Тѣмъ не менѣе, когда а пріѣхалъ въ Гунчжулинъ, тотъ самый Гунчжулинъ, который еще такъ недавно -- осенью -- своими идиллическими картинами съ пасущимися гусями и маленькими дѣвочками, которыя, въ видѣ женщинокъ, съ платкомъ на плечахъ, бѣгали въ лавочку, при чисто деревенской тишинѣ, -- производилъ впечатлѣніе такого тыла, что не только забывался громъ орудій, но получалось впечатлѣніе, что ни одинъ воинственный звукъ никогда не нарушитъ здѣсь людского благополучія, -- этотъ самый Гунчжулинъ уже оказался совершенно зараженнымъ боевой эпидеміей и старался загримироваться Ляояномъ. Конечно, ему это трудно удавалось, такъ какъ новый главнокомандующій предпочелъ ему маленькую, никому неизвѣстную станцію, брошенную въ необитаемой пустынѣ, подъ пригоркомъ, и называемой Годзяданемъ, или, какъ всѣ нѣмцы перекрестили ее: "Gott sei Dank". Но всѣ штабы и канцеляріи, расположенные нѣкогда въ Ляоянѣ, ютились теперь въ Гунчжулинѣ. Впослѣдствіи Гунчжулинъ образовался въ совсѣмъ милый городокъ.
Главную прелесть его составляетъ только-что отстроенная великолѣпная желѣзнодорожная больница, въ отдѣльныхъ зданіяхъ которой и размѣстились ваши госпиталя: Императрицы Маріи Ѳеодоровны, Евангелическій, теперь еще Голубевскій имени Принцессы Е. М. Ольденбургской. Къ моему пріѣзду въ этихъ же зданіяхъ, покинутыхъ финляндскимъ лазаретомъ, отчасти и двумя первыми, уже расположились и канцелярія, и общежитія ваши.
Началось это тяжелое томленіе между жизнью и смертью, между миромъ и войной. Назначались дни боевъ, шли усиленныя приготовленія, и рядомъ съ этимъ уже печатались извѣстія о подготовительныхъ работахъ въ мирнымъ переговорамъ. Впрочемъ, объ этомъ стали писать только послѣ цусимскаго боя.