Челябинскъ. 20-ое февраля 1905 г.
...Въ вашемъ поѣздѣ всего четверо военныхъ: два офицера, одинъ прапорщикъ запаса и одинъ генералъ, и какъ они всѣ, бѣдные, унылы и угнетены! Какая страшная разница съ настроеніемъ генерала и офицеровъ, ѣхавшихъ со мною годъ назадъ! Тогда -- бодрость и энергія, теперь -- какая то отчаянная безнадежность!
Генералъ все свободное отъ ѣды время спитъ и любятъ повторять, что это очень полезно -- урвать всякую минуту для сна, если она свободна. Когда я ему представился и спросилъ, куда онъ ѣдетъ, онъ заявилъ, что въ Мукденъ, и, несмотря на свой добродушный видъ, съ какимъ-то раздраженіемъ отчаянія прибавилъ:
-- Попадусь къ вамъ подъ ланцетъ, попадусь!-- какъ будто я подвелъ подъ него какія-то мины, и онъ, попавшись, имѣетъ только удовольствіе меня въ нихъ обличить.
Прапорщикъ запаса -- совершенно несчастный человѣкъ: служилъ, поддерживалъ старуху-мать и, кромѣ глубочайшаго отвращенія къ войнѣ, имѣетъ не менѣе глубокое убѣжденіе, что будетъ въ первомъ же бою убитъ. Онъ очень хорошо играетъ на роялѣ, но до того разстроенъ, что, поигравъ, выбѣгаетъ изъ вагона-ресторана, будучи не въ силахъ владѣть собой.
На какой-то станціи покупаю я открытки; ко мнѣ подходитъ офицеръ, идущій съ эшелономъ, нѣсколько навеселѣ, и спрашиваетъ:
-- На войну, докторъ, идете, или съ войны?
-- Я туда ѣду.
-- За нами, значитъ, -- мрачно протянулъ онъ, и я почувствовалъ въ его тонѣ тотъ же оттѣнокъ раздраженія и отчаянія, что и въ "ланцетѣ" генерала.
По счастію, солдаты идутъ совершенно въ другомъ настроеніи -- молодцами, бодрые, всѣмъ довольные, объ одномъ только просятъ: "нельзя ли газетъ?" -- и расхватываютъ ихъ съ голодной жадностью и искренней благодарностью. Святые, вѣрующіе люди! Какъ же намъ-то не вѣрить?!
Чита. 1-ое марта 1905 г.
Сейчасъ прочелъ всѣ послѣднія телеграммы о паденіи Мукдена и объ ужасномъ отступленіи нашемъ къ Телину. Не могу передать тебѣ своихъ ощущеній... Просто стонъ, громкій стонъ вырвался у меня изъ груди, и отчаяніе охватываетъ меня. Нѣтъ, рѣшительно чего-то намъ не хватаетъ, чего-то у насъ недостаетъ: у японцевъ, оказывается, и планы лучше, и силы больше, и стойкость -- тоже. Отчаяніе и безнадежность охватываютъ душу... что-то будетъ теперь у насъ въ Россіи... Бѣдная, бѣдная родина!!
Харбинъ. 8-ое марта.
Какъ не хочется я трудно описать то, что я здѣсь засталъ, пріѣхавъ послѣ мукденскаго боя! Напишу тебѣ объ этомъ когда-нибудь потомъ, когда пройдетъ острая боль, всѣми этими событіями причиняемая. Видно, велики силы Россіи, что ей посылаются такія испытанія.
Не хочется писать всего, что слышишь, потому что все равно -- съ чужихъ словъ, и слишкомъ тяжело на этомъ останавливаться...
Гунчжулинъ. 16-ое марта.
Куропаткинъ снова командуетъ своей 1-ой арміей, ставъ въ подчиненіе тѣмъ, надъ кѣмъ прежде начальствовалъ.
Рѣдко можетъ рѣзче обрисоваться все ничтожество земныхъ благъ: данныя людьми, они такъ же условны и недолговѣчны, какъ и сами люди. А какъ увлекаются ими многіе, постоянно забывая эту аксіому, и какъ часто, добравшись, напримѣръ, до власти, начинаютъ мнить себя и безсмертными, и непогрѣшимыми! Другого безсмертія имъ не нужно, законы Бога они уже давно отклонили, какъ неудобные и несвоевременные, все благополучіе свое они строятъ на людяхъ, и какимъ прочнымъ кажется имъ ихъ зданіе, а вдругъ... Сегодня -- ты, а завтра -- я! Разумѣется, все это разсужденіе -- характера чисто академическаго.