Наступил Новый год. Король, раздавая щедрой рукой милости, не забыл также и своего любимца Мольера и назначил ему огромную ежегодную пенсию в 7000 ливров. В другое время эта царская милость глубоко тронула и обрадовала бы Мольера, но теперь ничто не могло вывести его из состояния тяжелого душевного оцепенения. Ничто не интересовало и не занимало его, кроме мысли о неверной жене. Он страшно терзался раскаянием, что так жестоко поступил с нею, заставил ее искать приюта под чужим кровом и, может быть, сам бросил ее в объятия порока. Он чувствовал, что без Арманды жизнь не имеет для него никакой прелести. Все стало пусто, холодно, бесцветно.
Бедняга и не подозревал, какие печальные перипетии пришлось испытать его легкомысленной жене, потому что никто из его друзей не смел и заикнуться об Арманде. Лорен давно уже бросил ее, в угоду ему директор театра Бурзольт, в труппу которого она поступила, стал давать ей последние роли, и она, униженная, отвергнутая, опозоренная, переживала самые тяжкие минуты. О, если бы он знал все это -- он бросился бы к ее ногам и стал умолять о прощении!..
Удрученный воспоминаниями о жене, Мольер закрыл лицо руками и горько зарыдал. Чья-то рука робко дотронулась до его плеча. Мольер быстро обернулся. Боже!.. Неужели это не призрак?.. Перед ним стояла Арманда, бледная, изнуренная! Она как тень проскользнула в комнату и смотрела на мужа своими чудными глазами, в которых блестели слезы.
Он вскрикнул и протянул ей руки. Арманда упала к нему на грудь.
-- Прости... сжалься надо мной... -- шептала она.
Мольер был великодушен, как все великие люди: он простил ее!
Как ни был ограничен Филипп Орлеанский, но все же от его внимания не могло ускользнуть то обстоятельство, что он играл весьма жалкую роль в Версале. Это тем более раздражало его, что герцогиня, напротив, находилась, по-видимому, совершенно в своей сфере, что мало-помалу она сделалась даже царицей всех этих блестящих, волшебных празднеств. Незаметно герцог стал удаляться от версальских увеселений, проводил большую часть времени в Сен-Клу или в Париже, но Анна никогда не сопровождала его. Всегда находились тысячи извинений, предлогов, причин, мешавших ей сопровождать мужа, а тому было слишком памятно энергичное заступничество короля, чтобы прибегнуть еще раз к каким-нибудь принудительным мерам. Между тем подозрения его нисколько не рассеялись после объяснения с Людовиком XIV, напротив, ревность его росла вместе с красотой и веселостью Анны. Он был убежден, что жена неверна ему, но, к несчастью, не имел никакой возможности убедиться в этом.
Сначала он обратился со своими жалобами к королеве-матери, та успокаивала, утешала его, но, разумеется, не могла оказать ему существенной помощи.
Потерпев такую же неудачу у де Гиша и д'Эфиа, которые убедились наконец, что для них будет гораздо полезнее заслужить благоволение всемогущего монарха, чем покровительство бессильного, бесхарактерного герцога Орлеанского, он решился снова обратиться к своему прежнему любимцу и помощнику -- Лорену, который все еще находился в опале.
Герцог велел пригласить шевалье в свой кабинет. Тот немедленно явился.
-- Лорен! Я очень несчастлив! Эта адская жизнь в Версале заставит меня наконец совершить такой поступок, который навеки погубит меня!
Лорен усмехнулся:
-- Верно, вы очень недовольны, если решаетесь обратиться за советом к такой презренной личности, как я!
-- Неужели ты еще сердишься? Разве тебе мало, что я сознаю свою несправедливость и глубоко сожалею о ней?
-- Я не чувствую никакой злобы против вас и готов забыть все оскорбления, но, признаюсь, мне очень тяжело сознавать, что всякий злонамеренный человек может подорвать ваше доверие ко мне!
-- Ну полно вспоминать прошлое! Если хочешь, то я, герцог Орлеанский, готов просить прощения у тебя! Давай руку и будем по-прежнему друзьями! Посоветуй мне, что делать, как выйти из этого ужасного положения, в котором я нахожусь.
-- Вы имели в руках все средства, чтобы улучшить свое положение, сделаться, может быть, самому повелителем Франции, и вы добровольно упустили их. Вместо того чтобы воспользоваться ненавистью принцессы Анны к королю и взять ее в свои руки, вы сами подчинились ее влиянию и не замечали того, что, чем больше вы преклонялись перед ней, тем с большим презрением она относилась к вам. Видя, что вы совершенно не способны исполнить ее мстительные планы, она все больше и больше удалялась от вас. Между тем король открыто ухаживал за ней, оказывал самое утонченное внимание, ненависть ее таяла, как снег под жгучими лучами солнца, и наконец она сочла за лучшее совсем перейти на его сторону. Теперь едва ли есть для кого-нибудь сомнение, в каких отношениях находится герцогиня с королем!
-- О! Какое унижение знать все это и не иметь возможности отомстить за свое поруганное имя!.. Друг мой, посоветуй, что мне делать! На тебя вся моя надежда!
-- Когда потеряна благоприятная минута, трудно придумать какой-нибудь план.
-- Но его нужно придумать во что бы то ни стало! -- бешено крикнул Филипп. -- Иначе я, кажется, в одно прекрасное утро перережу себе горло... но прежде мне хотелось бы отправить в вечность кого-нибудь из этих двух...
-- Если бы я был уверен, что вы говорите это с полным сознанием и не отступите перед исполнением, я бы мог посоветовать вам кое-что.
-- Клянусь тебе, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы отомстить за себя!
-- Но предупреждаю, ваше высочество, я, не колеблясь, покину вас, если замечу хоть малейшую нерешительность.
-- Ты будешь доволен мною, Лорен! Ну говори скорее, в чем заключается твой план?
-- Прежде всего нужно достать очевидные доказательства неверности герцогини...
-- Прекрасно! А потом...
-- Король или герцогиня должны... умереть! -- прошептал Лорен.
Герцог вздрогнул.
-- Убить брата или жену... -- Он страшно побледнел.
-- Этот брат -- тиран ваш, мучитель, любовник вашей жены! А жена? Она презирает вас, обманывает, бесстыдно нарушив клятву, которую дала вам у алтаря!
-- Но угрызения совести...
-- Возьмите пример с короля, который нисколько не совестится держать в своих объятиях жену брата, или с герцогини Орлеанской, которая нимало не стесняется потешаться над своим мужем!
-- Но кто из них должен погибнуть и как?..
-- Что касается того, как это сделать, то в средствах недостатка нет. Стакан воды, конфета, чашка шоколада -- все может служить для исполнения нашего плана!
-- Кто же... кто должен погибнуть? -- задыхаясь, спросил Филипп.
Голова его горела, в висках страшно стучало.
-- Тот, чья смерть принесет вам большие выгоды... Я думаю, что придется выбрать герцогиню. Король бездетен, и если у вас от второго брака будут дети, то Орлеаны должны будут взойти на престол Франции.
-- Но я ненавижу короля гораздо больше, чем герцогиню...
-- Он не уйдет от наших рук, но дело в том, что путь к нему более опасен и затруднителен.
-- Как же добыть доказательства их преступной связи?
-- Это составляет самую трудную часть задачи, нужно действовать с величайшей ловкостью и хитростью. Прежде всего придется пустить в ход некоторые интриги.
-- Какие?
-- Насколько я мог заметить, Лавальер ревнует короля к герцогине. Нужно раздуть тлеющий огонек в страшный пожар и довести ее до какой-нибудь скандальной выходки. Тогда подозрение в смерти герцогини легко может пасть на ревнивую соперницу. Вам же останется только разыграть роль неутешного вдовца -- и дело с концом.
-- Какую награду потребуешь ты от меня?
-- Вашу благодарность и полное доверие.
-- Ну... будь что будет!.. Мсти за меня, как хочешь!..
-- Вы останетесь довольны мною!
Лорен деятельно принялся за дело. Он выказал в этом случае такую сообразительность, находчивость, такое умение выбирать людей, что можно было только пожалеть, отчего его блестящие способности не были направлены на что-нибудь полезное, доброе.
Никто при дворе не имел положительных сведений о происхождении Лорена, исключая де Гиша, д'Эфиа и Сен-Марсана, которым он показал документы, хранившиеся в известном шкафу у его названой матери.
После этого три молодых человека совершенно предались Лорену и поклялись помогать ему в его адском плане -- погубить короля и герцога Орлеанского, и затем овладеть престолом Франции.
Кроме этих ревностных сподвижников Лорен привлек еще на свою сторону жену маршала Гранчини, которая обладала счастливой способностью вкрадываться в доверие всякого человека. Она старалась подружиться с Лавальер и вскоре действительно стала поверенной всех ее тайн. Гранчини употребила все меры, чтобы разжечь ревность молодой женщины и наконец довела ее до такого возбужденного состояния, что она, в минуту экстаза, устроила королю страшную сцену ревности, осыпала его жалобами, упреками, что ее сделали ширмой для прикрытия его любви к Анне, так что Людовик XIV оказался в весьма затруднительном положении.
Это случилось накануне ассамблеи, на которую собирался обыкновенно самый тесный кружок. Королева Терезия и обе вдовствующие королевы никогда не появлялись на этих собраниях, так же как и герцог Орлеанский, который хотя и получал приглашение, но никогда им не пользовался к полному удовольствию своей супруги. Но на этот раз герцог против обыкновения пожелал явиться на вечер к королю. Причина этого желания заключалась в сведениях, сообщенных Лореном, который разузнал, что в этот вечер по окончании ассамблеи у короля будет тайное свидание с Анной, и уговорил герцога, чтобы тот пробрался в комнату герцогини и таким образом имел бы очевидные доказательства преступности своей жены. Но исполнение этого плана было весьма затруднительно. Герцогиня занимала отдельную половину, которая, как и все королевские покои, охранялась часовыми, не пропускавшими никого, кроме лиц, знавших пароль. Поэтому одним из важнейших условий было узнать пароль.
Имея в виду эту цель, Лорен остался дома и пригласил к себе графа де Нуврона, который был начальником стражи в этой части дворца, надеясь, что за бутылкой вина ему удастся выведать у него пароль.
Окончив свой туалет, Филипп Орлеанский в сопровождении де Гиша, д'Эфиа и Сен-Марсана поспешил на половину своей супруги и приказал доложить ей, что желает проводить ее на вечер к королю. Анна вышла к нему лучезарная, сияющая, в роскошном наряде, вся усыпанная бриллиантами. Филипп подал ей руку, и они, как самая нежная парочка, вошли в Павильон Ассамблеи. Там уже собралось много дам и кавалеров, а также находился знаменитый Люлли со своими музыкантами и певцами. Через несколько минут прибыл и сам король.
Он вошел под руку с герцогиней Лавальер, окруженный небольшой свитой самых приближенных лиц. После обычных приветствий все расположились на диванах и креслах, и началась самая веселая, непринужденная болтовня под звуки очаровательного оркестра Люлли. В этот вечер всем бросилось в глаза замешательство, проявлявшееся в обращении трех особ -- короля, Анны Орлеанской и герцогини Лавальер. Эти две дамы, между которыми замечалась прежде такая дружественная непринужденность, теперь заметно избегали друг друга.
Герцог де Гиш, воспользовавшись первой благоприятной минутой, сделал знак Гранчини. Та как бы невзначай подошла к нему, и они незаметно уединились в амбразуре одного из окон.
Музыка играла довольно громко -- значит, нечего было опасаться нескромных ушей.
-- Где будет свидание?
-- В будуаре герцогини, который примыкает к этому павильону. Король попался в страшные тиски: Лавальер ревнива, как десять Отелло, и смела, как бес. Она поставила вопрос ребром: "Или я, или герцогиня Орлеанская".
-- Откуда удобнее всего пройти в этот будуар?
-- Разумеется, через павильон, тут есть дверь в парк, куда можно убежать в случае неудачи.
-- Но как выбраться из парка?
-- О, ничего нет легче, ворота парка будут отворены по приказанию королевы!
-- Что?!
-- Да, мы успели-таки шепнуть ей кое-что!.. Ее величество будет очень рада, если герцогу Орлеанскому удастся скомпрометировать ее неверного супруга.
-- Вы меня просто поразили!..
-- Королева приказала даже, чтобы у ворот парка была привязана оседланная лошадь!..
-- Да вы золото, а не женщина. Не будь здесь общества, я упал бы к вашим ногам!
Гранчини лукаво улыбнулась.
-- Я предоставлю вам возможность сделать это в другое время!.. Однако пьеса сейчас кончится -- нам надо разойтись.
Гранчини и де Гиш присоединились к остальному обществу. Только один человек тревожно следил за ними, это был Филипп Орлеанский.
В одиннадцать часов вечер закончился. Король взял под руку Лавальер, любезно простился со своим братом и его супругой и, сделав общий поклон, удалился из павильона.
За ним, разумеется, разошлись и все остальные.
Вернувшись к себе, Филипп поспешил в комнату Лорена, который встретил его с сияющим лицом: ему удалось напоить графа Нуврона и выведать у него пароль.
-- Теперь он проспит богатырским сном до завтра! -- смеялся Лорен. -- Я таки кое-что подсыпал ему в последний стакан вина.
-- Какой же пароль?
-- "Всё или ничего". Через час я явлюсь к вашему высочеству.
Версаль погрузился в глубокий сон, все огни были потушены, только в кабинете короля виднелся свет. Людовик XIV был сильно озабочен объяснением с Лавальер. Он боялся, что эта пылкая, страстная женщина устроит какой-нибудь скандал, который может скомпрометировать герцогиню Орлеанскую, и рассчитывал на предстоящем свидании упросить Анну, чтобы та не сердилась, если он, для ограждения ее имени и чести, будет обращаться с нею холоднее и сдержаннее обыкновенного.
Едва успел король пройти к герцогине, как Филипп Орлеанский и Лорен неслышными шагами проскользнули в галерею, которая сообщалась с Павильоном Ассамблеи. Лорен был в маске и держал потайной фонарь, который, освещая окружающие предметы, оставлял в тени его самого.
-- Всё или ничего, -- шепнул герцог первому часовому.
Тот почтительно посторонился и пропустил обоих кавалеров.
Та же история повторилась со вторым и третьим часовыми, оставалась только одна дверь, которая вела в павильон.
Тут все дело чуть не испортилось часовым, спросившим довольно громко:
-- Кто идет?
-- Всё или ничего, дружище! -- поспешил шепнуть герцог, и солдат тотчас же пропустил их.
Вот они в павильоне. Вот та дверь, которая отделяет их от преступной жены и вероломного брата. Затаив дыхание, на цыпочках, они подкрались к двери и стали прислушиваться.
В соседней комнате говорили вполголоса, но все же можно было различить умоляющий голос короля и грустные, прерываемые рыданиями ответы Анны.
Мало-помалу разговор стал нежнее, любовнее, послышались поцелуи...
-- Теперь пора! -- прошептал Лорен.
Филипп толкнул дверь, и они очутились в будуаре герцогини. В комнате царствовал полумрак, но свет фонаря был достаточно ярок, чтобы осветить фигуры короля и Анны, которую он держал в своих объятиях.
-- A, сир, -- неистово крикнул Филипп. -- Вот вы как охраняете честь вашего брата!.. Теперь мне понятно, мадам, почему вы так чуждаетесь вашего мужа!
Король был бледен, как полотно.
-- Филипп, прошу тебя... успокойся... это... страшное недоразумение... мы ожидали встретить здесь... герцогиню Лавальер...
Герцог Орлеанский дико захохотал:
-- Какой стыд! Король Франции унижается до лжи!..
Но я не так прост, чтобы позволить одурачить себя этой сказкой! Нет, я кровью смою этот позор!
Он выхватил шпагу и бросился к королю. В это самое мгновение Лорен бросил фонарь, оставив трех действующих лиц в совершенной темноте.
-- Был и будет всегда дурак!.. -- прошептал он и, выбежав из комнаты, бросился в парк.
-- Часовой, огней!!! -- громовым голосом закричал король. -- Нуврон, де Брезе, Фейльад, все сюда!.. Бегите, дорогая Анна, -- шепнул он герцогине, которая поспешила скрыться.
В ту же минуту сбежались придворные, слуги, часовые -- все со свечами в руках.
-- Маршал Фейльад, мы приказываем вам арестовать герцога Орлеанского! Он должен находиться под домашним арестом в Сен-Клу. Немедленно отвезите его туда под конвоем!
В ту же ночь герцог был препровожден в Сен-Клу. Когда он остался один в спальне и, измученный душевно и физически, бросился на свою постель, ему послышалось, что кто-то тихонько отворяет потайную дверь.
-- Кто там?! -- крикнул он. -- Неужто ты, Лорен?!
-- Разумеется, я!
-- Увы! Все погибло, все испорчено!..
-- Еще бы! Самый преданный друг короля не мог бы оказать ему такой услуги, как вы своей безумной выходкой!
-- Слушай, Лорен, я никогда не отличался ни рассудительностью, ни настойчивостью в исполнении моих планов, но теперь я во что бы то ни стало исполню свое намерение -- моя жена должна умереть!
-- Именно теперь-то этого и нельзя сделать!
-- Почему?
-- Потому что при настоящих обстоятельствах подозрение в ее смерти непременно падет на вас. Прежде чем предпринимать что-либо, вам нужно примириться с королем, а это может случиться не раньше, как через несколько месяцев. К тому времени ваш пыл совершенно остынет!
-- Моя ненависть к герцогине будет продолжаться вечно!
-- Вы всегда так говорите! А потом я же остаюсь виноват.
-- Если ты не веришь моим словам, то я готов дать тебе письменное приказание!
Филипп быстро вскочил с постели, схватил лист бумаги и написал, что приказывает Лорену погубить герцогиню Орлеанскую каким бы то ни было способом.
Лорен только и ждал подобного документа. Теперь Филипп был в его руках, и он мог безвозвратно погубить его этим ничтожным листком бумаги.
В Париже жил в это время некто Гаржу, состоявший в качестве комика в труппе Бурзольта, но вместе с тем занимавшийся аптекарством.
Лорен давно уже знал этого низкого, бессовестного человека, который из-за денег готов был пойти на что угодно, даже на преступление. К этому-то господину Лорен обратился с просьбой приготовить для него тонко действующий яд. После долгих переговоров, которые велись только с той целью, чтобы выманить побольше денег у Лорена, Гаржу согласился, и через несколько дней молодой человек уже имел в своем кармане драгоценный сверток с ядом.