§ 15. Историческія пѣсни отличаются отъ былинъ тѣмъ, что дѣйствующими лицами здѣсь являются не сказачные богатыри съ ихъ фантастическими подвигами, но личности историческія. Фактъ, положенный въ основу исторической пѣсни, обыкновенно до того видоизмѣняется и разукрашивается народной фантазіей, что, безъ справокъ съ исторіей, не всегда бываетъ возможно отдѣлить быль отъ вымысла. Но, несмотря на это, народъ удивительно мѣтко характеризуетъ замѣчательныхъ чѣмъ-либо историческихъ личностей. Для примѣра передадимъ содержаніе двухъ историческихъ пѣсенъ.
"Иванъ Грозный". Однажды у Грознаго царя, Ивана Васильевича, былъ почестный столъ, пированье великое. На томъ пиру всѣ гости подвыпили: князья, бояре, гостиные люди и купцы сибирскіе, и ну похваляться -- кто своей силой, кто богачествомъ.
Не золотая трубонька вострубивала,
Не серебряна си и о лица возыгривала,--
началъ Грозный царь предъ гостями величаться, что-де покорилъ онъ царство Казанское, взялъ Рязань съ Астраханью и вывелъ измѣну изъ Пскова и Новгорода. Тогда молодой царевичъ замѣтилъ отцу, что не вывелъ онъ измѣны изъ каменной Москвы.... Вскипѣлъ гнѣвомъ Иванъ Васильевичъ; онъ велитъ боярамъ везти сына за Москву-рѣку "ко плахѣ поганой". Гости переполошились -- всѣ вонъ бѣгутъ. Лишь одинъ "злодѣй Малюта Скурлатовичъ" взялъ царевича за бѣлыя руки и повезъ его на казнь лютую. Свѣдавъ о томъ, бояринъ Никита свѣтъ Романовичъ скачетъ за Москву рѣку, вырываетъ царевича изъ рукъ Малюты и привозитъ на царскій дворъ. Грозный межъ-тѣмъ остылъ отъ гнѣва и раскаялся. Видя сына живого и невредимаго, онъ на-радостяхъ обнимаетъ его, Никитѣ-же Романовичу съ поклономъ предлагаетъ на выборъ любую награду: съ конюшни-ли лучшаго коня, съ царскихъ-ли плечъ шубу кунью или золотой казны, сколько надобно. Бояринъ проситъ казнить Малюту.
Всѣ лица этой пѣсни принадлежатъ исторіи: Грозный, царевичъ Иванъ Ивановичъ, царскій наперсникъ Малюта Скуратовъ (въ пѣснѣ -- Скурлатовъ ) и братъ любимой супруги Грознаго Анастасіи Романовны -- Никита Романовичъ. Характеры Грознаго и Малюты представлены согласно съ исторіей: въ первомъ мы видимъ тѣ-же припадки бѣшенаго гнѣва, смѣняющіеся минутами страстнаго раскаянія и уничиженія; повторомъ -- ту-же звѣрскую лютость палача. Самое событіе, разсказанное въ пѣснѣ, намекаетъ на извѣстный фактъ смерти старшаго сына Грознаго отъ руки отца въ 1582 г., Карамзинъ пишетъ объ этомъ слѣдующее: "Царевичъ.... пришелъ къ отцу и требовалъ, чтобы онъ послалъ его съ войскомъ изгнать непріятеля (Шведовъ), освободить Псковъ, возстановить честь Россіи. Іоаннъ въ волненіи гнѣва закричалъ: "мятежникъ! ты вмѣстѣ съ боярами хочешь свергнуть меня съ престола!" и поднялъ руку. Борисъ Годуновъ хотѣлъ удержать его: царь далъ ему нѣсколько ранъ острымъ жезломъ своимъ и сильно ударилъ имъ царевича въ голову. Сей несчастный упалъ, обливаясь кровію. Тутъ исчезла ярость Іоаннова. Поблѣднѣвъ отъ ужаса, въ трепетѣ, въ изступленіи онъ воскликнулъ: "я убилъ сына!" и кинулся обнимать, цѣловать его; удерживалъ кровь, текущую изъ глубокой язвы; плакалъ, рыдалъ... сидѣлъ неподвижно у трупа, безъ пищи и сна нѣсколько дней (" Исторія Государства Россійскаго " т. IX, 352--353).
Историческая пѣсня о Лжедимитріи. Пѣсня о Лжедимитріи исторически вѣрно приписываетъ гибель Самозванца народной ненависти къ нему, которую онъ навлекъ явнымъ пренебреженіемъ православными свычаями и обычаями.
"Похотѣлъ Разстрига женитися
Не у себя-то онъ, въ каменной Москвѣ,
Бралъ онъ, Разстрига, въ проклятой Литвѣ,
У Юрія, пана Сендомирскаго,
Дочь Маринку Юрьеву,
Злу еретницу, безбожницу.
На вешній праздникъ Миколинъ день,
Въ четвергъ у Разстриги свадьба была,
А въ пятницу праздникъ Миколинъ день.
Князи и бояра. пошли къ заутрени,
А Гришка разстрига -- онъ въ баню съ женой".
Любопытно сопоставить съ этими строками пѣсни историческое свидѣтельство Карамзина:
"Самозванецъ -- пишетъ нашъ историкъ -- скоро охладилъ къ себѣ любовь народную своимъ явнымъ неблагоразуміемъ. Снискавъ нѣкоторыя познанія въ школѣ и въ обхожденіи съ знатными Ляхами, онъ.... смѣялся надъ мнимымъ суевѣріемъ набожныхъ Россіянъ и, къ великому ихъ соблазну, не хотѣлъ креститься предъ иконами, не велѣлъ также благословлять и кропить святою водою царской трапезы, садясь за обѣдъ не съ молитвою, а съ музыкою... Страстный къ обычаямъ иноземнымъ, вѣтреный Лжедимитрій не думалъ слѣдовать русскимъ: желалъ во всемъ уподобляться Ляху, въ одеждѣ и въ прическѣ, въ походкѣ и въ тѣлодвиженіяхъ; ѣлъ телятину, которая считалась у насъ.... грѣшнымъ яствомъ; не могъ терпѣть бани" {Любопытно, что пѣсня не только не приписываетъ Лжедимитрію отвращенія къ русской банѣ, но даже ставитъ ему въ упрекъ несвоевременное посѣщеніе ея:
"Князи и бояра пошли къ заутрени,
А Гришка разстрига -- онъ въ баню съ женой".}) и проч. ("Исторія Госуд. Россійск." т. XI, 214).
Послѣднія минуты Лжедимитрія не совсѣмъ точно воспроизведены въ пѣснѣ; она разсказываетъ, будто онъ --
"Бросился.... со чердаковъ на копья острыя
Ко тѣмъ стрѣльцамъ, удалымъ молодцамъ.
И тутъ ему такова смерть случшася".
На дѣлѣ было иначе. Не видя иного спасенія отъ ярости бунтующей черни, Самозванецъ выскочилъ изъ палатъ въ окно на Житный дворъ -- вывихнулъ себѣ ногу, разбилъ грудь, голову и лежалъ въ крови. Тутъ узнали его Стрѣльцы, которые въ этомъ мѣстѣ были на стражѣ и не участвовали въ заговорѣ: они взяли Разстригу, отливали водою, изъявляли жалость, и только когда инокиня Марфа, мнимая мать Лжедимитрія, торжественно объявила, что истинный Дмитрій скончался на рукахъ ея въ Угличѣ,-- они согласились выдать его народу. Впрочемъ, о сознаніи инокини Марфы, разоблачившей всенародно самозванство Лжедимитрія, упоминаетъ и пѣсня въ слѣдующихъ словахъ:
"А глупцы стрѣльцы вы, не догадливы,
Какое мое чадо на царствѣ сидитъ?
На царствѣ у васъ сидитъ
Разстрига Гришка Отрепьевъ сынъ;
Потерянъ мой сынъ царевичъ Дмитрій Ивановичъ
На Угличѣ отъ трехъ бояръ Годуновыхъ;--
Его мощи лежатъ въ каменной Москвѣ
У чудной Софіи премудрыя"....
§ 16. Опредѣленіе историческихъ пѣсенъ. Историческими пѣснями называются такія произведенія безыскусственнаю эпоса, которыя основаны на какомъ-нибудь историческомъ фактѣ, видоизмѣненномъ и разукрашенномъ народной фантазіей, и мѣтко характеризуютъ замѣчательныхъ чѣмъ-либо историческихъ личностей.