къ
"КУРСУ ТЕОРІИ СЛОВЕСНОСТИ."
§ 1. Отрывокъ изъ "Исторіи Пугачевскаго бунта" А. Пушкина.
Изъ Разсыпной Пугачевъ пошелъ на Нижне-Озерную. На дорогѣ встрѣтилъ онъ капитана Сурина, высланнаго на помощь Веловскому комендантомъ Нижне-Озерной, маіоромъ Харловымъ. Пугачевъ его повѣсилъ, а рота пристала къ мятежникамъ. Узнавъ о приближеніи Пугачева, Харловъ отправилъ въ Татищеву молодую жену свою, дочь тамошняго коменданта Елагина, а самъ приготовился къ оборонѣ. Казаки его измѣнили и ушли къ Пугачеву. Харловъ остался съ малымъ числомъ престарѣлыхъ солдатъ. Ночью на 26-е сентября вздумалъ онъ, для ихъ ободренія, палить изъ двухъ своихъ пушекъ. Утромъ Пугачевъ показался передъ крѣпостью. Онъ ѣхалъ впереди своего войска. "Берегись, Государь", сказалъ ему старый казакъ: "неравно изъ пушки убьютъ." -- "Старый ты человѣкъ", отвѣчалъ самозванецъ: "развѣ пушки льются на царей?" -- Харловъ бѣгалъ отъ одного солдата къ другому и приказывалъ стрѣлять. Никто не слушался. Онъ схватилъ фитиль, выпалилъ изъ одной пушки и кинулся къ другой. Въ сіе время бунтовщики заняли крѣпость, бросились на единственнаго ея защитника и изранили его. Полумертвый, онъ думалъ отъ нихъ откупиться и повелъ ихъ къ избѣ, гдѣ было спрятано его имущество. Между тѣмъ, за крѣпостью уже ставили висѣлицу; передъ нею сидѣлъ Пугачевъ, принимая присягу жителей и гарнизона. Къ нему привели Харлова, обезумленнаго отъ ранъ и истекающаго кровью. Глазъ, вишибенный копьемъ, висѣлъ у него на щекѣ. Пугачевъ велѣлъ его казнить, и съ нимъ прапорщиковъ Фигнера, и Кабалерова, одного писаря и татарина Бикбая. Гарнизонъ сталъ просить за своего добраго коменданта, но яицкіе казаки, предводители мятежа, были неумолимы. Ни одинъ изъ страдальцевъ не оказалъ малодушія. Магометанинъ Бикбай, взошедъ на лѣстницу, перекрестился и самъ надѣлъ на себя петлю. На другой день Пугачевъ выступилъ и пошелъ на Татищеву.
§ 2. Отрывки изъ лѣтописи преподобнаго Нестора.
Въ лѣто 6534 {Лѣтосчисленіе въ лѣтописи велось отъ сотворенія міра.}. Ярославъ совокупи воя многы и приде Кыеву и створи миръ съ братомъ своимъ Мьстиславомъ у Городьца. И раздѣлиста по Днѣпръ Русьекую землю: Ярославъ прія сю сторону, а Мьстиславъ ону; и начаста жити мирно и въ братолюбьствѣ, и уста усобица и мятежъ, и бысть тишина велика въ земли.
Въ лѣто 6535. Родися 3-й сынъ Ярославу, и нарече имя ему Святославъ.
Въ лѣто 6536. Знаменье явися на небеси, яко видѣти всей земли.
Въ лѣто 6537. Мирно бысть.
Въ лѣто 6538. Ярославъ Бѣлзъ взялъ, и родися Ярославу 4-й сынъ, и нарече имя ему Всеволодъ. Семъ же лѣтѣ иде Ярославъ на Чюдь, и побѣди я, и постави градъ Юрьевъ. Въ се же время умре Болеславъ великый въ Лясѣхъ, и бысть мятежъ въ земли Лядьекѣ: вставите людье избиша епископы, и попы, и бояры своя, и бысть въ нихъ мятежъ.
Въ лѣто 6539. Ярославъ и Мьстиславъ собраста вой многъ, идоста на Ляхы, и заяста грады Червеньския опять, и повоеваста Лядьскую землю, и многы Ляхы приведоста, и раздѣлиста я; и посади Ярославъ своя по Реи, и суть до сего дне.
Въ лѣто 6540. Ярославъ поча ставити породы но Ръси.
Въ лѣто 6541. Мьстиславичь Еустафій умре...
Въ лѣто 6545. Заложи Ярославъ городъ великый Кыевъ, у него же града суть Златая врата заложи же и церковь святыя Софья, митрополью, и посемъ церковь на Золотыхъ воротѣхъ святое Богородицѣ Благовѣщенье, посемъ святаго Георгія манастырь и святыя Ирины. И при семъ нача вѣра хрестьяньская плодитися и разширяти, и черпоризьци ночаша множимся, и манастыреве починаху быти. И бѣ Ярославъ любя церковныя уставы, попы любяпіе новелику, излиха же черноризьцѣ, и книгамъ прилежа и почитая е часто въ нощи и въ дне; и собра письцѣ многы, и нрекладаше отъ Грекъ на Словѣньское писмо, и опнеаша книги многы, и списка, ими же поучащеся вѣрніи людье, наслажаются ученья божественнаго. Якоже бо се нѣкто землю разореть, другый же насѣеть, ини же пожинаютъ и ядять пищю бескудну: тако и съ отецъ бо сего Володимеръ взора и умягчи, рекше крещеньемъ просвѣтивъ: съ же насѣя книжными еловееы сердца вѣрныхъ людій, а мы пожинаемъ, ученье пріемлюще книжное. Велика бо бываетъ полза отъ ученья книжно то; книгами бо кажеми и учими есмы пути покаянью, мудрость бо обрѣтаемъ и нъздержанье отъ словесъ книжныхъ; се бо суть рѣвы, напаяющи вселеную, се суть псходища мудрости; книгамъ бо есть неисчетная глубина, еныи бо въ печали утѣшаеми есмы, си суть узда вѣйдержанью. Мудрость бо велика есть, якоже и Соломонъ хваля е глаголаніе: азъ премудрость вселихъ, свѣтъ, разумъ и смыслъ, азъ призвахъ страхъ Господень; мои съвѣти, моя мудрость, мое у тверженье, моя крѣпость; мною цареве царствуютъ, а сплніи пишють правду, мною вельможи величаются и мучители держать землю; азъ любящая щя люблю, ищющи мене обрящють благодать. Аще бо попщеши въ книгахъ мудрости прилежно, то обращеніи великую ползу души своей; иже бо книга часто чтеть, то бесѣдуетъ съ Богомъ, или святыми мужи; почитая пророческыя бесѣды, и еуангельекая ученья и апостолсцая, житья святыхъ отець, въспріемлеть душа велику лолзу. Ярославъ же ее, якоже рекохомъ, любимъ бѣ книгамъ; многы написавъ положивъ церкви святой Софьи, юже созда самъ; украеи то златомъ и сребромъ и съсуды церковными, въ нейже обычныя пѣсни Богу вѣздають, въ годы обычныя. И ины церкви ставляше по градомъ и но мѣстомъ, поставляя попы и дая имъ отъ имѣнья своего урокъ, веля имъ учити люди, понеже тѣмъ есть поручено Богомъ, и приходити часто къ церквамъ; и умножишася прозвутери, людье хрестьлньстіи. Радовашеся Ярославъ, видя множьство церквій и люди хрестьяны зѣло; а врагъ сѣтовашеться, побѣжаемъ новыми людьми хрестьяньскими...
Въ лѣто 6610... Бысть знаменье на вебеси, мѣсяца генваря въ 29 день, по 3 дни: акы пожарная заря отъ ветока и уга и запада и сѣвера, и быеть тако свѣтъ всю нощь, акы отъ луны полны свѣтящься. Въ то же лѣто быеть знаменье въ лунѣ, мѣсяца февраля въ 5 день. Того же мѣсяца въ 7 день бысть знаменье въ солнци: огородилося бяше солнце въ три дуги, и быта другая дуги хребты къ себѣ. И сія видяще знаменья, благовѣрніи человѣци со вѣздыханьемъ моляхуся къ Богу и со слезами, дабы Богъ обратилъ знаменья си на добро: знаменья бо бывають она назло, она ли на добро. На придущее лѣто вложи Богъ мысль добру въ Русьскыѣ князи, умыслиша дерзнути на Половцѣ и поити въ землю ихъ, еже и бысть.
§ 3. Отрывки изъ "Записокъ" Порошина.
1764 г., октябрь. Воскресенье. По утру изволилъ Его Высочество проснуться, было седьмаго часу три четверти. За чаемъ изволилъ разговаривать со мною, какъ мы въ прошломъ году въ Москвѣ жили. При томъ упоминалъ Государь, что ему миляе зима нежели лѣто. И какъ я спросилъ, для какой причины? то изволилъ говорить, что зимою кажется ему, что онъ гораздо свѣжѣе нежели лѣтомъ; что лѣтомъ бываютъ жары несносные, что зимою маскарады, на театрахъ зрѣлища; лѣтомъ этого нѣтъ. Во время убиранья Волосовъ, передъ птичнею сидя, спросилъ у меня Его Высочество, можетъ ли птичка на другой вечеръ найтитъ ту конурку, въ которой она сего вечера ночевать усядется? при семъ доносилъ я Его Высочеству о томъ, что въ животныхъ инстинктомъ или побужденіемъ называютъ. Ввернули для фонтану прямую трубку и пустили воду. Вода ударила вверхъ до самой верхней сѣтки и во всѣ стороны брызгала. Его Высочество веселясь симъ, изволилъ шутить, что по птичьему понятію вода теперь выше облаковъ бьетъ, что окѣ теперь въ великомъ страхѣ, и можетъ бытъ ждутъ потопу и проч.. Наконецъ изволилъ спросить меня, можно ли воду еще выше пустить и такъ высоко какъ захочешь? Тутъ сказывалъ я Его Высочеству, что вода никакъ не можетъ быть выше того мѣста, откуда она вытекаетъ, да не только выше того мѣста, но и сравниться съ пилъ совершенно не можетъ; что имѣетъ такое свойство и усилованіе, чтобы всегда прійтить въ горизонтальное всѣхъ своихъ частей положеніе; что отъ того и вверхъ скачетъ, что отдѣлившіяся отъ общей груды своей части въ оное съ оставшимися положеніе прійтить силятся; что о движеніи воды и всѣхъ жидкихъ тѣлъ прекрасныя правила заключаются въ идравликѣ и въ идростатикѣ; на сіе о силившихся оныхъ частяхъ къ горизонтальному съ прочими, отъ коихъ онѣ отдѣлились, положенію, изводилъ примолвить Его Высочество: такъ по этому сколько имъ бѣдненькимъ ни мучиться, а выше того мp 3;ста не взбѣжать, откуда вышли. Одѣвшись изволилъ Великой Князь пойтить со мною въ учительную. Тамъ отъ камину показалось ему нѣсколько душно. Пошли въ желтую комнату. Туда приказалъ принести отъ вчерашняго корабля шлюпку. Поставя ее на столъ, уставливалъ паруси и раскладывалъ весла. Между тѣмъ изволилъ разговаривать со мною. Разговорились между прочимъ про людей разумныхъ и про людей глупыхъ. При семъ говорилъ я Его Высочеству, что есть люди, кои съ перваго отзыву и не покажутся разумными, а въ самомъ дѣлѣ разумны, что напротивъ того иные сперва и покажутся разумными, а въ самомъ дѣлѣ имѣютъ только, что Французы называютъ faux-brillant; что особливо Его Высочеству не надобно тотчасъ заключать, что тотъ глупъ, которой иногда вдругъ передъ нимъ обробѣетъ и не дастъ ему хорошаго отвѣту; что многіе люди весьма разумные отъ непривычки къ великому обхожденію, отъ всегдашняго упражненія въ дѣлахъ бываютъ застѣнчивы и торопливы въ большомъ свѣтѣ; что иные легкомысленные и слабоумные отъ всегдашняго по праздности своей въ свѣтѣ обращенія бываютъ смѣлы и на обыкновенные отвѣты скоры; что блистательная острота хороша и забавна бываетъ въ компаніи, а къ прямому дѣлу ея недовольно: надобно здравое и сильное разсужденіе, обширное воображеніе, глубокое проницаніе; что сего-то послѣдняго роду людямъ суждено великія роли играть въ свѣтѣ, обращать временами и случаями. Сего слушавъ у меня Государь Великой Князь съ крайнимъ вниманіемъ, спросилъ про одного человѣка: теперь насъ двое только, скажи мнѣ пожалуй, такъ - ли я думаю; мнѣ кажется, что у нево такой разумъ, которой въ компаніи только годенъ? Сей Его Высочества вопросъ старался я замять другими рѣчами, и склонитъ разговоръ въ другую сторону, имѣя себѣ за законъ и основаніе, чтобъ его Высочество черезъ меня ни о комъ не имѣлъ дурнаго мнѣнія, развѣ-бъ подлинно то былъ человѣкъ ему и отечеству вредительной...
Государь Великой Князь изволилъ проснуться въ шесть часовъ. Я не успѣлъ еще надѣть своей шинели, какъ онъ изъ опочивальня вошелъ ко мнѣ, и вскочивши на мою постелю повалился. Потомъ пошли мы въ маленькой будуаръ чай пить. Камердинеръ спрашивался у меня, какой кафтанъ приготовить для Его Высочества, и какъ я сказалъ, какой онъ самъ изволитъ, то Великой Князь приказалъ приготовить зеленой бархатной, Камердинеръ докладывалъ, что этотъ кафтанъ уже старъ, замшился, не прикажетъ-ли другой принесть? Но Его Высочество выславъ его съ сердцемъ приказывалъ, чтобы тотъ принесъ, о коемъ онъ приказалъ ему. Тутъ говорилъ я Великому Князю: "а вить Карла Двѣнадцатаго за упрямство мы не любимъ. Хорошо-ли это, не принимать резону. Вы приказали прежде не вспомня, что кафтанъ старъ; а теперь когда правильно представляютъ, для чево не перемѣнить своево мнѣнія и не согласиться?" Его Высочество тотчасъ приказалъ кликнуть камердинера, я изволилъ сказать ему, чтобъ уже того кафтана не носилъ, а принесъ бы другой, которой по новяе. Изъ сей поступки и изъ другихъ прежде сдѣлалъ я наблюденіе, что очень возможно исправлять въ Его Высочествѣ случающіяся иногда за нимъ погрѣшности, и склонить его къ познанію добраго; надобно знать только, какъ за то браться. За чаемъ спросилъ меня вдругъ Его Высочество; скажи мнѣ братецъ пожалуй, вить ты я чаю на оловѣ ѣшь, когда обѣдаешь дома? Я доносилъ, что всегда почти имѣю честь при его столѣ быть и дома не обѣдаю. Но тѣмъ не удовольствуясь изволилъ продолжать; однако, ежели случится, что занеможешь, или такъ, захочется дома остаться, такъ на чемъ тогда ѣшь? Я отвѣтствовалъ, что по моимъ доходамъ на чемъ мнѣ на иномъ ѣсть, какъ не на оловѣ. Тутъ поглядѣвъ на меня и ухватя за руку изволилъ говорить: не тужи, голубчикъ, будешь и на серебрѣ ѣстъ. Благодаря Его Высочество за милостивую его ко мнѣ горячность, говорилъ я, что мнѣ то всего дороже, чтобъ Господь продолжилъ вседражайшую жизнь его и укрѣпилъ его здоровье. Потомъ докладывалъ я Государю, что у тафельдекера его, Редрикова, сдѣлалось несчастье, въ деревнишкѣ выгорѣлъ дворъ, и отецъ его теперь въ крайней бѣдности и безо всякаго пропитанія; такъ не изволитъ-ли онъ попросить Никиту Иваныча, чтобъ изъ суммы Его Высочества приказалъ выдать ему рублей пятьдесятъ, коими-бы онъ отцу своему въ такой нуждѣ не малую помочь сдѣлалъ. Его Высочество тотчасъ на то согласился, и изволилъ говорить, чтобъ я ему о томъ припомнилъ передъ обѣдомъ, какъ придетъ Никита Ивановичъ.
Разговорились о франкфуртской баталіи, и я доносилъ Его Высочеству, что мнѣ въ то время у Ивана Ивановича Шувалова быть случилось, какъ пріѣхавшій изъ арміи графъ Яковъ Александрычъ Брюсъ ему объ оной баталіи разсказывалъ; что между прочимъ съ удивленіемъ упоминалъ онъ о примѣченной въ оную баталію твердости въ графѣ Петрѣ Семеновичѣ Салтыковѣ; что когда ядра мимо его съ свистомъ летали, то онъ съ холодной кровью въ слѣдъ ихъ хлыстикомъ постегивалъ и шутилъ; что солдаты его чрезвычайно любили и пр.
Обуваясь и убираючись изволилъ мнѣ Его Высочество разсказывать, сколько онъ могъ припомнить, что въ 1758 году въ комнатахъ его происходило, и я все оное записывалъ. Одѣвшись изволилъ пойтить со мною къ токарному, станку, и тамъ точилъ. Потомъ изволилъ сѣсть учиться. Въ первомъ часу въ исходѣ сѣли за столъ.
§ 4. Описаніе губернскаго города N.
(Изъ "Мертвыхъ душъ" Гоголя).
Павелъ Ивановичъ Чичиковъ отправился посмотрѣть городъ, которымъ былъ, какъ казалось, удовлетворенъ, ибо нашелъ, что городъ пикапъ не уступалъ другимъ губернскимъ городамъ: сильно била въ глаза желтая краска на каменныхъ домахъ и скромно темнѣла на деревянныхъ. Дома были въ одинъ, два и полтора этажа съ вѣчнымъ мезониномъ, очень красивымъ, по мнѣнію губернскихъ архитекторовъ. Мѣстами эти дома казались затерянными среди широкой, какъ поле, улицы, и нескончаемыхъ деревянныхъ заборовъ; мѣстами сбивались въ кучу, и здѣсь было замѣтно болѣе движенія народа и живости; попадались почти смытыя дождемъ вывѣски съ кренделями и сапогами, кое гдѣ съ нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавскаго портного; гдѣ магазинъ съ картузами, фуражками и надписью: иностранецъ Василій Ѳедоровъ; гдѣ нарисованъ былъ бильярдъ съ двумя игроками во фракахъ. Игроки были изображены съ прицѣлившимися кіями, нѣсколько вывороченными назадъ руками и косыми ногами, только что сдѣлавшими на воздухѣ антраша. Подъ всѣмъ этимъ было написано: И вотъ заведеніе. Кое-гдѣ, просто на улицѣ, стояли столы съ орѣхами, мыломъ и пряниками, похожими на мыло: гдѣ харчевня съ нарисованною толстою рыбою и воткнутою въ нее вилкою. Чаще всего замѣтно было потемнѣвшихъ двухглавыхъ государственныхъ орловъ, которые теперь уже замѣнены лаконическою надписью: Питейный домъ. Мостовая вездѣ была плоховата. Онъ заглянулъ и въ городской садъ, который состоялъ изъ тоненькихъ деревьевъ, дурно принявшихся, съ подпорками внизу, въ видѣ треугольниковъ, очень красиво выкрашенныхъ зеленою масляною краскою. Впрочемъ, хотя эти деревца были не выше тростника, о нихъ было сказано въ газетахъ при описаніи иллюминаціи, что "городъ нашъ украсился, благодаря попеченію гражданскаго правителя, садомъ, состоящимъ изъ тѣнистыхъ и широковѣтвистыхъ деревъ, дающихъ прохладу въ знойный день", и что "при этомъ было очень умилительно глядѣть, какъ сердца гражданъ трепетали въ избыткѣ благодарности и струили потоки слезъ, въ знакъ признательности къ господину градоначальнику".
§ 5. Описаніе Севильскаго собора, соч. В. Боткина.
Въ концѣ XIV-го вѣка соборный причтъ вздумалъ на мѣстѣ арабской мечети, обращенной въ церковь, построить новый храмъ, но такой, подобнаго какому не было-бы въ цѣломъ мірѣ. Не извѣстно, кто былъ его архитекторомъ, но замѣчательно то, что на постройку его почтенный причтъ отдалъ всѣ свои доходы, оставя себѣ одно только необходимое, и чрезъ 90 лѣтъ міръ имѣлъ зданіе, но огромности своей уступившее впослѣдствіи одному только храму св. Петра въ Римѣ. Внутренность храма состоитъ изъ пяти сводовъ самаго чистаго готическаго стиля, раздѣленныхъ колоннами: средній сводъ высоты неимовѣрной: внутренность готическихъ храмовъ Германіи, Франція, Англіи, даже самого Миланскаго собора, бѣдна передъ этою страшною громадою; колонны, толщиною съ башни, кажутся тонкими и легкими въ неимовѣрной высотѣ этихъ сводовъ: 80 огромныхъ расписанныхъ оконъ освѣщаютъ храмъ: боковыя трубы органа походятъ на труби пароходовъ; но подъ сводами храма звуки этихъ по истинѣ Іерихонскихъ трубъ разносятся мелодически. Вокругъ идутъ придѣлы, каждый въ обыкновенную церковь, но колоссальность зданія такова, что ихъ не замѣчаешь. Главный алтарь посреди церкви, и съ трехъ сторонъ, во всю страшную вышину, покрытъ рѣзьбою изъ дерева въ самомъ фантастическомъ готическомъ вкусѣ: это безчисленныя башни, ниши, статуи, вѣтви, самой тщательной работы.
Художественное богатство собора поразительно. Картины наполняютъ придѣлы, залы, галлереи,-- и не знаешь, куда смотрѣть; я цѣлую недѣлю ходилъ въ соборъ и каждый день выходилъ оттуда съ новымъ изумленіемъ: столько разсыпано тутъ искусствъ и великолѣпія, изящества, разсыпано съ тою величавою, небрежною роскошью, о которой можетъ дать понятіе одна Италія.
§ 6. Описаніе Днѣпра.
(Изъ "Страшной мести", разск. Гоголя).
Чуденъ Днѣпръ при тихой погодѣ, когда вольно и плавно мчитъ сквозь лѣса и горы полныя воды свои. Ни зашелохнетъ, ни прогремитъ: глядишь и не знаешь, идетъ или нейдетъ его величавая ширина, и чудится, будто весь вылитъ онъ изъ стекла, и будто голубая зеркальная дорога, безъ мѣры въ ширину, безъ конца въ длину, рѣетъ и вьется по зеленому міру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядѣться съ вышины и погрузить лучи въ холодъ стекляныхъ водъ, и прибрежнымъ лѣсамъ ярко отразиться въ водахъ. Зеленокудрые! они толпятся вмѣстѣ съ полевыми цвѣтами къ водамъ и, наклонившись, глядятъ въ нихъ и не наглядятся, и не налюбуются свѣтлымъ своимъ зракомъ, и усмѣхаются ему, и привѣтствуютъ его, кивая вѣтвями; въ середину-же Днѣпра они не смѣютъ глянуть: никто, кромѣ солнца и голубого неба, не глядитъ въ него; рѣдкая птица долетитъ до середины Днѣпра. Пышный! ему нѣтъ равной рѣки въ мірѣ! Чуденъ Днѣпръ и при теплой лѣтней ночи, когда все засыпаетъ -- и человѣкъ, и звѣрь, и птица,-- а Богъ одинъ величаво озираетъ небо и землю и величаво сотрясаетъ ризу. Отъ ризы сыплются звѣзды; звѣзды горятъ и свѣтятъ надъ міромъ, и всѣ разомъ отдаются въ Днѣпрѣ. Всѣхъ ихъ держитъ Днѣпръ въ темномъ лонѣ своемъ: ни одна не убѣжитъ отъ него -- развѣ погаснетъ на небѣ. Черный лѣсъ, унизанный спящими воронами, и древне разломанныя горы, свѣсясь, силятся закрыть его хотя длинною тѣнью своею,-- напрасно; нѣтъ ничего въ мірѣ, что-бы могло прикрыть Днѣпръ. Синій, синій ходитъ онъ плавнымъ разливомъ и середь ночи, какъ середь дня, виденъ за столько въ даль, за сколько видѣть можетъ человѣчье око. Нѣжась и прижимаясь ближе къ берегамъ отъ ночного холода, даетъ онъ по себѣ серебряную струю, и она вспыхиваетъ, будто полоса дамасской сабли, а онъ, синій, снова заснулъ. Чуденъ и тогда Днѣпръ, и нѣтъ рѣки равной ему въ мірѣ!
Когда-же пойдутъ горами по небу синія тучи, черный лѣсъ шатается до корня, дубы трещатъ, и молнія, изламываясь между тучъ, разомъ освѣщаетъ цѣлый міръ,-- страшенъ тогда Днѣпръ! Водяные холмы гремятъ, ударяясь о горы, и съ блескомъ и стономъ отбѣгаютъ назадъ, и плачутъ, и заливаются вдали. Такъ убивается старая мать казана, выпровожая своего сына въ войско: разгульный и бодрый, ѣдетъ онъ на ворономъ конѣ, подбоченившись и молодецки заломивъ шапку,-- а она, рыдая, бѣжитъ за нимъ, хватаетъ его за стремя, ловитъ удила, и ломаетъ надъ нимъ руки, и заливается горючими слезами.
§ 7. Басни Эзопа.
а) Воронъ и Лисица.
Воронъ, схвативши мясо, сѣлъ на одномъ деревѣ. Лисица, увидѣвъ его и желая отъ него достать мясо, стала хвалить его, какъ онъ статенъ, прекрасенъ и что болѣе всѣхъ ему пристало бытъ царемъ надъ птицами, что непремѣнно-бы и сталось, еслибъ у него былъ голосъ. Воронъ, бросивъ мясо, началъ громко кричать, а Лисица, подбѣжавши, сказала: о! Воронъ, еслибъ у тебя еще былъ разумъ, то бы ничего тебѣ недоставало, чтобъ быть царемъ.
b) Лисица и Виноградъ.
Лисица, увидѣвши зрѣлый виноградъ, хотѣла его покушать. Но какъ ни старалась, не могла его достать; почему, утѣшая себя въ печали, сказала: еще не созрѣлъ.
Басня осуждаетъ тѣхъ, кои по невозможности въ чемъ-либо успѣть, хотятъ это прикрыть ложью,
§ 8. Басни Лессинга.
а) Эзопъ и Оселъ.
Оселъ сказалъ Эзопу: "когда ты еще разъ станешь писать обо мнѣ какую-нибудь исторійку, то ужъ заставь меня говорить что-нибудь разумное и толковое".-- "Тебя заставить говорить разумно?" сказалъ Эзопъ: "да развѣ-бы тебѣ это пристало? Всѣ стали-бы тогда, пожалуй, величать тебя мыслителемъ, а меня осломъ!".,
b) Дубъ.
Бѣшеный сѣверный вѣтеръ, въ одну бурную ночь, всею силою своею обрушился на высокій и громадный дубъ: -- онъ былъ вѣтромъ сломленъ, и при паденіи придавилъ подъ собою множество низкихъ кустарниковъ. Лисица, у которой пора была неподалеку оттуда, взглянула поутру на этотъ поверженный дубъ и воскликнула: "Какое громадное дерево! Мнѣ, право, никогда и въ голову прійти не могло, что оно такъ велико!".
с) Скупецъ,
"О, я несчастный!" -- такъ жаловался однажды какой-то скупецъ своему сосѣду. "Сегодня ночью у меня похитили то сокровище, которое я закопалъ въ саду, и на мѣсто его положили камень -- будь онъ проклятъ!".
-- Да не все ли равно? отвѣчалъ ему сосѣдъ: вѣдь ты-бы не воспользовался твоимъ сокровищемъ. Ну, такъ и представь себѣ, что этотъ камень и есть твое сокровище! И выйдетъ на повѣрку, что ты отъ этой покражи ничуть не обѣднялъ.
-- Да хоть-бы я и ничуть не обѣднялъ, возразилъ скупецъ,-- мнѣ ужъ и то досадно, что другой разбогатѣлъ моими деньгами! Другой сталъ ровно настолько богаче, насколько я обѣднялъ. Вотъ что меня приводитъ въ бѣшенство.