§ 13. Въ доисторическій періодъ своей жизни, въ младенческомъ невѣдѣніи физическихъ законовъ природы, первобытный человѣкъ олицетворялъ ея стихійныя силы, небесныя свѣтила, животныхъ, растенія и т. п. въ образѣ различныхъ божествъ, то благодѣтельныхъ, то враждебныхъ ему; къ первымъ онъ питалъ любовь и благоговѣніе, ко вторымъ -- тревожную боязнь. Въ этихъ отношеніяхъ первобытнаго человѣка къ природѣ заключается источникъ народной миѳологіи и поэзіи: здѣсь начало миѳическаго эпоса.
Тѣ поэтическія образы, въ какихъ рисовала народная фантазія могучія стихіи природы, почти исключительно брались первобытнымъ человѣкомъ изъ окружавшей его дѣйствительности, близкой и доступной ему; онъ даже заставлялъ своихъ боговъ творитъ то-же на небѣ, что дѣлалъ самъ на землѣ. И вотъ боги мало-по-малу унизились до человѣческихъ нуждъ и помысловъ, и съ высоты воздушныхъ пространствъ стали низводиться на землю, гдѣ и приняли человѣческій образъ (антропоморфизмъ). Поставленные такимъ образомъ въ условіи человѣческаго быта, воинственные боги утрачиваютъ наконецъ свою прежнюю недоступность: они превращаются въ смертныхъ героевъ или богатырей. Одновременно съ этикъ и миѳическій эпосъ становится героическимъ, къ которому принадлежатъ былины.
Богатыри нашихъ былинъ дѣлятся на старшихъ) Святогоръ, Минула Селяниновичъ, Полканъ, Самсонъ Колывановичъ,-- и младшихъ: Илья Муромецъ, Добрыня Никитичъ, Алеша Поповичъ, Бурило Пленковичъ, Дюкъ Степановичъ, Соловей Будимировичъ и др.
Старшіе богатыри -- это представители первоначальнаго періода русской земли, неуспѣвшей еще сплотиться и окрѣпнутъ. Всѣ они одарены какой-то стихійной, подавляющей силой. Святогору, напр., "не съ кѣмъ силой помѣриться", ибо у него --
"Сила-то по жилочкамъ
Такъ живчикомъ и переливается.
Грузно отъ силушки, какъ отъ тяжелаго бремени".
Другой богатырь, Микула Селяниновичъ, одной рукой бросаетъ за ракитовъ кустъ ту сошку, которую вся Вольтова "дружина хоробрая,-- тридцать молодцовъ безъ единаго", не могла и выдернуть изъ земли.
Послѣ того, какъ звѣроловный и пастушескій бытъ смѣнился осѣдло-земледѣльческимъ,-- старшіе богатыри уступили мѣсто въ народной фантазіи богатырямъ младшимъ, болѣе очеловеченнымъ, но все еще изумительно сильнымъ: имъ не почемъ выпить за одинъ духъ чару "зелена вина" въ полтора ведра, не почемъ побить несмѣтную рать вражескую --
"Куда-ли махнетъ -- тутъ и улицы лежатъ,
Куда отвернетъ -- съ переулками".
Эту преемственность старшихъ богатырей младшими народъ опоэтизировалъ въ былинѣ о Святогорѣ, который назвалъ Илью Муромца младшимъ своимъ братомъ я выучилъ его всѣмъ "нехваткамъ, поѣздкамъ богатырскимъ". Сквозь щелочку гроба онъ вдыхаетъ въ него свой богатырскій духъ -- и умираетъ.
Младшіе богатыри собираются вокругъ "ласковаго князя Владимира стольно-кіевскаго", въ свѣтлой гриднѣ княжеской, гдѣ рѣкой льется зелено вино на нечестныхъ пированіяхъ. Отсюда они выѣзжаютъ во чистое поле для расправы молодецкой съ внѣшними и внутренними врагами русской земли, увѣковѣченными народной фантазіей въ образѣ Соловья Разбойника, Змѣища Горынчища, Идолища поганаго я многихъ друг. чудовищъ.
Но несмотря на всю несбыточность богатырскихъ подвиговъ, былины заключаютъ въ себѣ и долю исторической были, т. е. намекаютъ на подлинныя событія стародавней жизни русскаго народа. Въ доказательство этого разсмотримъ двѣ-три былины.
Илья Муромецъ и Идолище. Нѣкогда къ кіевскому князю Владимиру прискакалъ гонецъ отъ Идолища поганаго съ вызовомъ: "ладить поединщика". Ужаснулся Владимиръ князь, да, спасибо, Илья Муромецъ выручилъ: вызвался убить супротивника, благо -- на бою смерть ему не написана. Онъ обулся въ лапотки шелковые, надѣлъ подсумокъ изъ чернаго бархата, покрылся "шляпою земли греческой " -- и въ путь-дорогу. Только сдѣлалъ онъ "ошибочку немалую", не взялъ съ собой палицы булатной. Вотъ идетъ онъ, призадумавшись, а на встрѣчу ему -- Каличище-Иванище; Илья отнимаетъ у него клюку богатырскую вѣсомъ въ "девяносто пудъ", и, наконецъ, приходитъ къ Идолищу въ палату бѣлокаменную. Пришелъ,-- поздоровался. И начни вдругъ Идолище поганое предъ гостемъ незнаемымъ похваляться: "Я, молъ, но семи ведръ пива пью, по семи пудъ хлѣба кушаю". Илья на то:
"У вашего Ильи Муромца батюшка былъ крестьянинъ.
У ёго была корова ѣдучая:
Она много пила-ѣла и лопнула..."
Не стерпѣлъ Идолище обидныхъ словъ: онъ метнулъ въ дерзкаго гостя кинжаломъ булатнымъ, но промахнулся. Тутъ Илья схватилъ съ головушки шляпу земли греческой --
"И ляпнулъ онъ въ Идолище поганое,
И разсѣкъ онъ Идолище на полы.
Тутъ ему, Идолищу славу ноютъ".
Въ этой былинѣ увѣковѣчена народная память о торжествѣ христіанства надъ язычествомъ, олицетвореннымъ здѣсь въ образѣ прожорливаго Идолища. Илья Муромецъ, представитель русской земской силы, побиваетъ его "шляпой земли греческой", т. е. христіанской вѣрой, которую, какъ извѣстно, Русь приняла отъ Византіи.
Борьба Ильи Муромца съ Жидовиномъ. На лугахъ Цицарскихъ, подъ горою Сорочипскою, стоитъ застава богатырская. Богатыри, составляющіе ее, всѣ разъѣхались но своимъ дѣламъ. Возвращаясь съ охоты, Добрыня наѣзжаетъ на слѣдъ богатырскій и по ископыти (глыба, вырванная конскимъ копытомъ) узнаетъ Козарскаго богатыря. Онъ собираетъ своихъ товарищей. Рѣшаются наказать смѣлаго пришельца; но бой долженъ быть честный, одиночный. Илья Муромецъ не совѣтуетъ высылать на опасный бой ни Ваську Долгополаго: его погубитъ неловкость; -- ни Гришку Боярскаго сына; пропадетъ онъ хвастливости ради; ни Албшу Поповича.:
"Поповскіе глаза завидущіе.
Поповскія руки загребущія;
Увидитъ Алеша на нахвальщикѣ
Много злата, серебра,--
Злату Алеша позавидуетъ --
Погинетъ Алеша по-напрасному".
Приходится отправляться Добрынѣ. Онъ выѣхалъ въ поле, въ серебряную трубочку высмотрѣлъ богатыря, вызвалъ его на бой; по когда увидѣлъ его страшную силу, спасся бѣгствомъ отъ неровной схватки. Некому выручить честь заставы, кромѣ крестьянина -- Ильи Муромца. Онъ выѣхалъ на бой, также разглядѣлъ богатыря, только не въ трубочку серебряную, а въ кулакъ молодецкій; вызвалъ его и сразился. Долго борятся соперники, равные силой; но неловкое движеніе Ильи роняетъ его на земь. Жидовипъ садится ему на грудь, вынимаетъ кинжалъ и посмѣивается надъ непобѣдимымъ старикомъ. Не падаетъ духомъ Илья; онъ знаетъ, что судьбы Божіи не назначили ему погибнуть въ сраженіи: онъ долженъ побѣдить; и, дѣйствительно, у крестьянина Ильи, "лежучи на земли, втрое силы прибыло". Однимъ ударомъ кулака вскидываетъ онъ противника на воздухъ и потомъ отрубленную его голову привозитъ на заставу, замѣчая только товарищамъ, что "онъ уже 30 лѣтъ ѣздитъ по полю, а такого чуда не наѣзживалъ..."
Въ образѣ Жидовина, богатыря изъ земли Козарской, очевидно, живетъ народная память о Козарахъ, турецкаго племени, которые принесли на Русь сначала идолопоклонство, потомъ -- жидовскую вѣру. Эта былина любопытна также по мѣткой характеристикѣ сословій: духовнаго, боярскаго и подъяческаго въ лицѣ Алеши Поповича, Гришки Боярскаго сына и Васьки Долгополаго.
Илья Муромецъ и Соловей Разбойникъ. Соловей Разбойникъ, побѣжденный крестьяниномъ села Корочаева -- Ильею Муромцемъ, является къ народной фантазіи представителемъ тѣхъ разбойниковъ-станичниковъ, которые нѣкогда гнѣздились въ дремучихъ лѣсахъ и дебряхъ древней Руси. По свидѣтельству лѣтописца Нестора, Владимиръ неоднократно даже посылалъ войска для усмиренія ихъ. Грабя и убивая коннаго и пѣшаго, эти хищники, понятно, должны были наводить ужасъ на окрестное населеніе, подобно Соловью Разбойнику, который, завидя Илью --
Засвисталъ по соловьиному,
Забилъ въ долони по-богатырскому,
Заревѣлъ вѣдь онъ по-звѣриному,
Зашипѣлъ по-змѣиному.
Темны лѣсы отъ его реву къ землѣ преклонилися,
Матъ-рѣка Смородина съ пескомъ сомутилися.
Въ то время подъ Ильей конь на колѣнки палъ...
Хотя богатыри Владимира -- краснаго солнышка могли казаться несокрушимыми, однако ихъ вещественная сила, по мѣрѣ развитія гражданственности въ нашей землѣ, была сломлена силой духовной (Разсказать содержаніе былины: "Отчего перевелись витязи на Святой Руси" отъ словъ "и стали витязи похваляхися". Хрест. Галахова II, 66).
§ 14. Опредѣленіе былинъ. Былинами или богатырскими пѣснями называются фантастическія произведенія безыскусственнаго эпоса, въ которыхъ увѣковѣчена народная память о разныхъ эпохахъ стародавняго бытія русской земли и мѣстами выражаются миѳическія воззрѣнія народа на стихійныя силы природы.