Прошло около полугода.
Как-то вечером к Люксембургскому дворцу подошел босой монах, внимательно огляделся и вошел в подъезд.
Он, видимо, только что пришел в город.
На нем была черная запыленная ряса, из-под накинутого на голову капюшона почти не было видно загорелого лица, по которому всякий узнал бы в нем итальянца. Он опирался на толстую палку и удивленно озирался вокруг.
К нему подошел лакей и спросил, что ему надо?
- Ведь это дворец королевы Марии Медичи? - спросил монах на ломаном французском языке.
- Да, только вы-то кто такой и что вам здесь нужно? - довольно дерзко спросил лакей.
Монах строго взглянул на него и повелительно сказал:
"Доложите королеве о брате Франциско из Фазенского монастыря".
Лакея удивил такой тон, но он сейчас же отправился доложить о госте.
Вслед затем явилась одна из дам королевы-матери, чтобы проводить монаха в комнаты ее величества. Мария Медичи пожелала увидеть монаха.
Они остались вдвоем. Она отпустила своих дам и даже сама удостоверилась, нет ли кого-нибудь в соседней комнате. Ей, вероятно, нужно было поговорить с монахом о секретных вещах.
- Здравствуйте, святой отец! - очень почтительно сказала она, - подойдите ближе и скажите, зачем вы пришли ко мне?
- Я пришел издалека, ваша светлость, из Фазенского монастыря.
- Я знаю ваш монастырь, святой брат. В его стенах один из моих дальних, очень богатых предков, - сказала Мария Медичи.
- Этот член нашего благочестивого Ордена был богат только до тех пор, пока принадлежал миру, - перебил монах.
- Да, святой отец, его богатство перешло Ордену.
- Вы обращались к настоятелю нашего монастыря и просили порошок, который мы несколько раз присылали вашей предшественнице и вам, - начал монах, - тот белый, бесцветный порошок, которого нет ни в одном монастыре, его делают из цветной пыли и цветочных семян, вы знаете его действие.
- Порошок нужен не для меня лично, святой отец, а для одной важной цели. Вы знаете, в мире есть враждебные человеку существа, для одного-то из них он и предназначается.
- Настоятель не приложил письма, ваша светлость, потому что оно легко могло бы попасть в чужие руки, он поручил мне передать порошок вам лично. Мое дело кончено теперь, и я сегодня же ночью уйду из Франции.
Мария Медичи взяла флакон с порошком, имевшим страшное, смертельное действие.
- Благодарю вас, святой отец, передайте вашему настоятелю вот это в благодарность: тут пятьсот дукатов. Вы сможете возместить, взяв немного из этой ничтожной суммы, свои издержки в пути.
- Я, собственно, не имею права иметь при себе золото, ваша светлость, - сказал монах, с жадностью, однако, схватив два кожаных кошелька, - но об этих деньгах, наверное, никто не узнает, а сегодня, уверяю вас, странствующему монаху никто уже не даст ночлег и хлеб даром. Свет заполонили алчность и скупость, нам нельзя уже исполнять наши старинные заповеди, иначе пришлось бы умереть с голоду.
- Отдохните, святой отец, и подкрепитесь на дорогу, - сказала Мария Медичи, закончив на этом разговор, так как в комнату вошел ее младший сын Гастон, герцог Орлеанский, и с удивлением посмотрел на монаха. - Благодарю вас за известие, передайте вашему почтенному игумену уверение в моей благосклонности.
Монах поклонился и ушел.
Мария Медичи спрятала за корсаж яд, который любила употреблять и ее предшественница Катерина, когда хотела устранить неприятных ей людей.
Яд Медичи заключался не только в белом порошке без вкуса и запаха, а и еще в одном, не менее действенном, средстве: в измене, в умении прекрасно убеждать, в тайных интригах, с помощью которых она действовала наверняка и устраняла тех, кто стоял на ее дороге.
- Зачем приходил этот монах? - спросил Гастон Орлеанский, оставшись вдвоем с матерью.
- Он принес мне одну вещь, которая нам очень пригодится, если этот кардинал, этот милостынераздаватель, вытащенный мною из ничтожества, в самом деле вздумает подставить нам ногу, - ответила Мария Медичи.
- Он или мы, ваше величество. Теперь все дело в этом.
- Вы уже виделись с Марильяком, Гастон?
- Он был у меня около часа назад.
- Говорили вы ему, что после свержения кардинала мы сделаем его министром?
- Я дал ему это понять.
- Что же он?
- Решается поднять восстание.
- Хорошо. Этот маршал пользуется большим влиянием, у него много союзников, - сказала королева-мать. - Вы говорили с маркизом де Сен-Марсом?
- Я сейчас жду его, ваше величество.
- Надо удостовериться в нем. Когда в одно время в трех разных местах поднимутся недовольные и возьмутся за мечи, король не станет больше медлить и сместит этого ненавистного всем человека, или привлечет его к ответственности за его ужасный произвол. Еще не потеряна для вас надежда, Гастон, вступить на престол после смерти вашего брата. Но надо сначала очистить этот трон от сорной травы. Я решаюсь, если кардинал осмелится открыто действовать против нас, не останавливаться ни перед чем, чтобы столкнуть его с дороги для блага государства.
- Трудно будет справиться с ним.
- Придется употребить то же средство, которое он сам часто употреблял. Кардинал нередко прокладывал себе дорогу подкупом, можно также использовать его врагов, герцог. Ришелье дал нам в этом отношении полезные уроки.
В голосе королевы-матери слышалась непримиримая ненависть.
- Приготовления продвигаются, подавленное до сих пор возмущение начинает прорываться. На этот раз не мы будем побеждены, - сказал герцог Орлеанский. - Надо действовать осторожно и бить наверняка, а то его эминенция в последнюю минуту, пожалуй, разом опрокинет все, что мы с таким трудом и так долго воздвигали.
- Главное - склонить на нашу сторону короля.
- Бьюсь об заклад, что брат Людовик давно уже в душе не терпит своего могущественного министра, - продолжал герцог, - ведь он стремится быть выше короля. У Людовика только не хватает духу раздавить разом опасную змею, что ж, освободят его от нее другие. И он вздохнет с облегчением.
- Этот хитрый паук умеет так заманивать моего сына в свои сети, что отнимает у него всякую возможность шевельнуться и действовать по своей воле. Прикрываясь желанием делать все к лучшему, кардинал умело прячет свои когти, придавив короля своим влиянием, как тисками. Его нужно устранить, сила его растет вместе со страхом, который он внушает народу. У него везде шпионы. Как знать, быть может, и у нас во дворце есть кто-нибудь из его приверженцев.
- Мы употребим против него такое же оружие, и таким образом его легче всего будет низложить, - сказал герцог.
- Вы, вероятно, приняли уже какие-нибудь меры?
- Да, я подкупил одного из гвардейцев кардинала, он изменит ему за несколько золотых. Ришелье, кажется, особенно доверяет ему.
- Смотрите в оба за этим солдатом, Гастон.
- Он всегда у нас под рукой, Мармон знает где его найти.
- Как его зовут?
- Жюль Гри, если не ошибаюсь.
- Я бы хотела поговорить с ним при первом случае, Га-стон, нам пригодится этот слуга Ришелье.
- Только с ним надо держаться очень осторожно, ваше величество, он и нас продаст за деньги, так же, как продал своего кардинала.
- Для него деньги дороже всяких партий, чем лучше мы ему заплатим, тем усерднее он будет нам служить. Уж если кардинал держит его для разных секретных поручений, значит, он толковый малый. Этот кардинал замечательно проницателен в выборе своих ставленников.
- Мармон, еще раз приведите ко мне этого Жюля Гри, я его представлю нашему величеству, малый очень проницательный.
В эту минуту вошел камердинер и почтительно остановился у дверей.
Мария Медичи вопросительно взглянула на него.
- Господа де Сен-Марс и де Ту! - доложил он.
- Просить! - величественно приказала королева-мать. Сен-Марс и де Ту вошли и поклонились сначала королеве-матери, потом Гастону Орлеанскому.
Герцог, очень любезно улыбаясь, подошел к ним.
- Здравствуйте, господа! - сказала Мария Медичи. - Я слышала, вы неразлучные друзья. Разумеется, вас связывает общность цели.
- Мы не имеем тайн друг от друга, ваше величество, - ответил Сен-Марс, почтительно поклонившись, - в настоящую минуту у нас одно желание, один план.
- Можно узнать, какой? - спросила королева-мать с ласковой улыбкой.
- Я, кажется, угадываю его, - ответил за них герцог. - Вы здесь встретите полную поддержку, господа.
- В таком случае, - сказал Сен-Марс, - наше желание исполнено. Господин маршал Марильяк уверил нас, что мы можем свободно говорить здесь все, что думаем и что заметили.
- Мы даже просим вас об этом! - вскричал Гастон. Королева-мать поддержала его и прибавила, облегчая переход к главной цели разговора.
- Как здоровье нашего августейшего сына?
- Его величество обычно пребывает в дурном расположении духа, как только у него побывает господин кардинал Ришелье, - ответил Сен-Марс. - Это еще больше убеждает меня в том, что близость кардинала неприятно действует на его величество и тяготит его.
- Позвольте и мне, - прибавил де Ту, - передать слова, сказанные вчера его величеством. Его эминенция явился с докладом. - Ничего не может быть неприятнее, как видеть постоянного обвинителя, - сказал его величество.
Мария Медичи и герцог переглянулись.
- Значит, и наш августейший сын столь же тяготится кардиналом, как и все в государстве? - сказала королева-мать.
- Как же может быть иначе, если этот кардинал злоупотребляет своей властью! - вскричал Гастон, опускаясь в кресло.
- Я только что удостоился интимного разговора с его величеством, - сказал Сен-Марс, - и слышал очень значительные слова. Они заставили меня решиться внимательнее отнестись к общему желанию всех во Франции.
- Как!.. Вы высказали моему августейшему сыну желание устранить кардинала? - с удивлением спросила Мария Медичи.
- Его величество спокойно изволил выслушать и дал понять, что, устранив его эминенцию законным путем, можно всех удовлетворить, но что это едва ли осуществимая вещь.
- Мой августейший брат сказал это? - спросил изумленный герцог. - Клянусь, в таком случае победа будет за нами!
- Не надо преждевременно радоваться, - сказала Мария Медичи. - Расскажите нам, маркиз, что еще говорил король?
- Я, воспользовавшись случаем, сказал, что кардинал нажил себе множество врагов и на него очень многие ропщут. Его величество отвечал, что понимает это, но такого талантливого человека, как кардинал, трудно заменить.
- Нет ни одного человека, которого нельзя было бы заменить! - вскричал герцог Орлеанский, воображая, что сказал этой фразой неопровержимую истину.
- И я приблизительно то же самое выразил его величеству, - продолжал Сен-Марс, - но его величество нашел, что это не всегда применимо, - кардинал часто и ему бывает в тягость, но иногда тяжело расставаться с человеком, особенно, когда в нем до некоторой степени нуждаешься.
- Я думаю, об этом не стоит больше и говорить, - сказал герцог. - По вашим словам я сужу о том, что победа все же будет за нами. По-моему, если только мой августейший брат убедился в невыносимости надменного кардинала, мы сейчас же можем приступить к делу, тем более что и королева, а с ней вместе и испанский двор, стали непримиримыми врагами Ришелье.
- Мы считаем своей обязанностью, - сказал де Ту, - доложить обо всем этом.
- Я сейчас доведу это важное известие до сведения герцога Бульонского, нашего союзника на севере, затем мы соберемся на совет, который поведет нас прямо к цели. Все недовольные на севере и на юге поднимутся разом. Вы, господа, отправитесь для этого в Лион. Кардинал не успеет опомниться, как его постигнет заслуженная кара, и он так быстро и так низко упадет, что должен будет считать за счастье, если голова у него останется на плечах. Моего имени пока не надо упоминать в этом деле, - прибавил герцог, - а равно и имени ее величества, вы понимаете, господа? Лучше, если недовольство проявит сначала знать и высшие сановники, а затем и мы их поддержим.
- Мы ждем только знака, чтобы взяться на оружие, - ответил Сен-Марс. - Скоро все будет готово к восстанию против ненавистного узурпатора!
- И не говорите об этом с теми, в ком вы не уверены, - предостерег их герцог.
Сен-Марс и де Ту, раскланявшись с уверениями в преданности, вышли из приемной.