Мишле въ своей "Исторій Франція" начинаетъ новую эпоху культуры съ того времени, когда кофе входитъ въ общее употребленіе. Это уже крайность, но можно безъ преувеличенія утверждать, что въ слогѣ и манерѣ Вольтера можно видѣть вліяніе кофе, какъ у многихъ болѣе раннихъ писателей -- вліяніе вина. Бальзакъ очень много работалъ и принужденъ былъ освѣжать свои силы на ночь большимъ количествомъ кофе, но это разрушало его организмъ. Не помню, кто именно сказалъ про него очень мѣтко: "Онъ жилъ благодаря 50.000 чашекъ кофе и эти же 50.000 чашекъ свели его въ могилу".
Въ его произведеніяхъ замѣтна сильная спѣшность работы и крайнее раздраженіе нервовъ; но, по всей вѣроятности, обдумывай онъ тщательнѣе свои произвѣденія, они не были бы такъ живы, не читались бы съ такимъ увлеченіемъ. Неимовѣрная сутолока во всемірномъ городѣ, бѣшеная конкурренція, лихорадочная дѣятельность по части изобрѣтенія, жажда наслажденій, несмолкаемый шумъ станковъ, постоянный огонь въ кухняхъ и лампахъ -- все это одушевляло и согрѣвало его произведенія. Онъ жилъ среди работы и рабочихъ какъ въ родной стихіи, видѣлъ только работу, насколько глазъ могъ видѣть, какъ морякъ видитъ только море. Въ послѣднія семнадцать лѣтъ безмолвіе его отшельнической жизни нарушалось и оживлялось корреспонденціею съ одной женщиной, жившей далеко отъ него, которой онъ давалъ отчетъ въ каждомъ проведенномъ днѣ. Эти отношенія съ легкою маскировкою изображены въ романѣ "Albert Savarus". Во время одной поѣздки Бальзакъ познакомился съ польскою графиней, Ганскою. Между ними началась переписка въ 1833 году, прерывавшаяся лишь на время ихъ рѣдкихъ встрѣчъ гдѣ-нибудь въ Европѣ. Она принимала тонъ все болѣе интимный, а въ 1850 году Бальзакъ женился на этой дамѣ, которую такъ долго обожалъ и которая за нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ овдовѣла. Трудно опредѣлить ея вліяніе на писателя, такъ какъ ей обязаны появленіемъ въ свѣтъ столь разнородныя произведенія, какъ романъ въ духѣ Сведенборга "Seraphita" и умная повѣсть "Modeste Mignon".
Хотя Бальзакъ въ теченіе долгахъ лѣтъ пламенно желалъ этого союза, но по собственной волѣ откладывалъ его, пока баснословные долги были уплачены, такъ что онъ могъ съ честью начать новую жизнь. Онъ устроилъ въ Парижѣ красивое помѣщеніе для своей невѣсты и счастливымъ, хотя уже далеко не молодымъ, женихомъ отправился въ ея помѣстье въ Малороссіи.
Тамъ, еще до свадьбы, отпразднованной въ Бердичевѣ, у него открылась болѣзнь, вслѣдствіе долголѣтняго неумѣреннаго напряженія силъ, которая и свела его въ могилу. Брачное сожительство супруговъ было кратковременно. Въ мартѣ 1850 года была свадьба, а чрезъ три мѣсяца Бальзакъ былъ уже въ могилѣ. "Какъ только готовъ домъ, -- говоритъ турецкая пословица, -- приходить смерть". Она пришла въ то время, когда Бальзакъ стоялъ на высотѣ своего творчества. Никогда еще не писалъ онъ лучшихъ, болѣе глубокихъ произведеній, какъ въ послѣдніе годы, передъ смертью. Поэтому можно сказать, что онъ стоялъ на высотѣ своей славы. Она пріобрѣталась медленно. Когда онъ написалъ 20 или 30 романовъ, но не пользовался еще большой извѣстностью, писатели младшаго поколѣнія начали сближаться съ нимъ и почтительно идти по его слѣдамъ. Онъ рекомендовалъ имъ трудолюбіе, уединенную жизнь, но прежде всего чистоту нравовъ, если они хотятъ чего-нибудь достичь въ литературѣ, онъ допускалъ писаніе посланій къ предмету любви, "потому что они образуютъ слогъ". Съ удивленіемъ выслушали они эти наставленія изъ устъ человѣка, произведенія котораго въ періодической печати постоянно вызывали громкіе вопли о ихъ безнравственности, повторявшіеся на разные лады. Они не знали, что это всегда первая и послѣдняя уловка литературнаго ничтожества противъ всего живаго и здороваго на литературной почвѣ. Несмотря на всѣ нападки, его имя входило въ славу. Современники стали мало-по-малу сознавать, что въ лицѣ Бальзака они имѣютъ одното изъ тѣхъ истинно великихъ писателей, которые кладутъ свою печать на произведенія искусства. Онъ не только далъ новую форму роману, но, какъ истинный сынъ того вѣка, въ который наука все болѣе и болѣе вторгается въ область искусства, указалъ методъ наблюденія и описаній, усвоенный и впослѣдствіи примѣненный къ дѣлу другими. Его имя было славно и само по себѣ; но кто основываетъ школу, того имя -- легіонъ. Однако при жизни онъ не пріобрѣлъ себѣ полной славы и это зависѣло отъ двухъ недостатковъ его произведеній. Его слогъ былъ неровенъ: то онъ былъ очень простъ, то высокопаренъ, а недостатокъ обработки слога всегда имѣетъ большое значеніе, потому что именно хорошимъ слогомъ отличаются художественныя произведенія литературы отъ обыкновенныхъ. Въ особенности къ этому строги французы, столь чуткіе въ реторическомъ отношеніи. Но по смерти Бальзака его произведенія стали расходиться и въ чужихъ странахъ, а тамъ мало обращали вниманія на этотъ недостатокъ. Кто настолько понимаетъ языкъ, что можетъ на немъ читать, но не можетъ вполнѣ оцѣнить всѣхъ его тонкостей, тотъ легко прощаетъ стилистическія погрѣшности, если онѣ вознаграждаются крупными внутренними достоинствами. Въ такомъ именно положеніи была вся европейская публика, читавшая романы Бальзака. Образованные итальянцы, австрійцы, поляки, русскіе и т. д. читали его съ наслажденьемъ и не замѣчали недостатковъ формы. Но мы не хотимъ этимъ сказать, что эти недостатки романовъ Бальзака не помѣшаютъ ихъ долговѣчности. Все не обработанное или слабо обработанное не живуче. Громадная "Comédie humaine", какъ и картина въ 10 тыс. стадій въ длину, о которой говоритъ Аристотель, не можетъ считаться однимъ произведеніемъ и отрывки цѣлаго сохранятся во всемірной литературѣ лишь соотвѣтственно своимъ художественнымъ достоинствамъ. По прошествіи вѣковъ они будутъ лишь матеріаломъ для исторіи культуры, но читать ихъ не будутъ.
Къ недостаткамъ формы у Бальзака нужно прибавить еще болѣе крупный недостатокъ -- бѣдность идеи. Его не могли вполнѣ оцѣнить при жизни, потому что онъ великъ только какъ поэтъ; но въ поэтѣ привыкли видѣть духовнаго вождя, а Бальзакъ не былъ имъ. Его непониманіе великихъ религіозныхъ и соціальныхъ идей вѣка, которыя такъ рано и съ такою ясностью усвоили себѣ Викторъ Гюго, Жоржъ Зандъ и многіе другіе, ослабляло впечатлѣніе, производимое великимъ талантомъ этого естествоиспытателя человѣческаго духа. Его политическія и религіозныя теоріи чисто-абсолютистическаго характера отталкивали всѣхъ. Сначала читатели только улыбались, когда романистъ, зараженный сенсуализмомъ и революціоннымъ духомъ, ссылался на доктринеровъ подъ бѣлымъ знаменемъ, на Жозефа де-Местра и Бональда, но мало-по-малу поняли, что онъ не уяснилъ себѣ этихъ вопросовъ.
Чувственная подкладка всего его существа и необыкновенно сильная фантазія привели его къ мистицизму въ дѣлѣ науки и религіи. Животный магнетизмъ, который уже въ 1820 г. играхъ важную роль въ литературѣ, какъ средство къ объясненію психологическихъ процессовъ, сталъ предметомъ его увлеченій. Въ "La peau de chagrin", "Seraphita", "Louis Lambert" воля опредѣляется какъ сила, подобная силѣ пара, -- какъ жидкость, которая можетъ измѣнять все, даже абсолютные законы природы. Несмотря на то, что Бальзакъ былъ человѣкъ новаго закала, онъ былъ настолько романтикъ, что питалъ влеченіе къ "тайнымъ наукамъ".
И природа, и воспитаніе готовили его къ разумному наслажденію жизнью. Но уже въ молодыхъ лѣтахъ посвященный въ тайны испорченнаго общества, возмущаясь противъ всякой безпорядочности, онъ искалъ узды для распущеннаго человѣчества и нашелъ ее въ господствующей церкви. Вотъ отчего часто мы замѣчаемъ у Бальзака такое рѣзкое противорѣчіе между чувственными инстинктами и аскетическими стремленіями, въ особенности когда онъ размышляетъ о взаимныхъ отношеніяхъ обоихъ половъ; благодаря этому-то контрасту его романы: "Le lys dans la vallée", считаемый имъ за образцовое произведеніе, "Les mémoires de deux jeunes mariées" -- производятъ непріятное впечатлѣніе. Этимъ же объясняется и часто встрѣчающееся у него противорѣчіе между основными философскими взглядами и клерикальными тенденціями. Въ предисловіи къ полному собранію своихъ сочиненій онъ объясняетъ, что человѣкъ самъ по себѣ ни хорошъ, ни дуренъ, и что общество всегда дѣлаетъ его лучшимъ, -- стало-быть безсознательно высказывается рѣзко противъ основнаго ученія церкви. Чрезъ нѣсколько строкъ онъ превозноситъ католицизмъ, какъ "единственное ученіе, подавляющее порочныя человѣческія наклонности", и требуетъ, чтобы воспитаніе были ввѣрено духовенству. Мысль объ испорченныхъ наклонностяхъ вѣка довела его до того, что онъ смотрѣлъ на народъ, на прислугу, на крестьянъ почти какъ на общихъ враговъ всякаго собственника и въ такомъ духѣ изображалъ ихъ. Замѣтьте его комическія выходки противъ пословъ въ "Cousine Bette" и типы крестьянъ въ романѣ "Les paysans". Его конькомъ были нападки на демократовъ, на либераловъ, на обѣ палаты и на представительную форму правленія вообще.
При всемъ его крупномъ и блестящемъ талантѣ ему кое-чего не хватало, для выраженія чего у французовъ нѣтъ слова, но что нѣмцы называютъ образованіемъ (Bildung). Ему не доставало также спокойствія, необходимаго для пріобрѣтенія образованія. Спокойствіе никогда не имѣла его дѣятельная натура, не знавшая устали, постоянно витавшая въ мірѣ фантазіи. Но онъ обладалъ тѣмъ, что для поэта важнѣе всякаго образованія -- сильнымъ талантомъ и любовью къ истинѣ. Кто стремится только къ прекрасному, тотъ изображаетъ только стволъ и верхушку человѣческаго древа. Но онъ изображалъ человѣка со всѣми корнями его бытія и для него было въ особенности важно, чтобы сплетеніе корней, часть растенія, скрытая въ землѣ, отъ которой зависитъ жизнь цѣлаго, была раскрыта для зрителя во всей своей самобытности. Пробѣлы въ его образованіи не помѣшаютъ потомству учиться у него.
"Русская Мысль", No 6, 1881