Поздно вечером в субботу 13 мая 1876 года у входа в развалины Кадри остановился экипаж, на козлах которого рядом с кучером сидел черный слуга.
Это был экипаж султанши Валиде.
-- Здесь мудрый Мансур-эфенди? -- спросила она подбежавшего старого, оборванного дервиша.
-- Да, повелительница! Мудрый Баба-Мансур недавно счастливо вернулся из своего большого путешествия! -- ответил дервиш.
Негр соскочил с козел и открыл дверцу кареты. Султанша Валиде вышла из экипажа.
-- Веди меня к Мансуру-эфенди! -- приказала она дервишу.
В первый раз султанша искала льва в его логове, в первый раз проникала она в мрачные развалины Кадри.
Дервиш показывал ей дорогу, слуга-негр шел позади. Она прошла мимо вертевшихся и кривлявшихся дервишей, мимо других, которые пели и призывали Аллаха, и наконец достигла башни Мудрецов, где находился Мансур.
Тут она увидела странное зрелище.
Старый дервиш, помешанный и потому считавшийся святым, лежал около полуобвалившейся стены, положив левую руку на землю, и правой ударял кинжалом с такой быстротой, что едва можно было уследить за его движениями. С неописуемой ловкостью вонзал он блестящую сталь в землю между растопыренными пальцами левой руки.
Он был так поглощен этим занятием, что не видел и не слышал ничего, что происходило вокруг него.
Султанша, проходя мимо, бросила ему золотую монету. Он подобрал ее и, кивнув несколько раз головой, покрытой длинными седыми волосами, снова взялся за кинжал.
-- Как имя этого несчастного? -- спросила султанша у сопровождавшего ее дервиша.
-- Алаи, повелительница! Но он не несчастен, он один из самых счастливых!
-- Знает ли он, что делает?
-- Его душа у Аллаха! -- отвечал дервиш, указывая на небо.
Дверь башни отворилась, и султанша вошла в зал совета.
Мансур находился там.
-- Благословляю вечер, в который я удостоился высокого посещения вашего величества! -- сказал он, почтительно кланяясь султанше.
-- Наступило тяжелое и опасное время, -- начала султанша, по своей привычке сразу приступая к делу. -- Я хочу переговорить с тобой!
-- Посещение вашего величества для меня великая милость! Потеря доверия султана тяжело поразила меня, но это новое доказательство вашей благосклонности подняло мой упавший дух! -- продолжал бывший Шейх-уль-Ислам.
-- Перейдем к делу, Мансур-эфенди, -- прервала его султанша. -- Я приехала сюда сама, а не позвала тебя в мой дворец, потому что я хотела, чтобы наше свидание осталось тайной. Ты знаешь, какое бурное время наступило! Война и смуты охватили все государство, и происходят события, которые очень меня беспокоят.
-- Что же беспокоит тебя, повелительница? Одари меня своим доверием!
Султанша опустилась на диван, Мансур остался стоять перед ней.
-- Знаешь ли ты о заговоре в пользу принца Мурада? -- вдруг спросила она и бросила на бывшего Шейха-уль-Ислама проницательный взгляд, наблюдая за действием, которое произвели на него ее слова. Ей назвали Мансура как одного из заговорщиков.
-- О заговоре, повелительница? -- спросил Мансур с так искусно разыгранным изумлением, что даже проницательная и недоверчивая султанша была обманута. -- Нет, я об этом ничего не слышал! Волнение в столице очень велико! Ты сама знаешь требования недовольных. Гяуры должны быть безжалостно истреблены! Софты недовольны главой Ислама и находят его слишком уступчивым и медлительным. Неудивительно, что при таких обстоятельствах принцы думают о возможности переворота и рассчитывают на успех своих планов.
-- Это значит, что принц Мурад думает, что близко время его восшествия на престол!
Мансур понял, что если он через султаншу вынудит Абдул-Азиса принять относительно принцев чересчур суровые меры, то это только увеличит число недовольных и ускорит переворот. Он всеми силами помогал министрам подготавливать свержение султана, так как только от его преемников он мог ожидать помощи в свершении своих планов.
-- Я боюсь, ваше величество, что принцы рано или поздно возымеют эту надежду, -- сказал он.
-- Твои сдержанные слова еще больше подтверждают справедливость моих опасений.
-- Мне не было позволено доказывать далее мою преданность вашему величеству и нашему высокому повелителю, султану, так как интриги одной выскочки лишили меня доверия его величества. Но я по-прежнему предан моему повелителю, несмотря ни на что! -- сказал хитрый Мансур. -- Если ты хочешь, высокая повелительница, выслушать мое мнение и мои советы, то я готов повергнуть их к твоим ногам.
-- Говори.
-- Быстрые, энергичные меры могут уничтожить все замыслы врагов. Одно повеление может уничтожить самый корень опасности и отвратить мысли всех от какого бы то ни было заговора.
-- Назови мне это повеление, Мансур-эфенди.
-- Опасность будет уничтожена, если его величество султан даст приказание немедленно арестовать принцев, отвести их во дворец Долма-Бахче и там содержать иод строгим контролем.
-- Арестовать! Да, ты прав! -- сказала султанша, которую легко было побудить к подобным поступкам.
-- Нужно арестовать всех принцев, кроме принца Юссуфа, -- продолжал Мансур. -- Не только принцев Мурада и Гамида, но и Решила и Нурредина -- таков мой совет. Арест должен быть произведен со всей возможной осторожностью и никак не позднее завтрашнего утра.
-- Да, я согласна с тобой, это необходимо.
-- Кроме того, надо объявить принцам, что они не могут принимать никого без ведома главного камергера, мушира Чиосси, и что они могут посылать письма, только прочитанные и подписанные им.
-- Да, никакая мера не слишком строга, когда дело идет о безопасности султана. Я сейчас же еду в Беглербег, чтобы уговорить султана арестовать принцев. Благодарю тебя за твои советы, -- продолжала султанша, поднимаясь с дивана. -- Я надеюсь, что скоро буду иметь возможность вознаградить тебя за них.
С этими словами она вышла из зала совета, у дверей которого ее ожидал черный слуга.
Выйдя из развалин, султанша Валиде села в карету и велела везти себя в Беглербег.
Мансур глядел ей вслед с торжествующей улыбкой. Прежде такая хитрая и проницательная, султанша попала в расставленные для нее сети. Если ей удастся уговорить султана последовать советам Майсура, то его падение неизбежно, так как подобные меры заставят колеблющихся еще министров примкнуть к заговору.
Кроме того, он думал еще больше усилить впечатление, произведенное султанскими повелениями. Он хотел организовать покушение на жизнь принцев и притом так, чтобы оно было приписано султану или султанше Валиде.
С этою целью он направился в келью дервиша Алаи, который с наступлением ночи оставлял свое обычное место вблизи башни Мудрецов.
Алаи лежал на полу своей темной кельи, в которую свет и воздух проникали только через узкое окно.
Но, несмотря на мрак, он узнал Мансура и упал перед ним на колени.
-- Алаи! -- сказал Мансур.
-- Я слушаю тебя, великий шейх.
-- Ты молишься?
-- Я молюсь день и ночь, но мои грехи так велики. Я должен постоянно кинжалом напоминать себе, что я заслуживаю смерти.
-- Хочешь получить прощение своих грехов?
-- Да, великий шейх, мудрый и могущественный Баба-Мансур! -- вскричал в восторге дервиш. -- Ты сжалился надо мной, ты хочешь дать мне прощение!
-- Но ты ведь знаешь, что для того, чтобы заслужить его, надо сделать что-нибудь необыкновенное, какой-нибудь подвиг.
-- Назови мне его, повелитель. Сжалься над твоим несчастным рабом!
-- Тогда ступай в Долма-Бахче и проникни во дворец с кинжалом.
-- А потом? Потом что?
-- Ударь кинжалом, если увидишь, принцев.
-- Принцев? Они должны погибнуть?
-- Сохрани тебя от этого Аллах! Ты должен дать схватить себя там!
-- И это то дело, о котором ты говорил?
-- Иди и исполни его! -- приказал Мансур.
С этими словами он скрылся ловким и быстрым движением за выступом стены и оставил келью дервиша, прежде чем тот успел заметить его исчезновение.
-- Где ты, великий шейх? -- вскричал в изумлении Алаи, не видя больше Мансура. -- Где ты?.. Здесь нет никого! Это было, значит, видение!.. Я повинуюсь его приказанию! Наконец я заслужу прощение!.. Прощение!.. Прощение!..
Слова Мансура Алаи счел за слова духа, посланного пророком, и слепо им повиновался.
Между тем султанша Валиде не теряла времени, и все принцы были арестованы и отправлены во дворец Долма-Бахче.
Там мушир Чиосси сообщил им, что султан приказал, чтобы они не выходили из дворца и не принимали никого, не получив прежде на это разрешения.
-- Значит, мы здесь в тюрьме? -- вскричал принц Мурад. -- Я протестую против такого обращения с нами. Ни я, ни мои братья не делали ничего против воли султана и во всем ему повиновались. Передайте его величеству султану, нашему дяде, что мы не будем никуда выходить из этих комнат, так как не согласны подвергаться таким унижениям. О, скоро ли кончится наша жизнь, исполненная печали, горя и опасений?
Вскоре принцы получили письмо от султанши Валиде, в котором повторялись приказания султана и, сверх того, было прибавлено:
"Принцы не должны иметь детей, иначе последних будут убивать сразу же после их рождения".
После всего этого принцы не могли ни одного часа быть уверенными в своей безопасности. Это преследование принцев крови было не новостью в Турции. В этом полуевропейском, полуазиатском государстве проклятие тяготеет над теми, в чьих жилах течет султанская кровь.
С самого раннего возраста им угрожает смерть. Ни одного спокойного дня, ни одного веселого часа не выпадает на их долю.
Их жизнь проходит в беспрестанном страхе перед гневом султана и преследованиями султанши Валиде.
Вечером того же дня случилось событие, еще более усилившее опасения принцев.
В их комнаты проник неожиданно старый дервиш. Никто не знал, как он мог пройти во дворец. Вероятно, стоявшие у входов часовые не заметили его.
С обнаженным кинжалом бросился он на Мурада, наследника трона, и убил бы его, если бы принц Гамид не успел вовремя отвести руку убийцы.
На зов принцев сбежались слуги и схватили безумного Алаи, так как это был не кто иной, как тот помешанный дервиш, которому Мансур велел совершить покушение на жизнь принцев.
Слуги передали его часовым дворца. Те были из полка капиджи и потому отвели Алаи не в тюрьму, а назад, в развалины Кадри, где дервиш за свой поступок отделался только запрещением выходить из своей кельи в течение месяца.
Это приключение усилило боязнь принцев, особенно Мурада. Но уже было близко время, когда должна была закончиться их печальная жизнь, когда на голову старшего из принцев должны были возложить корону.