3 сентября. Гунчжулинъ.
...Изъ Каталинзы я переѣхалъ на 84-й разъѣздъ, откуда очень счастливо, по только-что установившейся конкѣ "Дееовилькѣ", переѣхалъ въ Маймакай. Я былъ въ симпатичномъ Вятскомъ отрядѣ, когда вдругъ приходитъ извѣстіе, что старшій врачъ 5-го С.-Петербургскаго летучаго отряда, П. П. А., отпустившій и второго врача, и обоихъ студентовъ, оставшійся, слѣдовательно, совершенно одинъ, -- заболѣлъ тифомъ. Надо тебѣ сказать, что мы только-что потеряли двухъ врачей и двухъ сестеръ отъ брюшного тифа и одного студента отъ тяжелаго воспаленія кишекъ, и во всѣхъ случаяхъ у меня осталось впечатлѣніе, что они не выдержали своей болѣзни, можетъ быть, оттого, что продолжали работать больными и переутомили себя. Что могъ, а сдѣлалъ и для нѣкоторыхъ изъ нихъ, но, къ сожалѣнію, каждый разъ узнавалъ о болѣзни слишкомъ поздно.
Ты легко представишь себѣ, поэтому, какъ взволновался и извѣстіемъ о болѣзни этого прелестнаго, скромнаго, добросовѣстнѣйшаго, симпатичнѣйшаго и доблестнаго нашего труженика. Я живо представилъ себѣ, какъ онъ; заброшенный въ самыя далекія передовыя позиціи, одинокій, больной, ходитъ, осматриваетъ больныхъ, -- самъ, можетъ быть, болѣе слабый, чѣмъ они... Забывъ свои немощи, я сѣлъ на коня и пустился въ только-что еще казавшійся такимъ труднымъ и далекимъ, шестидесятиверстный путь. Лошадь попалась мнѣ мягкая, пріятная, я съ удовольствіемъ снова втягивался въ этотъ пріятный способъ передвиженія, когда такъ наслаждаешься природой и такъ хорошо думается... Въ одиннадцатомъ часу я пріѣхалъ и Саншигоу въ А. и нашелъ его блѣднымъ, слабымъ и сильно исхудавшимъ...
Когда А. сталъ поправляться, я, сдавъ остающихся больныхъ и часть имущества (бѣлье, лекарства) военнымъ врачамъ, свернулъ отрядъ, положилъ на вьючныя носилки А. и одного изъ санитаровъ, тоже продѣлавшаго тифъ и умолявшаго не отрывать его отъ своего старшаго врача, -- и двинулся въ путь, благословляемый съ неба легкимъ дождичкомъ...
Такъ началъ Красный Крестъ свое возвращеніе на родину: послуживъ всѣмъ, чѣмъ онъ могъ, отдавъ святому дѣлу своему все, чѣмъ обладалъ, -- послѣднія силы и здоровье, -- онъ бѣдные остатки свои положилъ на щитъ и "со щитомъ" пошелъ домой.
Это было 28-го августа, въ тотъ день, когда у васъ объявили о прекращеніи военныхъ и враждебныхъ дѣйствій.
Дождь сопровождалъ насъ нею дорогу, такъ что стало сыро и свѣжо. На серединѣ пути мы въ полѣ остановились, чтобы покормить лошадей. Надо было покормить и А., а мнѣ хотѣлось еще дать ему возможность полежать въ сухомъ мѣстечкѣ.
Около самаго мѣста нашей стоянки была какъ-то изолированная отъ всей близлежащей деревни аккуратная фанза, въ которую я смѣло пошелъ за пріютомъ. Во дворѣ красиво цвѣли бѣлыя съ яркими розовыми полосами "belles de jour", во внутреннемъ дворикѣ тоже были цвѣты, и все было аккуратно и чисто. Навстрѣчу мнѣ и санитару вышелъ хозяинъ съ бородкой клиншкомъ и интеллигентнымъ лицомъ. Я объяснилъ ему, что мнѣ нужно: "мало-мало сиди-сиди, и мало-мало кушъ-кушъ", и пошелъ въ его мужскую половину. Но онъ не согласился на это, перевелъ туда всѣхъ "мадамъ" и дѣтей, а намъ предоставилъ ихъ половину, чистую, прибранную, съ тюфяками, коврами и подушками на коняхъ. Когда онъ увидалъ у А. повязку съ краснымъ крестомъ, онъ показалъ рюмку и сказалъ:
-- "Моя тайфу", -- что означало, что онъ -- докторъ. Я объяснилъ тогда, что А. "мало-мало ломайло", т.-е. немного боленъ, и онъ сталъ очень за нимъ ухаживать и заварилъ намъ чуднаго цвѣточнаго чая. Съ своей стороны, мы налили ему вина, но онъ сказалъ, что "ханшинъ мэю" -- значитъ: онъ не пьетъ водки, -- отлилъ себѣ вина въ рюмку, остальное предложилъ выпить молодому китайцу, который сказалъ, что это не хавшинъ, а "хау, хау", -- и очень похвалилъ. Тогда хозяинъ представилъ намъ свою жену, сказавъ: "моя мадамъ", которая протянула намъ руку. Я далъ ей и другимъ женщинамъ и дѣтямъ, которыя постепенно вернулись въ свою комнату, по куску хлѣба съ capдинкой, но онѣ всѣ куда-то унесли это угощеніе, и я не знаю, ѣли ли. Вѣроятно, имъ это такъ же подозрительно и неаппетитно, какъ намъ ихъ пища. Когда одинъ русскій сказалъ какъ-то китайцу, съ которымъ былъ въ хорошихъ отношеніяхъ, что отъ нихъ нехорошо пахнетъ (съ ногъ сшибательный запахъ чеснока и бобоваго масла), онъ, находясь въ дурномъ, но откровенномъ настроеніи, горячо ему отвѣтилъ:
-- А вы думаете, отъ васъ не пахнетъ? Да какъ еще! и очень непріятно.
Такъ, вѣроятно, и пища наша внушаетъ имъ такую же брезгливость и недовѣріе, какъ ихъ пища -- намъ.
Мы растворили шоколадъ Gala-Peter и предложили вашему коллегѣ, но онъ не рѣшился его попробовать. Когда, однако, женщины и молодежь его дома съ удовольствіемъ стали пить шоколадъ, онъ взялъ свою чашку, поднесъ ее ко лбу, помолился, молча, надъ ней и сталъ пить. Напитокъ ему понравился, и онъ допилъ его до конца. Зато, когда я угостилъ ихъ арбузомъ, -- колебаній не было, и они уплетали его всѣ наперерывъ.
Такимъ образомъ, и китайскій, и русскіе "тайфу" остались очень довольны другъ другомъ.
Благополучно и счастливо прошло также и все ваше путешествіе съ милымъ А. до самаго Маймакая.
Здѣсь я оставилъ своихъ больныхъ въ Вятскомъ лазаретѣ, въ который стремился А., а самъ, простившись съ отрядами 2-ой арміи, пустился въ послѣдній объѣздъ нашихъ учрежденій арміи 1-ой и 3-ьей, изъ которыхъ нѣкоторыя уже свернулись, другія -- свертываются, а третьи ожидаютъ своей очереди.
Это первые шаги мои, по направленію къ вамъ, домой...
"Вѣстникъ Европы", NoNo 1--3, 1908