Наступила ночь и накрыла своим мрачным покровом лагерь карлистов, находившийся под началом Доррегарая, протянувшийся на большое расстояние от Ираны.
В этот отряд входили батальоны, состоявшие под началом Изидора Тристани. не принимавшие, впрочем, участия в сражении отряда с войсками, предводительствуемыми Жилем-и-Германосом, так как по распоряжению генерала Доррегарая эти батальоны, составлявшие правое крыло отряда, были отодвинуты дальше на восток.
Доррегарай, щедро награждаемый доном Карлосом и надеявшийся вскоре стать главнокомандующим, успел уже значительно увеличить свой отряд и имел под своим началом до шести тысяч человек.
Эти успехи и победа над республиканскими войсками возбудили, по-видимому, в душе мексиканца страшную гордость, производившую особенно неприятное впечатление на Изидора Тристани.
Разумеется, Доррегарай позаботился, чтобы Изидор, который действительно мог называться его правой рукой, был тоже награжден, но награжден не щедро, не по заслугам, а довольно умеренно.
Чувствовал ли генерал, что его подчиненный завидует ему или что он искуснее в этом роде войны, а может, просто из-за неумеренной гордости, только он позаботился, чтобы Тристани стоял в служебной иерархии гораздо ниже его, и потому сделал его командиром самого маленького, незначительного отряда, лишив права предпринимать что бы то ни было без предварительного с ним согласования или без особого на то разрешения с его стороны. Это обстоятельство навело Изидора на подозрение, что генерал Доррегарай удерживает его при себе и не дает хода вперед, чтобы, пользуясь его ловкостью, присваивать себе лавры, заслуженные Изидором.
Это убеждение наполняло душу Изидора желчью и ненавистью, еще усиливавшейся оттого, что дон Карлос беспрестанно вызывал к себе генерала Доррегарая и осыпал его наградами и почестями. А в довершение всего Доррегарай на время своего отсутствия оставил за себя не Изидора, а другого командира.
Разумеется, Изидор Тристани был слишком осторожен и хитер, чтобы дать заметить злобу и зависть, таившиеся в его сердце, но тем опаснее он был для мексиканца. Когда Изидор ненавидел, он умел найти в предмете своей ненависти слабую сторону, а в жизни своей он еще никого так не ненавидел, как этого генерала, который осмеливался держать его на заднем плане, не давать ему хода, а вместе с тем эксплуатировать его способности, извлекая при этом пользу для себя! При виде Доррегарая, при одной мысли о нем Изидору кровь бросалась в голову, он задыхался от злобы, и ему с трудом удавалось не обнаружить ее, но самообладание его было так велико, что даже безобразные косые глаза не выдавали его истинных чувств!
Доррегарай, по-видимому, и не подозревал о тон ненависти, которую внушал своему подчиненному; он был слишком горд, чтобы задумываться о таких ничтожных вещах, как нерасположение к нему людей вроде Изидора Тристани! Последний же был убежден в душе, что генерал не мог не заметить его чувств, что он только делает вид, будто не замечает их.
Это еще больше раздражало Изидора и вместе с тем вызывало желание открыто проявить наконец свои чувства, что он действительно вскоре и исполнил, доведя генерала до такой вспышки, что между ними чуть не произошла кровавая сцена.
Тристани сообщил Доррегараю, будто до него дошли сведения, что несколько донов, сыновей знатных грандов, служащих офицерами в неприятельской армии, ведут разведку вблизи их лагеря. Тристани заявил, что, если этим офицерам удастся задуманное, для карлистов это будет стыд и позор, а с другой стороны, заметил он, было бы очень выгодно взять в плен этих молодцов, принадлежащих к знаменитейшим испанским фамилиям.
Изидор дал при этом точные указания, в каком именно месте их видели, и, зная наперед, что генерал сам решит выполнить эту операцию, предложил поручить это дело ему и ручался выполнить его со своим отрядом. Вся эта история была им выдумана в насмешку над генералом, чтобы этим выразить ему свое презрение и ненависть.
Случилось именно так, как он ожидал! Доррегарай, не подозревавший в полученном сообщении насмешки или желания его одурачить, откомандировал Тристани с каким-то поручением совсем в другое место, а сам отправился с несколькими офицерами на поиск знатных лазутчиков, следуя указаниям Изидора, которые были так точны, что ошибиться в направлении было невозможно.
Смеркалось, когда они отправились в путь, и генерал во время путешествия так разжигал любопытство своих спутников загадочными замечаниями насчет предстоящей добычи, что они сгорали от желания и нетерпения поскорее встретить неприятеля и сразиться с ним.
Проехав по дороге, указанной Изидором, три или четыре мили, они увидели перед собой гору, покрытую виноградником, по обеим сторонам дороги тянулся редкий лесок. Генерал отдал приказание двигаться вперед как можно осторожнее и через несколько минут круто повернул свою лошадь в сторону, раньше всех увидев сквозь деревья какую-то фигуру, не двинувшуюся с места, несмотря на приближение всадника.
Генерал выхватил револьвер, между тем его свита последовала за ним, и все на рысях поскакали туда, где продолжала неподвижно стоять фигура, обратившая на себя внимание генерала. Приблизившись, они увидели, несмотря на темноту ночи, человека в неприятельском мундире, недалеко от которого стояли еще два офицера неприятельской армии, это были они, лазутчики! Теперь они были у них в руках!
-- Кто там? Отвечайте, или я стреляю! -- воскликнул генерал.
Ответа не последовало.
-- Сдавайтесь! -- закричал генерал, и его свита окружила со всех сторон трех неприятелей, стоявших между деревьями.
И в тот же момент все осаждавшие разразились громким хохотом! Оказалось, что вместо шпионов перед ними были три обрубленных ствола, на которые были напялены офицерские мундиры, одним словом, стояли три чучела, какие обычно ставят на полях, чтобы отпугивать птиц! Действительно, на них была полная боевая форма неприятельских войск и даже военные каски, вероятно снятые с убитых.
В первый момент Доррегарай не мог понять причины всеобщего смеха, а когда разглядел, сразу понял, что Тристани умышленно подготовил весь этот фарс, чтобы одурачить его!
Разумеется, он не подал вида, что вся эта история со шпионами была злым розыгрышем Изидора, решившего посмеяться над ним; чтобы не вызвать подозрения у спутников, он сам расхохотался и поехал дальше со своей свитой, делая вид, что не прекращает преследования шпионов, о появлении которых возле их лагеря он так много рассказывал своим спутникам; всю ночь они провели в поисках и только утром вернулись в лагерь, куда в это же время вернулся и Тристани из ночной экспедиции, в которую был послан генералом.
Он стоял с несколькими офицерами на дороге, по которой Доррегарай возвращался в лагерь со своей свитой; заметив дьявольскую усмешку на безобразной физиономии Изидора, которой косые глаза придавали совсем уж мефистофельское выражение, генерал не мог сдержать гнев, душивший его всю дорогу, и, спрыгнув с лошади, бросился с поднятой саблей к нему.
Другие начальники отрядов и офицеры, стоявшие вокруг Тристани, оттеснили его назад, встав между ним и Доррегараем, это и спасло Изидора от смерти! Он прикинулся невинной жертвой, и генерал, не желая давать огласки всему этому делу, по-видимому, вскоре забыл о нем совсем или, по крайней мере, решил не вспоминать до поры до времени.
Но отношения между мексиканцем и бывшим капралом становились все хуже, что бросалось в глаза всем и каждому! Оба уже не скрывали ненависти, и похоже было, что ни тот, ни другой не остановятся ни перед чем, чтобы погубить друг друга.
Тристани испытывал злорадное удовольствие оттого, что не только посмеялся над генералом, но и поставил его в такое положение, когда ему грозили самые скверные последствия, посмей он только дать ход всей этой истории.
Он испытывал поистине сатанинские чувства при одном виде Доррегарая, хотя прекрасно понимал, что этот враг и сам не упустит случая погубить его при первой же возможности.
Это скрытое противостояние должно было привести к гибели кого-то из двух, и Тристани, как и генерал, не хотел, разумеется, стать жертвой этого поединка!
Доррегарай имел те преимущества, что соперник стоял ниже него в служебной иерархии и что дон Карлос был на его стороне, -- довольно важные преимущества, при которых его трудно было победить.
Но Изидор Тристани был настоящий дьявол и к тому же дьявол, усвоивший иезуитский принцип: все средства хороши для достижения цели! Такой не остановится ни перед каким злодейством, ни перед каким гнусным делом, чтобы достичь желаемого, и теперь он не знал покоя ни днем, ни ночью, пытаясь найти что-то такое, что дало бы ему перевес над Доррегараем! Во что бы то ни стало нужно было найти способ одолеть своего врага, даже если б это стоило ему жизни, потому что в противном случае он все равно должен был неминуемо погибнуть от руки генерала! Нужно было сделать так, чтобы Доррегарай боялся его! Дело нелегкое, мечта смелая, задача почти невыполнимая, но тем привлекательнее и заманчивее она казалась Изидору.
Так прошло несколько дней, но ни один из соперников не сделал решительного шага. Доррегарай мог, разумеется, отослать куда-нибудь своего подчиненного или позаботиться, чтобы его перевели в другой отряд, однако он удерживался от этих мер, вероятно чтобы не поднимать историю со шпионами. Но Тристани не сомневался, что его смертельный враг только выжидает, что он погибнет, если не предупредит мести ненавистного соперника.
Как кровожадный тигр, ни на минуту не выпускающий из виду своей жертвы, подстерегал Изидор врага. Недаром в правительственных войсках его прозвали карлистским чертом за жестокость с пленными и ранеными. Но не только за это его можно было назвать дьяволом, а еще и за хитрость, ловкость и изворотливость ума, всю силу которого он направил теперь на то, чтобы отыскать способ погубить Доррегарая. Он ухватился за один маленький неясный след, который мог привести его к цели, и решил во чтобы то ни стало проверить его. Это было похищение военной кассы в Риво, там многое осталось неясным!
Деньги бесследно исчезли, о них ничего не было слышно с тех пор, но ведь кто-то же украл их! Многие утверждали, что Доррегарая видели в ночь похищения недалеко от кассы. Что если он украл деньги и держит их при себе? Тогда он погиб, погиб безвозвратно, и если даже дон Карлос вздумал бы простить ему такой проступок, то общество не простит!
Но как, где добыть доказательства? Без явных улик нечего и заикаться об этом деле. Изидор уже пробовал довести эти подозрения до дона Карлоса, но принц не допускал даже возможности подобной мысли, подобного предположения! Однако дело приняло бы другой оборот, сумей Изидор представить явные доказательства, тогда бы и сам принц не смог ничего сделать, потому что Изидор открыл бы эти улики солдатам.
Ночь накрыла своим мрачным покровом лагерь кар-листов, в котором царила глубокая тишина, -- солдаты по случаю сильного холода забрались в свои палатки и, плотно закутавшись в одеяла, крепко заснули, Небо покрылось черными тучами, и пошел мелкий дождь.
Часовые, стоявшие вокруг лагеря и внутри него, тряслись от холода и нетерпеливо ожидали смены. Закутавшись в плащи, сурово и мрачно вглядывались они в густой туман, скрывавший от них и сам лагерь, раскинувшийся на большом пространстве.
Вдруг раздался громкий голос одного из них, услыхавшего поблизости шум шагов:
-- Кто там?
-- Друг карлистов, -- отвечал приближающийся.
-- Друг карлистов! Этого мало, скажите пароль!
-- Валенсия и Мадрид!
-- Кто вы и что вам здесь надо?
-- Я прибыл из Толедо с важным поручением к вашему генералу, -- сообщил незнакомец, подходя ближе к часовому, -- он ждет меня! Доложите ему только, что его хочет видеть один из высших начальников, этого довольно, имени не нужно!
-- Оставайтесь тут! -- повелительно сказал часовой. -- Я не могу оставить пост, но вас сейчас проведут!
Он громко позвал кого-то, и в ту же минуту из ближайшей палатки вышел человек.
-- Проводите этого незнакомца к генералу, он из Толедо и знает пароль.
-- Верно, очень спешное дело, раз решился приехать в такую погоду, -- проворчал карлист.
-- Идите за мной, -- прокричал он громко незнакомцу.
Тот немедленно последовал за ним. Он был в длинном плаще, в остроконечной черной шапке, низко надвинутой на бородатое лицо, на ногах длинные кавалерийские сапоги. Несмотря на то, что он плотно закутался в плащ, видно было, что он очень крепкого, сильного сложения и довольно молод.
-- Подождите здесь, сеньор, -- сказал карлист незнакомцу, подойдя к нужной палатке. Маленький красный флаг, развевавшийся над ней, указывал, что это палатка командира.
Не прошло и минуты, как карлист вышел и повел незнакомца дальше. Наконец они пришли в самый центр лагеря, где было раскинуто несколько больших палаток, над одной из которых развевалось большое знамя, указывающее, что в ней разместился генерал.
Карлист прошел мимо двух часовых, стоявших у входа с обеих сторон, и скрылся за плотной дверью, а незнакомец остался снаружи, прохаживаясь взад и вперед, пока наконец карлист, выйдя, не пригласил его пройти в палатку.
В эту самую минуту из палатки с красным флагом, в которую проводник незнакомца заходил на минуту, неслышными шагами вышел Изидор.
Согнувшись в три погибели, прислушиваясь и оглядываясь вокруг, простоял он несколько минут и, убедившись наконец, что возле палаток никого нет, быстро и тихо, скользя как тень, направился к палатке генерала. Размягченная дождем почва совершенно гасила звук его легких шагов.
Никем не замеченный, он приблизился наконец к задней стороне генеральской палатки, где не было никаких часовых. Тут он опустился на землю и на четвереньках подполз к полотняной стене.
Он услыхал голоса, но говорили очень тихо, слов разобрать он не мог, так как палатка была большая, а разговор происходил далеко от того места, где пристроился Изидор; он пополз в направлении долетавших до него звуков, пока, наконец, не начал явственно разбирать все, о чем говорилось внутри. Тогда он, совсем припав к земле, слегка приподнял край палатки и просунул голову внутрь.
Там горела одна свеча, слабо освещая палатку, и в этом скудном свете он увидел Доррегарая, стоящего перед незнакомцем и тихо, почти шепотом разговаривающего с ним.
-- Поскольку вы меня не знаете, генерал, я привез бумаги, подтверждающие мои полномочия и приказ самого принципе, -- сказал незнакомец, вынимая из кармана бумаги и подавая их генералу.
Доррегарай рассмотрел бумаги.
-- Вы начальник Толедо, очень рад с вами познакомиться, -- проговорил он наконец, слегка поклонившись своему собеседнику. -- Возьмите ваши бумаги, а приказ с подписью принципе позвольте сжечь! Я люблю осторожность!
-- Это весьма похвально, генерал, -- заметил толедский начальник, человек лет сорока, с прекрасным мужественным лицом.
Доррегарай, превратив приказ в пепел, обратился к своему собеседнику:
-- Теперь прошу вас передать мне ваше поручение!
-- Я должен получить сумму, захваченную в Риво для дел Гардунии, и выдать вам расписку на нее, -- сказал незнакомец. -- Кроме этого, вам передано распоряжение при захвате новых территорий или при осаде городов немедленно устанавливать связь с находящимися там членами нашего общества!
-- Будет исполнено!
-- Вот вам список всех наших членов, -- продолжал незнакомец, вынимая бумаги и раскладывая их на столе, где лежали карты, какие-то исписанные листы и письменные принадлежности.
-- Благодарю вас, сеньор, -- сказал Доррегарай, собирая со стола бумаги, положенные начальником. -- Что у вас еще за бумаги?
-- Это квитанция, генерал, на которой я должен расписаться в получении денег от вас!
-- А! Это разумно, сеньор! Так впишите туда восемь тысяч триста дуро!
Начальник взял перо и вписал в квитанцию означенную сумму, Доррегарай в это время подошел к своему походному сундуку и вынул из него пакет.
Тут Тристани сделал неосторожное движение. Доррегарай, услышав неясный шум, бросился к тому месту, где Тристани подслушивал, но последний быстро отдернул голову от щели. А так как угол этот был в тени, то генерал ничего не заметил, и, постояв несколько минут, прислушавшись и убедившись, что не слышно ничего подозрительного, подумал, что ошибся.
Затем он подошел к начальнику и передал ему пакет.
-- Тут восемь тысяч триста дуро, сеньор, -- сказал он ему шепотом.
Начальник взял пакет и, указав генералу на квитанцию, оставленную на столе, попрощался с ним.
Когда шум, произведенный Изидором, привлек внимание Доррегарая и он бросился осматривать угол палатки, Тристани, не теряя времени, пополз прочь и, удалившись на некоторое расстояние, вскочил и исчез так же неслышно, как пришел, боясь, что недоверчивый и осторожный генерал выйдет из палатки и осмотрит ее со всех сторон.
Злобная усмешка искривила его безобразное, сатанинское лицо. Он ликовал, что его смутные подозрения обрели почву, что он нашел наконец способ добыть улики против своего врага. Он направился не к тому месту, где незнакомец был остановлен часовым, а к более отдаленному. Там он назвал себя часовым, которые узнали и пропустили его, и быстро пошел вперед, не обращая внимания на холодный мелкий дождь, сеявший как из сита, и холод, пробирающий до костей.
Добравшись до передовых постов, он опять назвал себя, а так как, будучи командиром, мог уходить из лагеря беспрепятственно, то и тут часовые пропустили его, и он пошел дальше так же быстро, не останавливаясь ни на минуту. Шел он, пока не добрался до ручья, где росли старые раскидистые деревья. У одного из них стояла лошадь! Изидор не ошибся в направлении -- сюда должен прийти начальник из Толедо, это была его лошадь!
Промокнув До костей и дрожа от холода, Тристани подошел к лошади и, увидев в седельной сумке кавалерийские пистолеты, проворно вытащил их оттуда и быстро спрятался за одним из старых толстых стволов деревьев.
Карлистский черт хотел подстеречь незнакомца, чтобы похитить у него бумаги и деньги, полученные им от генерала, и добыть таким образом улики против Доррегарая. Хотя общей связи между всем, что видел и слышал, он еще не уловил, однако успел понять, что Доррегарай и начальник из Толедо принадлежали к какому-то тайному обществу.
Сначала Тристани подумал, что это братство служит интересам дона Карлоса, но потом у него закрались сомнения, слово "Гардуния", произнесенное начальником, натолкнуло его на другие мысли. Кому из уроженцев Испании не известно это название? Кому не приходилось слышать тысячи историй, самых невероятных и фантастических, о Гардунии и ее деяниях?
Это слово повторялось в сказках, которые кормилицы и няньки рассказывали детям, в страшных историях о преступлениях, в старых семейных преданиях. С давних времен слово это произносилось со страхом, одно время великие злодеяния братства Гардунии сильно настроили против него всю Испанию, и всегда об этом обществе говорили шепотом, всегда боялись его!
Неужели же Гардуния снова возродилась?
Изидору сомневаться не приходилось, он явственно слышал это слово, и подслушанный разговор подтверждал это предположение! Тайное общество Гардуния образовалось опять и распространилось по всему государству, что доказывал список его членов, оставленный Доррегараю, который сам, очевидно, принадлежал к братству и ограбил военную кассу в Риво, чтобы передать деньги ему! Вероятно, среди людей, окружающих генерала, среди его адъютантов и даже солдат, набранных им, много членов этого самого общества, стало быть, разоблачение было бы очень опасно для Доррегарая!
Изидор должен был, однако же, убедиться в своих предположениях и запастись на всякий случай документами, уличающими его врага! Лучшего случая, чем теперь, ему никогда не представится, он может поймать на крючок одного из высших членов братства!
Увидев сквозь туман мужественную фигуру незнакомца, приближавшегося к деревьям, он плотно прижался к стволу толстой ивы, за которой стоял.
Ветер завывал, дождь сеял, не переставая. Незнакомец быстрыми шагами подошел к своей лошади.
Изидор тихо поднял пистолет и прицелился в ничего не подозревавшего начальника Толедо.
Раздался выстрел, но туман и завывания ветра заглушили его, так что вряд ли он был слышен в лагере.
Незнакомец сделал шаг вперед, застонал и, схватившись за грудь, пошатнулся.
Изидор метко попал в цель! Он был хороший стрелок! Незнакомец упал, попытался привстать, отрывистые стоны вылетали при этом из его уст, с усилием вынул он из-за пояса кинжал, снова попробовал встать, осмотрелся кругом, но враг, выследивший его, не показывался, и скоро последние силы покинули его.
Лошадь с тихим ржанием повернула морду туда, откуда слышался голос ее хозяина, потом беспокойно забила копытами и начала рваться с привязи.
Тристани не трогался с места, пока незнакомец подавал признаки жизни и пока не стало ясно, что звук выстрела не привлек никого. Тогда он вышел из-за дерева, подошел к умирающему и вынул у него из кармана бумаги и пакет с деньгами. Затем, бросив пистолеты в ручей, отвязал лошадь, взвалил на нее труп ее хозяина и, крепко привязав его к седлу, отпустил верное животное, и оно помчалось как ветер со своим мертвым всадником.
Изидор посмотрел ей вслед, затер ногой следы крови на сырой траве и окольными путями вернулся в лагерь.