Ужасный приговор, вынесенный Абдулом-Азисом своему старшему сыну, не произвел особого впечатления на Юссуфа.
После ухода сераскира Гассан в сильном волнении подошел к принцу, и тот горячо пожал руку своему адъютанту.
-- У меня теперь, Гассан, только одно желание, -- сказал он с каким-то ледяным спокойствием, сильно удивившим Гассана, -- мне хотелось бы перед смертью еще раз увидеть Рецию.
-- Ты не должен умереть, Юссуф, -- страстно перебил его Гассан и, как сумасшедший, бросился вон из комнаты.
-- Куда ты, друг мой? -- спросил принц.
Но Гассан не слушал его.
Бледный от волнения, приняв отчаянное решение, отправился он к Абдулу-Азису. Как воспитатель старшего принца он имел доступ к султану.
Гассан был в сильно возбужденном состоянии, в эту минуту он не думал об опасности и с презрением смотрел в лицо смерти. Неожиданное известие сераскира сильно встревожило его. Приговор этот казался ему невозможным. Как мог султан осудить на смерть своего любимого сына? Он мог сделать это только необдуманно, в пылу гнева! Не думая о последствиях, как угорелый, бросился Гассан через все покои султана в его кабинет.
Тщетно пытались гофмаршалы, камергеры и адъютанты удержать безумного, не знавшего никаких препятствий. Не прося аудиенции, без доклада ворвался Гассан в кабинет султана, встретившего его удивленным и гневным взглядом, и бросился ему в ноги.
-- Ты не воспитатель ли принца? -- спросил Абдул-Азис. -- Как ты попал сюда? Ты знаешь, чем рискуешь?
-- Своей жизнью, ваше величество, но я только для того и пришел сюда, чтобы повергнуть ее к стопам вашего величества! -- взволнованным голосом воскликнул Гассан со смертельно бледным лицом, но смелым, отважным взглядом.
Султан был крайне удивлен этой неслыханной отвагой молодого офицера, такого еще никогда не бывало! В эту минуту черты Гассана были так выразительны, так ярко светилось в них презрение к смерти, что Абдул-Азис невольно залюбовался им.
-- Разве ты не знаешь путь ко мне? -- гневно спросил он.
-- Ваше величество! То, что сейчас произошло, уничтожает все преграды и обычаи! Аллах с высоты взирает на нас! Именем всемогущего умоляю вас, выслушайте меня. Приговор над принцем ужасен...
-- Понимаю! -- перебил его султан. -- Ты помнишь, что принц некогда спас жизнь тебе и твоим обоим товарищам, и теперь хочешь заплатить ему свой долг.
-- Я буду взывать только к правосудию и мудрости вашего величества, более ничего! -- неустрашимо отвечал Гассан. -- Приговор пал на невиновного! Я один виновен во всем! Прикажите казнить меня, ваше величество, только пощадите принца!
-- Виноват ты или нет, я не желаю знать, гнев мой разразился над принцем, донос был сделан на него! Приговор уже вынесен!
-- О, возьмите его назад, ваше величество! Подумайте только о позднем раскаянии, и о невозможности изменить приговор, уже приведенный в исполнение!
-- Гассан-бей!
-- Двум смертям не бывать, одной не миновать! Сжальтесь, ваше величество, над собственной плотью и кровью! Должен ли я напоминать отцовскому сердцу о любимце? Ужасна картина -- видеть, как прольется невинная кровь принца, и быть не в состоянии помешать этому, одна мысль об этом приводит меня в трепет. Неужели благороднейшее сердце должно перестать биться? И за что же? За что должно постигнуть наказание пылкого, жаждущего высоких подвигов юношу? Он должен поплатиться жизнью за то, что помог мне в освобождении бедной, несчастной девушки! Сжальтесь, ваше величество! Не допускайте этот ужасный приговор до исполнения! В прошлом столетии в далекой стране Пруссии был король, который также хотел смертью наказать своего сына за безрассудный поступок юности.
Однако в конце концов король внял просьбам своих вернейших слуг и советников и разрешил его товарищу умереть вместо него. Кетте, так звали этого счастливца, которому дозволено было отдать свою жизнь за принца и сохранить для страны величайшего из королей, -- принц этот был Фридрих Великий! Последуйте, ваше величество, примеру этого короля, позвольте мне быть Кетте для принца Юссуфа, позвольте мне умереть за него, я с радостью встречу смерть, только оставьте жизнь принцу!
Никогда еще ни один смертный не осмеливался говорить так с султаном! Но никогда никто не трогал так глубоко сердце султана, не пробудил в нем всех чувств.
-- Ваше величество, позовите сюда караульных капиджей, -- в пылком, страстном энтузиазме продолжал Гассан, -- прикажите вонзить в эту грудь все штыки, я умру с радостной улыбкой благодарности на устах, если только, умирая, услышу слова: "Принц помилован!"
Султан был, по-видимому, тронут словами Гассана, может быть, отцовское сердце уже сожалело о произнесенном в пылу гнева приговоре.
-- Мужество твое служит лучшим доказательством того, что ты не шутишь своими словами, -- сказал он Гассану. -- Чтобы спасти принцу жизнь, ты сделал то, на что до сих пор не отваживался никто! За твою любовь к принцу тебе прощается твой необдуманный шаг!
-- Хвала Аллаху, теперь я надеюсь на жизнь принца, умоляю ваше величество помиловать не меня, а его! Пусть я буду наказан, лишь бы он был прощен!
Удивительное чувство овладело султаном: такого мужества, такой самоотверженной любви никогда еще не случалось ему видеть! Невольно появилось в нем желание не убивать, не отталкивать от себя этого верного, жертвующего своей жизнью за принца человека, а приобрести в нем одного из тех приверженцев, в которых нуждается и которых желает себе всякий государь и которые особенно необходимы повелителю Востока. Окруженный многочисленными опасностями, должен он владеть хоть одним верным сердцем, иметь в свите хоть одного человека, стоящего вне всяких подозрений.
Врагов у него было достаточно, друзьями же он не мог похвалиться.
-- Встань, Гассан-бей! -- строго приказал султан. -- Я хочу быть милосердным не только в отношении принца, но и тебя! Твое самовольное вторжение в мои покои будет тебе прощено! Я готов исполнить твое желание. Принц будет помилован, а ты сегодня ночью умрешь вместо него!
-- Благодарю, горячо благодарю вас, ваше величество, -- воскликнул Гассан, -- теперь я счастлив! Высшее желание моей жизни должно исполниться!
-- Передай принцу, что он прощен, но позаботься о том, чтобы он снова не пришел просить за тебя, -- продолжал султан, -- до завтра я не желаю видеть принца, до завтра! Сегодня с наступлением ночи ты должен быть у меня в кабинете и тогда узнаешь дальнейшие мои приказания, а пока приготовься к смерти!
-- Милосердие вашего величества наполнило радостью мое сердце, и последнее слово, которое произнесут мои уста, будет благодарность за то, что мне дозволено умереть за принца, -- в благородном энтузиазме воскликнул Гассан. -- Приказ вашего величества будет в точности исполнен мной.
Султан отпустил Гассана, проводив его взглядом, в котором живо отражались чувства, впервые вспыхнувшие в его душе.
Гассан, занесенный судьбой в Стамбул после многочисленных приключений и испытаний, поступил здесь в военное училище, хотя во многих кругах втихомолку и поговаривали, что некогда он занимался торговлей рабами.
Теперь Гассан произвел на султана никогда еще не бывалое впечатление. Он должен был сознаться, что Гассан ему очень понравился и что не мешало бы иметь вблизи себя такого отважного офицера.
Еще более усиливала это впечатление любовь к Юссуфу, которая снова вспыхнула в нем с прежней силой и совершенно победила гнев. Гассан только ускорил эту победу. Слова: "Должен ли я напоминать отцовскому сердцу о любимце? Ужасна картина -- видеть, как прольется кровь принца!" -- не выходили из головы султана.
Вместе с расположением к Гассану росло отвращение к Шейху-уль-Исламу, хотя в последнее время и произошла перемена в отношениях султанши Валиде и великого муфтия. Мансуру-эфенди удалось ловкими словами настроить султана против Юссуфа и довести его до кровавого приговора против собственного сына!
И что за ужасное преступление совершил Юссуф? Шейх-уль-Ислам выставил его поступок немыслимым произволом.
Но разговор с Гассаном произвел в султане перемену, и, отпуская его, Абдул-Азис уже принял решение, о котором и не подозревал Гассан.
С торжествующим видом победителя вернулся он к принцу и горячо обнял его.
-- Ты спасен! Мне удалось отклонить от тебя ужасную опасность, -- в радостном волнении воскликнул Гассан, -- теперь задача моя выполнена!
-- Благодарю тебя, Гассан, за дружескую услугу! Я хочу поблагодарить и моего державного отца за его милость!
-- Только не сегодня, Юссуф, отложи благодарность до завтра! Так желает его величество, -- сказал Гассан, сияя счастьем, а во дворце в это время уже говорили о его предстоящей казни.
-- Скажи, как удалось тебе так скоро изменить намерение султана? Я сильно боялся за тебя.
-- Не спрашивай, Юссуф, как мне это удалось! Будь доволен тем, что это сделано.
-- Скажи, какой жертвой ты добился моего помилования? Какое-то ужасное предчувствие сжимает мне сердце, -- с испугом вскричал принц. -- Лицо твое сияет таким странным торжеством. Гассан, скажи мне, что волнует тебя?
-- Ничего, кроме радости, что ты спасен! Сегодня вечером я должен буду тебя оставить.
-- Оставить? -- спросил принц.
-- Только на короткое время! Так приказал султан.
-- Гассан, я предчувствую что-то недоброе! -- воскликнул принц. -- Что ты сделал для меня?
-- Я только исполнил свой долг, ничего больше! Не беспокойся, Юссуф.
-- Ты хочешь меня оставить, да еще по приказанию моего державного отца; ты что-то скрываешь от меня, но я узнаю, я должен во что бы то ни стало узнать это!
-- Успокойся, Юссуф, ничего такого нет! Разве ты не видишь, какая искренняя радость, какое торжество светятся на моем лице?
-- Я ровно ничего не понимаю! Ты дури, о делаешь, Гассан, скрывая что-то от меня. Я не в силах отгадать, что случилось или должно случиться, по душевная тревога подсказывает мне, что тебе угрожает что-то недоброе.
Гассан старался успокоить принца и навести его на другие мысли, что наконец и удалось ему сделать, напомнив принцу о Реции. Юссуф всей душой отдался этой любви и чувствовал непреодолимое желание снова увидеть Рецию.
Наступил вечер.
-- Прощай, Юссуф, -- сказал Гассан, стараясь казаться как можно спокойней и веселей, чтобы скрыть от принца цель своего ухода, -- я должен идти в покои его величества.
-- Гассан, я тебя больше не увижу! -- воскликнул принц.
-- Мы увидимся, принц! -- отвечал Гассан, пытаясь успокоить молодого человека.
-- Ты идешь, ты оставляешь меня, и я не пущу тебя одного, где ты, там должен быть и я!
-- Этого нельзя, Юссуф, я уже говорил тебе, что султан желает видеть тебя не ранее, чем завтра. Мы мужчины и должны твердо встречать все удары судьбы. Что бы ни случилось, принц, не будет ничего такого, что не служило бы доказательством моей верности и преданности. Но я должен идти! Прости мне, что я должен тебя оставить, иначе нельзя. Еще раз прощай!
-- Ты не вернешься, внутренний голос говорит мне это!
-- Тогда с любовью вспомни обо мне, Юссуф.
-- Аллах, сжалься! Скажи... Гассан... Останься!
Горячо прижал Гассан принца к своему сердцу, насильно вырвался из его объятий, и, еще раз кивнув головой, бросился из комнаты. Юссуф поспешил вслед за ним. Но Гассана уже не было. Через час Юссуф узнал от адъютантов и камергеров, что Гассан-бей в эту ночь должен умереть вместо принца.
Известие это вызвало в нем страшное горе. Он хотел идти к султану, но не смел явиться к нему в этот час, хотел догнать Гассана, отказаться от его жертвы, но где был теперь этот благородный человек, вызвавшийся умереть за него? В невыразимом отчаянии бросился он в свои покои, закрыв лицо руками, упал на постель и разразился неудержимыми рыданиями. Он должен был потерять своего друга, которого он любил, как никого другого, он должен был потерять его ради сохранения собственной жизни. Это было ужасно!
В это время Гассан был уже в покоях султана.
К нему подошел флигель-адъютант и объявил, что ему приказано в своей военной шинели отправиться во внутренние покои султана.
Приказание это очень удивило Гассана. Однако он велел одному из слуг принести свою серую военную шинель и, надев ее, в сопровождении флигель-адъютанта отправился во внутренние покои султана.
"Зачем он должен был явиться в шинели, и с какой целью позвал его султан в свои внутренние покои? Не должен ли он был получить здесь красный шнур, чтобы удавиться? Но зачем же ему было умирать в шинели?" -- думал Гассан.
В недоумении вошел он в ярко освещенную комнату, где находился султан, и с низким поклоном остановился у входа. К удивлению своему, он увидел, что и султан тоже был одет в серую военную шинель.
Ночь только что наступила. Богато разукрашенные драгоценными камнями стенные часы своим серебристым боем возвестили ее приход. Держа в руках маленький золотой ключик, султан подошел к тайной двери.
-- Иди за мной, -- резким, повелительным тоном обратился он к Гассану, отворяя дверь, -- запри дверь за нами!
С этими словами султан вошел в слабо освещенный коридор, устланный коврами и служивший только для одного султана. Гассан последовал за ним и золотым ключом снова запер двери.
Что это значило, почему султан вместе с ним уходил из дворца?
Пройдя длинный коридор, они спустились на несколько ступенек и вышли к боковым воротам дворца. Там с внутренней стороны был воткнут ключ.
-- Отвори! -- приказал султан. -- Вели со двора подъехать сюда карете, но никому не говори, что для меня. Кучеру прикажи ехать в Скутари и там остановиться вблизи большого минарета. Ты поедешь со мной и ничем не выдашь, кто я.
Гассан поклонился, все еще не понимая, зачем давались все эти приказания. Уж не должна ли была его казнь произойти вблизи минарета? Но зачем же ехал туда султан? Может быть, ои сам хотел присутствовать при ней? Все это было непостижимо. Молча отворил он ведущие на большой двор Беглербега ворота, которыми султан позволял пользоваться только при тайных поручениях, и через двор и галереи прошел в богатейшие конюшни, где наготове стояло несколько сотен сильных, породистых, прекраснейших лошадей.
Две кареты были постоянно заложены; одна парадная -- для султана, другая простая -- для придворных.
Этой последней и велел Гассан подъехать к воротам, дав кучеру необходимые указания.
Султан поспешно вышел на улицу и вскочил в экипаж. Гассан, закрыв ворота, последовал за ним, и карета быстро покатила по дороге к Скутари и менее чем через час была уже на Садовой улице около большого минарета.
Там она остановилась. Оба офицера вышли. Гассан приказал кучеру дожидаться тут. Осмотревшись кругом, он не увидел ничего, что могло бы указать ему на намерение султана, ему и в голову не приходило, что они едут к Сирре.
-- Проводи меня к дому за рощей возле большого минарета! -- тихо сказал султан. -- Что бы ни случилось, ты должен быть со мной!
Теперь только понял Гассан намерение султана и, следуя его приказанию, отправился к дому замученного софта Ибама.
Там в это время происходило совещание между Мансуром-эфенди и Гамидом-кади.
В этот вечер Мансур не мог выезжать из дома: ои ожидал султана, и кади приехал к нему на совет.
-- После долгого бездействия делу пророка должно быть наконец доставлено торжество, это высшая цель моей жизни, брат мой! -- сказал Шейх-уль-Ислам Гамиду-кади. -- Давно уже не делалось ничего для славы и могущества полумесяца, пришло время загладить прошлое.
-- Все, что ты избираешь своей целью, мой мудрый брат, будет непременно достигнуто, я это очень хорошо знаю! -- отвечал кади.
-- Ради этой цели я готов пожертвовать своей жизнью, -- продолжал Мансур. -- Древний блеск империи Османов должен быть восстановлен, и если народ станет под знамя божественного пророка, то останется непобедим. Надо возбудить фанатизм, а что может разжечь его таким ярким пламенем, как не борьба с гяурами!
-- Посланники твои, брат мой, неутомимо действуют в вассальных землях, раздувая там пламя восстания, какие известия получил ты от них?
-- Прежде всего пламя восстания вспыхнет в Боснии! Там уже начинает волноваться христианское население. Восстанут и горцы, за ними последуют Сербия, Черногория и остальные вассальные земли, -- сказал Мансур, и глаза его засверкали зловещим блеском, -- пока еще огонь только тлеет, но, постоянно разжигаемый, он скоро вспыхнет ярким пламенем. В Салониках нашелся повод к восстанию, и одного намека, одного знака довольно, чтобы вспыхнуло пламя раздора между правоверными и гяурами!
-- Я удивляюсь твоим мудрым распоряжениям. Действительно, нужна твоя неутомимая деятельность, твой все обдумывающий и всем пользующийся разум, чтобы разжечь такое пламя, чтобы ничтожную болгарскую девушку сделать орудием своих планов! Только великие люди, брат мой, способны на такие дела, но подумал ли ты о том, что может случиться, если вспыхнувшее пламя достигнет таких размеров, что ты не в силах уже будешь остановить его?
-- От нас будет зависеть воспользоваться удобной минутой и водрузить знамя пророка, -- со зловещим энтузиазмом отвечал Мансур, -- кровопролитие послужит очистительной жертвой делу всех правоверных, царство пророка получит новый блеск. Но скажи мне, какие сведения почерпнули вы с мудрым Али-шейхом из старого документа? Я полон ожидания, брат мой, так как для исполнения моих обширных планов нужны огромные средства. Первое и самое могущественное у меня в руках -- это сила фанатизма, разожженного во всех землях, над которыми сияет полумесяц. Второе средство должен открыть ты и предоставить мне в руки. Для восстановления прежнего блеска нашей империи, для достижения ею могущества нужны суммы, которых при расстроенной государственной казне нет в нашем распоряжении. Что же содержит документ?
-- Мудрость твоя напала на истинный след, -- отвечал кади, -- данный тобой старый документ -- действительное завещание калифов из дома Абассидов, которые перед бегством укрыли свои сокровища в безопасном месте. Документ переходил из рук в руки и, по-видимому, никто не обращал на него внимания и не потрудился разобрать его. Так он попал в руки последнего потомка Абассидов, старого толкователя Корана Альманзора, который последний имел право на наследство калифов, но после его смерти сокровища не имеют наследников.
-- Только дочь его еще жива!
-- Это нисколько не помешает нашим планам, -- продолжал кади, -- то, что заставило меня призадуматься после разбора старинного документа, так это бесследное и непостижимое исчезновение подлинного документа, я никак не могу объяснить себе этого!
-- Слава Аллаху, что у нас осталась копия! Так в документе действительно говорится о сокровищах Абассидов?
-- Да, брат мой! Мы узнали место, где скрыли их калифы перед своим бегством, одного только не знаем мы, не прочитана ли рукопись раньше и не взяты ли уже эти сокровища.
-- Самое простое средство узнать это -- немедленно обыскать это место! Назови мне его.
-- В одном уединенном месте пустыни Эль-Тей, недалеко от караванной дороги, возвышается, как гласит документ, громадная пирамида, не поддающаяся разрушительному действию времени! Внутри нее, там, где находятся мумии древних правителей, лежат сокровища, оберегаемые мертвецами.
-- Победа! Победа! -- воскликнул Мансур-эфенди. -- Мы возьмем у мертвецов громадные сокровища Абассидов, в которых они уже больше не нуждаются.
-- На этом месте рукопись оборвалась, -- продолжал кади, -- немногие строчки только дают понять, что на следующих листах ясно обозначены место и путь внутрь пирамиды, но листы эти или уничтожены, или затеряны, одним словом, их нет!
-- Так мы сами отыщем место и путь в пирамиду, брат мой!
-- Мы перерыли и пересмотрели остальные документы, найденные в доме Альманзора, но пропавших листов нет между ними, и ни в одной из остальных рукописей не было и намека на это объяснение!
-- Так будем довольствоваться тем, что узнали! Я сам с несколькими заслуживающими доверия людьми при первом же удобном случае отправлюсь к указанной пирамиде и найду доступ в нее. Я до тех пор не успокоюсь, пока не достигну того или иного результата. Еще один шаг к осуществлению моих планов я намерен сделать сегодня ночью. Султан будет здесь, в доме.
-- Новый знак твоего могущества! Никогда еще не случалось ничего подобного, брат мой!
-- Он придет, и моя обязанность будет воспользоваться этим часом для дела нашей веры.
-- Понимаю, ты хочешь устами пророчицы расположить его в пользу твоих планов и подготовить к предстоящим событиям!
-- Я хочу вдохновить его на подвиги за дело нашей веры, чтобы он содействовал достижению моей цели и не противился моим планам!
-- Я слышу голоса, -- внезапно прервал разговор Гамид.
-- Это он!
-- Мне кажется, что он не один!
Шейх-уль-Ислам подошел к полуотворенной двери. В это время один из сторожей встретил внизу султана и его проводника.
-- С ним офицер, -- сказал Мансур.
Гамид-кади распрощался с Шейхом-уль-Исламом и вышел из дома, тогда как султан в сопровождении Гассана поднимался по лестнице.
Мансур-эфенди другим путем, со двора, тоже отправился наверх и, никем не замеченный, был уже на своем месте. Гассан все еще не понимал, зачем взял его султан с собой к пророчице, на которую он после событий прошлой ночи смотрел совсем другими глазами. Он должен был умереть вместо принца, а теперь вдруг сопровождал султана в дом софта! Что же это значило?
Абдул-Азис вошел в слабо освещенную комнату, где чудо было по обыкновению на возвышении. По-прежнему широкая и длинная белая одежда с золотым шитьем закрывала всю ее фигуру. Какое-то мистическое, таинственное впечатление произвели на султана пророчица и вся обстановка комнаты. Сторожа принесли для него подушку, Гассан встал позади него.
Но вот зазвучал чудный, серебряный голос Сирры.
-- Когда придет помощь Всевышнего и победа, и ты увидишь моих людей вступающими в религию Аллаха, восхвали тогда своего Владыку и проси у него прощения, ибо он прощает охотно [ Сура Корана ].
-- Говорят, ты можешь видеть далекое будущее и предсказывать людям их судьбу, -- после непродолжительного молчания обратился к Сирре Абдул-Азис, -- скажи мне, что видишь и что знаешь ты.
Мансур шепнул ей сообразный его планам ответ, но каков был его ужас, когда Сирра, которая всегда понимала и буквально повторяла его слова, на этот раз заговорила совсем по-другому -- он едва верил своим ушам. Что случилось? Что он услышал?
Сирра исполнила приказание Золотой Маски!
-- До наступления третьего Рамазана трон пророка опустеет, -- сказала она своим неземным голосом, -- не смерть лишит повелителя правоверных престола, но человеческая рука! Враги во дворце страшнее гяуров! Затем вступит на престол Магомед-Мурад под именем Мурада V, но его царствование продлится всего три месяца, затем трон пророка снова опустеет и опять не через смерть, а по воле людей! Следующий за ним Абдул-Гамид будет царствовать еще меньше, и престол пророка опять опустеет. Его займет Мехмед-Решад-эфенди.
-- Замолчи! -- в ужасе закричал султан, он страшно дрожал и едва держался на ногах под гнетом этого ужасного пророчества.
Гассан был также поражен ее словами.
-- Уйдем скорей из этого дома, -- с трудом выговорил султан и, шатаясь, вышел из комнаты, -- иди за мной.
-- Я ни на шаг не отступлю от вашего величества! -- отвечал Гассан и вместе с султаном оставил дом софта.
По дороге Абдул-Азис быстро повернулся к следовавшему за ним Гассану и взволнованным голосом сказал: "Теперь ты видишь, что я только для вида принял твою жертву, чтобы испытать тебя. Ты не умрешь за принца! Я желаю иметь тебя при себе. Садись со мной в карету и никому не говори о том, что ты сейчас слышал!"