших возражений, Фрунзе продолжал тоном приказа:
— Полк должен итти в Ташкент. В нынешнем составе он недисциплинирован, расхлябан и небоеспособен. Полк будет переформирован и приступит к лагерным военным занятиям. Как командующий фронтом я требую немедленно выполнить приказ.
— Я не пойду, — вызывающе крикнул Ахунжан, вскакивая с места, — я уже сказал!
Не обращая внимания на слова Ахунжана, Михаил Васильевич продолжал:
— Реввоенсовет постановил дальше: в случае отказа выполнить приказ — полк разоружить. Сдавай оружие!
И Фрунзе протянул руку к Ахунжану за оружием.
Ахунжан растерялся. Он видел, что Фрунзе ни его, ни пришедших с ним курбашей не боится. Злобно сверкнув глазами, Ахунжан быстро выхватил маузер и направил его в грудь Фрунзе. Вслед за ним выхватили свои револьверы и курбаши.
Фрунзе стоял совершенно спокойно. Глядя на Ахунжана в упор, он твердо повторил:
— Клади оружие...
Глаза Ахунжана потемнели, пальцы судорожно сжимали рукоятку маузера. Вот-вот он выстрелит. Фрунзе пристально смотрел на Ахунжана, и видно было, как силой своей воли он побеждает дикую злобу этого человека.
Рука Ахунжана, державшая револьвер на уровне груди Фрунзе, дрогнула, начала медленно-медленно опускаться, и вдруг Ахунжан резко швырнул маузер на стол.
— Ну так! — сказал Фрунзе.
Четыре двери зала с шумом открылись, и курсанты-ленинцы с винтовками стали заполнять помещение.
Курбаши также побросали свои револьверы. Ахунжан растерянно смотрел на красноармейцев, затем, обернувшись к Фрунзе, крикнул:
— А это тоже отдать?
И он указал на орден Красного знамени на своей груди.
— Ордена лишать я тебя не вправе, — ответил Фрунзе. — Это может сделать ЦИК. Возможно, что он потребует этого. Ты считаешься арестованным, курбаши тоже. Командир бригады, сообщите полку о разоружении. Совещание, товарищи, закончено.
Фрунзе проявлял к бойцам трогательную заботливость, расспрашивая их о боевой работе, о жизни семьи.
Однажды в штаб фронта прибыли с .позиции для передачи пакета два красноармейца — Фирсунов и Горленко. Подходя к штабу, Фирсунов сказал товарищу:
— Может быть, самого Фрунзе увидим.
— Увидишь, так он нас и ждет...
Увидеть Фрунзе хотелось многим бойцам. О нем рассказывали чудесные вещи.
Сдав в штабе пакет, Фирсунов и Горленко отправились к коменданту.
— С фронту, заночевать бы где...
Комендант, взглянув на бойцов припухшими и красными от бессонницы глазами, устало ответил:
— Негде ночевать, ни одного свободного места... — И, бессильно махнув рукой, ушел.
Действительно, помещение штаба было так переполнено, что сунуть куда-либо лишнего человека было невозможно.
Фирсунов и Горленко, растерянные, остались на месте.
В это время на лестнице показался какой-то командир.
— Вы что здесь делаете, товарищи? — обратился он к красноармейцам.
— С фронта, в командировку.
— Да? Ну что нового на фронте?
— На фронте, товарищ, дела веселенькие. Всыпали белым.
— Крепко?
— Крепко, товарищ...
— Ну, добре, добре, — сказал командир и спросил: — Устали, небось, с фронта? Отдохнуть надо.
— Отдохнешь тут, — пожаловался Фирсунов, — комендант говорит — нет коек, устраивайтесь как знаете...
— Ну-ка, товарищи, идемте со мной...
Поднялись по лестнице и вошли в маленькую комнатку с одной койкой.
— Это моя комната. Я сегодня уеду, а вы тут можете отдохнуть... Правда, одна койка, но вы как-нибудь уж разделите ее.
Штаб Туркестанской армии.
Бойцы обрадовались и устроились на ночлег. Скоро командир вернулся.
— Спите, спите, — успокоил он. — Я уезжаю, только шинель возьму.
— Товарищ, а как же с комендантом?
— Что с комендантом?
— Выставит он нас отсюда...
— Не беспокойтесь...
— Вы бы ему записку написали...
Командир вынул блокнот, написал что-то на листке и передал Фирсунову:
— Ну, отдыхайте.
Когда командир вышел, Фирсунов развернул записку и прочел:
«Товарищ комендант, эти двое товарищей до их от’езда будут жить в моей комнате. Фрунзе».
Фирсунов ошалело посмотрел на товарища.
— Да ведь это Фрунзе был!
Оба они бросились к окну, чтобы еще раз взглянуть на командующего.
И Фрунзе и Куйбышев завоевали большую популярность среди дехкан. В кишлаках их считали посланцами Ленина и Сталина.
В одной из песен, сложенной бухарскими крестьянами, поется о великом отце Ленине, который прислал голодным и закабаленным дехканам в защиту против эмира и баев «Прунзе-ака» и «Койбаши-ака».
Прунзе-ака был полководцем храбрым, как Джульбарс,
А Койбаши-ака осушал наши слезы...
Рассказывают, что однажды в Туркестане в штаб пришли два киргиза. Они грохнулись в ноги «русскому генералу».
— О, высокий генерал наш! — умоляли они. — Кто же виноват, что мы родились киргизами? Посмотри, как мы бедны и голодны...
Взволнованный Фрунзе поднял их с земли, обнял и посадил рядом с собой.
Он усадил их за стол и угостил душистым чаем. Оба киргиза стали его друзьями и часто приходили потом советоваться по своим личным делам. И когда у одного из них какой-то кулак-бандит отнял верблюда, к Фрунзе прибежала целая толпа киргиз. Возбужденные, они стали .просить, чтобы Фрунзе «двинул свою армию против обидчика».
Быть может, этот эпизод — продукт народного творчества, такой же, как и песня казахского акына о Фрунзе, который с «ясной улыбкой и твердым словом» ехал по полям «ломать судьбу».
Он ехал по солончакам, по траве,
По желтым горбам песков,
За ним колыхались в густой синеве
Тысячи светлых штыков.
Он по аулам тревожил молву
Силой и смелостью льва.
— Кто это? — спрашивал ветер траву.
— Фрунзе! — шептала трава.
Он появился, как сон наяву,
Слава его несла.
— Откуда он? — спрашивал ветер траву.
— Сталин его послал!
Наиболее сложным было положение в Бухаре.
Восточный деспот — эмир Бухарский — с кликой мулл и баев довел своей чудовищной эксплоатацией трудящиеся массы до совершенной нищеты. Воодушевленный победами Октябрьской социалистической революции, бухарский народ начал революционную борьбу против эмира, духовенства и баев. Эмир и поддерживавший его правящий класс Афганистана, опасаясь торжества идей советской власти, усилили репрессии. Назревание революции в Бухаре вызвало сильное беспокойство в Англии, которая спешила сколотить против Советской России коалицию из Персии, Бухары и Афганистана. Совместным ударом Англия рассчитывала не только покончить с угрозой революции на Среднем Востоке, но ударить и по советской южной границе, что могло отразиться на Западном фронте, где советские войска вели успешное наступление против панской Польши.
Неослабно следивший за обстановкой, Фрунзе принял ряд контрмер, которые должны были расстроить планы англичан. 12 августа Фрунзе дал приказ создать Чарджуйскую группу и быть готовым занять город Старый Чарджуй. Другой группе Фрунзе приказал занять важнейшие железнодорожные станции, чтобы не допустить захвата войсками эмира железной дороги.
Близость Красной армии, пример революционной борьбы народов Туркестана воодушевляли и бухарский народ на борьбу с деспотией эмира. Представители рабочих и революционного крестьянства отправляют к Фрунзе делегатов с просьбой поддержать революцию в Бухаре силами Красной армии.
На Реввоенсовете Туркестанского фронта Фрунзе доложил о поступившей к нему просьбе бухарского народа о братской помощи.
Сделав доклад о военном и внешнеполитическом положении Бухары, Михаил Васильевич высказался за немедленное оказание помощи.
— Обстановка чрезвычайно сложна и напряжена. Силы наши весьма ограничены. Но можем ли мы
пройти равнодушно мимо просьбы братского народа помочь ему избавиться от произвола эмира и кучки окружающих его паразитов?
Реввоенсовет решил удовлетворить просьбу бухарской делегации и притти на помощь угнетенному народу.
По Бухаре и Фергане (ныне Таджикской и Узбекской ССР) еще бродили шайки бандитов-басмачей Мадамин-бека и эмира Бухарского, которых поддерживали английские империалисты. Необходимо было, опираясь на национальное освободительное движение, разгромить эмира и отколоть от басмачей трудящихся дехкан. Вооруженный сталинским пониманием национальной политики, Фрунзе приступил к выполнению своей ответственной задачи.
Армия Туркестанского фронта была весьма малочисленна. В своем докладе в Москву Фрунзе доносил:
«Имеющиеся в моем распоряжении силы в настоящую минуту едва достаточны для обеспечения исходного положения... Из 144 батальонов, требующихся для обеспечения Туркестана, в данный момент в моем распоряжении имеется 40 батальонов, в коих вместо штатных 37 тысяч бойцов налицо лишь 11614. Из потребных 144 эскадронов конницы имеется лишь 60, в коих вместо 7 200 штатных сабель налицо только 5 384».
Но и с такими силами Фрунзе решил начать борьбу.
И снова бессонные ночи в штабе, две склоненные головы над картой — Фрунзе и его боевого соратника Куйбышева.
Шли по выжженным пустыням Средней Азии, в страшную шестидесятиградусную жару. По зыбучим пескам двигалась пехота, конница, артиллерия...
Получить значительных пополнений Фрунзе не мог,
И с присущей ему энергией он начинает готовить свои войска.
Августовское солнце накаляло за день стенки вагона так, что они не остывали и ночью. В открытые окна салон-вагона вливался горячий воздух раскаленных песков; небо, усеянное звездами, накрывало пустыню мерцающим куполом, и духота знойного дня оставалась висеть над землей.
Дни Фрунзе проходили в раз’ездах по частям. По пути он заезжал в кишлаки. Ему нужно было знать настроения не только бойцов, но и местного населения. Такая работа предшествовала всякой смело задуманной и сложной операции. Фрунзе понимал, что важно знать не только количество штыков, которые он двинет в атаку, но и мысли и чувства бойцов, прокладывающих штыками путь к победе. Фрунзе приводил в движение все партийные силы в армии: коммунисты решительно и открыто говорили бойцам о больших усилиях и жертвах, которых ждет еще от них родина.
По ночам Фрунзе, склонившись над картой, изучал дислокацию своих войск, просматривал. в словарях и географических указателях характеристики районов, утром отдавались приказы, и массы войск сосредоточивались в новых пунктах. Снова перед Фрунзе как полководцем стояла трудная задача: силами, почти вчетверо меньшими, чем у врага, нанести ему внезапный удар и разгромить его. Сводки были неутешительны: нехватало топлива для паровозов, горючего для бронемашин и самолетов, кавалерии недоставало фуража, а бойцам приходилось переносить тяжелые лишения. Арыки высохли — басмачи разрушали водораспределительные сооружения. Оазисы отстояли далеко друг от друга. Жажда, этот бич песчаных пустынь, изматывала части, передвигавшиеся то по зыбучим пескам, то через раскаленные, почти лишенные зелени горы Бухары...
Рассказывая своим сотрудникам о прошлом страны, о походах великого завоевателя Тимура, Фрунзе говорил:
— Неудивительно, что шествие его войск через горы и пустыни поражает воображение и теперь...
Перед Фрунзе ясно вырисовывались контуры плана намеченной операции.
Основные силы он решил направить против наиболее опасного врага — эмира Бухарского, а на остальных участках фронта ограничиться действиями небольших маневренных отрядов. По приказу Фрунзе Самаркандская группа должна была разбить бухарские войска на шахризеб-китабском направлении и прочно занять район Кашка-Дарья до Гузара включительно. Катта-Курганский отряд получил задачу овладеть Хатырчи-Знаэтдин. Чарджуйский отряд занимает Чарджуй и выбрасывает свою кавалерию на переправы Наразым и Бугдалык, перехватывая пути из Бухары на Термез. Об’ясняя план действий в предстоящей операции, Михаил Васильевич говорил своим командирам:
— Удар должен быть внезапным и решительным. Но успех удара будет зависеть от того, насколько мы всю подготовку операции проведем втайне. Мы не всегда умеем соблюдать военную тайну и относимся подчас беспечно к соблюдению этой азбучной истины войны. Эмир направил сюда сотни шпионов, которые следят за всеми передвижениями от Самарканда и Красноводска к Бухаре.
Для обеспечения военной тайны о передвижениях сообщалось только начальнику части — он один знал, куда направляется часть. Но и начальник получал иногда в пути новое назначение, которое являлось основным, а переадресовка имела целью сбить с пути шпионов, если им удалось разведать пункт назначения части.
Силы Самаркандско-Бухарской группы, которую выделил Фрунзе для разгрома армии эмира Бухарского, доходили до 7 тысяч штыков и 2 500 сабель с артиллерией, бронепоездами, броневыми автомобилями и самолетами. В число бойцов входили и присоединившиеся к Красной армии вновь сформированные краснобухарские части. Необходимо отметить, что наши войска занимали большое пространство от Чарджуя до Термеза, на котором еще действовали отряды басмачей.
Войска эмира, сосредоточенные главным образом в крепости Старая Бухара, имели около 9 тысяч штыков пехоты, 7 500 сабель и отряды беков, достигавшие 27 тысяч штыков и сабель.
Фрунзе разделяет войска на Каганскую и Катта-Курганскую группы и сосредоточивает их на путях к Старой Бухаре. Расположение частей Фрунзе наметил так, чтобы зажать Старую Бухару в клещи. Отдельным отрядам пехоты и кавалерии было приказано двинуться к путям отступления врага, чтобы отрезать возможность уйти за границу. Предвидя диверсию со стороны врага, который попытается разрушить водораспределительную систему и прекратить доступ воды в арыки, Фрунзе приказал обеспечить войска водой.
Бухарская операция.
Группировка войск, которая была начата по приказу Фрунзе от 12 августа, позволила красным частям своевременно занять исходные для наступления пункты. Для штурма Фрунзе выделил наиболее натренированные в борьбе с басмачами части, закаленные в переходах по пескам пустыни. У командиров групп имелись точные оперативные планы, и, руководя наступлением, Михаил Васильевич следил, чтобы принятый план не нарушался.
25 августа Фрунзе отдал приказ о переходе в наступление.
Из песчаной пустыни с редкой засохшей растительностью красные части должны были вступить в цветущую долину, покрытую фруктовыми садами и виноградниками, изрезанную сетью арыков.
Освежающая прохлада тенистых садов сулила бойцам вознаграждение за долгие дни лишений в пустыне.
Изнемогая от жары, преодолевая пески, двигались красные войска. Солнце, словно пригвожденное к зениту, жгло без устали. С почерневшими от зноя лицами, бойцы дошли, казалось, до пределов изнеможения. Винтовка, ранец и скатка давили тело со все возрастающей тяжестью. В облаке пыли двигалась кавалерия. Песок забивал ноздри, глаза и в пересохшем рту хрустел на зубах. Командиры и комиссары увлекали за собой массы. Отстать — означало погибнуть, сделаться жертвой песков.
— Вода... вода...
Казалось, что пришел конец страданиям. Но во встреченных арыках по дну струилась лишь мутная желтая струйка воды... Предположение Фрунзе, высказанное им командирам частей, оправдалось. С приближением красных войск вода исчезла... Снабжение водой шло из головных арыков, которые .были в руках врага, и он остановил подачу воды. Цветущая равнина превращалась в пустыню с умирающей зеленью.
Проверив расположение штурмующих колонн и отдав руководящие указания начальникам, Фрунзе приказал начать штурм крепости Старая Бухара.
При первых проблесках дня 29 августа начались бри под стенами Старой Бухары. Город окружала глинобитная стена толщиной в восемь метров и такой же вышины.
Малочисленность красных войск не позволяла окружить город кольцом. Удар наносился двумя колоннами: первой — в направлении ворот Шах-Джаляль и Каракульских и второй — в направлении Каршинских ворот.
Осажденные встретили приближающиеся колонны огнем тяжелых орудий. Поднялось солнце, но все вокруг крепости было окутано облаком песка.
Начался штурм.
Командиры, комиссары и коммунисты шли в первых рядах своих подразделений.
Залпы пехоты, грохот десятков орудий обрушились на штурмующие колонны. Перескакивая через арыки, неслась пехота и конница к крепостным воротам, в которые била наша артиллерия.
Первый день штурма позволил наступавшим приблизиться к крепостным стенам. С рассветом второго дня штурм возобновился. Часть крепостной стены была взорвана нашими отважными саперами, которые закладывали мины под огнем врага. В прорыв бросились штурмующие части... В городе начались пожары — сотни тысяч пудов хлопка были подожжены купцами, не желавшими, чтобы эти запасы попали в руки красных. Удушливая волна дыма, в котором сверкала разрывающаяся шрапнель, встретила первые цепи бойцов, вступивших в предместья Старой Бухары. Жажда мучила невыносимо. На дне арыков осталась только желтая грязь, перемешанная с кровью убитых людей и лошадей, — головной арык, питавший город водой, был закрыт по распоряжению эмира.
С крепостной стены, у кладбища, где наступал красный бухарский Восточномусульманский полк, показалась толпа с белыми платками. Это спускались муллы, ученики медрессе, дервиши.
— Правоверные... Во имя аллаха и пророка его Магомета!
Бухарские стрелки прекратили огонь.
Муллы кричали, размахивали платками; бесновались и завывали, как шакалы, дервиши; катаясь по земле, ученики выкрикивали фразы из корана... Это нашествие ошеломило бухарских бойцов, в которых еще живо было суеверное чувство страха перед заклинаниями дервишей и мулл.
— Правоверные... Образумьтесь и во славу пророка обратите орудие против неверных...
Несколько бухарских бойцов, почуяв недоброе, взяли на прицел белые чалмы мулл. Но было поздно. Из-за спин мулл и дервишей показались афганские стрелки, которые, незаметно подкравшись, открыли из винчестеров убийственный огонь по Восточномусульманскому полку и почти полностью его уничтожили.
К Каршинским воротам прорвался 53-й красный бронеотряд. По бронеавтомобилям загрохотали пули, осколки снарядов. Почти все водители машин и пулеметчики получили ранения. Но, истекая кровью, задыхаясь в раскаленных стальных коробках, экипаж не прекращал боя, и пулеметы продолжали разить врага, пока прямое попадание снаряда не превращало машину в груду железа, залитую кровью... Одна из бронемашин, вырвавшаяся вперед, была подбита. Уцелевший водитель Василий Богданов, выскочив из люка, подобрал винтовку убитого бойца, подбежал к цепи красных стрелков и крикнул:
— За мной, товарищи! За советскую власть, ура!
Со штыком наперевес Богданов бросился на защитников ворот и увлек за собою всю цепь.
Бой перешёл в третья сутки и вёлся на узких улицах охваченной пожаром Старой Бухары. Враг упорно защищал каждую улицу. По проходящим цепям стреляли из-за дувалов, с крыш сыпались гранаты, с минаретов били пулеметы... Улица за улицей очищалась от врага.
Трудящиеся Старой Бухары, рискуя жизнью, стремились всячески помочь красным бойцам.
Фрунзе, руководивший атакой крепости, приказал начальнику кавалерийского отряда:
— Во что бы то ни стало разыскать магистраль, подающую воду, и пустить ее в арыки.
Кавалеристы обратились с расспросами к местным жителям.
— Это знает главный из водного управления, — отвечали горожане.
— Где он?..
— Быть может, в арке, где все слуги эмира.
Арк (кремль) еще не был взят и упорно защищался. С помощью местных жителей разыскали главного чиновника водного управления, не сумевшего во-время удрать в арк. Эмирский чиновник встретил красных кавалеристов руганью и категорически отказался указать, где находится главная магистраль.
Щелкнули затворы карабинов.
— Последнее предупреждение: где вода?!
Лицо чиновника исказилось страхом.
— А если я скажу, вы все равно меня убьете...
— Даю слово красного командира, что вам будет Дарована жизнь, — ответил начальник отряда.
— Хорошо... Прикажите убрать эти карабины.
Он назвал селение, где находилась регулирующая магистраль. Чиновника взяли под стражу. В указанное им место Фрунзе послал кавалерийский отряд.
— Пробиться во что бы то ни стало!
Магистраль открыли, и арыки наполнились веселым журчанием воды. Первый поток смыл песок и кровь, вода светлела, становилась прозрачной и холодной. Бойцы ложились на землю и, припав губами к животворящей влаге, вознаграждали себя после мучительных дней жажды. И снова шли в бой, очищать кварталы от войск эмира. Из освобожденных районов выходили жители с красными лентами и цветами приветствовать победителей. Вокруг арка борьба продолжалась. В арке были дворцы эмира и членов правительства. Эмиру удалось бежать, но все правительство, во главе с председателем совета министров, было схвачено. Над арком, оплотом эмирской власти в Бухаре, взвилось красное знамя.
Город продолжал пылать, утопая в дыму и огне. С появлением воды начали тушить пожары. Фрунзе приказал спасти от огня ценности и произведения искусства.
Фрунзе об’езжал места пожаров. Ему доложили, что по соседству с одним из горящих дворцов находится пороховой погреб. Михаил Васильевич, повернув лошадь к дворцу, приказал бойцам ликвидировать пожар. Он покинул это опасное место лишь тогда, когда угроза взрыва порохового погреба была предотвращена.
Народ ликовал. Колонны жителей направлялись на главную городскую площадь. Начался митинг. За городом замирала стрельба—арьергард эмирской армии прикрывал отступление главных сил на Гиндж-Дуван. Путь отступления был усеян брошенным оружием. Среди военной добычи оказались и слоны-гиганты. Красному конному отряду удалось отбить обоз эмира. Там были личные вещи эмира — шашка, отделанная бирюзой, халаты, расшитые жемчугом, седла и т. п. Все эти вещи были доставлены Фрунзе.
— Пошлем их в Иваново-Вознесенск, в городской музей, как память об участии ткачей в разгроме эмира...
Старая Бухара. Свержение эмира.
2 сентября Михаил Васильевич телеграфировал В. И. Ленину:
«Крепость Старая Бухара взята сегодня штурмом об’единенными усилиями красных бухарских и наших частей. Пал последний оплот бухарского мракобесия и черносотенства. Над регистаном победно развевается красное знамя мировой революции. Эмир с остатками приверженцев бежал...»
Отряды, назначенные для окончательного разгрома войск эмира Бухарского, прибыли на станцию Самарканд. Второй эшелон пришел на рассвете, и начальник отряда не решился разбудить командующего. Фрунзе, узнав о прибытии эшелона, немедленно вызвал начальника отряда.
— Почему вы не явились ко мне и не доложили о прибытии?
— Товарищ командующий, я не считал возможным беспокоить вас в столь поздний час.
— Не время спать, когда на фронте серьезная обстановка, — перебил его Фрунзе. — А если бы я и спал, вы должны были разбудить меня, так как знаете спешность вашего вызова на фронт.
Выслушав доклад о состоянии отряда, Фрунзе приказал:
— Ваша задача — отрезать путь движения отходящей к афганистанской границе армии эмира Бухарского и не дать ей перейти границу.
Начальник отряда стал возражать против этого приказа:
— В моем отряде всего тысяча пятьсот человек вместе с артиллерией, конницей и обозом. Задача, данная нам, непосильна. Мы будем раздавлены сорокатысячной массой. Я, как командир отряда, не рискую взять на себя ответственность за выполнение такой задачи.
Выслушав до конца начальника отряда, Фрунзе ответил:
— Вы недооцениваете обстановки; армия эмира деморализована, воевать не желает, а вы командуете бойцами Красной армии, да еще курсантами. Кроме того, эти сорок тысяч никто не считал.
И тоном, не допускающим возражений, Фрунзе закончил:
— Этого требует революция, и вы, как коммунист, не имеете права отказаться от ответственности.
Отдавая этот приказ, Михаил Васильевич полностью оценивал обстановку и считал возможным итти на риск ради достижения такой цели, как полное освобождение Средней Азии от сил контрреволюции. И он оказался прав. Отряд блестяще справился с поставленной ему задачей. Армия эмира рассыпалась от первых ударов.
Туркестан навсегда стал советским!