Перед домом софта Ибама, обвиненного в ереси, которого, как говорили в народе, взяли для того, чтобы привлечь к ответственности, ежедневно собиралась масса народа: одни желали видеть чудо, другие передавали друг другу свои мнения о восставшей из мертвых.
Со всех концов города стекались к пророчице люди и спрашивали ее советов в разных делах. Собравшиеся перед домом рассказывали, что она слово в слово знает все суры [ Коран -- священное писание магометан, которое делится на известные отделы или главы, называемые сурами. Всего их 114.] и обычно ссылается на них в своих советах. Часто она дает совершенно неясные, непонятные ответы, а иногда предсказывает удивительнейшие вещи.
Весть о воскресшей из мертвых девушке скоро разнеслась повсюду и дошла до ушей слуги принцессы.
Грек остолбенел при этом известии, и он невольно вспомнил о призраке Черного гнома.
Вечером он выбрал время, чтобы отправиться к дому возле большого минарета. Перед домом он застал огромную толпу. По большей части это были старики, причем из беднейших классов.
-- Скажи-ка мне, -- обратился Лаццаро к одному старому носильщику, стоявшему в стороне с несколькими приятелями, -- здесь ли находится чудо -- восставшая из мертвых?
-- Да, здесь, ты найдешь ее наверху! Ступай и подивись чуду!
-- Кто она такая? Как ее зовут?
-- Этого я не знаю! Да и что нам в ее имени? Она пророчица, этого достаточно, -- отвечал старик.
-- Можно ли ее видеть сейчас?
-- Да, там наверху еще много народа! Когда она говорит, кажется, будто звучит голос с неба, -- продолжал старик, снова обращаясь к своим знакомым.
Лаццаро вошел в дом. Там была страшная давка. Каждый хотел видеть чудо, многие желали обратиться с вопросом к пророчице. Большинство же было привлечено любопытством. Кое-как добрался он до лестницы. Там, сверху донизу, стеной стояла толпа. Никто не мог двинуться ни взад, ни вперед.
Удивительно еще, как деревянная лестница могла выдержать такую тяжесть.
Лаццаро был всегда находчив в подобных обстоятельствах. Работая локтями, он именем светлейшей принцессы приказывал дать ему дорогу. Многие, следуя атому приказанию, сторонились перед ним, остальных же он бесцеремонно толкал в сторону и таким способом благополучно пробрался через толпу наверх. В передней тоже было тесно, но все же не так, как на лестнице, и пройти здесь не стоило греку ни малейшего труда.
Дверь комнаты, где помещалось чудо, была открыта, она, кажется, даже была снята, так что не только можно было беспрепятственно входить и выходить, но даже со двора можно было видеть комнату.
Лаццаро пробрался к дверям.
В комнате на ковре стояло на коленях около десятка женщин и мужчин. По обе стороны пророчицы, но в отдалении от нее, стояли две свечи, так что, благодаря темному ковру, спускавшемуся сзади нее с потолка и, по-видимому, делившему комнату на две части, да еще из-за царившего в покое мрака нельзя было хорошо рассмотреть пророчицу.
По обе стороны около свечей стояло по ходже или слуге имама: они наблюдали за порядком и были здесь сторожами. Они курили фимиам, и вся комната была пропитана этим запахом.
Перед спускавшимся ковром на чем-то высоком сидело или стояло чудо или пророчица. Видна была только ее голова, все же остальное тело было закутано в плащ с богатым золотым шитьем. Он был очень широк и длинен. Густыми складками облегал он всю ее фигуру и закрывал даже тот предмет, на котором она сидела или стояла.
На голове у нее была зеленая косынка. Все лицо, за исключением глаз, было закрыто покрывалом. Люди, глядя на пророчицу, видели одни только глаза: лицо, ру* ки, шею, туловище -- все скрывала одежда.
В ту минуту, когда Лаццаро подошел к двери и пристально смотрел на таинственно укутанную пророчицу, как раз раздался ее голос. Время от времени принималась она говорить после того, как что-то шевелилось позади нее, что не могло ускользнуть от взоров внимательного наблюдателя. Голос ее был чрезвычайно благозвучен и производил неотразимое действие на всех, кто, стоя на коленях, с благоговением внимали ее речам.
"Зачем желать другого судьи, кроме Аллаха? Он дал вам Коран для отличия добра от зла! А потому не принадлежите к числу тех, которые сомневаются в нем. Слово Аллаха совершенно по своей правде и беспристрастию! Слова его не может изменить никто, ибо он всеведущий и всемогущий!".
Пророчица снова смолкла, но все еще слышался ее голос, словно серебристый звон колокольчика.
У ног ее Лаццаро увидел разные дары, которые оба ходжи время от времени уносили в сторону.
По голосу грек тотчас же узнал Сирру, в свою очередь, и она не могла не видеть грека, но ни одно движение ее глаз не выдало этого.
Так это ей удивлялись все, это к ней стекался народ! Она теперь имела если не власть, то, по крайней мере, сильное влияние на толпу, и он чувствовал, что влияние ее должно принять огромные размеры, если она продолжит обращать свои слова к той части народа, в которой легко разжечь фанатизм. Влияние ее могло сделаться громадным, это очень хорошо понимал хитрый грек.
Но какая опасность предстояла теперь ему, когда считавшаяся мертвой была спасена из могилы и возвращена к жизни! Он имел все основания бояться ее мести. Он сознавал, что не было человека, которого Сирра ненавидела бы так глубоко, как его, и что она знала кое-какие вещи, которые могли дорого обойтись ему, если он только не найдет себе могущественного защитника.
Он не мог объяснить себе, что произошло после того, как он сам положил ее в черный ящик и оставался на кладбище до тех пор, пока она не была засыпана землей. Он знал только одно, что она былр жива. Но как вышла она из могилы, это оставалось Для него непостижимым.
Но вот снова раздался удивительно прекрасный голос.
"Вы, правоверные, не водите дружбы с теми, кто не одной с вами веры. Они не преминут соблазнить вас и ищут только вашей гибели! Ненависть свою к вам произнесли уже их уста, но гораздо худшее еще скрыто в груди их!"
В эту самую минуту слова Сирры были прерваны чьим-то криком. У входа показалась старая толковательница снов Кадиджа, сложив свои худощавые руки на груди. Она узнала по голосу свою умершую и похороненную дочь!
-- Да, да! -- закричала старуха и бросилась на ковер среди коленопреклоненных мужчин и женщин. -- Это она, воскресшая из мертвых! Это она, моя дочь Сирра! Потеря за потерей! Зачем не вернулась ты в мой дом? Зачем пошла ты в чужое место! -- продолжала она, жадными взглядами пожирая принесенные дары. -- Здесь нахожу я тебя вновь! Чудо! Да, это чудо, и никогда еще не было ему подобного! Ты -- Сирра, дочь моя Сирра, умершая и похороненная!
Трудно описать впечатление, произведенное этой сценой на присутствующих! Все теснились ко входу посмотреть на старую Кадиджу и послушать ее! Более убедительного доказательства справедливости известия о чуде дать было невозможно, и Мансур-эфенди, за занавеской наблюдавший за успехом своего плана, не мог и желать более благоприятной для себя сцены.
Но вот один из слуг-дервишей пробрался сквозь толпу к одному из сторожей, шепнул ему что-то и удалился. Сторож подошел к самой портьере и сказал несколько слов довольно тихо, так что они были слышны только находившемуся за портьерой.
Вслед за тем внизу и на лестнице раздался шум. Ясно слышались громкие голоса и удары. Это кавассы очищали дом от любопытной толпы, так как султанша Валиде желала посетить пророчицу. В несколько минут удалось им пробиться сквозь толпу и прогнать народ с лестницы, затем они прошли наверх и также бесцеремонно выгнали оттуда всех коленопреклоненных перед чудом, в том числе грека и старую Кадиджу, громкие возражения и убеждения которой не привели ни к чему. Во всем доме не должно было остаться ни души, кроме Сирры и двух сторожей у свечей, всех остальных прогнали. Вся улица тоже была очищена от народа кавассами.
Вслед за тем подъехала закрытая карета без форейтора и без той особой пышности, которая бы указывала на высокое положение ее владелицы. Карета эта была пропущена кавассами и остановилась перед домом софта.
Из нее вышла султанша Валиде и вошла в освещенный дом, где уже все было приготовлено к ее посещению. Она нашла постоянно осаждаемый публикой дом пустым, как она этого и желала, и поднялась по лестнице в мрачный покой, где находилось чудо. Войдя туда, она повелительным жестом приказала удалиться обоим низко склонившимся перед ней слугам.
Оставшись одна с Сиррой, она близко подошла к ней.
-- Я узнаю тебя, -- сказала она своим решительным, как у мужчины, голосом, -- сбрось покрывало со своего лица, я хочу убедиться, ты ли та, которую я видела мертвой!
Из-за портьеры послышалось тихое приказание, и Сирра исполнила желание султанши.
-- Да, это ты, я узнаю тебя! -- воскликнула она, в удивлении и почти в ужасе отступая назад. -- Скажи, как ты воскресла из гроба?
-- Я этого не знаю, -- отвечала Сирра своим нежным голосом, который произвел невыразимое впечатление на султаншу.
-- Знаешь ли ты, что была в могиле? -- спросила она наконец.
-- Я знаю, что была похоронена, но не знаю, каким образом вышла из могилы.
-- Чудо! -- прошептала султанша Валиде, с возрастающим удивлением прислушиваясь к голосу Сирры. -- Я пришла сюда, -- продолжала она, -- узнать, можешь ли ты ответить мне на несколько вопросов, больше ли тебе доступно видеть, чем другим людям? Говори, я хочу знать, будет ли мой внук, принц Юссуф, на престоле?
За портьерой раздался тихий шепот, которого не могла слышать императрица-мать: этому мешало ее покрывало, но он, по-видимому, руководил ответами Сирры.
-- Ты спрашиваешь, вступит ли на престол принц Юссуф? Да, только при том условии, -- прозвучал снова голос Сирры, -- если ты получишь свою прежнюю власть и влияние!
-- Так отвечай же мне, получу ли я их? -- продолжала спрашивать султанша Валиде.
-- Это возможно, но только при одном условии, о котором ты и не подозреваешь!
-- Какое же это условие?
-- Желание твое будет исполнено, и ты получишь свою прежнюю власть, если доверишься тому, кто первый встретится тебе завтра на твоем пути! -- отвечала Сирра.
-- Куда же поведет этот путь?
-- Во дворец Беглербег!
-- Беглербег? Не думаю! Я вовсе не намерена отправляться завтра рано утром в Беглербег!
-- Ты поедешь туда склонить султана тайно отправиться сюда!
Султанша Валиде остолбенела, мысль эта до сих пор не приходила ей самой в голову.
-- Еще один вопрос, -- сказала она после короткого молчания. -- Какие средства должна употребить я, чтобы достигнуть названных сейчас целей?
-- Средства эти еще неясны! Ты узнаешь их во время следующего прихода. Султан придет сюда перед тобой.
Слова эти и вся таинственность, которой облечено было чудо, укрепили суеверие султанши и окончательно расположили ее в пользу Сирры! Она удивлялась ей и верила в нее!
-- Я приду сюда еще кое о чем расспросить тебя, -- сказала она, положила у входа небольшой кожаный кошелек с золотыми монетами в дар пророчице и в сильном волнении оставила дом софта.
Всю дорогу мысли ее всецело были заняты всем виденным и слышанным. Даже в то время, как она в Скутари пересела из экипажа в свою лодку, которая должна была перевезти ее в увеселительный дворец на берегу Босфора, в ушах ее все еще звучали слова чуда: "Султан придет сюда перед тобой!" И в связи с этим пророчица сказала: "Средства еще неясны. Ты узнаешь их во время следующего прихода!"
Так для этих средств необходимо было появление султана у пророчицы? Без сомнения!
И вот султанша Валиде решила уговорить своего могущественного сына посетить чудо! Чем скорее это будет, тем лучше!
Но в ту самую минуту, как она приняла намерение на следующее утро отправиться к султану и убедить его съездить к пророчице, ей вспомнились слова Сирры: "Желание твое будет исполнено, если ты доверишься тому, кто первый встретится тебе на твоем пути во дворец Беглербег!" Так это была правда! Ведь она хотела же отправиться завтра утром во дворец. Кого-то встретит она по дороге? Невыразимое любопытство и томительное ожидание овладели императрицей-матерью. Почти всю ночь она провела без сна, не находя себе места среди своих шелковых подушек. Раньше, чем когда-либо, позвала она горничных и гораздо раньше того часа, в который она это обыкновенно делала, уже отдавала приказания своему гофмаршалу.
Султанша Валиде была в сильном беспокойстве, причина которого была никому неизвестна. Нетерпение и ожидание томили ее. Беспрестанно вспоминались ей слова пророчицы, объявившей ей, что для достижения своих целей должна она вступить в союз с тем, кого первого в этот день встретит она на пути к султану.
Давно желанный час наконец настал, она могла ехать на своей любимой яхте к султану.
Султанша поспешно сошла вниз. С этой минуты начался уже ее путь в Беглербег. Никогда еще не обращала она такого внимания на встречавшихся ей, как в этот день.
Она вошла в яхту. По воде взад и вперед обычно передвигалось много лодок и пароходов, на которых было полно народа! Ну, а если она увидит нескольких сразу, что тогда? Что, если ей встретятся лица, вовсе незнакомые? Как сбудутся тогда слова пророчицы? Тысячи вопросов и предположений занимали султаншу всю дорогу.
Но беспокойство о встрече с несколькими лицами оказалось неосновательным, и слова пророчицы приобретали все большее и большее значение. Когда яхта султанши переезжала Босфор, ни одной лодки, ни одного каика, ни одного парохода не попалось ей навстречу, тогда как незадолго до нее и вслед за ней бесчисленное множество их сновало взад и вперед!
Будто все они, следуя тайному приказанию, должны были держаться вдали от нее.
Итак, только на берегу, по дороге к террасе дворца или на ней мог встретиться тот, с кем должна была она соединиться, кому должна была довериться, чтобы достигнуть своих целей и желаний. Слова пророчицы ясно гласили: "На пути во дворец". Как скоро она войдет во дворец, как скоро она переступит порог его, так все будет кончено.
Между тем яхта уже пристала к берегу. Султанша вышла из нее, окруженная своей прислугой. Четыре черных невольника держали носилки, чтобы перенести ее во дворец. Сев в носилки, султанша откинула тяжелые шелковые занавески, чтобы иметь возможность увидеть того, кто попадется ей навстречу.
Ни одного человека, даже часового, не было видно на пути.
Негры по обыкновению спустили носилки у широкого крыльца, которое вело к террасе дворца, императрица-мать предпочитала сама подниматься по его ступеням.
Она вышла из носилок. На большом широком крыльце никого не было. Но вот, когда волнуемая ожиданиями султанша дошла уже до последних ступеней, сверху навстречу ей показался Шейх-уль-Ислам.
Султанша словно остолбенела от удивления при виде этого человека, которого она менее всего ожидала! Она встретила Мансура-эфенди, своего ненавистного соперника, он был тем, на кого указала пророчица.
Шейх-уль-Ислам, отойдя немного в сторону, остановился, узнав императрицу-мать, и с почтительным поклоном пропустил ее. Она же, едва будучи в состоянии ответить на его поклон, прошла мимо и направилась к главному входу дворца.