19 Марта 1905 г., Фандзятунъ (проѣздомъ).
Тяжелое наслѣдство досталось Линевичу. Отъ всѣхъ армій, какъ ходятъ слухи, осталось всего 180.000. Подсчетъ, конечно, еще очень приблизительный, такъ какъ до сихъ поръ еще понемногу отыскиваются все-какія части. Потери, -- тоже приблизительно, конечно, -- высчитываютъ до 107.000! Раненыхъ и больныхъ считаютъ до 65.000, убитыхъ -- тысячъ 20, остальные же оставлены или взяты въ плѣнъ. Цѣлаго полка (5-го сибирскаго) нѣтъ! Одной батареи не досчитываются вмѣстѣ со всѣми людьми, хотя всего орудій оставлено относительно немного -- тридцать-одно. Японскія потери считаются тысячъ въ 120. Одинъ плѣнный японскій полковникъ говорилъ, что уже числа 24-го они считали свои потери за 100.000, такъ что ихъ оффиціальная цифра въ 50.000 или прямо фиктивна, или, какъ нѣкоторые объясняютъ, подразумѣваетъ только безвозвратно выбывшихъ изъ строя, т.-е. убитыхъ и тяжело раненыхъ.
Ты представляешь себѣ, что это за погромъ, что за побоище! Въ какихъ-нибудь двѣ недѣли времени тысячъ сто убитыхъ и изувѣченныхъ съ обѣихъ сторонъ; ты видишь эти сто тысячъ семей безъ кормильцевъ и лучшихъ надеждъ, эти сотни тысячъ сиротъ!.. И тѣмъ не менѣе войну нельзя не продолжать, ее необходимо продолжать!
Четырнадцать, а въ иныхъ мѣстахъ девятнадцать сутокъ дрались наши, какъ львы, отбивая одну аттаку за другой. Не успѣвая ѣсть и спать, они переутомились до такой степени, что нѣкоторые засыпали съ ружьемъ въ рукѣ на позиціи. Подъ страшнымъ огнемъ лежали наши въ траншеяхъ и вслухъ читали "Вѣстникъ Манчжурской Арміи"! Забирали плѣнныхъ, отнимали орудія, и никто не сомнѣвался въ побѣдѣ. Знали объ обходѣ нашего праваго фланга, но считали его слабымъ и готовились разбить обходную колонну. Ту же участь готовили и колоннѣ, обходившей нашъ лѣвый флангъ. Но вдругъ обнаружилось, что силы, обходящія насъ, громадны, что онѣ собираются замкнуть кольцо и устроить намъ Седанъ. Былъ данъ приказъ къ отступленію... Онъ засталъ враговъ, сомкнувшихся грудь съ грудью; наши солдаты не хотѣли слушаться, начальники думали, что съ ними шутятъ. Но это была правда, грустная, ужасная правда и всѣ наши три арміи должны были вылиться изъ мѣшка, въ который попали, черезъ единственный проходъ еще не совсѣмъ закрывшагося кольца. Произошло то, что происходитъ въ любомъ театрѣ, когда вся собравшаяся толпа, вслѣдствіе дѣйствительной или ложной тревоги, должна выйти изъ зданія черезъ его узкіе проходы. Произошла давка, паника; люди, находившіеся въ крайнемъ нервномъ напряженіи, совершенно обезумѣли: забыли родство, чины, душу, Бога, и только спасали свой животъ. Реакція соотвѣтствовала героизму предшествовавшихъ дней...
Чѣмъ объяснить эти явленія, какъ не патологическимъ состояніемъ, когда рядомъ съ этимъ мы знаемъ, что отъ цѣлыхъ полковъ оставалось по 100 и меньше человѣкъ, когда намъ говорятъ, что въ 24-мъ сибирскомъ стрѣлковомъ полку, состоявшемъ изъ 2.500 человѣкъ, за время кампаніи выбыло 2.400, что изъ всѣхъ офицеровъ, начавшихъ войну, въ немъ не осталось ни одного, кромѣ командира, дважды тяжело контуженнаго (полковникъ Лечицкій)!..
Разумѣется, не эти и имъ подобные люди причинили панику; они только, до послѣдней крайности измотанные душой, могли поддаться ей, не въ силахъ ей противостоять. Паника, какъ всегда, началась въ безчисленныхъ обозахъ, столпившихся на одной дорогѣ въ тридцать рядовъ и попавшихъ подъ перекрестный огонь непріятеля. Обозные люди -- не строевые и къ огню непривычные...
Снова, какъ всегда, поднимается вопросъ, нужно ли было отступать, или надо было продолжать бой до конца? Кто знаетъ, -- что было бы лучше? Одни говорятъ, что мы могли отлично и долго отбиваться, даже совершенно окруженные; другіе -- что мы и потомъ могли всегда пробиться; но большинство, сколько мнѣ замѣтно, все-таки считаетъ, что было бы совсѣмъ скверно, если бы мы не ушли, что отступать было необходимо, что слѣдовало даже отступить раньше.
Дѣло въ томъ, что, кромѣ обхода, насъ погубило еще и то, что въ центрѣ наша, если не ошибаюсь, вторая армія была прорвана непріятелемъ. Страшная песчаная метель, бившая нашимъ въ лицо и закрывавшая все непроницаемой мглой до такой степени, что сосѣда своего нельзя было различить, помогла японскому батальону прорвать ваши силы. Противъ него было послано четыре батальона, но кто-то ихъ, говорятъ, по дорогѣ перехватилъ.
Конечно, какъ всегда, наши самыя большія потери были при отступленіи. Жестоко треплются нервы съ этого самаго мукденскаго боя. Когда я пріѣхалъ 5-го марта въ Харбинъ, то онъ былъ въ томъ нервномъ состояніи, въ которое и могъ придти именно тылъ, прожившій цѣлый годъ въ районѣ дѣйствующихъ армій при совершенно мирной обстановкѣ и вдругъ почувствовавшій, что онъ уже перестаетъ быть тыломъ. Всѣ стремились вонъ изъ Харбина, не чувствуя себя болѣе въ безопасности: старшій врачъ Л -- скаго госпиталя Краснаго Креста просилъ отпустить его со всѣмъ инвентаремъ и ранеными, такъ какъ не считалъ возможнымъ за нихъ отвѣчать.
-- Развѣ хорошо будетъ, если командиръ корпуса попадетъ у меня въ плѣнъ?!-- старался онъ запугать насъ.
Другіе госпитали просились въ самый глубокій тылъ. Собирались совѣщанія о томъ, какъ бы возможно скорѣе освободить Харбинъ отъ застрявшихъ въ немъ 22-хъ тысячъ раненыхъ и больныхъ. Со станцій, расположенныхъ къ востоку отъ Харбина, пріѣзжали врачи съ просьбой свернуть ихъ лазареты и разрѣшить имъ уйти, такъ какъ они находятся въ явной опасности и, вынужденные, въ случаѣ бѣды, эвакуироваться черезъ Харбинъ, не въ состояніи будутъ спасти свои лазареты. Генералъ Хрещатицкій пришелъ на сборный пунктъ Креста около харбинскаго вокзала и подбодрилъ врачей слѣдующей краткой, но выразительной рѣчью:
-- Что вы здѣсь дѣлаете? Свертывайтесь поскорѣе и уходите!
Главнокомандующій приказалъ всѣмъ госпиталямъ Краснаго Креста, расположеннымъ къ югу отъ Харбина, перейти въ тылъ. Относительно нѣкоторыхъ изъ нихъ распоряженіе это было исполнено, такъ какъ нужно было увеличить количество больничныхъ мѣстъ въ сѣверо-западномъ и отчасти въ сѣверо-восточномъ районахъ, съ которыми мы и подѣлились. Евангелисты и проф. Мантейфель выбрали себѣ прекрасное мѣстечко на Хинганѣ, станцію Джаллантунь, куда и перенесли свои госпитали, оставивъ въ Гунчжулинѣ только походное и безусловно необходимое для продолженія госпитальной работы оборудованіе; нѣкоторымъ и Харбинскимъ госпиталямъ были найдены мѣста въ сѣверо-западномъ районѣ, куда съ этой цѣлью была командирована цѣлая коммиссія.
Однако, оставлять югъ безъ нашихъ госпиталей намъ казалось немислимымъ, особенно въ виду возможности боя, и на засѣданіи подъ предсѣдательствомъ генерала Трепова мы просили его ходатайствовать передъ главнокомандующимъ, чтобы онъ разрѣшилъ Кресту оставить на мѣстахъ госпитали отъ Харбина до Куаньчендая включительно. Ѳ. Ѳ. Треповъ, самъ этому сочувствовавшій, выхлопоталъ намъ это, а также удовлетвореніе другой просьбы -- оставить три госпиталя въ Гунчжулинѣ и открыть одинъ въ Годзяданѣ.
Тѣмъ временемъ эластическій русскій духъ нашъ, которому такъ дивятся иностранцы, сталъ, какъ Ванька-встанька, снова подыматься. Впечатлѣніе Мукдена стало отходить въ привычное прошлое; стали подходить тысячи людей, считавшихся пропавшими безъ вѣсти; все болѣе и болѣе выяснялось, что японцы не хотятъ или не могутъ на насъ наступать. Раненые усиленно эвакуировались, Харбинъ постепенно пустѣлъ, врачи перестали говорятъ объ отвѣтственности за безопасность своихъ больныхъ, а тѣ, которымъ, согласно ихъ же желанію и намѣченной на этомъ основаніи программѣ, было предложено переѣхать въ глубокій или близкій тылъ, вдругъ рѣшительно запротестовали.
Не считая подвижныхъ госпиталей и лазаретовъ, раскинутыхъ у васъ по всѣмъ тремъ арміямъ, намъ удалось по желѣзной дорогѣ продвинуться и южнѣе Годанданя, даже до самой крайней, бывшей въ нашемъ распоряженіи, станціи, т.-е. до Сыпингая (Богородицкій госпиталь), ибо японцы сидѣли смирно, а мы ждали все прибивавшихъ войскъ.
Настроеніе настолько измѣнилось, что при одномъ изъ позднѣйшихъ своихъ посѣщеній нашихъ госпиталей въ Гунчжулинѣ главнокомандующій, замѣтивъ, что въ одномъ изъ нихъ нѣкоторая недостача кроватей, и узнавъ, что онѣ отосланы въ тылъ, сказалъ:
-- Зачѣмъ же?! Верните ихъ, непремѣнно, сейчасъ же верните!