Наступило 15-е Рамадана, большой праздник у мусульман. Султан уже готовился к парадному шествию в мечеть сераля, в которой хранились пять мусульманских святынь.
В полдень султан Абдул-Азис ожидал своих высших сановников и советников, которые в парадных мундирах должны были сопровождать его.
С мечом Османа на поясе, являющимся украшением и свидетельствующим о принадлежности к турецкому трону, султан сидел на подушках в просторном зале, в котором он обыкновенно принимал визирей и совещался с ними.
Окна этого зала были плотно завешаны для защиты от жгучих лучей солнца. Вокруг стояло множество маленьких и больших столов, но вообще обстановка нисколько не походила на ту, какую мы привыкли видеть в наших дворцах.
Портьеры были подняты, так что видна была целая анфилада комнат и зал, в которых ходили камергеры, адъютанты и прислуга.
Султан Абдул-Азис, человек лет сорока, цветущего здоровья, одевался обыкновенно по-европейски, как и его визири: в черный, наглухо застегнутый сюртук, черные панталоны и красную феску, на шее висела звезда. Но в описываемый нами день султан был одет в турецкий костюм, в чалме, украшенной драгоценными камнями, и со всеми орденами. Рядом с ним стоял визирь Рашид-паша, в короткое время достигший больших почестей. Он был точно так же одет в чалму и широкие шаровары, подпоясанные драгоценным поясом.
Рашид-паша был красивым и еще довольно молодым человеком с живыми глазами и бледным лицом. Он почти не оставлял султана и, казалось, имел на него большое влияние. Он старался бороться против старых предрассудков, но, чтобы достичь своей цели, он часто шел окольными путями, не останавливаясь ни перед чем, чтобы уничтожить тех, кто становился ему поперек дороги.
Таким образом, между министрами султана образовались две партии, которые при всяком удобном случае старались вредить одна другой, особенно сильна была эта вражда между двумя визирями: Рашидом-пашой и Мустафой-пашой.
-- Ты говорил, что всем известна тайна, -- обратился султан к Рашиду-паше, -- что Мустафа-паша находится в близких отношениях с принцами и принцессами, но преследуют ли эти отношения какую-нибудь серьезную цель?
-- Я не знаю, ваше величество, -- уклончиво отвечал Рашид-паша.
-- Когда мои министры начинают очень интересоваться моими родственниками, то это всегда имеет какую-то цель, которая вызывает недоверие, -- мрачно заметил султан.
-- Ваше величество, с вашей обычной мудростью вникните в их планы, если такие действительно существуют, -- продолжал Рашид-паша.
В это время в комнате появилась высокая фигура Мустафы-паши, который остановился на несколько мгновений, пристально глядя на стоявшего около султана Рашида, не будучи замечен последним.
-- Мустафа-паша, без сомнения, глубоко предан престолу вашего величества, но в любом случае ваше величество имеет в Рашиде-паше верного и неустанного слугу и стража вашего спокойствия.
Казалось, что султану уже сильно надоели постоянные распри и подозрения среди его приближенных, по крайней мере, это можно было заключить по его недовольной мине.
Между тем Мустафа-паша услышал свое имя, и в его глазах сверкнула непримиримая ненависть, когда он взглянул на Рашида.
-- Твоя судьба уже решена, -- прошептал он, подходя, между тем, к султану с низким поклоном.
-- Я пришел сообщить вашему величеству, что все уже готово к церемонии, и все сановники собрались в Тронном зале! -- сказал Мустафа.
Султан поднялся с подушек. По его утомленному лицу видно было, что предстоящее празднество ему в тягость.
Сопровождаемый обоими министрами и целой толпой камергеров и адъютантов в праздничной форме, султан прошел через анфиладу комнат до Тронного зала, который был украшен золотом и отделан в мавританском стиле.
Здесь султана ожидал Шейх-уль-Ислам в сопровождении большой свиты; остальные визири и другие сановники вместе с великим визирем, маленьким и невзрачным, но, в сущности, энергичным и умным Али-пашой, также ожидали султана, чтобы сопровождать его в мечеть.
Все были одеты по-турецки в соответствующие чину и званию костюмы.
Это было многочисленное и блестящее общество, которое собралось в Тронном зале. Везде сверкали драгоценные камни. Роскошные турецкие костюмы как бы напоминали о прежнем могуществе полумесяца.
Когда султан вошел в зал, Шейх-уль-Ислам подошел к нему и сообщил, что его ожидают в священной мечети, где хранится плащ пророка. Все шествие тронулось в путь.
Мансур-эфенди, окруженный своими муллами и кади, открывал шествие. За ним шел султан, над которым черные слуги несли балдахин. Сразу же за султаном шли его адъютанты и Магомет-бей, начальник телохранителей султана. Затем следовали генералы в блестящих мундирах, принадлежавшие к свите султана.
Великий визирь шел, окруженный всеми министрами и верховными советниками, а за ними тянулся длинный хвост дворцовых имамов и различных придворных чинов.
Место, где находилась мечеть сераля, не пользовалось расположением султана, и он бывал тут только в торжественные дни. Любимым же его местопребыванием, как мы увидим впоследствии, был стоящий на берегу Босфора дворец Беглербег для увеселений.
При входе в священную мечеть стояли на карауле двое солдат султанской гвардии: Сади и Гассан, вместе с ним поступивший на службу товарищ.
Когда шествие приблизилось, они подняли сабли. Шейх-уль-Ислам открыл двери священной мечети, и султан вместе со свитой вошел в нее.
Ни один христианин никогда не проникал в эту мечеть, и даже не все правоверные мусульмане могли входить в нее, строго охраняемую день и ночь.
По случаю праздника были выставлены священные предметы: священное знамя -- санджак-шериф, плащ Магомета, борода пророка, которая после смерти была сбрита его любимым цирюльником Сельманом, один из четырех зубов Магомета, которые были выбиты в ужасной битве при Бедре, когда на стороне Магомета сражался архангел Гавриил во главе трех тысяч других небесных воинов, и, наконец, отпечаток ступни пророка на четырехугольном известковом камне.
Эти священные предметы хранились в серебряном с драгоценными камнями сундуке. Он стоял посередине мечети на возвышении, заменявшем алтарь, и был покрыт богатыми украшениями. Над возвышением висели золотые лампы и страусовые яйца.
Около открытого сундука стояли два массивных серебряных подсвечника. Пол мечети был покрыт дорогими коврами. Внутри свет от ламп боролся с дневным светом, проникавшим в окна, сделанные в куполе.
В нише с противоположной стороны стоял диван для султана. Входная дверь была закрыта красной материей, расшитой золотыми надписями из Корана. В эту минуту Шейх-уль-Ислам стоял у сундука со священными предметами и казался повелителем, глядя с удовольствием, как султан и его свита смиренно подходили к святыне и почтительно склонялись перед ней. Затем последовала общая молитва.
Когда молитва была окончена, султан, утомленный празднеством, возвратился в нишу, чтобы несколько минут посидеть на диване. К нему поспешно подошел Рашид-паша с изменившимся лицом: казалось, он хотел сообщить нечто особенно важное, иначе он не осмелился бы беспокоить в такую минуту его величество.
-- Ваше величество в опасности! -- прошептал Рашид-паша, обращаясь к султану. -- Организовалось что-то вроде заговора, и я боюсь самого худшего!
-- Почему ты так решил? -- спросил султан.
-- Мне показалось, что караульные ненадежны! Ваше величество, простите меня, если я зашел слишком далеко в своем усердии.
Это новое донесение Рашида-паши, казалось, очень неприятно подействовало на султана, и можно было заметить, что он был недоволен тем, кто его передал. Он встал и, ни слова не говоря визирю, вышел из ниши.
В это мгновение Магомет-бей повернулся к стоявшему у дверей Сади, чтобы передать ему тайное приказание.
Но неожиданное появление султана, казалось, помешало исполнению его намерения.
Султан вышел из мечети и, проходя мимо Сади, обернулся к нему.
-- Как тебя зовут? -- спросил он.
-- Сади, ваше величество, -- отвечал молодой лейб-гвардеец.
-- Иди вперед и убей всякого, кто стал бы тебе поперек дороги! -- приказал султан.
Сади пошел перед султаном, держа саблю наготове, визири последовали за ним, тогда как Шейх-уль-Ислам и его свита еще оставались в мечети.
Твердыми шагами шел впереди Сади, вполне сознавая всю важность своего положения и внимательно осматриваясь по сторонам, стараясь заметить малейшую опасность и готовясь защищать своего повелителя.
Абдул-Азис с удовольствием глядел на молодого, отважного солдата, с таким мужественным видом шедшего впереди.
Увидя, что султан так быстро оставил мечеть, вся свита бросилась вслед за ним, торопясь догнать и присоединиться к шествию.
Саркастическая, едва заметная улыбка мелькнула на губах Шейха-уль-Ислама, когда он взглядом провожал султана и его свиту. Затем он сделал тайный знак Магомету-бею.
Султан дошел до своих покоев, не встретив ничего, что могло бы подтвердить предостережение Рашида-паши. Затем Абдул-Азис сейчас же вышел во внутренний двор сераля, чтобы отсюда отправиться на берег Босфора, где сел в ожидавшую его лодку, чтобы уехать в свой любимый дворец Беглербег.
Сади дошел до берега. По знаку султана он вошел в лодку и стал на часах у входа в устроенный для султана балдахин, решившись пропустить врага своего повелителя не иначе, как через свой труп.
Когда султан благополучно доехал до чудесного сада, окружавшего его любимый дворец, Сади оставил лодку, и, держа саблю наголо, снова пошел впереди султана, над которым слуги несли балдахин.
Только войдя во дворец, Сади упал на колени и опустил вниз острие сабли, так как султан подошел к нему.
-- Жди здесь моих дальнейших приказаний! -- сказал ему Абдул-Азис и начал подниматься по покрытой ковром лестнице.
Не прошло и четверти часа, как появился чиновник и потребовал того лейб-гвардейца, который провожал султана из сераля. Сади должен был назвать свое имя. После этого чиновник вписал его в бумагу, которую принес с собой, и отдал ее Сади.
Когда тот развернул свиток, то увидел, что это указ, назначающий его подпоручиком капиджи-баши.
В то время как в летнем дворце султана происходила эта веселая сцена, наполнившая радостью сердце Сади, в серале, во дворе, при наступавшей вечерней темноте происходила другая, мрачная сцена, какая, впрочем, не редкость в Константинополе, как мы сами убедимся в этом впоследствии.
После окончания праздничной процессии визири собрались на совет, а после этого оставили сераль, чтобы сесть в ожидавшие их экипажи и поехать в свои роскошные конаки, так называются в Турции богатые частные дома.
Одним из последних визирей, оставлявших дворец, был Рашид-паша, который один шел через внутренний двор, так как все его товарищи все больше и больше отдалялись от него.
Когда Рашид дошел до главного выхода, который состоял из павильона с восемью окнами над воротами, ему послышалось, что сзади чей-то голос окликнул его по имени. Он обернулся, и ему показалось, что он видел во дворе позади себя человека в разорванном кафтане с зеленым арабским платком на голове, под которым что-то блестело, как золото.
Тем не менее Рашид-паша не обратил внимания на это странное явление и вышел через ворота.
В это же самое мгновение, прежде чем Рашид успел дойти до своей кареты, на него набросились с обеих сторон двое капиджи-баши.
Ни малейшего крика, стона или шума борьбы не было слышно...
Рашид-паша был убит.
Когда на следующий день султану донесли о неожиданной смерти Рашида-паши, он не выразил ни малейшего сожаления о кончине любимого визиря. Более того, казалось, что султан даже был доволен, что так неожиданно освободился от него.