Мы оставили Инес, Амаранту и Антонио в тот момент, когда обрушился свод подземного хода, почти засыпав при этом Антонио.
Грозно висели над ним обломки, которые при первом же сотрясении от пушечного выстрела должны были непременно сорваться и окончательно похоронить под собой потерявшего сознание патера.
Инес и Амаранта тоже лежали без чувств, они казались мертвыми, но через пролом в своде в подземелье начал проникать свежий воздух, и в этом было их спасение, но замедли эта неожиданная помощь еще на полчаса, и они непременно умерли бы, задохнувшись в отравленном воздухе подземелья.
На Антонио эта живительная струя чистого лесного воздуха уже оказала свое действие, потому что он лежал прямо под проломом. Он пришел в себя, и хотя в первую минуту дико, бессмысленно озирался кругом, однако силы возвращались к нему, и скоро он совсем опомнился. С трудом выбрался он из-под обломков, взглянул в отверстие, находившееся не более чем в футе над его головой, глубоко, с наслаждением вдохнул и поспешно бросился туда, где оставались Инес и Амаранта.
Едва он отошел, как грохнул пушечный выстрел, и огромные камни, оторвавшись от свода, рухнули прямо на то место, где он только что лежал.
Патер при виде этого воздел к небу руки, благодаря Всевышнего, что он таким чудесным образом спас ему жизнь! Задержись он там на один момент, и был бы убит!
Сверху он ясно слышал лошадиный топот, крик, бряцанье оружия; легко было догадаться, что совсем рядом идет сражение.
Антонио, набрел, наконец, на бесчувственных девушек, как будто уснувших летаргическим сном; в темном подземелье -- свет из отверстия едва проникал сюда -- он не мог отличить одну от другой и звал то Инес, то Амаранту, но ни та, ни другая не отвечали ни слова.
-- Очнитесь же, мы спасены! -- взмолился он еще раз и внимательно посмотрел на груду камней и обломков, прикидывая, сможет ли он добраться по ней до пролома. -- Проснитесь, проснитесь скорей! -- тормошил он их.
Амаранта зашевелилась.
-- Сеньора, -- обратился Антонио к ней, -- очнитесь же! Мы можем выйти отсюда!
Наверху движение и шум стали тише, воздух, все больше проникавший в подземелье, подействовал уже и на Амаранту, она терла глаза, дико осматривалась вокруг и наконец протянула руку к Антонио, как будто желая убедиться, действительно это он или он ей мерещится. Провалившийся свод, обломки и сам вид подземелья -- все это было так ужасно, что она содрогнулась.
-- Успокойтесь, сеньора, мы можем выйти, только помогите мне привести сначала в чувство сеньору Инес, -- сказал Антонио, -- От пушечных выстрелов провалился свод, мы сможем выбраться через это отверстие на волю!
-- О, благодарение Господу, мы спасены! -- воскликнула Амаранта, поднимая глаза вверх и складывая на груди руки. -- Инес, Инес, проснись! Мы спасены, мы можем выбраться из этого ужасного подземелья!
Она наклонилась над молодой графиней, гладила ее и целовала, как любимую, дорогую сестру, и наконец с радостью увидела, что та открыла свои прекрасные глаза.
Но. Инес так ослабла, что тут же снова впала в беспамятство.
Амаранта тормошила ее, целовала, чтобы пробудить и привести в чувство, Антонио старался ей помочь, чтобы поскорей можно было выбраться наверх. Там занималась утренняя заря, а сражение, по-видимому, откатилось дальше.
Наконец Инес пришла в чувство и при первом взгляде вокруг сразу вспомнила все, что случилось перед тем, как она потеряла сознание; она чувствовала страшную слабость, но скрыла это, чтобы не встревожить доброго патера. Пушечные выстрелы раздавались очень далеко, но Инес все еще опасалась встретить отряды кар-листов, и Антонио сказал, что он вылезет сначала один, а удостоверившись, что никакой опасности нет, придет за ними.
Обе девушки поднялись и закутались опять в монашеские одежды. Антонио забрался по осыпи наверх, добрался до отверстия и высунул в него голову.
Окрестность освещалась бледным светом наступающего утра, кругом стояли старые деревья, а в отдалении виднелся холм, именно там заканчивался подземный ход.
Пока Антонио все это рассматривал, из чащи леса выбежали три человека. Это были солдаты, и, как ему показалось, правительственных войск.
Первый из них, увидевший голову Антонио, остановился в испуге и в крайнем изумлении указал на него двум своим товарищам, которые тоже, вытаращив глаза, смотрели на бледное лицо, возникшее из-под земли. Не понимая, что это и как это объяснить, они оцепенели от ужаса.
Но наконец голова поднялась, показались плечи и руки Антонио, старавшегося выкарабкаться наружу.
-- Это живой, живой человек, -- воскликнули солдаты, подбегая к нему.
Антонио, уцепившись за крепкие корни, успел вылезти на поверхность и хотел уже заговорить с солдатами, как вдруг они закричали:
-- Это шпион, монах, он прятался здесь! -- Прокружив патера, они схватили его.
Напрасно он уверял их, что поддерживает правительственные войска, они не хотели ничего слышать.
-- Вы наш пленный, идите за нами, -- кричали они, таща его с собой.
-- Кто ваш начальник, ведите меня к нему! -вскричал патер. -- Вам незачем тащить меня, я и сам пойду!
-- Вылез из какой-то дыры, это что-нибудь да значит, он шпионил, в этом нет ни малейшего сомнения, -- говорили солдаты, ведя за собой Антонио, который думал в это время о бедных девушках, оставшихся в подземелье без всякой помощи и защиты. За себя же лично он нимало не беспокоился, зная наверняка, что сумеет объясниться!
Пройдя не более ста шагов, Антонио вдруг увидел в некотором отдалении всадников и в одном из них узнал Жиля.
Он несказанно обрадовался такой счастливой случайности!
Солдаты подвели сейчас же своего пленного к офицерам, которые, заметив патера, уже торопились им навстречу.
-- Что у вас там? -- спросил издали Жиль.
-- Мы поймали шпиона, -- ответили солдаты, -- вытащили из ямы, в которой он прятался!
-- Ба, да что я вижу! Антонио, ты это или твой дух? -- воскликнул Жиль, подъехав ближе.
-- Это я. Жиль, и думаю, что ты поможешь мне. Во-первых, надеюсь, ты поручишься за меня, что я не шпион и не предатель!
На лицах солдат при этих словах выразилось крайнее удивление и недоумение. Бригадир же слез с лошади и принялся обнимать патера.
-- Патер Антонио -- шпион! Это забавно! -- воскликнул он. -- А не расстрелять ли нам тебя, как бы это, вероятно, сделали господа карлисты? Да скажи мне, как ты очутился опять здесь, милый мой друг?
Солдаты отступили назад, видя, что их начальник обнимает приведенного ими "шпиона" и что прочие офицеры относятся к нему тоже с уважением.
-- Рад, дорогой Жиль, что привелось опять с тобой свидеться, -- ответил Антонио и коротко рассказал все, что с ним случилось.
-- Мы покажем этим бандитам! -- воскликнул бригадир. -- Я сейчас же отправлюсь в Монастырь, чтобы забрать оттуда Мануэля, а потом постараюсь догнать бандитов! Тебе желаю с твоими спутницами счастливого пути, но предупреждаю, будь настороже! Шайки карлистов, отряды дона Альфонса бродят везде.
-- Ужасная война, -- сказал Антонио, -- тяжелые времена наступают! Но не хочу тебя задерживать! Отправляйся скорее за Мануэлем. Да благословит тебя Господь, мой друг, прощай и дай нам Бог поскорей свидеться в Мадриде!
Бригадир задушевно простился со своим другом, продолжая, впрочем, смеяться оттого, что тот был принят за шпиона и приведен к нему в качестве пленного. Вскочив на лошадь, он еще раз заверил Антонио, что его солдаты не обеспокоят их, так как все преследуют теперь карлистов.
Антонио поспешил к девушкам, чтобы поскорей успокоить их и вывести наверх. Спустившись и рассказав о встрече с Жилем, он помог им выбраться на воздух, в прекрасный лес, в чаще которого уже весело играли яркие солнечные лучи.
Инес вздохнула свободнее, узнав, что Жиль отправился за Мануэлем. Отдохнув на свежем воздухе и поблагодарив Бога за неожиданное освобождение, они отправились в путь.
Вскоре они пришли в селение, где Антонио достал молока и хлеба. Подкрепив силы этой простой пищей, они продолжали свой путь в Пуисерду, где Инес надеялась, наконец, успокоиться после всех тревог и волнений и предоставить приют Амаранте, которую непременно рассчитывала удержать возле себя.
До Пуисерды оставалось всего десять миль, но и это пространство пройти пешком было не так легко для бедной Инес, еще не совсем поправившейся, но скрывающей это от своих спутников; выбора, впрочем, не было, нужно было идти, так как лошадей достать было негде, а сообщение по железной дороге почти повсеместно прекратилось.
Дорога в Пуисерду лежала через Ирану, но они не решались идти снова через это столь памятное для них место.
Антонио, заботившийся о девушках с отеческой нежностью и самоотверженностью, предложил им обойти Ирану, избегая большой дороги. Разумеется, при случайной встрече с карлистами девушек могли спасти мужские монашеские рясы, но если бы они были узнаны, им грозила страшная опасность. В последнее время Антонио узнал, что эти люди не останавливались ни перед каким преступлением, узнал, как ужасно они поступали с женщинами и девушками, попадавшими к ним в руки, не страшась ответственности за свои злодеяния, поскольку считали себя полновластными хозяевами Испании.
Однако Антонио не высказывал всех этих опасений своим спутницам, продолжая вести их преимущественно окольными путями и тщательно избегая больших дорог, чтобы не встретиться с карлистами, хотя трудно было рассчитывать, что это им удастся, так как весь север был наводнен их бандами. Они бродили по всем дорогам, не было почти ни одного города, ни одного местечка, где бы их не было.
День прошел благополучно, и вечером они подошли к одному большому селению.
Инес жаловалась на усталость и действительно была не в состоянии идти дальше, Амаранта тоже была измучена, и им необходимо было найти ночлег во что бы то ни стало. Но сделать это было нелегко, в испанских селениях трудно найти пристанище, там нет ничего вроде постоялых дворов, да и к тому же наши путешественники могли действительно показаться подозрительными. Патер с двумя молодыми девушками, переодетыми в монахов, не могли не возбудить подозрений и любопытства.
Антонио решил отправиться к местному патеру, который оказался довольно молодым человеком, внушающим, впрочем, доверие своим внешним видом. Антонио объяснил ему обстоятельства, вынудившие его спутниц к путешествию в монашеском одеянии, и попросил приютить всех троих на ночь.
Патер, узнав все эти подробности и признавая, вероятно, Антонио за человека, стоявшего выше его в духовной иерархии, изъявил полную готовность приютить его и его спутниц в своем доме. В этом маленьком доме были наверху две комнатки, одну из которых занимала экономка, заведовавшая всем хозяйством, а другая стояла пустой. Эту-то комнатку патер и предложил для двух сеньор; он распорядился, чтобы там были приготовлены две кровати, а Антонио пригласил разместиться с ним внизу.
Таким образом, наши путешественники устроились очень хорошо. Священник был радушен, позаботился угостить их хорошим ужином, и они успокоились, уверившись, что безопасно смогут провести ночь.
Одно обстоятельство беспокоило Антонио -- экономка была очень неприветлива и с видимым неудовольствием исполняла приказания патера относительно гостей, ужин же совсем отказалась готовить. Очевидно, ей не понравилось присутствие в доме двух сеньор, в доме, где она считала себя полной хозяйкой. Ее неудовольствие усиливалось при виде того, как любезен с ними хозяин.
Проходя мимо них, она называла их сквозь зубы искательницами приключений, хлопала дверьми, ворчала и вообще демонстрировала гостям свое самое недружелюбное отношение к ним.
Молодой патер или не замечал безобразного поведения своей экономки, или просто хотел показать, что не обращает на это внимания, только он не останавливал ее и не делал ей никаких замечаний. Но когда он повторил приказание, чтобы наверху были приготовлены для сеньор постели, эта мегера окончательно пришла в ярость и, поняв из разговора гостей с хозяином, что они боятся карлистов, тут же мстительно решила донести о прибытии таких странных гостей в дом патера. Она была из племени басков, которое поддерживало карлистов.
Девушки, почти не заметившие злого настроения экономки, были очень довольны радушным приемом патера, и Антонио, не придавший особого значения неудовольствию этой мегеры, радовался от души приюту, который нашел для своих спутниц.
После ужина, за которым гости рассказывали патеру о своих приключениях, он угостил их еще фруктами, а затем подал сеньорам свечу и пожелал им хорошо отдохнуть.
Когда Инес и Амаранта ушли наверх, он отвел Антонио в маленькую комнату, смежную с его спальней, а сам куда-то ушел.
Антонио лег в приготовленную для него постель, но, несмотря на усталость, заснуть сразу не мог.
Вдруг до него донеслись голоса споривших, один приглушенный, это был голос патера, другой -- крикливый женский голос, громко возражавший первому и почти его заглушавший, это был голос экономки. По-видимому, происходила бурная ссора, слышалась брань, затем все стихло, и патер вернулся в свою спальню. Услышав, что Антонио не спит, он обратился к нему.
-- Странный народ эти баски, -- заметил патер, -- сейчас вынужден был отказать экономке от места из-за ее грубости и нежелания исполнять свои обязанности.
Антонио понял, что вся эта история вышла из-за его спутниц, хотя патер и не высказывал этого из деликатности, Антонио же, не имея причин умалчивать о своих догадках, выразил сожаление о случившемся.
-- О! Об этом не стоило бы и говорить, почтенный отец, -- заметил патер, -- если б эти баски не были злым и мстительным народом! Я опасаюсь, как бы эта женщина не сыграла с нами дурную шутку, хоть она и была у меня в услужении несколько лет!
-- О чем вы, мой добрый брат? -- спросил Антонио. -- Что она может сделать?
-- От этих басков всего можно ожидать, доверяться им никак нельзя! Поверьте, что отказ от места, причиной которого были ее грубость и непослушание, она отнесет непременно к вашему появлению и обвинит не себя, а вас в том, что лишилась места!
-- Ах, почтенный брат! Стало быть, вам может даже грозить опасность за ваше радушное гостеприимство?
-- Мне угрожает меньшая опасность, чем вам, -- ответил патер. -- Сегодня, ближе к вечеру, здесь были карлисты!
-- И вы думаете, что ваша экономка способна предать нас?
-- Сильно опасаюсь этого, почтенный отец! Антонио поднялся с постели. Была глубокая ночь.
Молодые девушки безмятежно спали в своей комнатке, а тут возникла новая опасность, о которой следовало серьезно подумать.
-- Карлисты и сейчас здесь? -- спросил Антонио.
-- Нет, из селения они ушли, но крестьяне рассказывали, что они недалеко за горой, куда приехала и донья Бланка с супругом и с многочисленным войском, чтобы встретиться с доном Карлосом, который где-то поблизости расположился со своим главным штабом.
-- Донья Бланка -- бывшая герцогиня Медина?
-- Да, она самая, почтенный отец!
-- Это известие больше всего меня беспокоит, -- объяснил Антонио и начал поспешно одеваться. -- Было бы страшным несчастьем для нас сновка попасть в руки карлистов, хотя донья Инес была некогда знакома с доньей Бланкой, однако я сильно сомневаюсь, чтобы последняя стала ее защищать и захотела бы оградить от неприятностей, так как, судя по рассказам, она жестокая, ужасная женщина, способная на всякие злодеяния! А потому я думаю, что нужно разбудить сейчас же моих спутниц и поскорей уйти отсюда!
-- Подумайте хорошенько, почтенный отец, не лучше ли остаться, ведь теперь глухая ночь, карлисты расставили, вероятно, повсюду свои патрули!
-- Что же делать, почтенный брат, выбора у нас нет, не могу я оставаться здесь, зная об опасности, угрожающей моим спутницам.
-- Прошу вас, подождите до утра, в мой дом никто не осмелится ворваться насильно! Вам лучше отправиться завтра вечером, к тому времени сеньоры отдохнут!
-- Благодарю вас за ваше радушное гостеприимство, -- сказал Антонио, -- но не хочу злоупотреблять им! Я чувствую, что вам грозит опасность, если мы здесь останемся, и потому нам надо немедленно оставить ваш дом, чтобы не навлечь на вас несчастья!
-- Послушайтесь моего совета, оставайтесь! Теперь полночь, дайте бедным сеньорам отдохнуть, они страшно измучены!
В этот самый момент раздался громкий стук в дверь, казавшийся еще громче в глубокой ночной тишине, царившей кругом.
Патер оцепенел от ужаса, обменявшись с Антонио взглядом.
-- Опоздали, -- заметил последний тихим голосом. Патер продолжал стоять неподвижно.
Стук повторился еще громче; слышно было, что стучали чем-то металлическим, видимо, оружием.
-- Что вы решили, почтенный отец? -- спросил бледный как полотно патер своего гостя. -- Мои подозрения оправдались, экономка навела на нас карлистов! Позвольте мне спрятать вас, может быть, вам удастся спастись!
-- Нет, нет, не нужно, мой дорогой брат, откройте им дверь, а я пойду наверх, вероятно, бедные девушки в страшном беспокойстве и тревоге, -- ответил Антонио и вышел вместе с патером из спальни.
В третий раз раздался стук в дверь, и на этот раз он сопровождался такими угрозами и криком, что бедный патер почти бегом поспешил к двери и торопливо отпер ее, держа в одной руке подсвечник.
В дом вошли пять карлистов, и ему показалось, что недалеко от крыльца стояла экономка.
Карлисты без церемоний ворвались в комнаты.
-- От имени светлейшей доньи Бланки Марии, -- произнес начальник отряда, -- предлагаю вам выдать ваших гостей, сеньор! Против вас мы ничего не имеем, а хотим взять только тех, кто скрывается у вас, двух из них мы давно ищем: это генерал Мануэль Павиа и его спутница! Мы уверены, что они здесь!
-- Но что же это такое, даже ночью нет покоя в собственном доме!
-- От имени светлейшей доньи Бланки, -- прервал его офицер, не дав договорить.
-- Но вы ищете какого-то генерала и его спутницу, а у меня ночует патер с двумя спутницами!
-- Не создавайте напрасных затруднений, почтенный отец! -- воскликнул недовольно офицер. -- Генерал и его спутница были в рясах, потому-то мы и уверены, что вы приютили у себя именно их. Я требую от имени светлейшей доньи Бланки, предводительницы нашего отряда, выдать их нам немедленно!
-- Значит, даже женщины участвуют в сражении и ведут вас на кровопролитие? -- заметил патер. -- Но вот мои гости!
На лестнице показался Антонио, за ним шли Инес и Амаранта.
На лицах девушек было отчаяние, Антонио же оставался спокоен и холоден. Лицо его, правда, было бледным, но в нем, как и во всей осанке, выражалось столько достоинства и выдержки, что казалось, никакие житейские волнения, никакие опасности не могут поколебать спокойствия его высокой души; это выражение составляло отличительную особенность лица и заметно выделяло его среди тысяч людей.
-- Вот мои гости, узнаете вы в них тех, кого ищете? -- спросил патер офицера, указывая на Антонио и девушек.
-- Мое дело не рассуждать, почтенный отец, -- отвечал тот, -- а доставить трех особ, находящихся у вас, к донье Бланке!
-- К донье Бланке, герцогине Медине, к донье Бланке Марии де ла Ниевес, вы о ней говорите? -- обратилась Инес к карлистам. -- Ведите, ведите нас, она знает меня, и я уверена, что она защитит нас!
-- Я думаю, ваши надежды обманут вас, донья Инес, -- серьезно и сдержанно сказал Антонио.
-- Я не верю, что принцесса делает все то, что ей приписывают, -- воскликнула Инес уверенно, -- на нее клевещут! Бог знает, кто распускает эти слухи! Я хочу ее видеть, от нее хочу услышать, что нас ожидает, но заранее убеждена, что до наступления утра мы будем на дороге в Пуисерду и что она оградит нас от всяких неприятностей в пути!
-- Дай Бог, чтобы ваши надежды не обманули вас, донья Инес, -- ответил Антонио.
-- Вперед! -- скомандовал офицер.
-- Благодарю вас за ваше радушное гостеприимство, почтенный отец, -- сказала Инес, обращаясь к священнику.
Амаранта и Антонио тоже поблагодарили его и покинули дом под конвоем карлистов, окруживших их со всех сторон. До рассвета было еще далеко, стояла темная, глухая ночь. Антонио шел в глубоком раздумье, на душе у него было очень тяжело, от вмешательства Бланки Марии в их участь он не ожидал ничего, кроме самых ужасных последствий для Инес. Молодая графиня, напротив, была уверена, что принцесса поможет ей. Амаранта шла по одну сторону от ее, Антонио -- по другую. Со всех сторон их окружали карлисты с заряженными ружьями на плечах. Месяц, пробираясь между густыми облаками, слабо освещал дорогу.
Выйдя из селения, они направились к темной возвышенности, лежавшей в отдалении.
Добравшись до нее, они увидели в долине огоньки постов карлистского отряда, принадлежащего войску, прикрывавшему донью Бланку. Палаток в этом лагере было немного, посередине был разведен костер, из которого летели искры.
Конвой провел своих пленных мимо передовых постов и направился к группе солдат, расположившихся вокруг костра.
Приблизившись к ним, офицер передал патера и двух сеньор часовому, который немедленно повел их к палатке, охраняемой зуавом. Часовой сказал тому несколько слов, и зуав пошел доложить о прибывших.
Вслед за этим у входа показалась Бланка Мария.
Отблеск свечи, горевшей в палатке, давал достаточно света, чтобы Инес могла узнать ее и даже заметить огромную перемену в ее внешности, которая сильно поразила графиню.
-- Войдите, -- сказала супруга дона Альфонса, обращаясь к двум девушкам и патеру, которого окинула взором прежде всех, надеясь, вероятно, узнать в нем Мануэля.
Все трое последовали за ней в палатку.
-- Ваши солдаты силой привели нас сюда, ваше сиятельство, -- сказал Антонио твердым, спокойным голосом, -- вероятно, приняв нас за тех, кого ищут! Мы просим теперь ваше сиятельство разрешить нам продолжить путешествие!
-- Вы, насколько я понимаю, патер Антонио, и с вами графиня Инес Кортецилла со своей провожатой.
-- Я рада, принцесса, что вы меня узнали, -- сказала Инес, глядя с холодной улыбкой на донью Бланку. -- Вы некогда были очень добры ко мне, надеюсь, и теперь не откажете мне в своем покровительстве! Патер Антонио и Амаранта, моя приятельница, провожают меня в Пуисерду, где живет моя родственница, у которой я рассчитываю найти пристанище!
-- Ах, графиня, какой необдуманный шаг вы сделали, оставив дом вашего отца и убежав сюда, где каждый день вас подстерегают опасности, неизбежные в это военное время, опасности, от которых даже я не могу вас уберечь!
-- Ваша власть и ваша доброта могут многое для меня сделать, принцесса, и я отдаюсь под ваше покровительство! -- сказала Инес.
-- Я слышала, что вы позволили увезти себя дону Мануэлю Павиа. Горькая ошибка, графиня, и страшный удар для вашего отца!
-- Это неправда, принцесса, -- ответила Инес твердым голосом, -- генерал Павиа не знал о моем поступке и не предвидел его!
-- Вы лучше сделаете, графиня, если будете со мной откровенны и скажете мне правду! У меня верные сведения! Вас видели в здешних горах в обществе генерала Павиа, мне сообщили даже, что вы были настолько безрассудны и неосторожны, что вырвали его из рук наших солдат! Надеюсь, вы не будете этого отрицать?
Инес промолчала и опустила голову.
-- Наконец-то вы сознаетесь в вашем опрометчивом поступке, -- продолжала Бланка ледяным тоном. -- О донья Инес! Сколько горя вы принесли вашему отцу! Где теперь находится генерал Павиа?
-- Я не знаю этого!
-- Повторяю вам, графиня, что вам выгоднее говорить мне правду!
-- В таком, случае, позвольте мне ответить за донью Инес, -- сказал Антонио, обращаясь к Бланке, -- дон Мануэль Павиа теперь в войске бригадира Жиля-и-Германоса!
Бланка вздрогнула, в ее глазах блеснул гнев при этом известии.
-- В вас также, патер Антонио, я предполагала больше рассудительности и благоразумия, -- сказала она, -- вы оказали плохую услугу генералу Павиа и графу Кортецилле, что сопровождали донью Инес! Не прерывайте меня и не оправдывайтесь! Верно ли ваше сообщение, что генерал Павиа находится при войске своего друга Жиля-и-Германоса, это мы узнаем очень скоро! Вы не должны забывать, что в настоящее время для меня он прежде всего неприятель, и потому я сделаю все, чтобы он опять попал в наши руки! Что касается графа Кортециллы, я считаю своей обязанностью защитить его дочь и возвратить ему! Поберегите ваши слезы и просьбы, -- холодно сказала она, обращаясь к Инес, бросившейся к ней с мольбой и с рыданиями, -- я не изменю своего решения!
-- Сжальтесь, отпустите нас в Пуисерду!
-- Вы с вашей спутницей останетесь у меня, донья Инес, и надеюсь, вы мне скажете о местонахождении вашего возлюбленного! Вы должны сделать это ради вас самих, это в ваших интересах! Затем я передам вас вашему отцу, он будет мне весьма благодарен за .эту услугу! Вы же, патер Антонио, свободны, можете беспрепятственно оставить лагерь и идти, куда вам угодно!
-- А графиня останется здесь? -- спросил он с испугом.
-- Да, я так решила!
-- В таком случае, ваше сиятельство, позвольте остаться и мне!
-- Нет, вы должны покинуть лагерь, а с графиней останется только ее спутница, -- сказала Бланка, подходя к выходу из палатки и поднимая полотняный занавес.
-- Капрал, проводите патера назад в селение. Антонио видел, что всякие просьбы с его стороны были бы напрасны.
Инес бросилась на колени перед жестокой женщиной.
-- Сжальтесь, не разлучайте нас! -- воскликнула она.
Бланка Мария холодно взглянула на свою соперницу, бывшую теперь в ее власти, ненавидимую за то, что ее любил Мануэль.
-- Я остаюсь при своем решении, донья Инес. Уведите сейчас же патера, -- добавила она, обращаясь к офицеру, который силой потащил его из палатки.
Антонио еще раз взглянул на Инес, ломавшую себе в отчаянии руки, и на Амаранту, плакавшую горькими слезами, и вышел наконец из палатки.
-- О, отпустите нас с ним! -- проговорила Инес умоляющим голосом.
Бланка Мария надеялась запугиваниями заставить Инес заговорить.
-- Вы скажете мне, где теперь находится дон Мануэль Павиа, -- сказала она графине, -- тогда мы поговорим о прочем, донья Инес! Не забудьте, что ваш возлюбленный стал моим врагом с тех пор, как я отдала руку принцу Альфонсу! Прежде, графиня, признайтесь, где он, тогда я подумаю и о вас!
-- Но, Боже мой, я ничего не могу вам сказаться сама о нем ничего не знаю, кроме того, что бригадир Германос увез его с собой! -воскликнула Инес голосом, дрожащим от страха.
-- Вы можете не торопиться со своими признаниями, у вас еще будет время подумать, донья Инес, а пока вы останетесь здесь под надежной охраной. Я должна охранять вас, чтобы передать целой и невредимой вашему отцу!
Вслед за этими словами Бланка Мария приказала зуаву привести ей лошадь, так как уже наступало утро, и она должна была ехать в штаб дона Карлоса, чтобы представить ему, как мы уже знаем, сеньора Виналета.
Она распорядилась, чтобы вокруг палатки, в которой она оставляла обеих сеньор, была расставлена надежная стража, и, не обращая внимания на отчаяние, просьбы и слезы бедных девушек, вышла вон!
Бланка Мария торжествовала, соперница была в ее власти, и она надеялась, что ненавистный Мануэль тоже попадет наконец к ней в руки. С этими сладкими мечтами она вскочила на лошадь и отправилась к претенденту с несколькими провожатыми и с сеньором Виналетом.