-- Позволь мне предложить тебе руку, прекрасная маска, -- сказал шепотом кавалер в темно-красном домино, необыкновенно высокого роста, обращаясь к прелестной наяде, одетой в легкое белое газовое платье, украшенное блестящими бриллиантами, и лицо которой покрывала маленькая изящная черная маска. -- Высшее наслаждение моей жизни -- идти рядом с тобой и чувствовать твою очаровательную ручку в своей.
-- Кто ты, красное домино? -- спросила прекрасная донна, рассматривая своего провожатого с ног до головы и принимая его приглашение, между тем как молодая королева, с голубой бархатной маской на лице, шла рядом с доном Серрано и вполголоса говорила с ним о Нарваэсе, который находился на пути к выздоровлению.
-- Ты никогда не узнаешь, кто я, прекрасная маска, -- прошептал господин в красном домино, -- пусть будет достаточно того, что я знаю, кого веду под руку.
-- Докажи мне, что ты узнал меня, маска!
-- Дай мне твою прелестную маленькую ручку. Так, взгляни сюда! -- И он написал буквы Е. М. на ладони поданной ему руки. -- Что, я точно угадал? О, я еще спрашиваю! Ведь я узнал тебя, прекраснейшая из женщин, как только вошел в зал.
-- Я, кажется, тоже узнала тебя, маска.
-- Это странно -- говори скорее. Я сгораю от нетерпения! Вот моя рука, очаровательная Евгения.
Прекрасная графиня -- это была действительно она, шедшая возле дона Олимпио Агуадо -- схватила большую руку своего любезного кавалера и начертила на ней буквы Г. Р. , подразумевая под ними герцога Риансареса. Олимпио, смеясь, покачал головой.
-- Нет, нет, прекрасная маска, ты не узнала меня.
-- Мне кажется, вы не желаете, чтобы вас узнали, ваше сиятельство, -- прошептала графиня, уверенная, что возле нее шел герцог, который был похож на Олимпио ростом и телосложением.
-- Вспомни, прекрасная маска, или лучше не спрашивай, кто я такой. Я люблю тебя! Этого пусть будет достаточно. Часы праздника без того очень коротки, а завтра мы уже больше не увидимся.
-- Не было ли на вас раньше черного камзола, ваше сиятельство? Я подозреваю, что вы поменяли костюм.
-- Чтобы служить моим наклонностям, думаешь ты, прекрасная маска? Но не называй меня "ваше сиятельство", а просто "маска" или "дон".
-- Вы вводите меня в зал для аудиенций...
-- Подальше от толпы масок. За нами наблюдают и подслушивают, а мне бы так хотелось поговорить с вами наедине, Евгения.
-- Нас заметят, красное домино...
-- Поэтому мы и удалимся, прекрасная графиня. Вы знаете, что я вас люблю, люблю пламенно!
-- Вы говорите так странно, благородный дон, -- проговорила шепотом Евгения, краснея под маской.
-- Мои губы следуют только влечению сердца. Извините, если они выдадут все, что оно чувствует к вам. Ваш прекрасный обольстительный образ грезится мне наяву и во сне, ваш звучный голос слышится мне, где бы я ни был!
-- Тише, маска, впереди нас идет маркиза с доном Олоцаго -- она узнала меня и станет наблюдать за нами!
-- Так давайте выйдем на террасу, предпочтя тяжелому, жаркому воздуху зала прохладу благоухающего парка. Посмотрите, как прекрасно украшены и освещены кусты и клумбы, как отражается луна в высоких брызгах фонтана. Пойдем, спустимся туда! Звуки музыки, как бы замирая, доносятся в аллеи парка. Или, может быть, вы боитесь?
-- Нет, нет, благородный дон, но...
-- Вы удивлены, Евгения, вы не хотите принести маленькой жертвы, хотя тот, кто просит вас об этой милости, не остановился перед опасностью пробраться сюда, чтобы повидаться с вами!
-- Вы поступаете неосторожно, красное домино, -- прошептала графиня, погрозив пальчиком, -- королева может узнать вас -- опомнитесь!
-- Я ничего не боюсь, моя горячая любовь придает мне смелости, -- ответил Олимпио с сильно бьющимся сердцем, -- что бы после этого ни случилось, ничто не в состоянии омрачить блаженство этого часа.
Они прошли с террасы в парк, где по отдаленным аллеям, освещенным бледным светом луны, прогуливались ни кем не контролируемые одинокие пары.
-- Мы слишком удаляемся от террасы, благородный дон, -- проговорила наконец Евгения, испуганно оглядываясь по сторонам.
-- Вы под моей защитой, полностью положитесь на меня! Вам нечего опасаться похищения, как тогда в парке Аранхуэса.
-- Почему вы мне это напоминаете? -- прошептала вдруг Евгения, останавливаясь, но затем, улыбаясь, продолжила: -- Знаете, благородный дон, вы напоминаете мне в эту минуту того самого высокого карлистского офицера, который похитил меня.
-- Я очень рад этому, графиня. Я бы желал, чтобы мне можно было еще раз...
-- Я подразумеваю дона Олимпио Агуадо, бежавшего из подземной темницы.
-- Как он вам понравился, дорогая графиня?
-- О, он очень милый и любезный кавалер, который умеет обходиться с дамами.
-- Не послал ли он вам недавно розу, Евгения?
-- Откуда вы это знаете, благородный дон?
-- Я знаю все ваши тайны, да, да, прекрасная графиня, вы смеетесь, но я уже предоставил вам маленькое доказательство. Вы все еще не знаете, как горячо я вас люблю, Евгения? О, удостойте меня милости сесть рядом с вами на эту скамейку!
-- Только на несколько минут -- здесь очень тихо и безлюдно, -- проговорила графиня.
-- Поэтому мне бы и хотелось здесь, вдали от шума и блеска придворных удовольствий, преклонить перед вами колено, Евгения. О, снимите маску, скрывающую ваши прекрасные черты лица и доставьте мне блаженство полюбоваться вами. Вы так прекрасны! Мое сердце столь сильно бьется при виде вас! О, вы добры, Евгения!
Графиня опустилась на зеленую скамейку, окруженную клумбами цветов и густыми деревьями, между ветвей которых выглядывала луна -- это было уединенное, очаровательное местечко.
Олимпио, упоенный сознанием, что находится наедине с прелестной графиней в парке, вдали от взоров любопытных, стал перед ней на колени и горячо прижал ее маленькую ручку к губам. Кругом царила такая тишина, что слышно было легкое колыхание ночного ветра в ветвях деревьев.
Вдруг за скамейкой в кустах, окруженных ночным мраком, послышался тихий голос, произнесший имя "Долорес". Евгения, испуганная и бледная, вскочила со скамейки и прижалась к своему защитнику.
-- Вы ничего не слышали? Мне показалось, что кто-то рядом произнес какое-то имя, -- прошептала она взволнованно.
-- Этот звук доставил мне минуты счастья, Евгения, так как он побудил вас искать у меня защиты, -- ответил Олимпио.
-- Вернемся на террасу.
-- Еще минуту, Евгения, доставьте мне величайшее удовольствие остаться здесь рядом с вами наедине. Снимите эту ненужную маску, скрывающую ваши прелестные черты. Выполните мою просьбу. Позвольте мне еще хоть мгновение полюбоваться вами, -- прошептал Олимпио.
Графиня вняла мольбе своего кавалера и еще раз опустилась на скамейку. Победив смущение, Евгения сняла свою маску и попросила своего кавалера сделать то же самое.
Олимпио взглянул на прекрасное лицо девушки: золотисто-белокурые волосы, темно-голубые глаза, нежный цвет кожи -- все это было так очаровательно, что он все больше и больше углублялся в созерцание этой неземной красоты. На щеках ее играл легкий румянец; шея была так ослепительно бела и нежна, как будто изваяна из мрамора. Белый тюлевый шарф, покрывавший плечи, при резком ее движении упал на землю; и Евгения была так соблазнительна и прекрасна в эту минуту, что Олимпио в упоении страсти обхватил рукой ее божественный стан.
-- Вернемся в замок, благородный дон, -- попросила шепотом молодая графиня.
-- Останься, останься, здесь никого нет поблизости, никто не подслушивает нас! О, блаженство этого часа! Ты прекраснейшая из смертных!
-- Вернемся скорее, в замке могут заметить наше отсутствие.
-- Здесь никто не станет нас искать, подари мне еще несколько минут.
-- С. одним условием, маска.
-- Говори, требуй! Я пожертвую всем ради тебя!
-- Вы должны снять маску.
Олимпио испугался, он не ожидал этого.
-- Вы жестоки, графиня, если я сниму маску, блаженство этого часа пройдет!
-- Что вы говорите! Мне так страшно! -- вскрикнула Евгения, быстро вставая со скамейки. -- Отведите меня назад в замок! Но нет, сначала снимите маску, я этого требую, я приказываю!
-- Если вы приказываете, графиня, я готов повиноваться, -- ответил Олимпио, -- я насладился блаженным часом, я люблю вас, смотрите!
Он сорвал с лица маску. Евгения громко вскрикнула и отшатнулась назад.
-- Мое предчувствие, -- проговорила она, -- вы...
-- Дон Олимпио Агуадо, графиня... я теперь должен проститься с вами.
В эту минуту с террасы донесся какой-то глухой, непонятный шум. Послышались несколько голосов и показалось, будто приближались равномерные шаги отряда солдат. В ту же минуту кто-то громко позвал Олимпио. Это был маркиз, его верный, доброжелательный друг.
-- Я должен во что бы то ни стало отвести вас назад на террасу, графиня Евгения.
-- Ради всех святых, я вас умоляю: бегите! Ужасное предчувствие овладевает мной! В замке, вероятно, узнали о вашем присутствии, бегите! Иначе вы пропали!
-- Ваш голос, ваш страх за меня доказывают, что вы меня любите, Евгения!
-- Прочь! Скорее! Ради Бога!
Графиня была сильно взволнована, а дон Олимпио все еще не мог расстаться с ней, хотя опасность увеличивалась с каждой минутой.
Вернемся теперь в зал, чтобы посмотреть, что произошло во время отсутствия этой парочки. Молодой монах, находившийся в раковинной ротонде, вскоре заметил оттуда трех офицеров дона Карлоса в Филипповом зале. Он увидел, что один из них в красном домино, ведя под руку донну, спустился с ней в парк. За этой парой на почтительном расстоянии последовал маркиз и на террасе тоже куда-то скрылся. Монах знал, что обе эти маски были друзьями итальянца, которого он все еще напрасно искал в толпе гостей.
Наконец он перегнулся через перила: итальянец стоял недалеко от него; монах должен был спрятаться, потому что, если бы Филиппо его увидел, узнал бы в нем своего таинственного преследователя и тогда легко мог расстроить план захвата карлистов.
Сеньор в белом домино остановился в ротонде; монах хотел проскользнуть мимо него, чтобы подать знак генерал-интенданту, стоявшему в центре Филиппова зала, а потом подойти к Филиппо, чтобы тоже заманить его в парк, где, согласно желанию дона Энгранноса, было решено арестовать этих трех опасных авантюристов. Но в следующую минуту непредвиденное обстоятельство изменило намерение Жуаны.
Филиппо заметил ее и было видно, что он сильно испугался: появление этого зловещего монаха даже здесь, на придворном празднике, произвело, по-видимому, на него неприятное впечатление.
Монах воспользовался этим моментом, чтобы исчезнуть в толпе масок, наполнявших раковинную ротонду. Но Филиппо преследовал его взглядом. Монах заглянул в оба грота, надеясь укрыться в одном из них, так как итальянец непременно настиг бы его и тогда бы лопнула надежда на арест трех друзей.
По приказу молодой королевы в один из гротов была поставлена приготовленная специально для этого праздника большая статуя, может быть, для того, чтобы помешать подслушивать то, что говорилось в другом гроте.
Эта гипсовая статуя изображала сфинкса. Она была внутри пустая, а снаружи выкрашена под цвет старого позеленевшего камня. Это чудовище, представлявшее фигуру льва и лицо девушки, покоилось на огромном пьедестале, сделанном под мрамор.
Монах предпочел в эту минуту статую как лучший вариант, чтобы спрятаться. Он быстро проскользнул в грот и смог таким образом, стоя за громадной статуей, укрыться от взоров гостей, так как пьедестал был почти таким же по высоте, как и он сам. Затем он осторожно высунул голову из-за статуи и заметил с торжествующей улыбкой, что Филиппо поспешно прошел мимо нее.
Вдруг взор монаха упал на заднюю стенку пьедестала, и он заметил на ней маленькую ручку. Мастер, сделавший эту статую, заказанную для придворного праздника, вероятно, знал, что ее используют для различных маскарадных шуток. Действительно, случилось так, что монах, прижав ручку, вдруг увидел то, что, кажется, еще никто не заметил: задняя стена разделилась, и можно было войти во внутреннюю часть пьедестала.
Это открытие, когда он увидел молодую королеву, шедшую под руку с доном Серрано, навело монаха на мысль, реализация которой могла иметь самые важные последствия. Он, недолго думая, вошел внутрь пьедестала и быстро затворил за собой маленькую дверь. Монаху было очень удобно стоять в этом продолговатом пространстве, тем более, что сфинкс был и в верхней части полым.
Изабелла, весело беседуя со своим возлюбленным, вошла с ним в раковинную ротонду, из которой, при появлении королевы, стали постепенно выходить маски, находившиеся там. Изабелла остановилась перед громадной статуей и начала осматривать ее.
Вдруг послышался голос, раздавшийся, по-видимому, изнутри статуи. Королева вначале испугалась, а затем улыбнулась под своей маленькой, красивой маской.
-- А, маскарадная шутка, -- проговорила она, обращаясь к генералу Серрано, -- сфинкс говорит. Послушаем, что он хочет нам сообщить.
-- Королева, -- сказал тот же голос, -- в твоих залах находятся те три карлистских офицера, которые однажды похитили тебя и сейчас тоже лелеют изменнические мысли! Ты знаешь их, среди них находится дон Олимпио Агуадо, который бежал от заслуженного наказания!
-- Что это значит? -- прошептала Изабелла, обращаясь к Серрано. -- Вы слышали эти странные слова?
-- Карлистские офицеры, невозможно! -- возразил генерал.
-- Они прибегли к хитрости, чтобы пробраться в залы и теперь находятся в числе гостей! Верь моим словам!
-- Маскарадная шутка, без сомнения, -- проговорила, смеясь, королева, -- нам хотят напомнить ту страшную ночь, и, вероятно, мы увидим через несколько минут трех придворных кавалеров, одетых в костюмы известных нам смелых карлистских офицеров.
-- Странная шутка! -- ответил, задумавшись, Серрано. -- Мне кажется, что не мешало бы хорошенько осмотреть сфинкс.
-- Нет, нет, дорогой генерал, не нарушайте веселья этой ночи! Неправда ли, сфинкс, ты не хочешь быть открытым, ты желаешь довести свою шутку до конца? -- спросила Изабелла.
-- Это не шутка, королева! Прикажи, чтобы все сняли маски и чтобы стража заняла входы в залы и парк, тогда ты увидишь, что я говорю правду. Не оставляй моих слов без внимания, тогда ты овладеешь этими тремя отважными офицерами дона Карлоса и предашь суду!
Изабелла вопросительно посмотрела на Серрано, который приготовился подвергнуть статую тщательному осмотру.
-- Отложите это, генерал, -- прошептала королева, -- мне почему-то кажется, что словам сфинкса можно верить. Полночь уже давно прошла! Мы подадим знак к снятию масок и прикажем страже занять все выходы.
-- Мне кажется, что нас обманывают, королева: возможно ли, что эти всем ненавистные карлистские офицеры осмелились присутствовать на празднике!
-- Я считаю их способными на все, дон Серрано, они отважные до безумия! Потрудитесь сообщить дону Энгранносу мое желание, чтобы все гости сняли маски и чтобы придворная стража заняла все выходы! Как было бы превосходно, если бы нам удалось найти между бесчисленным множеством гостей тех трех предводителей карлистов, с которыми бы я охотно расплатилась за все! Представьте себе, что даже Нарваэс, несмотря на все его усилия, не смог захватить их. Может быть, хитрости и измене удастся то, что не удалось власти!
-- Вы приказываете, королева, а я выполняю, -- проговорил Серрано, понизив голос.
-- Будьте осторожны, генерал, чтобы ни у кого не возникли подозрения в вашем намерении!
Проводив Изабеллу в Филиппов зал, Серрано быстро отправился к интенданту, чтобы сообщить ему приказ королевы.
Не подозревая об опасности, угрожавшей ему и его друзьям, Филиппо снова направился в главный зал. Жуана была уверена в том, что три предводителя карлистов непременно будут арестованы. Она была от начала до конца довольна своим планом.
Изабелла подошла к королеве-матери, которая беседовала с герцогом Риансаресом, -- она искала глазами своих придворных дам -- маркиза де Бельвиль прогуливалась по залу с почтенным магистром, под маской которого скрывался дон Салюстиан Олоцаго; Евгении не было видно.
Серрано вышел из зала, чтобы приказать дворцовой страже занять все входы и выходы. В эту минуту раздались звуки литавр, служившие сигналом к снятию масок. Гости, безусловно, должны были покориться приказу. Стало заметно некоторое волнение, но никто не осмеливался ослушаться.
Сняв маску, Изабелла внимательно оглядывалась вокруг -- она заметила, как некто в белом домино быстро направился в узкий зал, разделявший раковинные гроты. Вдруг раздались четкие шаги алебардщиков -- высокие двери распахнулись, и в них показались блестящие латы рослых, бородатых солдат, на лицах всех гостей появилось выражение неописуемого удивления.
Конде Энграннос с некоторыми придворными адъютантами внимательно искал кого-то в Филипповом зале. Наконец один из королевских офицеров заметил господина в белом домино, который, не снимая маски, казалось, искал выход в раковинной ротонде. Он бросился за ним, чтобы схватить и привести его на допрос. Волнение в зале возросло, так как разнесся слух о каком-то неслыханном происшествии. Некоторые маски последовали за адъютантом в раковинную ротонду.
Филиппо заметил, что за ним следят и что уже все выходы заняты стражей. Он достиг золотой галереи, находившейся за раковинной ротондой, не задумываясь, бросился через перила, и прежде, чем преследователи подоспели к тому месту, благополучно соскочил на перекресток больших коридоров. Наверху раздался крик -- присутствующие старались остановить смелого беглеца и удержать его от прыжка, но напрасно! Смельчак уже бросился в портал, чтобы покинуть замок.
Это приключение вызвало стихийное движение. Шум торопливых шагов и крики долетели до Олимпио и молодой графини. Для них настала минута страшного смятения. Что, если станут обыскивать парк и найдут подругу и доверенную королевы возле преследуемого дона Олимпио! Евгения содрогалась при одной этой мысли -- и она решилась спасти, укрыть своего провожатого, способствовать его бегству! Вдруг графиня заметила, что несколько алебардщиков, сойдя с террасы, разошлись по аллеям парка.
-- Следуйте за мной, -- прошептала прекрасная Евгения, -- вы не сможете найти ни одного выхода, так как они все заняты стражей. Ради Бога, идите скорее! Тут есть потайная калитка, которая выходит на пустынную улицу, что идет вдоль реки Мансанарес. Королева пользуется этим выходом для прогулок. У меня есть при себе ключ!
-- Вы -- ангел, графиня.
В эту минуту маркиз вышел из боковой аллеи.
-- Следуй за мной! Мы спасаемся от преследователей, которые идут на нами по пятам, -- прошептал Олимпио, направляясь по темной аллее к высокому забору, в котором даже не было заметно калитки.
Евгения быстро и неслышно отворила маленькую, потайную калитку, и оба карлиста очутились на мрачной улице на берегу Мансанарес.
-- Благодарю вас, моя прекрасная, дорогая графиня, -- прошептал Олимпио.
-- Идите скорее, прощайте, -- проговорила Евгения. Олимпио схватил маленькую ручку графини и страстно прижал ее к губам.
Но Евгения, чувствуя близкую опасность, быстро отняла руку и тихо закрыла калитку в каменном заборе.