Был вечер 5 сентября 1638 года.
Маршал Марильяк получил аудиенцию у короля и вошел к нему в кабинет, ярко освещенный несколькими канделябрами и свечами.
Людовик был в самом веселом расположении духа. Его радовало событие, готовившееся в самом скором времени. Роды королевы, которых ждали каждую минуту, и мысль о том, наследника или принцессу она подарит Франции, занимали короля гораздо больше, чем можно было от него ожидать.
Кроме того, нетерпение короля увеличивалось еще больше благодаря одному необыкновенному случаю.
Когда еще и сама королева не была уверена в своей беременности и никому об этом не говорила, одна гадальщица, очень известная в то время в Париже, сумела добиться позволения явиться к королю и предсказала ему, что его супруга, после нескольких лет бездетной брачной жизни, сделает его, наконец, отцом.
Людовика это тем более поразило, что в то время никто еще не считал это возможным.
Но гадалка прибавила, что рождение младенца принесет большое несчастье Франции, если король лично не будет следить за родами.
Людовик стал настойчиво просить гадальщицу говорить яснее.
- Не расспрашивайте меня больше, ваше величество! - вскричала она. - Я знаю только одно, что вы в ту ночь получите больше, чем надо, и даже больше, чем вы желаете сами!
Людовик ничего не говорил об этом ни жене, ни кому-либо другому и радостно ждал рокового часа.
Он очень приветливо принял маршала Марильяка.
- Вы пришли с докладом о генеральном смотре войск, маршал? - спросил он. - Вы уже сообщили об этом кардиналу?
- Кардиналу, ваше величество? - спросил Марильяк. - Всегда смотрю на кардинала, как на лицо, принадлежащее церкви, а у церкви, право, нет ничего общего с солдатами.
- Я знаю, маршал, что вы не из числа друзей кардинала, но советую вам быть с ним осторожнее. Если он задумает вас погубить, то я, боюсь, не в состоянии буду защитить вас. Он ведь предъявит такие обвинения и представит такие доказательства, что придется исполнить требования закона.
- От таких интриг мне, конечно, нечем оградить себя, ваше величество, но позвольте спросить, может ли кто-нибудь, даже вы, ваше величество, защитить себя от подобной злобы?
- Это правда, маршал, и мне бы не спастись от кардинала, но он не осмелится посягнуть на меня, - сказал полушутя, полусерьезно Людовик.
- Докладывать о войске я обязан вам, ваше величество, и должен сказать, что дисциплина, настроение и выправка у всех солдат отличная.
- Я сообщу об этом кардиналу. Вы подчеркнули слово "настроение", говоря о солдатах, маршал, но что вы хотели этим сказать?
- Настроением войска, ваше величество, я называю мысль, воодушевляющую какое-нибудь собрание людей и руководящую ими.
- Какая же это мысль?
- Мысль о вашем величестве! Солдаты любят и уважают вас.
- А между тем, ведь очень немногие из них видели меня когда-либо. Значит, я этим обязан вам, маршал. Это очень хорошо с вашей стороны, благодарю вас. Будущее неизвестно, любовь войска очень может понадобиться мне. Кардинал, кажется, тешит себя мыслью, что солдаты очень любят его.
- Грубая ошибка с его стороны, ваше величество. Солдатам, так же, как и мне, непонятно, какое может быть дело кардиналу, члену церкви, до войны и мира.
- Ну, он даст им себя почувствовать, тогда они поймут, что кардинал отлично знает толк и в светских делах, - ответил король.
- Этого, по всей вероятности, не случится, ваше величество, потому что тогда никто не знал бы, что думать и что делать. Кто высоко стоит, тот может низко упасть, а кардинал, мне кажется, уж слишком высоко взобрался.
- Смотрите, маршал, чтобы эти слова не достигли ушей сторонников кардинала! Вы не можете подавить в себе неудовольствие, - я вам прощаю это, потому что вы мне искренне преданы, но будьте осторожны. Нельзя говорить всего, что думаешь. Повторяю вам, я на вас не сержусь за эти слова и считаю их далее отчасти небезосновательными, но ведь нельзя делать так, как бы хотелось, приходится принимать в соображение и обстоятельства, и людей.
В эту минуту дежурный камердинер доложил о приходе обергофмейстерины королевы.
- А! Догадываюсь... ко мне идут с радостным известием. Подождите еще, маршал, я хочу от вас первого принять поздравления. Просите обергофмейстерину!
Эстебания торопливо вошла в кабинет и, увидев маршала, вопросительно посмотрела на Людовика.
- Говорите, говорите! - сказал король.
- Я принесла радостную весть вашему величеству, - сказала Эстебания. - Ее величество сейчас разрешилась принцем.
- Благодарю вас за известие, госпожа обергофмейстерина! Пойдемте к королеве.
- Ее величество очень слаба.
- Я хочу быть возле нее и поговорить с доктором, - ответил король и торопливо обернулся к маршалу.
- Позвольте мне, ваше величество, принести вам всеподданейшее пожелание счастья! - сказал, поклонившись, маршал.
- Благодарю вас, любезный маршал! Объявите по городу и в тех местах, где вам придется быть, что родился наследник престола Франции.
Людовик поклонился ему и вышел с Эстебанией из кабинета.
В покоях королевы хлопотливо сновали люди.
Король вошел в будуар, рядом с которым была спальня, где родился наследник.
Тут были уже свидетели рождения: герцог де Бриссак, лейб-медик и герцогиня де Шеврез.
Они поклонились королю.
- Что королева и новорожденный принц? - спросил он.
- Принц здоров и уже отлично кричал, ваше величество, но ее величество очень дурно себя чувствует.
- Однако нет ничего опасного? Лейб-медик пожал плечами.
- Все зависящее от меня будет сделано, ваше величество, - ответил он и прибавил, подойдя ближе к королю и понижая голос, - я замечаю странные симптомы, ее величество в обмороке, но, надеюсь, скоро придет в себя. Спешу к постели королевы.
Доктор вошел в спальню, а Эстебания и бонна вынесли оттуда новорожденного, чтобы показать королю и свидетелям.
Маленький принц лежал на шелковых подушках.
Король со счастливым выражением лица посмотрел на своего наследника и велел сообщить кардиналу Ришелье о радостном событии.
Герцог де Бриссак и мадам де Шеврез ушли в соседний зал. Бонна унесла ребенка. Людовик и Эстебания остались одни в будуаре.
Через несколько минут вошел Ришелье. Эстебания ушла к королеве.
Кардинал подошел к королю с поздравлениями.
В эту минуту в будуар вошел чем-то встревоженный доктор.
- Господи, что случилось? - испуганно спросил Людовик.
Ришелье немножко отошел. Лейб-медик подошел к королю.
- Мои опасения подтвердились, ваше величество, - тихо сказал он королю. - Королева в опасности, роды еще не кончились.
- Что это значит?
- У ее величества родится второй ребенок. Невольно вспомнились в эту минуту королю слова гадалки.
Рождение близнецов должно было послужить источником больших несчастий.
- Вы уверены? - спросил Людовик.
- Я сейчас опять иду к ее величеству принять второго ребенка, - ответил доктор. - Я намеренно предупредил ваше величество заранее, чтобы вы были готовы.
Король нахмурился.
- Исполняйте свою обязанность, - сказал он, - но чтобы никто об этом ничего не знал, кроме присутствующих.
Доктор поклонился и ушел в спальню. Людовик в сильном волнении ходил взад и вперед по комнате.
Наконец он остановился перед Ришелье.
- Лейб-медик говорит, - сказал он, - что ее величество даст жизнь близнецам. Это омрачает мою радость и придает зловещий характер событию, которого все так непременно ждали.
- Если теперь родится принцесса, ваше величество, то беды нет, - ответил кардинал, - но рождение второго принца приведет в будущем к самым неприятным столкновениям.
- Я и не скрываю этого, - сказал король, - ведь кого же из моих сыновей в таком случае считать старшим? Кто будет законным наследником престола моих предков?
- Это поведет к спору и он может иметь самые непредсказуемые последствия, - сказал Ришелье. - Принц, родившийся прежде, будет считать себя старшим, а между тем и второго можно тоже считать имеющим право на престол.
- Что же делать? Признаюсь, ваша эминенция, я просто в отчаянии.
- Подождем, что скажет доктор, ваше величество, до этого ничего нельзя решать. Если Бог даст вам еще сына, то вашей обязанностью будет сейчас же, сегодня же предотвратить тяжкие последствия такого неожиданного события.
- Но каким образом это можно сделать?
- Это надо спокойно обдумать, ваше величество. Только один какой-нибудь принц может иметь право наследования, только о рождении одного из них можно сказать народу.
- Чего вы от меня требуете, ваша эминенция? Оба принца мои сыновья!
- Только один может быть им официально, ваше величество, если вы не хотите разрушить счастье обоих и сделать несчастной Францию.
- Как жестоко испытывает меня Бог!
- Ваше величество, надо подавить в себе отцовские чувства. Не падайте духом в ту минуту, которая решает участь не только отдельных личностей, но и целого народа. Что будет, ваше величество, если вашими наследниками станут два сына одного возраста? Разве вы хотите разделить ваше прекрасное, сильное государство? Нет, нет! Вы обязаны подчинить отцовскую любовь голосу холодного рассудка!
- Говорите яснее, чего же вы требуете?
- Мне очень жаль, поверьте, ваше величество, что мне одному приходится вам советовать. Я хотел бы только избавить ваше государство от внутренних неурядиц, которые невозможно устранить, если за престол будут бороться два брата с одинаковыми правами. Этот спор неизбежен и Франция из-за него может погибнуть.
- Чувствую, что вы правы, ваша эминенция, возможность чего-нибудь подобного приводит меня в ужас.
- Вы можете и должны это устранить, ваше величество.
- Так укажите, каким образом!
- Пусть наследником будет ваш первый сын, а рождение второго скройте от народа.
- Какая же участь ждет этого несчастного принца?
- Отдайте его пока в надежные руки, а позже мы подумаем, как устроить так, чтобы вознаградить его за эту тяжелую потерю. Главное в том, чтобы никто не узнал о его рождении, чтобы этот принц сам никогда не слыхал, чей он сын и брат. Не зная чего он лишился, он не станет и жалеть об этом, кроме того, ему тогда не придет в голову мысль посягать на наследство брата, и Франция будет ограждена от большого несчастья. Он будет жить в хорошей обстановке, которую мы обеспечим ему на всю жизнь, и не станет роптать на судьбу, если никогда не узнает тайны своего рождения. Я советую вам поступить именно так, все остальное мы еще успеем обдумать.
В будуар поспешно вошел лейб-медик.
Людовик обернулся к нему в напряженном ожидании.
- Ее величество благополучно родила второго принца, - сказал доктор, - но очень слаба, и, по-моему, не помнит, что дала жизнь двум детям. Камер-фрау сейчас же перенесла второго новорожденного в соседнюю комнату обергофмейстерины, ваше величество.
- Хорошо, - ответил за короля Ришелье, - кто, кроме вас, знает о рождении второго принца?
- Госпожа обергофмейстерина, камер-фрау, кормилица и бонна.
- Им надо велеть молчать, - продолжал кардинал. - Хорошо, что герцог де Бриссаль и госпожа де Шеврез уже ушли, теперь можно будет скрыть рождение второго ребенка.
- Как себя чувствует второй мальчик? - спросил Людовик.
- Несколько слабее первого, ваше величество, но хорошо сложен и здоров.
- Отведите меня к нему, я и его хочу видеть, - сказал король и ушел с доктором в комнату донны Эстебании.
Камер-фрау стояла там, держа в руках маленького принца, с первой же минуты жизни окруженного глубокой тайной.
Ришелье, оставшись один, стал ходить взад и вперед по будуару.
- Надо сделать так, как я сказал, - пробормотал он. - Отцовская любовь не спасет и не поддержит Францию, на царском троне надо уметь жертвовать личным чувством - это ведь давно известно по опыту. Второго принца надо как можно скорее удалить, иначе начнут потихоньку, под строгим секретом толковать о нем до тех пор, пока, наконец, не узнают все, а этого нельзя допустить. Я должен употребить все свое влияние, чтобы король не изменил решение. Он может иметь только одного сына, одного принца, второго надо удалить.
Людовик и доктор вернулись.
- Постарайтесь спасти королеву, сделайте все возможное, уберегите ее от опасности! - сказал король с озабоченным выражением лица. - Примите меры, чтобы ее ничем не беспокоили и не разговаривали с ней.
Доктор пообещал и ушел к Анне Австрийской.
Людовик подошел к кардиналу.
- Чувствую, ваша эминенция, - тихо сказал он, - что вы говорите правду. Для блага Франции и обоих принцев надо только одного из них воспитать, как принца, и показать народу, другой же мой сын вырастет, хоть и окруженный заботами о нем, но в более скромной обстановке.
- Преклоняюсь перед вашей замечательной силой воли, ваше величество, - сказал Ришелье. - Вы спасаете этим Францию от больших несчастий.