I.
Облака низко ходили по небу и въ воздухѣ пахло грозой, когда кэбъ Джерарда Гиллерсдона катился по Королевской дорогѣ, мимо жалкихъ лачужекъ и захудалыхъ дворянскихъ дачъ, въ тихое загородное мѣстечко, извѣстное подъ названіемъ Парсонсъ-Гринъ. Всего лишь нѣсколько лѣтъ тому назадъ Парсонсъ-Гринъ имѣлъ нѣкоторыя претензіи только на сельскій пейзажъ.
Тамъ, гдѣ теперь тянутся выстроенныя спекулянтами улицы и террасы съ квадратными скверами, тамъ высились красивыя старишшя зданія эпохи Георговъ -- и болѣе ранней -- и раскидывались величественныя лужайки, боскеты и старинныя аллеи, защищавшія ихъ отъ гама и пыли большого города.
Къ одному изъ этихъ почтенныхъ старинныхъ зданій, уступавшему по размѣрамъ и величію обстановки развѣ только Питерборо-Гаузу, подъѣзжалъ послѣ полудня Джерардъ Гиллерсдонъ подъ нависшимъ низко надъ головой мрачнымъ небомъ іюльскаго душнаго, хотя и безсолнечнаго дня. Никогда еще, даже среди зимы, дымовая завѣса не опускалась такъ низко надъ Лондономъ, какъ въ этотъ день, и такъ какъ въ іюлѣ мѣсяцѣ казалось немыслимымъ объяснять туманомъ такое таинственное состояніе атмосферы, его называли обыкновенно "дымкой", то-есть желтымъ паромъ, котораго не могъ пробить ни одинъ солнечный лучъ.
Для Джерарда Гиллерсдона, чувствительнѣйшаго изъ людей вообще, сегодняшняя атмосфера казалась безразличной.
Онъ дошелъ до того состоянія духа, когда атмосфера уже не можетъ повліять на человѣка ободряющимъ или угнетающимъ образомъ. Онъ рѣшилъ въ умѣ вопросъ о жизни и смерти, и сегодняшній день былъ для него безразличенъ, такъ какъ онъ постановилъ, что это будетъ послѣдній день въ его жизни.
Онъ рѣшилъ, что ему пора разстаться съ жизнью; что жизнь для него не имѣетъ больше цѣны, а потому темная, душная атмосфера и грозовыя тучи на горизонтѣ гораздо лучше подходили къ его настроенію, нежели голубое небо и ясная погода, которыхъ желала бы лэди Фридолинъ для своего "garden-party".
Какъ ни казалось это нелѣпо, но молодой человѣкъ собирался провести свой послѣдній день на "garden-party" лэди Фридолинъ; для человѣка безъ всякаго религіознаго чувства и безъ малѣйшей надежды на будущую жизнь такой конецъ существованія казался не хуже всякаго другого. Онъ не могъ посвятить послѣдніе часы жизни на приготовленія къ отходу въ иной міръ, такъ какъ не вѣрилъ въ такой міръ. Для него дѣло, которое ему предстояло совершить до полуночи, означало быстрое, внезапное упраздненіе самого себя, конецъ всего для Джерарда Гиллерсдона. Занавѣсь должна была опуститься надъ трагедіей его жизни съ тѣмъ, чтобы уже больше не подниматься.
Единственный вопросъ, который онъ серьезно обсудилъ -- это какъ онъ умретъ. Онъ рѣшилъ и этотъ вопросъ. Револьверъ лежалъ въ футлярѣ въ спальной комнатѣ его квартиры, подъ сѣнью Сенъ-Джемской церкви, уже заряженный -- шестиствольный. Онъ не составилъ завѣщанія, потому что ничего не оставлялъ по себѣ, кромѣ крупныхъ долговъ. Но онъ еще не рѣшилъ -- напишетъ или нѣтъ объяснительное письмо отцу, котораго очень огорчалъ всю жизнь, или матери, которая нѣжно любила его, и которую онъ почти такъ же нѣжно любилъ. Или же лучше ничего никому не писать?
Не изъ одной только суетности ѣхалъ онъ теперь въ Парсонсъ-Гринъ. У него былъ болѣе серьезный поводъ ѣхать туда, чѣмъ желаніе провести послѣдніе часы жизни среди суматохи и толпы праздныхъ людей.
Тамъ должна была быть одна особа, которую онъ страстно желалъ встрѣтить, хотя бы только затѣмъ, чтобы пожать ей руку и попрощаться съ нею... попрощаться навѣки, когда она будетъ садиться въ свой экипажъ, или хотя бы только увидѣть ея улыбку.
Она говорила ему наканунѣ, сидя по окончаніи вальса въ тропической жарѣ лѣстницы въ Гросвеноръ-Скверѣ, что намѣрена быть у лэди Фридолинъ.
-- Тамъ встрѣчаешь такихъ странныхъ людей,-- сказала она съ спокойной дерзостью: я ни за что въ свѣтѣ не хочу прозѣвать зоологическія разновидности лэди Фридолинъ.
Пустяка достаточно было, чтобы отвлечь ее отъ ея намѣренія. Онъ хорошо зналъ, что положиться на нее невозможно, но на всякій случай поѣхалъ въ Парсонсъ-Гринъ, и глаза его зорко озирали двойной рядъ экипажей, отыскивая карету м-съ Чампіонъ.
Да, она была тамъ; карета, окрашенная въ темную краску, съ кучеромъ и выѣзднымъ лакеемъ въ ливреяхъ темнаго бархата, въ черныхъ шолковыхъ короткихъ штанахъ и шолковыхъ чулкахъ, запряженная парой чудесныхъ сѣрыхъ рысаковъ, сильныхъ, какъ ломовыя лошади, но изящныхъ какъ чистокровные, породистые арабскіе кони. Богатство выражалось здѣсь въ изяществѣ и элегантности. Деньги купили этотъ чудесный экипажъ, но умѣніе и вкусъ истинныхъ знатоковъ проявлялись въ малѣйшихъ деталяхъ упряжки.
Она была здѣсь,-- женщина, которую онъ желалъ видѣть, и съ которой ему хотѣлось поговорить въ свой послѣдній день.
"Я здѣсь, я здѣсь, милая, дорогая!" -- бормоталъ онъ,-- записывая свое имя въ большую книгу въ швейцарской, по спискамъ которой лэди Фридолинъ могла судить, сколько незнакомыхъ и чуть знакомыхъ ей людей были введены въ ея домъ подъ видомъ знакомыхъ ея знакомыхъ.
Толпа была колоссальная; въ домѣ и въ саду стоялъ гулъ голосовъ, хотя изъ одного изъ боскетовъ доносились рѣзкіе звуки тирольской пѣсни подъ аккомпаниментъ дребезжащихъ звуковъ скрипки; между тѣмъ въ гостиной скрипичный смычокъ выводилъ ноты сонаты Беріо.
Налѣво отъ большихъ квадратныхъ сѣней расположена была столовая, гдѣ толпился проголодавшійся людъ, между тѣмъ какъ на лужайкѣ около дома устроенъ былъ дополнительный буфетъ подъ испанскимъ каштаномъ, раскидывавшимъ свои почтенныя, узловатыя вѣтви надъ обширной дерновой лужайкой, образуя родъ шатра, листья котораго шелестѣли и трепетали въ душной атмосферѣ.
Всѣ классы общества имѣли своихъ представителей на собраніи леди Фридолинъ, или вѣрнѣе сказать -- каждый въ Лондонѣ, кто могъ хоть кому-нибудь понадобиться, былъ теперь на-лицо въ обширныхъ долинахъ ея лордства. Литература и сцена были такъ же богаты представителями, какъ церковь и адвокатура. Церковь представлялась самыми знаменитыми проповѣдниками; адвокатура -- самыми выдающимися членами сословія, не говоря уже о толпѣ популярныхъ викаріевъ и дѣльныхъ юристовъ.
Каждый замѣчательный заморскій пришлецъ изъ многочисленнаго заатлантическаго люда, говорящаго по-англійски, появлялся у лэди Фридолинъ, начиная съ ученаго и энтузіаста,-- написавшаго семь томовъ in-octavo въ доказательство, что "Донъ-Жуанъ" есть совмѣстное произведеніе лакея Байрона, Флечера, и графини Гвичіоли,-- и кончая миніатюрной субреткой, идоломъ Нью-Іорка, явившейся себя показать и завоевать директоровъ лондонскихъ театровъ.
Всѣ были на-лицо, потому что часъ былъ уже поздній и приливъ толпы самый значительный.
Джерардъ Гиллерсдонъ переходилъ отъ одной группы къ другой и вездѣ былъ встрѣчаемъ ласково и avec empressement, но нигдѣ не замѣшкивался, даже и тогда, когда миленькая субретка сказала ему, что до смерти хочетъ мороженаго и проситъ его отвести ее на лужайку подъ дерево, гдѣ бы она могла его получить.
Одинъ изъ его давнишнихъ пріятелей ухватился-было за него, человѣкъ, съ которымъ онъ учился въ Оксфордѣ, семь лѣтъ тому назадъ, съ кѣмъ друженъ былъ до послѣдняго времени, и котораго нельзя было безъ церемоніи спровадить, отдѣлавшись только пожатіемъ руки.
-- Мнѣ нужно поговорить съ вами, Гиллерсдонъ. Почему вы не заглянули ко мнѣ въ прошлый вторникъ? Мы хотѣли вмѣстѣ пообѣдать и отправиться въ театръ. Не извиняйтесь; я вижу, что вы забыли объ этомъ. Клянусь Юпитеромъ, мой другъ, у васъ нехорошій видъ. Чѣмъ вы это такъ себя уходили?
-- Ничѣмъ особеннымъ. Обыкновенная сутолока. Нѣсколько дней подъ-рядъ поздно ложился спать. Вѣроятно, это отразилось на моемъ цвѣтѣ лица.
-- Пріѣзжайте во мнѣ въ субботу. Мы поѣдемъ въ Оксфордъ съ послѣполуденнымъ курьерскимъ поѣздомъ, проведемъ нѣсколько дней въ Митрѣ, поглядимъ на профессоровъ, которыхъ знали студентами, и вернемся на лодкѣ въ Виндзоръ во вторникъ вечеромъ.
-- Очень былъ бы радъ, но это невозможно. У меня есть дѣло, которое меня задержитъ въ Лондонѣ. Я увижусь съ ними прежде чѣмъ уѣду отсюда.
И онъ улизнулъ изъ маленькаго кружка, въ которомъ обрѣтался его пріятель. Онъ обогнулъ лужайку, озираясь направо и налѣво въ поискахъ за высокой и граціозной фигурой, которую глаза его узнаютъ издалека, затѣмъ углубился въ лабиринтъ боскетовъ, находившихся между большой, широкой лужайкой и высокими стѣнами, замыкавшими долины лэди Фридолинъ отъ остального вульгарнаго міра.
Онъ проходилъ мимо многихъ парочекъ, медленно прохаживавшихся въ тѣнистыхъ аллеяхъ и разговаривавшихъ вполголоса, это придавало ихъ бесѣдѣ интересъ, котораго въ ней вовсе не было. Наконецъ, въ нѣкоторомъ разстояніи онъ увидѣлъ фигуру и лицо, которыхъ искалъ -- высокую брюнетку съ гордо посаженной головой и великолѣпными глазами; она медленно прохаживалась и размахивала зонтикомъ съ такимъ видомъ, который ясно говорилъ, что ей скучно.
Она шла съ молодымъ человѣкомъ, который считался восходящей звѣздой въ литературѣ,-- молодымъ человѣкомъ, отчасти журналистомъ, отчасти поэтомъ, писавшимъ коротенькія повѣстушки въ журналы, сотрудникомъ -- какъ говорили -- "Punch'а" и написавшаго будто бы трехтомный романъ. Но какъ ни былъ краснорѣчивъ этотъ молодой человѣкъ, а онъ, очевидно, уже успѣлъ надоѣсть Эдитѣ Чампіонъ, судя по тому, какъ освѣтилось ея лицо при видѣ Гиллерсдона и какъ радушно она протянула ему руку.
Они пожали другъ другу руки и онъ пошелъ около нея съ правой стороны, между тѣмъ какъ журналистъ шелъ по лѣвую руку и болталъ безъ умолку. Наконецъ, они встрѣтили новое тріо: мать съ двумя дочерьми; онѣ овладѣли журналистомъ и увлекли его съ собой, оставивъ м-съ Чампіонъ и Гиллерсдона tête-à-tête.
-- Я уже думала, что вы не будете,-- сказала она.
-- Развѣ вы могли сомнѣваться, что я не пріѣду, послѣ того какъ вы сказали, что я могу васъ здѣсь увидѣть? Я хочу видѣть васъ сегодня какъ можно больше.
-- Почему сегодня больше, чѣмъ въ другіе дни?
-- Потому что это мой послѣдній день въ городѣ.
-- Какъ? вы такъ скоро уѣзжаете? Раньше Гудвуда?
-- Я нисколько не интересуюсь Гудвудомъ.
-- Да и я также. Но зачѣмъ хорониться въ деревнѣ или на какихъ-нибудь нѣмецкихъ водахъ спозаранку? Осень и безъ того всегда тянется такъ долго. Незачѣмъ опережать ее. Развѣ васъ докторъ отсылаетъ изъ Лондона? Вы ѣдете лечиться?
-- Да. Я ѣду лечиться.
-- Куда?
-- Въ Иммершлафенбадъ,-- отвѣчалъ онъ, изобрѣтя тутъ же имя.
-- Никогда не слыхала о такомъ купаньѣ. Одинъ изъ новыхъ источниковъ, вѣроятно, которые изобрѣтаютъ постоянно доктора. У каждаго моднаго доктора свое любимое кусанье. И вы въ самомъ дѣлѣ уѣзжаете завтра?
-- Завтра меня уже здѣсь больше не будетъ.
-- Какъ я буду жить безъ васъ?-- вздохнула она съ милымъ поверхностнымъ чувствомъ, которое показалось ему оскорбительнѣе, чѣмъ ея прежнее пренебреженіе.-- Ну, я должна со крайней мѣрѣ пользоваться вашимъ обществомъ до самаго вашего отъѣзда. Вы должны завтра обѣдать со мной и ѣхать въ оперу въ мою ложу. "Донъ-Джіованни" -- такая опера, которая никогда не наскучитъ, а Церлину будетъ играть новое сопрано, пѣвица изъ Южной Америки, которую превозносятъ до небесъ.
-- Что, м-ръ Чампіонъ дома?
-- Нѣтъ, онъ въ Антверпенѣ. Тамъ у него какія то важныя дѣла... что-то съ желѣзными дорогами. Вы знаете, какъ онъ этимъ интересуется. У меня никого не будетъ, кромѣ моей кузины, м-съ Грешамъ, вашей старинной знакомой, любезной жены суфолькскаго ректора. Мы будемъ почти tête-à-tête. Я васъ буду ждать въ восемь часовъ.
-- Я буду аккуратенъ. Что за страшная погода!-- прибавилъ онъ, глядя на собирающіяся тучи:-- навѣрное будетъ гроза.
-- Очевидно. Я думаю, лучше ѣхать домой. Доведите меня до кареты.
-- Позвольте сначала принести вамъ чашку чая.
Они направились по лужайкѣ къ вѣтвистому шатру. Тамъ собралось довольно много публики, напуганной надвигающейся грозой. Лэди Фридолинъ убѣжала съ своего поста подъ портикомъ, утомившись прощаніемъ съ отъѣзжавшими гостями, и торопливо пила чашку чая среди маленькаго кружка близкихъ знакомыхъ. Она жаловалась на какого-то неисправнаго гостя.
-- Ну, не стыдно ли было надуть меня, послѣ того какъ онъ далъ слово, что непремѣнно будетъ?
-- Кто этотъ обманщикъ, дорогая лэди Фридолинъ?-- спросила м-съ Чампіонъ.
-- М-ръ Джерминъ, новый угадчикъ чужихъ мыслей.
-- Джерминъ!-- повторилъ человѣкъ среднихъ лѣтъ, подававшій лэди Фридолинъ чай:-- Джерминъ, таинственный человѣкъ. Мнѣ кажется, къ нему совсѣмъ не идетъ банальное названіе угадчика чужихъ мыслей. Онъ открываетъ новую эру въ сферѣ сверхъестественнаго. Онъ не довольствуется тѣмъ, что находитъ булавки или отгадываетъ какіе-нибудь пустяки. Онъ открываетъ чужія тайны, проникаетъ скрытыя стороны чужой жизни самымъ непріятнымъ образомъ. Я видѣлъ, какъ цѣлая большая компанія людей пришла въ мрачное уныніе отъ получасовой бесѣды съ м-ромъ Джерминомъ. Я бы скорѣе Мефистофеля пригласилъ на garden-party. Но люди теперь такъ болѣзненно настроены; они набрасываются на все, ради новыхъ ощущеній.
-- Любопытно заглянуть хоть однимъ глазкомъ за порогъ иныхъ міровъ,-- отвѣчала лэди Фридолинъ:-- и какова бы ни была сила м-ра Джермина, она внѣ нашего контроля. Онъ разсказалъ мнѣ о такихъ обстоятельствахъ моей жизни, о которыхъ никакъ не могъ узнать иначе, какъ отгадавъ ихъ
-- Значитъ, вы вѣрите въ его силу отгадыванія?-- спросила м-съ Чампіонъ съ вялымъ интересомъ.
-- Не могу не вѣрить.
-- Да, потому, что вы не открыли еще, въ чемъ фокусъ. Во всемъ этомъ всегда есть фокусъ, который рано или поздно раскрывается, и тогда люди дивятся, какъ они могли быть такими легковѣрными, чтобы повѣрить,-- сказала м-съ Чампіонъ.
Пока она это говорила, листья раздвинулись и показался молодой человѣкъ, котораго радостно встрѣтила лэди Фридолинъ.
-- Я только-что говорила моимъ друзьямъ, какъ я буду огорчена, если вы не пріѣдете,-- сказала она и, обращаясь къ Эдитѣ Чампіонъ, представила ей новаго гостя, м-ра Джермина.
-- Лэди Фридолинъ хотѣла застращать насъ описаніемъ вашей таинственной силы, м-ръ Джерминъ,-- сказала м-съ Чампіонъ:-- но вы совсѣмъ не кажетесь такимъ страшнымъ человѣкомъ.
-- Лэди Фридолинъ преувеличиваетъ, по своей добротѣ, мои жалкія способности,-- отвѣчалъ м-ръ Джерминъ со смѣхомъ, который показался зловѣщимъ м-съ Чампіонъ.
М-ръ Джерминъ былъ пріятной наружности молодой человѣкъ, высокій, тонкій и бѣлокурый, съ широкимъ лбомъ, сдавленнымъ на вискахъ, и съ волосами и усами того блѣдновелтаго цвѣта, который присталъ фавнамъ и сатирамъ. Самая форма его коротко остриженной головы, а главное форма его ушей, напоминала типъ сатира; во всѣхъ другихъ отношеніяхъ онъ ничѣмъ не отличался отъ обыкновеннаго приличнаго, хорошо воспитаннаго и хорошо одѣтаго молодого человѣка. Смѣхъ его веселъ и пріятенъ для уха, и онъ часто смѣялся, такъ какъ все свѣтѣ, повидимому, представлялось ему въ смѣшномъ видѣ.
Лэди Фридолинъ настоятельно приглашала его выпить или съѣсть чего-нибудь, и когда онъ съѣлъ порцію лимоннаго мороженаго, повела его вокругъ лужайки, желая показать гостямъ свою новую знаменитость. Появленіе его очевидно возбуждало всеобщее любопытство и вниманіе. Онъ рѣдко показывался въ обществѣ, и объ его немногихъ представленіяхъ много писали и спорили. Письма, превозносившія его до небесъ, какъ человѣка, одареннаго сверхъестественной силой, чередовались съ письмами, выставлявшими его какъ обманщика, въ одной изъ наиболѣе распространенныхъ газетъ. Люди, готовые вѣрить во все невозможное, и слышать не хотѣли о томъ, чтобы онъ былъ шарлатаномъ.
Сегодня ждали отъ него какого-нибудь необыкновеннаго проявленія силы, и люди, готовившіеся уже къ отъѣзду, оставались въ надеждѣ взволноваться и испугаться, какъ -- они слышали -- были взволнованы и испуганы другіе люди этимъ любезнаго видя молодымъ человѣкомъ съ бѣло-розовымъ лицомъ и желтыми волосами. Самое несоотвѣтствіе между наружностью бѣлокураго юноши и приписываемой ему чернокнижной силой дѣлало его еще интереснѣе.
Онъ нѣкоторое время гулялъ съ хозяйкой дона, забросившей всѣхъ своихъ остальныхъ гостей и, казалось, погруженной въ глубокомысленный разговоръ съ оракуломъ; а все остальное общество съ живымъ интересомъ слѣдило за ними. Гиллерсдонъ и и съ Чампіонъ сидѣли рядомъ на садовой скамейкѣ, такъ какъ эта лэди не торопилась больше уѣзжать.
-- Я знаю, что вы не вѣрите ни въ какія подобныя нелѣпости,-- говорила она низкимъ, безстрастнымъ голосомъ, не гляди на своего собесѣдника.
-- Я ни во что не вѣрю, кромѣ разочарованія и лжи, присущей всѣмъ вещамъ въ мірѣ.
-- Вы въ невеселомъ настроеніи сегодня, я вижу,-- замѣтила она съ чуть замѣтнымъ участіемъ.
-- Погода виновата, конечно,-- отвѣчалъ онъ со смѣхомъ,-- Нельзя ожидать, чтобы человѣкъ былъ веселъ подъ такимъ свинцовымъ небомъ.
Лэди Фридолинъ и ея спутникъ разстались. Онъ направлялся къ дому, а она переходила отъ одной группы гостей къ другой и что-то оживленно объясняла.
-- Будетъ представленіе,-- объявила м-съ Чампіонъ, вставая.-- Если предстоитъ развлеченіе, то мы должны принять въ немъ участіе.
-- Вы хотите, чтобы открыли тайны вашей жизни?-- опросилъ Джерардъ.
-- Да, да, да. Я хочу видѣть, на что способна новѣйшая магія.
-- И вы не боитесь? Но это потому, что вы ведете поверхностную жизнь -- жизнь, которая вся исчерпывается богатствомъ, роскошью, дорогими нарядами и лошадьми. Чего вамъ страшиться магіи? Въ вашей жизни столько же тайны, какъ въ жизни куклы.
-- Вы очень дерзки.
-- Я уѣзжаю далеко, и могу рискнуть поссориться съ вами. Дай-то Богъ, чтобы я возбудилъ въ васъ хоть каплю чувства... да, хотя бы мнѣ удалось разсердить васъ, прежде нежели я уѣду.
-- Я боюсь, что вы эгоистъ,-- сказала она, улыбаясь ему и глядя на него красивыми, но непроницаемыми глазами.
Она пошла по лугу къ лэди Фридолинъ.
-- Будетъ у насъ немножко магіи?-- спросила она.
-- Вы не должны употреблять это слово при м-рѣ Джерминѣ, если не хотите оскорбить его. Онъ выражаетъ полное отвращеніе къ такой идеѣ. Онъ называетъ свой удивительный даръ только проницательностью, способностью видѣть сквозь лицо умъ, скрывающійся за нимъ, а по уму судить о жизни, созданной и заправляемой этимъ умомъ. Онъ не претендуетъ на таинственныя силы. Онъ считаетъ себя болѣе дальнозоркимъ человѣкомъ, чѣмъ большинство людей,-- вотъ и все. Онъ просидитъ съ полчаса въ библіотекѣ, и кто хочетъ -- можетъ испытать его способность. Пусть входятъ по одному человѣку за-разъ и бесѣдуютъ съ нимъ.
Всѣ, казалось, желали побесѣдовать съ оракуломъ, потому что толпа бросилась въ домъ.
-- Пойдемте,-- сказала Эдита Чампіонъ, и вмѣстѣ съ Гиллерсдономъ послѣдовала за толпой, быстрыми, энергическими шагами.
Библіотека Фридолинъ-Гауза была большимъ покоемъ, занимавшимъ почти цѣлый флигель. Къ ней велъ корридоръ, и м-съ Чампіонъ съ своимъ спутникомъ нашла его биткомъ-набитымъ народомъ, жаждавшимъ бесѣды съ м-ромъ Джерминомъ.
Но дверь оракула строго охранялась двумя джентльменами, поставленными къ ней съ этой цѣлью: одинъ былъ инженерный полковникъ, другой -- профессоръ естественныхъ наукъ.
-- Намъ никогда не пробиться сквозь это стадо,-- сказалъ Джерардъ, глядя съ невыразимымъ презрѣніемъ на нарядную толпу въ погонѣ за новыми и сильными ощущеніями.-- Попытаемся въ другую дверь.
Онъ былъ коротко знакомъ въ домѣ Фридолиновъ, и зналъ какъ пройти въ маленькую переднюю, по другую сторону библіотеки. Если эта дверь не охраняется, то они могутъ захватить колдуна врасплохъ и обогнать толпу пустыхъ и праздныхъ людей въ корридорѣ. Все это, конечно, не стоило выѣденнаго яйца, и онъ, Джерардъ Гиллерсдонъ, даже нисколько этимъ не интересовался, но это интересовало Эдиту Чампіонъ, и онъ желалъ угодить ей.
Онъ провелъ ее по залѣ и будуару лэди Фридолинъ въ комнату позади библіотеки, тихонько пріотворилъ дверь и прислушался въ голосамъ въ библіотекѣ.
-- Это удивительно, удивительно!-- говорилъ голосъ съ оттѣнкомъ нѣкотораго ужаса.
-- Довольны ли вы, сударыня? достаточно ли я вамъ сказалъ?-- спрашивалъ Джерминъ.
-- Болѣе нежели достаточно. Вы меня сдѣлали совсѣмъ несчастной.
Затѣмъ послышался шелестъ шолковаго платья; слышно было, какъ растворилась и затворилась дверь, и послѣ того Джерминъ торопливо взглянулъ на другую дверь, которую Гиллерсдонъ раскрылъ настежъ.
-- Кто тамъ?-- спросилъ онъ.
-- Лэди, желающая поговорить съ вами, прежде нежели за съ утомитъ шумная толпа, которая рвется къ вамъ. Можно ей войти?
-- Это м-съ Чампіонъ,-- сказалъ Джерминъ: -- да, пусть войдетъ.
-- Онъ никакъ не могъ меня видѣть!-- шепнула Эдита Чампіонъ, стоявшая за дверью.
-- Онъ догадался о вашемъ присутствіи. Онъ такой волшебникъ, какъ и я, не болѣе,-- отвѣчалъ Гиллерсдонъ, когда она проходила мимо него и затворила за собой дверь.
Она вышла послѣ пятиминутнаго совѣщанія гораздо блѣднѣе, чѣмъ вошла.
-- Ну что, сообщилъ онъ великую тайну жизни милой куклы: какое новое платье купитъ она и въ какомъ магазинѣ?-- спросилъ Джерардъ.
-- Я готовъ поговорить и съ вами, м-ръ Гиллерсдонъ, еси вамъ угодно,-- небрежно объявилъ м-ръ Джерминъ.
-- Я сейчасъ къ вашимъ услугамъ,-- отвѣчалъ Гиллерсдонъ, замѣшкавшись на порогѣ и держа руку м-съ Чампіонъ въ своихъ рукахъ.-- Эдита, что онъ вамъ сказалъ? вы кажетесь испуганной.
-- Да, онъ напугалъ меня... и напугалъ, разсказавъ мнѣ мои мысли. Я не знала, что я такая великая грѣшница. Пустите меня, Джерардъ. Онъ заставилъ меня возненавидѣть самое себя. Можетъ быть, онъ и съ вами сдѣлаетъ то же самое. Вы станете противны самому себѣ. Да, ступайте къ нему, выслушайте то, что онъ вамъ скажетъ.
Она вырвалась отъ него и ушла, а онъ тревожно поглядѣлъ ей вслѣдъ. Послѣ того съ взволнованнымъ вздохомъ пошелъ выслушать изреченія новаго оракула.
Въ библіотекѣ всегда царствовалъ полумракъ въ этотъ часъ дни, а теперь, при такомъ сѣромъ, свинцовомъ небѣ, виднѣвшемся въ узкія окна эпохи королевы Анны, комната была погружена въ зимніе потемки, сквозь которые свѣтилось улыбающееся лицо оракула.
-- Сядьте, м-ръ Гиллерсдонъ; я не намѣренъ торопиться ради этой черни!-- сказалъ весело Джерминъ, бросаясь въ кресло и поворачивая жизнерадостное лицо къ Гиллерсдону.-- Меня очень интересуетъ лэди, которая только-что вышла отсюда, и еще болѣе интересуете вы.
-- Мнѣ долженъ былъ бы льстить этотъ интересъ,-- сказалъ Гиллерсдонъ:-- но пригнаюсь, мнѣ трудно ему повѣрить. Какъ можете вы интересоваться человѣкомъ, котораго впервые увидѣли въ жизни полчаса тому назадъ?
-- Мнѣ такъ васъ жаль!-- продолжалъ Джерминъ, игнорируя это замѣчаніе:-- такъ жаль! Такой даровитый молодой человѣкъ, умный, красивый, образованный, и до того наскучилъ жизнью, до того утратилъ надежду на будущее, что готовится покончить съ собою сегодня вечеромъ. Это слишкомъ грустно.
Гиллерсдонъ глядѣлъ на него въ безмолвномъ удивленіи. Джерминъ высказалъ все это какъ самую простую вещь въ мірѣ. Точно для него проникать въ намѣренія другихъ людей ничего ровно не стоило.
-- Я не могу допускать къ себѣ жалости, тѣмъ болѣе отъ совершенно посторонняго мнѣ человѣка,-- сказалъ Гиллерсдонъ, послѣ минутнаго удивленія.-- Скажите, пожалуйста, что въ моей исторіи или въ моей наружности привело васъ къ такому дикому предположенію?
-- Не все ли равно, какимъ способомъ я читаю ваши мысли,-- отвѣтилъ Джерминъ безпечно.-- Вы знаете, что я вѣрно угадалъ ихъ. Васъ видѣть насквозь -- ничего не стоитъ. Все, что васъ касается, для меня ясно какъ божій день. Лэди, которая только что вышла отсюда, труднѣе было разгадать. У нея не написано на лицѣ все, что она думаетъ и чувствуетъ, а между тѣмъ она, конечно, сознается, что я ее удивилъ. Что касается васъ, мой милый другъ, то я особенно съ вами откровененъ, потому что желаю помѣшать вамъ привести въ исполненіе ваше безумное намѣреніе. Худшее, что человѣкъ можетъ сдѣлать въ жизни, это лишить себя жизни.
-- Я не допускаю ни въ комъ права давать мнѣ совѣты.
-- Вы думаете, что это меня не касается. Я -- отгадчикъ и ничего больше. Ну хорошо, если такъ, то я вамъ отгадаю вашу жизнь, м-ръ Гиллерсдонъ, если хотите. Вы не приведете въ исполненіе составленный вами планъ... пока; во всякомъ случаѣ не такъ, какъ вы это задумали. Прощайте.
Онъ простился съ посѣтителемъ небрежнымъ кивкомъ головы, всталъ съ мѣста и пошелъ отворить дверь въ корридоръ, откуда доносилась оживленная болтовня и смѣхъ. Люди готовы были услышать нѣчто необыкновенное, но не могли относиться къ этому серьезно.
Только немногіе избранные признавали за Юстиномъ Джерминомъ чародѣйственную силу.