Честолюбецъ глухъ на все, кромѣ честолюбія.
Сэръ Обри не долго молчалъ, стоя рядомъ съ Сильвіей, а надъ ихъ головою спокойно мерцали звѣзды.
Одинъ вопросъ особенно интересовалъ его.
-- Вашъ батюшка, удостоивая меня своего довѣрія прошлый вечеръ, весьма правильно, на мой взглядъ, понялъ отношеніе, въ какое былъ поставленъ относительно васъ молодой человѣкъ м-ръ Стенденъ, сказалъ Обри съ прямодушіемъ человѣка, привыкшаго скорѣе приказывать, чѣмъ повиноваться.-- Такой прелестной молодой особѣ, какъ вы, не пристало вступать въ семью, которая отказываетъ ей въ уваженіи и любви. Но отцы склонны разсуждать въ такихъ случаяхъ на основаніи здраваго смысла, упуская изъ виду то обстоятельство, что въ этомъ дѣлѣ могутъ быть замѣшаны чувства дочери. Я... я надѣюсь, что этого не было въ данномъ случаѣ. Я надѣюсь, что вы одобрили отказъ вашего батюшки.
Сердце у Сильвіи сильно билось. Къ чему было сэру Обри спрашивать ее объ этомъ, если онъ не намѣревался задать ей другой, еще болѣе щекотливый вопросъ впослѣдствіи? Какое ему было дѣло, нравился ей или нѣтъ м-ръ Стенденъ? И что ей отвѣчать ему? Сказать правду... сказать, что Эдмондъ Стенденъ былъ для нея очень дорогъ и что она поклялась ему въ вѣрной любви -- вотъ несомнѣнно ея долгъ, этого требовали ея обязательства относительно Эдмонда и святая правда. Но поступить такимъ образомъ значило разрушить обаяніе, подъ которымъ, очевидно, находился сэръ Обри, значило уничтожить великолѣпную перспективу, которая открылась сегодня вечеромъ передъ ея ослѣпительными глазами. А идеи свои о жизни Сильвія заимствовала не отъ такого наставника, который бы придавалъ большое значеніе отвлеченной истинѣ. Наставленія, которыя читалъ ей отецъ, пропитаны были жесткостью и желчью. Онъ училъ ее, что быть счастливымъ, значило успѣвать въ жизни, что бѣдность и счастіе несовмѣстимы, что упустить единственный блестящій случай составить карьеру значило разрушать своими руками свое счастіе.
"У каждой красивой женщины бываютъ шансы на блестящую карьеру, сказалъ ей отецъ, если только она сумѣетъ выждать случай".
Ну, вотъ теперь случай, повидимому, самъ давался въ руки Сильвіи, не заставлялъ даже себя долго ждать. Фортуна, крылатый геній, стояла на ея пути. Ей стоило только протянуть руку и захватить блестящаго генія... но ничего не было легче также, какъ прогнать его прочь. Она подумала, прежде чѣмъ отвѣтить на вопросъ сэра Обри, и затѣмъ съ смѣлой двусмысленностью дала такой отвѣтъ, который ее ни къ чему не обязывалъ.
-- Я не могу не одобрить отцовскаго отказа. Мнѣ бы не хотѣлось, чтобы миссисъ Стенденъ обращалась со мною свысока.
-- Обращалась свысока! Еще бы! вскричалъ баронетъ съ негодованіемъ. Выносить презрительные взгляды вдовы провинціальнаго банкира! Вамъ! которой пристало быть герцогиней! Но оставимъ миссисъ Стенденъ всторонѣ,-- продолжалъ онъ съ легкимъ колебаніемъ,-- ея дерзость не заслуживаетъ вниманія. Вопросъ, который я осмѣлюсь предложить вамъ... это... сумѣлъ ли заслужить ваше расположеніе м-ръ Стенденъ, тотъ молодой джентльменъ, который далъ вамъ ту книгу.
Вопросъ былъ такой прямой, что не допускалъ двусмысленнаго отвѣта. Сильвіи приходилось или сказать правду, или оскорбить своего милаго сознательной ложью. Къ счастію ни мужчины, ни женщины не дѣлаются низкими въ одинъ моментъ. Она не могла прямо произнести ту ложь, которую подсказывалъ разсчетъ, не могла вполнѣ извратить истину. Но отвѣть ея былъ правдивъ лишь наполовину.
-- Да, отвѣчала она кротко, Эдмондъ и я -- мы были расположены другъ къ другу. Но только такъ много препятствій къ нашему браку, что...
-- Что вы оба пришли къ заключенію, что благоразумнѣе совсѣмъ отказаться отъ него, съ жаромъ проговорилъ сэръ Обри. Понимаю.
-- Нѣтъ, отвѣчала Сильвія, Эдмондъ все еще желаетъ жениться на мнѣ, но я...
-- Вы считаете такой бракъ неразумнымъ...
-- Да... и, кромѣ того, я слишкомъ горда, чтобы выносить пренебреженіе миссисъ Стенденъ.
-- Значитъ, я могу заключить, что сердце ваше не глубоко затронуто? произнесъ сэръ Обри настойчиво.
Сильвія вздохнула. Если только у ней вообще было сердце, то оно принадлежало Эдмонду Стендену. Ей припомнился звучный голосъ, съ его низкими, нѣжными нотами; темно-сѣрые глаза, съ ихъ любящимъ, покровительственнымъ взглядомъ, сознаніе мира и безопасности, всегда овладѣвавшее ею въ присутствіи милаго; глубокое довѣріе, которое внушало его честная натура. Тяжко было отказываться отъ всѣхъ этихъ благъ, казавшихся порою даже для ея себялюбивой души достаточнымъ залогомъ счастья.
Она вздыхала, а глубокіе глаза озирали итальянскій садъ, паркъ, окружавшій его, маленькую старую церковь въ лощинѣ, волнистые контуры луговъ, не менѣе тѣнистыхъ, чѣмъ самъ паркъ. Она знала, что далеко за предѣлы ея кругозора простирались владѣнія сэра Обри Перріама. Она припоминала о его богатствѣ, о которомъ ей сегодня вечеромъ прожужжалъ уши отецъ. Могла ли земная любовь или истина -- вещи во всякомъ случаѣ невѣсомыя -- перетянуть эти положительныя пріобрѣтенія? Могла ли она колебаться, когда фортуна предлагала ей въ одной рукѣ сердце человѣка, котораго она любила, а въ другой Перріамскій замокъ.
"И, чего добраго, лѣтъ черезъ десять, когда красота моя поблекнетъ, а характеръ испортится въ борьбѣ съ нищетой, я открою, что надоѣла Эдмонду", думала она, обсуждая вопросъ съ различныхъ сторонъ.
"Но я люблю его, я люблю его, подсказывало сердце. Я люблю его и не могу отказаться отъ его любви".
Звѣзды проливали свой серебристый свѣтъ на итальянскій садъ. Фавнъ и Дріада бѣлѣлись на фонѣ апельсинныхъ деревьевъ, наполнявшихъ воздухъ благоуханіемъ. Очарованнымъ глазамъ Сильвіи представлялась восхитительная картина. И вотъ, злой духъ внушалъ ей продать за чечевичную похлебку драгоцѣнное наслѣдіе -- честь женскаго сердца.
-- Скажите мнѣ правду, молилъ сэръ Обри.-- Принадлежитъ ли ваше сердце м-ру Стендену?
Она не могла отвѣчать -- нѣтъ, но тутъ кокетство и уловки хитрости пришли ей на помощь.
-- Мы были знакомы другъ съ другомъ всего какихъ-нибудь три мѣсяца; а тугъ онъ уѣхалъ, сказала она; да мы не очень часто видались и за то время.
-- Слѣдовательно, ваше сердце не затронуто?
-- Не очень глубоко. Въ сущности я, право, не знаю, есть ли у меня сердце... Но, мнѣ кажется, сэръ Обри, что пора напомнить пап а, что уже очень поздно. Интересная бесѣда съ м-ромъ Перріамомъ можетъ заставить его позабыть о томъ, что намъ предстоитъ еще цѣлый часъ ходьбы.
-- Вамъ не придется идти домой пѣшкомъ. Я приказалъ запречь экипажъ къ десяти часамъ. Подарите мнѣ еще полчаса, миссъ Керью. Есть еще одинъ вопросъ, который мнѣ хочется задать вамъ... да... сегодня же вечеромъ. Онъ можетъ показаться вамъ страннымъ и внезапнымъ, но когда человѣкъ на что-нибудь твердо рѣшился, то ему нѣтъ резона колебаться.
Онъ остановился, чувствуя, что очутился почти невзначай на краю ужасающей пропасти... бездны, изъ которой ему уже не выкарабкаться, разъ онъ туда скатится. Онъ остановился и перевелъ духъ. Но когда человѣкъ разбѣжится,-- ему бываетъ трудно отступить назадъ. Не успѣлъ сэръ Обри замѣтить въ какомъ отчаянномъ положеніи онъ находится, какъ стало уже поздно.
-- Весьма возможно, произнесъ онъ, что ваше дѣвическое сердце, котораго не сумѣлъ пробудить молодой вздыхатель, тронется глубокой преданностью человѣка, давно уже распрощавшагося съ молодостью. Сильвія, бываютъ увлеченія, противъ которыхъ безполезно бороться; бываютъ обаянія, разрушить которыя безсильна мудрость самого Улисса. Дорогое дитя, я думаю, что я влюбился въ васъ въ то первое утро на огородѣ, потому что съ той поры лицо ваше неотступно преслѣдовало меня, и я знаю, что отнынѣ жизнь покажется мнѣ унылой, если вы откажетесь освѣтить ее для меня.
Сильвія обвела взглядомъ все великолѣпіе Перріама. Она повернулась спиной къ церкви въ лощинѣ, и господскій домъ предсталъ ея глазамъ во всемъ своемъ торжественномъ величіи. Между его широкой каменной террасой и садомъ въ итальянскомъ стилѣ разстилался мягкій лугъ, блестѣвшій, какъ гладкая поверхность озера. Все это повергалось къ ея ногамъ -- знатнѣйшій джентльменъ изъ всѣхъ, о какихъ она когда-либо слыхала, предлагалъ ей этотъ домъ, великолѣпнѣе котораго она ничего не видала въ жизни. Во всемъ Гедингемѣ не нашлось бы ни одного человѣка, у котораго понятіе о величіи не связывалось бы съ личностью сэра Обри Перріама.
Горло у ней судорожно сжалось; глаза наполнились слезами: то были слезы гордости и торжества. До этого вечера ей только во снѣ случалось испытывать это опьяняющее ощущеніе побѣды. Она обратилась къ сэру Обри, намѣреваясь отвѣчать ему, но слова не шли съ ея языка. Подавляющее сознаніе удовлетвореннаго честолюбія душило ее. Въ эту минуту Эдмондъ. Стенденъ былъ совсѣмъ забытъ.
Сэръ Обри замѣтилъ ея волненіе и былъ глубоко имъ тронутъ. Окажись она равнодушною, онъ почелъ бы ее недостойною своей любви. Волненіе ея затрогивало струну, звучавшую въ униссонъ съ его собственнымъ глубокимъ чувствомъ. Онъ понялъ, что не лишенъ еще возможности плѣнить это свѣжее, юное сердце.
-- Сильвія, хотите быть моей женой? коротко спросилъ онъ ее, не умѣя пространно объясняться въ любви.
-- Это было бы слишкомъ большою честью для меня, сэръ Обри, отвѣчала она, съ легкимъ дрожаніемъ въ голосѣ.
Она подумала о Гедингемскихъ барыняхъ, окидывавшихъ ее свысока своими холодными, отталкивающими взглядами, и осуждавшихъ ее безпощадно. Неужели судьба дѣйствительно вознесетъ ее на ту недосягаемую высоту, съ которой ей можно будетъ уничтожить ихъ своимъ презрѣніемъ. Самый фактъ ея возвышенія будетъ уже апогеей мщенія. Она представляла себѣ то почтеніе, которое весь Гедингемъ будетъ оказывать леди Перріамъ, причемъ Эдмондъ Стенденъ оставался въ полномъ забвеніи.
-- Что скажетъ объ этомъ свѣтъ, сэръ Обри? спросила она.
-- Что можетъ сказать свѣтъ, кромѣ того, что я необыкновенно счастливъ, найдя себѣ жену, неимѣющую соперницъ. До сихъ поръ, я, можетъ быть, придавалъ слишкомъ большое значеніе общественнымъ предразсудкамъ, отнынѣ я сбросилъ эти оковы рабства. Красота, подобная вашей, способна сдѣлать каждаго человѣка радикаломъ. Что мнѣ за дѣло до мнѣнія свѣта, лишь бы я былъ счастливъ! Домашній очагъ заключаетъ весь міръ человѣка. Мучительное безпокойство о томъ, что скажетъ свѣтъ, есть суета изъ суетъ, привитыхъ уму человѣческому цивилизаціей. Пусть домъ мой будетъ такъ же одинокъ, какъ вигвамъ дикаря, пока въ немъ царитъ счастье. Сильвія, могу ли я надѣяться заслужить ваше расположеніе.
-- Могу ли я не восторгаться вами, когда вы такъ благородны и великодушны? мягко отвѣчала она.
Еще очень недавно она называла благороднымъ и великодушнымъ Эдмонда Стендена за то, что онъ готовъ былъ пожертвовать для нея своимъ состояніемъ, но сэръ Обри, который могъ сдѣлать ее госпожей Перріамъ-Плэса, казался ей еще болѣе благороднымъ и великодушнымъ.
-- Согласны ли вы быть моей женой, Сильвія? умолялъ сэръ Обри, съ возрастающимъ увлеченіемъ. Я согласенъ предоставить времени возможность заслужить вашу любовь. Но я не думаю, чтобъ такое нѣжное и невинное сердце, какъ ваше, могло бы долго противостоять мужу, который будетъ боготворить васъ. Если я довѣряюсь будущему, что оно принесетъ намъ обоимъ счастіе, неужели вы, моя дорогая, не довѣритесь ему?
-- Да! отвѣчала она, не отнимая руки своей, которую онъ сжималъ въ своей, и не сводя глазъ съ замка, на гладкомъ фасадѣ котораго тѣни отъ вѣтвей кедровъ напоминали перья траурной колесницы.
Перріамъ-Плесъ былъ ей дороже, чѣмъ любовь сэра Обри.
"Для бѣднаго Эдмонда такой исходъ лучше, чѣмъ стать пролетаріемъ изъ-за меня", подумала она, когда образъ ея бывшаго жениха набросилъ внезапную тѣнь на блестящую картину будущаго, ожидавшаго ее. Въ эту минуту она дѣйствительно вѣрила, что, принимая предложеніе сэра Обри, великодушно поступаетъ въ отношеніи Эдмонда Стендена. А торжественное обѣщаніе, данное ею на могилѣ де-Боссиней, обѣщаніе, которому такъ твердо вѣрилъ ея отсутствующій женихъ? Эта священная клятва оказалась легче былинки на вѣсахъ: богатство Перріама и сопряженныя съ нимъ могущество и гордость перетянули ее.
Сэръ Обри, нѣсколько отуманенный, держалъ эту маленькую ручку въ своей рукѣ, удивляясь внезапной перемѣнѣ, происшедшей въ его судьбѣ. Онъ не разсчитывалъ на такой отчаянный шагъ. Онъ намѣревался хорошенько ознакомиться съ Сильвіей и ея отцомъ, прежде чѣмъ на что-нибудь рѣшиться. И вдругъ, чарующее вліяніе звѣздной ночи оказалось настолько сильно, что заставило его поступить съ безумной неосмотрительностью. Но сознавая, что поступилъ необдуманно до сумасшествія, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ чувствовалъ себя необыкновенно счастливымъ.
-- Сильвія, сказалъ онъ нѣжно,-- если вы можете удѣлить мнѣ десятую долю той любви, которую я чувствую къ вамъ, то мы будемъ счастливѣйшей парочкой на всемъ западѣ Англіи.
Сильвія подумала, что нельзя не быть счастливой, будучи "лэди Перріамъ".
Въ это время м-ръ Керью и м-ръ Перріамъ успѣли обойти всѣ дорожки итальянскаго сада; буквоѣдъ не прекращалъ своихъ разсужденій по поводу замѣчательнаго венеціанскаго изданія Горація -- книги, которая показалась бы ничтожнѣйшей въ глазахъ записного библіофила, но для Мордреда имѣвшей неоцѣненныя достоинства. Школьный учитель терпѣливо выслушивалъ всѣ подробности этой покупки: какъ м-ру Перріаму случайно бросилось въ глаза объявленіе въ "The Bookseller", какъ онъ писалъ къ перекупщику, какъ тотъ отвѣчалъ ему,-- все это передавалось пространно, съ многочисленными дополнительными разсужденіями. Но м-ръ Керью оказывалъ необыкновенное терпѣніе: онъ слѣдилъ за двумя фигурами, виднѣвшимися у каменной вазы вдали, и сознавалъ, что, во всякомъ случаѣ, время его не пропало даромъ.
Но когда часы въ конюшнѣ пробили половину десятаго, онъ счелъ необходимымъ предпринять съ своей стороны рѣшительное движеніе. Замѣтивъ м-ру Перріаму, что время позднее, онъ направился вмѣстѣ съ нимъ въ другой группѣ.
-- Сильвія, знаешь ли ты, который теперь часъ? спросилъ м-ръ Керью. Этотъ чудный садъ и любезность сэра Обри заставила тебя забыть о времени. Вѣдь намъ предстоитъ еще порядочный конецъ.
-- Я приказалъ заложить экипажъ къ десяти часамъ, сказалъ сэръ Обри. Я не могу допустить, чтобъ миссъ Керью возвратилась домой пѣшкомъ. Войдемте въ домъ, и закусите немного.
Онъ подалъ свою руку Сильвіи, и они возвратились въ домъ, окна котораго были теперь залиты привѣтливымъ свѣтомъ лампъ и восковыхъ свѣчей, не рѣзавшихъ зрѣніе, какъ яркое газовое освѣщеніе. Салонъ, который Сильвія только смутно разглядѣла въ сумерки, былъ теперь освѣщенъ парой карсельскихъ лампъ -- нововведеніе, допущенное не безъ протеста со стороны сэра Обри, и полудюжиной желтыхъ восковыхъ свѣчей, горѣвшихъ въ серебряныхъ канделябрахъ, изображавшихъ коринѳскія колонны. При этомъ мягкомъ свѣтѣ комната являлась во всей красѣ; никакой рѣзкій цвѣтъ не преобладалъ, такъ какъ всѣ тоны слились между собою отъ времени, блѣдный сѣрый цвѣтъ сливался съ темно-краснымъ; двери были темные, изъ испанскаго, краснаго дерева -- однимъ словомъ, это была комната, которая пришлась бы по вкусу художнику. Сильвія находила, что, несмотря на отсутствіе всѣхъ роскошныхъ изобрѣтеній современной меблировки, салонъ сэра Обри былъ во всѣхъ отношеніяхъ великолѣпнѣе хвалёной новой гостинной м-съ Тойнби, на убранство которой, какъ хвастливо сообщила хозяйка своимъ знакомымъ, не пожалѣли денегъ. У м-съ Тойнби было пропасть зеркалъ; цѣлыя зеркальныя стѣны отъ пола до потолка отражали въ себѣ необычайные изгибы и кривыя линіи позолоченныхъ стульевъ и столовъ, современнаго Буля съ мѣдной инкрустаціей, французскій фарфоръ, богемскій хрусталь, пунцовый атласъ, перламутръ, фотографическіе альбомы; комната эта могла довести до головокруженія посѣтителя, между тѣмъ какъ въ салонѣ Перріамъ-Плэса глазъ отдыхалъ, какъ въ тѣнистомъ лѣсу. Однажды въ припадкѣ снисходительности, или откровенности, подъ-часъ овладѣвающей нѣкоторыми женщинами, когда у нихъ заведутся новинки, предназначенныя на показъ, м-съ Тойнби пригласила къ себѣ Сильвію, чтобъ показать ей свою гостиную, и Сильвія довольно неохотно приняла это покровительственное приглашеніе. Осматривая все это пресловутое великолѣпіе, она дивилась, изъ какого хаоса артистическихъ понятій почерпнули столяры рисунки этихъ змѣевидныхъ стульевъ, этихъ узловатыхъ столиковъ для кофе, и пьедесталовъ для цвѣточныхъ горшковъ изъ парижскаго гипса, напоминавшихъ собою позолоченные фонарные столбы. Сильвія преувеличенно восхищалась гостиной м-съ Тойнби, за что была награждена засушеннымъ бисквитомъ и рюмкой хереса, сильно отзывавшагося кайенскимъ перцемъ. Она не забыла ни этой комнаты, ни снисходительности, вызвавшей ея осмотръ. Все это она припоминала теперь съ странной улыбкой.
"Когда я буду лэди Перріамъ, то непремѣнно приглашу м-съ Тойнби посмотрѣть мою гостиную", подумала она.
Времени оставалось ровно настолько, чтобъ успѣть слегка закусить бисквитами съ виномъ, и сладкимъ печеніемъ, которымъ славилась перріамская экономка, пока не доложили, что экипажъ готовъ. Сэръ Обри воспользовался этимъ временемъ, чтобъ пригласить своихъ новыхъ знакомыхъ обѣдать въ Перріамѣ на слѣдующій вторникъ.
-- Полагаю, Керью, что воскресенье у васъ свободный день, сказалъ онъ въ раздумьи.
Онъ размышлялъ о томъ, какъ суббота покажется ему длинна и скучна, если ему не удастся видѣть Сильвію.
-- Нѣтъ, сэръ Обри, я вплоть до вечера не буду свободенъ. Я долженъ сопровождать учениковъ въ церковь.
-- Ахъ, да, дѣйствительно! сказалъ баронетъ, внезапно очнувшись.
Эти школьныя занятія становились для него положительно невыносимы. Онъ совсѣмъ забылъ о нихъ во время разговора съ Сильвіей при мерцаніи звѣздъ.
Онъ проводилъ гостей до экипажа,-- старинной коляски лимоннаго цвѣта, въ которой еще разъѣзжали его родители. Но несмотря на древность, экипажъ былъ тщательно сбереженъ. На обивкѣ шерстянаго дам а не было ни одного пятнышка, подушки были роскошны. Никогда еще въ жизни не ѣзжала Сильвія въ такой коляскѣ.
-- Прощайте, сказалъ сэръ Обри, продолжительно пожимая руку Сильвіи, между тѣмъ какъ кучеръ оборотился посмотрѣть, долго ли хозяину его заблагоразсудится стоять у дверецъ экипажа.
-- Прощайте, я побываю у вашего батюшки въ понедѣльникъ.
Коляска покатилась, а сэръ Обри вернулся въ домъ медленно, въ задумчивости. Едва улеглось оживленіе, сообщенное присутствіемъ Сильвіи, какъ въ немъ пробудилось сознаніе, что онъ поступилъ слишкомъ поспѣшно. Не то, чтобы онъ вообще сожалѣлъ о сдѣланномъ имъ шагѣ; онъ гордился тѣмъ, что Сильвія приняла его предложеніе, но въ немъ шевелилось смутное сомнѣніе, какъ у покупщика только-что купившаго вещь, въ необходимости которой онъ не вполнѣ убѣжденъ. Быть можетъ, покупка была и выгодна, но покупатель могъ бы легко обойтись безъ нея.
-- Что-то скажетъ Мордредъ? спросилъ онъ себя, возвращаясь въ салонъ. А за Мордредомъ возставалъ весь этотъ внѣшній міръ, который онъ недавно на террасѣ казнилъ своимъ презрѣньемъ! У одной изъ лампъ сидѣлъ Мордредъ, перелистывая одно изъ періодическихъ изданій и нисколько не подозрѣвая случившагося. Онъ взглянулъ на брата, когда тотъ вошелъ въ комнату, но на его безмятежномъ, сонливомъ лицѣ не выразилось ни малѣйшаго любопытства.
-- Этотъ м-ръ Керью очень образованный человѣкъ, замѣтилъ онъ, значительно образованнѣе, чѣмъ люди его профессіи.
-- Еще бы! отвѣчалъ баронетъ, почти угрюмо. При первомъ взглядѣ видно, что онъ джентльменъ по рожденію и по воспитанію.
-- Я не могу понять, какъ онъ дошелъ до званія сельскаго школьнаго учителя, проговорилъ Мордредъ въ раздумьи.
-- Потому, очевидно, что это человѣкъ твоего характера. Одинъ изъ тѣхъ умственно-лѣнивыхъ сибаритовъ, которые способны удовлетвориться низкимъ положеніемъ, лишь бы оно не требовало отъ нихъ никакихъ усилій ума. Что бы сталось съ тобой, Мордредъ, еслибы ты не былъ обезпеченъ съ матеріальной стороны? Развѣ ты полагаешь, что могъ бы достигнуть положенія выше того, которое занимаетъ м-ръ Керью?
-- Не думаю, покорно отвѣчалъ Мордредъ; но какая тоска, должно быть, обучать ребятишекъ. Благодарю Провидѣніе, что я не дожилъ до этого.
-- А что ты думаешь о миссъ Керью? спросилъ сэръ Обри, утонувшій въ креслахъ на другомъ концѣ комнаты.
-- О молодой особѣ? сказалъ Мордредъ, какъ будто теперь только припомнилъ фактъ ея существованія;-- о той дѣвицѣ, которая была здѣсь съ м-ромъ Керью. Она, какъ кажется, очень пріятная особа.
"Пріятная!" воскликнулъ про себя баронетъ; его богиня красоты, его Рафаэлева Мадонна -- не заслужила ничего восторженнѣе плоскаго эпитета "пріятной".
Послѣ этого у сэра Обри прошла вся охота сообщить что бы то ни было Мордреду. Да можетъ быть и лучше оставить все въ тайнѣ до тѣхъ поръ, когда онъ не женится на Сильвіи. Пускай всѣ дивятся, сколько душѣ угодно, впослѣдствіи. Въ одно прекрасное утро, они обвѣнчаются безъ шума, не навлекая на себя общаго вниманія, и затѣмъ уѣдутъ въ Парижъ, прежде чѣмъ фактъ этотъ огласится. Сэръ Обри особенно хлопоталъ о томъ, чтобы избѣжать изумленія, которое долженъ былъ возбудить во всѣхъ его эксцентрическій бракъ.