Когда Дерроль покинулъ деревню, пріютившуюся подъ сѣнью Дартмора, выторговавъ себѣ значительную пенсію, онъ намѣревался вступить въ новый и очаровательный фазисъ существованія. Весь свѣтъ преобразился въ его глазахъ. Обезпеченный прекраснымъ доходомъ, онъ чувствовалъ себя какъ-бы переродившимся. Онъ могъ, подобно бабочкѣ, порхать изъ города въ городъ. Все, что есть на землѣ прекраснаго, къ его услугамъ. Красивѣйшія мѣстности на югѣ Европы послужатъ ему пріютомъ на склонѣ его дней. Онъ броситъ водку и заживетъ прилично. Отнынѣ кошелекъ его будетъ полонъ, а самъ онъ -- свободенъ отъ заботъ; какія пытки можетъ выставить совѣсть для человѣка, всю свою жизнь бросавшаго ей вызовъ?
Мистеръ Дерроль смотрѣлъ на Парижъ, какъ на первую станцію въ задуманномъ имъ увеселительномъ путешествіи; но когда онъ разъ попалъ въ Парижъ съ деньгами въ карманѣ и съ сознаніемъ независимости, всѣ его планы превратились въ ничто передъ чарами этого удивительнаго города. Онъ провелъ нѣсколько самыхъ безшабашныхъ лѣтъ своей жизни въ Парижѣ; онъ зналъ этотъ городъ наизусть, со всѣми его прелестями, со всѣми его пороками, которыми онъ обладаетъ наравнѣ съ кокотками, порождаемыми его почвой. Парижъ для Дерроля, на закатѣ его дней, имѣлъ всѣ прелести, какія представлялъ для него во времена его юности. Онъ протягивалъ свои безчисленныя руки, чтобы остановить и удержать его. Его уличная жизнь, его кофейни, его балы -- гдѣ танцы начинались въ одиннадцать часовъ вечера и кончались только въ какой-нибудь невѣроятный часъ утра,-- его café-chantants, гдѣ безстыдныя женщины, съ обнаженными плечами, улыбались при яркомъ свѣтѣ газа,-- его винные погребки на каждомъ углу, его бильярдныя надъ всякимъ café -- все это были прелести, казавшіяся Дерролю непреодолимыми. Въ этомъ городѣ на всѣхъ и на всемъ лежала восхищавшая его печать разсѣянія. Въ Лондонѣ онъ признавалъ себя негодяемъ. Въ Парижѣ онъ считалъ себя немногимъ хуже своихъ собратій. Можетъ быть, и существовали различія, но различія только въ степеняхъ.
Дерроль пріѣхалъ въ Парижъ съ намѣреніемъ отстать отъ водки. Намѣреніе это онъ, съ похвальной твердостью, привелъ въ исполненіе. Онъ отсталъ отъ водки, пристрастившись къ полынному вину. Онъ прибылъ въ Парижъ съ девяносто-пятью фунтами въ карманѣ и съ надеждой на тысячу фунтовъ въ годъ. Сознавая, что будущее его вполнѣ обезпечено, онъ, естественно, съ нѣкоторой беззаботностью тратилъ деньги въ настоящемъ. Онъ не гонялся за великолѣпіемъ или представительностью. Онъ отсталъ отъ всякихъ житейскихъ утонченностей. Имѣя полный кошелекъ денегъ, онъ не чувствовалъ желанія остановиться у Мориса, или въ Бристольскомъ отелѣ. Изящная роскошь этихъ гостинницъ показалась бы приторной его извращенному вкусу, подобно тому, какъ водка безъ примѣси кайенскаго перца казалась безвкусной одному злосчастному англійскому маркизу, сжигавшему свѣчу жизни съ обоихъ концовъ, причемъ она, конечно, быстро погасла.
Дерроль вернулся на свое старое пепелище. Много лѣтъ тому назадъ онъ жилъ въ студенческомъ кварталѣ, кутилъ въ студенческихъ кофейняхъ и проигрывалъ деньги этимъ нечестивымъ молодымъ сорванцамъ, изъ среды которыхъ должны были явиться будущіе сенаторы, доктора и юристы Франціи. Квартира была грязная и пользовалась дурной славой двадцать лѣтъ тому назадъ. Она стала значительно грязнѣе и пользовалась не менѣе худой славой по истеченіи двадцати лѣтъ. Но Дерроль чувствовалъ благодарность въ Провидѣнію и къ сенскому префекту за то, что его старое жилище не было разрушено.
Домъ, подъ старой крышей котораго онъ проводилъ нѣкогда такія буйныя ночи, не былъ снесенъ единственно благодаря случайности, и скоро долженъ былъ стать достояніемъ прошлаго. Судьба его была рѣшена, онъ существовалъ какъ-бы изъ милости, благо полная перестройка всего квартала не была еще окончательно рѣшена. Величественный бульваръ перерѣзалъ узкую мрачную старую улицу поперекъ, подъ прямымъ угломъ; дневной свѣтъ ворвался въ нее и озарилъ всю ея нищету, кишащую въ ней жизнь, довольную своей судьбою бѣдность, тайныя преступленія, грязь и гнусные пороки.
Домъ, въ которомъ нѣкогда жилъ Дерроль, едва-едва избѣгнулъ разрушенія. Онъ стоялъ на углу широкаго новаго бульвара, на которомъ обширные каменные дворцы возникали изъ пепла исчезнувшихъ хижинъ. Сосѣдній съ нимъ домъ былъ снесенъ, и нарядные обои, покрывавшіе стѣны исчезнувшихъ комнатъ, явились на свѣтъ Божій; по этимъ клочьямъ, прилипшимъ къ единственной уцѣлѣвшей стѣнѣ дома, можно было судить о томъ, насколько комнаты одного этажа разнились отъ комнатъ другого, какъ онѣ становились все невзрачнѣе, ниже, меньше, а въ шестомъ этажѣ превращались въ настоящія голубиныя гнѣзда. Черныя пятна на стѣнѣ обозначали мѣста, гдѣ находились камины, а широкая черная полоса обозначала направленіе разрушенной дымовой трубы. Къ этой наружной стѣнѣ были приставлены подпорки, но, несмотря на эту поддержку, высокій узкій, угловой домъ казался ненадежнымъ всѣмъ, смотрѣвшимъ на него снизу, съ улицы.
Дерроль былъ въ восхищеніи, найдя свою старую нору уцѣлѣвшей. Какъ хорошо онъ помнитъ маленькій кабачокъ въ нижнемъ этажѣ, съ ярко-разноцвѣтными бутылками на окнахъ, съ запахомъ водки внутри, съ блузниками, сидящими на скамейкахъ, у самой стѣны, и громко ссорящимися за игрой въ домино, или играющими въ экарт е крошечными заигранными картами. Онъ освѣдомился въ кабачкѣ, не имѣется ли на верху комнаты для холостого.
-- Для холостого всегда мѣсто найдется,-- отвѣчала полная женщина, возсѣдавшая за прилавкомъ.-- Да, есть хорошенькая комнатка въ пятомъ этажѣ, очень удобная, "oui, monsieur aurait tous ses aises".
Дерроль нерѣшительно пожалъ плечами.
-- Пятый этажъ!-- воскликнулъ онъ.-- Неужели вы воображаете, что ноги мои также молоды, какъ были двадцать лѣтъ тому назадъ?
-- Monsieur смотритъ молодымъ и полнымъ жизни,-- сказала женщина.
-- Что, вдова Шомаръ по прежнему нанимаетъ этотъ домъ?
-- Увы, нѣтъ. Вдова Шомаръ лѣтъ девять тому назадъ заняла тѣсный домикъ на кладбищѣ Mont-Parnasse. Настоящій владѣлецъ -- виноторговецъ, онъ же содержатель кабачка.
-- Это ничего не значитъ,-- сказалъ Дерроль женщинѣ.-- Все, что мнѣ требуется, это -- удобная комната въ первомъ или во второмъ этажѣ.
Къ несчастью, chambrette de garèon въ пятомъ этажѣ была единственной свободной комнатой въ домѣ, и послѣ нѣкотораго колебанія Дерроль послѣдовалъ за старухой изъ породы привратницъ по грязной лѣстницѣ, въ вышеупомянутую chambrette.
-- Окно выходитъ на новый бульваръ,-- сказала привратница, отворяя небольшое окошко" -- Очень веселая комната!
Дерроль взглянулъ внизъ на широкую новую улицу, по которой взадъ и впередъ двигались омнибусы, телѣги и тачки каменьщиковъ, гдѣ виднѣлись чудовищные лѣса, высокія подставныя лѣстницы и рабочіе, висѣвшіе между небомъ и землею,-- казалось, что имъ ежеминутно угрожаетъ смерть.
Комната была мала, но Дерролю показалась уютной. Славныя занавѣси изъ плотной шерстяной матеріи украшали кровать краснаго дерева, подобная же занавѣска на окнѣ, коверъ на полу, каминъ, въ которомъ могъ весело пылать огонь, шкапикъ для топлива, и бюро, запиравшееся на ключъ, такъ что человѣкъ могъ спрятать въ него бутылку-другую про всякій случай, довершали убранство.
-- Чертовски высоко,-- сказалъ онъ.-- Человѣкъ, послѣ этого, могъ бы поселиться на верхней площадкѣ воротъ Сенъ-Дени. Но приходится мириться съ этой комнаткой. Я -- истинный консерваторъ. Люблю старый уголъ.
Въ старину домъ отличался свободой своихъ обычаевъ. Жильцы могли возвращаться когда имъ заблагоразсудится со своими ключами. Дерроль освѣдомился у привратницы о настоящихъ порядкахъ. Онъ узналъ, что прежній порядокъ остается въ силѣ. Настоящій владѣлецъ -- un bon enfant -- ничего не требуетъ отъ своихъ жильцовъ, какъ только, чтобъ они платили ему за квартиру и не связывались съ полиціей.
Дерроль бросилъ на полъ небольшой чемоданчикъ, заключавшій въ себѣ всю его движимость, заплатилъ привратницѣ за мѣсяцъ впередъ, и отправился наслаждаться Парижемъ. Этотъ очаровательный городъ уже держалъ его въ своихъ когтяхъ. Онъ тѣмъ временемъ уже рѣшилъ, что отложитъ свое путешествіе на югъ на нѣсколько недѣль; быть можетъ, до того времени, когда процессія Boeuf-Gras возбудитъ общій восторгъ полныхъ жизни обитателей оживленнѣйшаго города въ мірѣ.
Онъ сталъ снова посѣщать мѣста, гдѣ нѣкогда веселился; онъ любилъ ихъ двадцать лѣтъ тому назадъ, и всегда вспоминалъ съ удовольствіемъ. Онъ нашелъ много перемѣнъ, но атмосфера все еще была прежняя. Полынное вино было единственнымъ крупнымъ нововведеніемъ. Это убійственное возбудительное средство еще не пріобрѣло всемірной популярности въ началѣ второй имперіи. Дерроль пристрастился къ полынному вину, какъ младенецъ пристращается къ благодатному источнику, предназначенному небомъ для его питанія. Онъ отсталъ отъ водки ради менѣе знакомой отравы. Онъ нашелъ множество новыхъ товарищей въ своихъ старыхъ убѣжищахъ. Это не были тѣ же самые люди, но они отличались тѣми же привычками, тѣми же пороками; а Дерроль подъ словомъ другъ понималъ соединеніе всевозможныхъ мерзостей, сочувственно къ нему относящееся. Онъ нашелъ людей, съ которыми могъ играть и пить, людей столь же гнусныхъ на языкъ, какъ онъ самъ, людей, смотрящихъ на жизнь въ этомъ мірѣ и въ будущемъ съ одинаковой съ нимъ точки зрѣнія.
Его грубая природа еще загрубѣла среди столь сочувственно настроеннаго общества. Деньги доставляли ему временное всемогущество. Онъ тратилъ ихъ съ царской щедростью, почитая себя застрахованнымъ отъ всяческихъ золъ въ будущемъ, когда въ одно прекрасное утро ему случайно попалась на глаза англійская газета, и онъ прочелъ отчетъ о первомъ появленіи Джона Тревертона передъ судомъ.
Газета была старая, вышедшая болѣе недѣли тому назадъ. Отложенное слѣдствіе должно было происходить день или два тому назадъ. Дерроль съ полу-сознательнымъ недоумѣніемъ пристально смотрѣлъ въ газету, причемъ его отуманенный полыннымъ виномъ мозгъ пытался сообразить, какое вліяніе этотъ арестъ Джона Тревертона можетъ имѣть на его личную судьбу.
Имя его въ этомъ отчетѣ упомянуто не было. До сихъ поръ его совершенно игнорировали. Пока онъ чувствовалъ себя въ безопасности.
Тѣмъ не менѣе, неизвѣстно, что можетъ случиться. Слѣдствіе подобнаго рода, разъ начатое, могло зайти очень далеко.
-- Жалко,-- сказалъ себѣ Дерроль.-- Дѣло было такъ удобно замято. Должно быть, сынъ пастора, этотъ молодой франтъ, котораго я видѣлъ въ Девонширѣ, снова пустилъ всю механику.
Жизнь въ Парижѣ ему нравилась, одинъ лишь этотъ родъ жизни былъ ему пріятенъ; а между тѣмъ, онъ такъ былъ смущенъ мыслью о возможныхъ разоблаченіяхъ, къ которымъ могло повести новое слѣдствіе, что началъ уже обдумывать, не осторожнѣе-ли будетъ отправиться куда-нибудь подальше.
-- Въ Америку бы хватить,-- говорилъ онъ себѣ.-- Какой-нибудь прибрежный городъ въ южной Америкѣ, какъ разъ для меня дѣло подходящее. Но такого рода жизнь представляла бы нѣкотораго рода удобства лишь при обезпеченномъ доходѣ; а какъ могу я считать свой доходъ обезпеченнымъ, если покину Европу? Что же касается до несчастія Тревертона -- я отношусь къ нему довольно хладнокровно. Повѣсить его они не могутъ. Показанія противъ него недостаточно сильны, чтобы на основаніи ихъ повѣсить собаченку. Нѣтъ, пока другія имена не всплыли на поверхность, все дѣло должно кончиться ничѣмъ. Но если меня отъ мистера и мистриссъ Тревертонъ будетъ отдѣлять океанъ, то какъ могу а быть увѣренъ въ своей пенсіи? Они могутъ посмѣяться надо мной, когда я буду за моремъ.
Это было вѣское соображеніе; между тѣмъ, въ душѣ Дерроля таилось убѣжденіе, что съ его стороны было бы благоразумно отправиться въ Америку какъ можно скорѣе. Парижъ могъ удовлетворять всѣмъ его требованіямъ, но Парижъ былъ слишкомъ близокъ отъ Лондона. Полиція обоихъ городовъ, несомнѣнно, находилась въ частыхъ сношеніяхъ.
Онъ отправился въ пароходную контору и досталъ росписаніе американскихъ пароходовъ, имѣющихъ отплыть изъ Гавра въ теченіе ближайшихъ шести недѣль. Въ теченіе двухъ или трехъ дней онъ всюду носилъ съ собою эту бумагу и постоянно въ свободныя минуты изучалъ ее. Онъ зналъ наизусть названія пароходовъ и ихъ вмѣстимость, но еще не рѣшилъ окончательно, какому судну онъ ввѣритъ свою судьбу и свое достояніе. La Reine Blanche черезъ недѣлю отправлялась въ Вальпарайзо, Zenobie -- черезъ двѣ въ Ріо-Жанейро. Онъ колебался между ними.
Онъ говорилъ себѣ, что долженъ экипироваться для предстоящаго путешествія. Это и переѣздъ обойдется по меньшей мѣрѣ въ пятьдесятъ фунтовъ. Изъ ста, данныхъ ему Джономъ Тревертономъ, у него оставалось только шестьдесятъ.
-- У меня останется немного къ тому времени, какъ я попаду на югъ,-- говорилъ онъ себѣ.-- Но не думаю, чтобы Лора отступилась отъ меня. Къ тому же, если деньги будутъ вноситься на мое имя въ Англіи, Тревертонамъ не зачѣмъ знать, гдѣ я нахожусь.
Онъ, наконецъ, рѣшился отправиться на Reine Blanche. Онъ пошелъ въ магазинъ, истратилъ десять фунтовъ на покупку платья и пріобрѣлъ чемоданъ. Онъ зашелъ въ контору взять билетъ и внести требуемый залогъ, чтобы обезпечить себѣ койку.
Онъ намѣревался отправиться въ Новый Свѣтъ подъ новымъ именемъ, но истощенная природа потребовала значительнаго количества возбудительныхъ средствъ послѣ покупки платья, и къ тому времени, какъ онъ добрался до конторы, мистеръ Дерроль, выражаясь его собственнымъ языкомъ, достаточно наклюкался. Онъ съ трудомъ могъ сосчитать деньги, когда вынулъ изъ кармана пригоршню золотыхъ и серебряныхъ монетъ. Конторщику пришлось ему помочь. Когда конторщикъ спросилъ его имя, онъ, не подумавъ, отвѣчалъ -- Дерроль; во вслѣдъ затѣмъ лучь свѣта пронизалъ мракъ, наполнявшій его отуманенную голову, и онъ поправился.
-- Виноватъ,-- судорожно воскликнулъ онъ: -- Дерроль имя пріятеля. Меня зовутъ Моубрей. Полковникъ Моубрей, гражданинъ, Соединенные-Штаты. Только-что кончилъ большую поѣздку по Европѣ. Американцы очень любятъ Парижъ. Прелестный городъ. Значительно измѣнился со времени моей послѣдней поѣздки -- двадцать лѣтъ тому назадъ. Измѣнился не къ лучшему.
-- О, такъ ваше имя не Дерроль, а Моубрей,-- сказалъ конторщикъ, съ нѣкоторой подозрительностью оглядывая американскаго полковника.
-- Да, Моубрэй. М-о-у-б-р-э-й,-- отвѣчалъ Дерроль, отчеканивая буквы.
Онъ вышелъ изъ конторы, и такъ какъ былъ слишкомъ пьянъ, чтобы задаться какой-нибудь опредѣленной цѣлью, то машинально направился въ Пале-Рояль, гдѣ остановился передъ Café de Іа Rotonde и потребовалъ обычную свою порцію полыннаго вина, въ которую дрожащей рукой влилъ полъ-стакана воды.
Онъ заснулъ въ укромномъ уголкѣ у печки, и отчасти заспалъ свой хмѣль; по крайней мѣрѣ проснулся настолько освѣжившись, что вспомнилъ о свиданіи, назначенномъ одному изъ его новыхъ друзей изъ Латинскаго квартала, съ которымъ долженъ былъ обѣдать въ ресторанѣ на набережной des Grands Augustins.
У него оставалось много времени впереди, а потому онъ обошелъ Пале-Рояль кругомъ, отъ нечего дѣлать заглядывая въ окна магазиновъ, пока не дошелъ до одной лавки, гдѣ на выставкѣ красовалось множество брильянтовъ: при видѣ ихъ онъ отшатнулся точно увидалъ змѣю, и, быстро повернувъ въ сторону, вошелъ въ садъ, гдѣ бросился на скамейку, дрожа съ ногъ до головы.-- Будь они прокляты,-- бормоталъ онъ,-- будь они прокляты съ ихъ лживымъ блескомъ. Они погубили меня тѣломъ и душою. Я никогда не пилъ -- сильно -- до того.
Капли пота виднѣлись на его нахмуренномъ лбу; онъ сидѣлъ неподвижно, глядя прямо передъ собой, точно видя ужасное видѣніе. Затѣмъ онъ съ усиліемъ овладѣлъ собой, подтянулъ свои разшатанные нервы, и вышелъ изъ Пале-Рояля походкой нѣсколько напоминавшей прежнюю "кавалерійскую походку", составлявшую его особенность двадцать лѣтъ тому назадъ, когда онъ величалъ себя капитаномъ Десмондомъ и еще не забылъ дней своей юности, проведенныхъ въ кавалерійскомъ полку.
Онъ явился на мѣсто свиданія, по-барски угостилъ своего новаго пріятеля, отлично пообѣдалъ, порядкомъ выпилъ самаго крѣпкаго бургонскаго, какое только нашлось въ спискѣ винъ, и въ заключеніе опорожнилъ не малое количество стаканчиковъ шартрёзъ. Послѣ обѣда мистеръ Дерроль и гость его отправились въ кофейню на бульварѣ Сенъ-Мишель, гдѣ былъ бильярдъ, и остатокъ вечера былъ посвященъ игрѣ на бильярдѣ, причемъ Дерроль становился шумнѣе, придирчивѣе, и отличался меньшей ясностью произношенія по мѣрѣ приближенія ночи.
Двухъ вещей мистеръ Дерроль не зналъ: во-первыхъ, что новый его другъ принадлежитъ въ числу парижскихъ франтовъ гнуснаго разбора и постоянно находится подъ присмотромъ полиціи; во-вторыхъ, что за нимъ самимъ слѣдитъ по пятамъ англійскій сыщикъ, съ той самой минуты, какъ онъ оставилъ набережную des Grands Augustins, причемъ этому сыщику рѣшительно все извѣстно касательно предполагаемаго путешествія мистера Дерроля на паровомъ суднѣ La Heine Blanche.
Дерроль вернулся къ себѣ на квартиру, не особенно твердой поступью, вскорѣ послѣ полуночи. Онъ ожидалъ встрѣтить нѣкоторое затрудненіе при отпираніи двери своимъ ключомъ, и съ удовольствіемъ замѣтилъ, что какая-то другая ночная птица, возвратившаяся въ свое гнѣздо нѣсколько ранѣе его, оставила дверь незапертою. Ему пришлось только толкнуть ее и взойти.
Внутри повсюду царилъ мракъ, за исключеніемъ одного уголка у комнатки привратницы,-- тутъ свѣтъ газоваго рожка падалъ на дощечку съ нумерами, гдѣ вывѣшивались ключи, съ помощью которыхъ жильцы попадали въ свои комнаты. Но Дерролю были хорошо извѣстны всѣ повороты винтовой лѣстницы. Какъ онъ ни былъ пьянъ, онъ довольно благополучно взобрался на верхъ, хотя нѣсколько разъ спотыкался. Онъ умудрился отворить дверь своей комнаты, предварительно попытавшись, раза два, вставить ключъ въ замокъ вверхъ ногами и поцарапавъ имъ стѣну. Онъ умудрился чиркнуть спичкой и зажечь свѣчку, прислонившись къ камину во время совершенія этого подвига и засмѣявшись пьянымъ смѣхомъ по окончаніи его. Но нервы его, должно быть, были сильно потрясены, и когда человѣкъ, тихонько прокравшійся въ комнату за нимъ, опустилъ ему на плеча свою сильную руку, онъ весь съёжился и сдѣлалъ видъ, что сейчасъ упадетъ.
-- Что вамъ надо?-- спросилъ онъ по-французски.
-- Васъ,-- отвѣчалъ незваный гость по-англійски.-- Арестую васъ по подозрѣнію въ соприкосновенности къ убійству Шико. Вамъ все это дѣло хорошо извѣстно. Съ васъ снимали допросъ на первомъ слѣдствіи. Все, что вы скажете теперь, послужитъ новымъ, противъ васъ, доказательствомъ. Всего лучше вамъ спокойно отправиться со мной.
-- Я васъ не понимаю,-- сказалъ Дерроль все еще по-французски.-- Я -- французъ.
-- О, полноте. Вы прожили здѣсь три недѣли. Всѣмъ извѣстно, что вы -- англичанинъ. Сегодня вы взяли билетъ въ Вальпарайзо. Я заходилъ въ контору за справками черезъ часъ послѣ вашего ухода. Безъ пустяковъ, мистеръ Дерроль. Все, что вамъ остается дѣлать -- это спокойно идти за мной.
-- У васъ кто-нибудь за дверью, вѣроятно,-- сказалъ Дерроль, бросивъ свирѣпый взглядъ на дверь.
Въ выраженіи лица его въ эту минуту было что-то сатанинское; такъ смотрѣть можетъ дикій звѣрь -- звѣрь низшей породы, не царственный левъ, не величавый тигръ -- загнанный въ западню и сознающій, что выхода для него нѣтъ; тонкія губы, приподнявшіяся надъ длинными, какъ у акулы, зубами, нахмуренныя сѣдыя брови,-- глава, сыпавшіе зловѣщими искрами,-- все въ немъ внушало ужасъ.
-- Разумѣется,-- хладнокровно отвѣчалъ неизвѣстный.-- Не можете же вы думать, чтобы я былъ такой дуракъ и одинъ забрался въ такую трущобу какъ эта. Товарищъ мой на площадкѣ, и при каждомъ изъ насъ револьверъ. А не угодно ли вамъ оставить это баловство,-- воскликнулъ сыщикъ, когда Дерроль засунулъ свою исхудалую руку въ боковой карманъ.-- Оставьте. Что это, ножъ?
Это былъ ножъ, и ножъ нешуточный. Дерроль вытащилъ его и держалъ длинное, острое лезвіе на-готовѣ, прежде, чѣмъ его противникъ могъ остановить его. Сыщикъ бросился на него, ухватилъ его за талью, прежде, чѣмъ ножъ могъ причинить ему вредъ, и между ними началась рукопашная борьба, Дерроль боролся со своимъ врагомъ такъ, какъ только могутъ бороться бѣшенство и отчаяніе.
Онъ, во дни оны, былъ знаменитымъ кулачнымъ бойцомъ. Въ эту ночь онъ чувствовалъ въ себѣ сверхъ-естественную силу, какую придаетъ напряженнымъ нервамъ умъ, находящійся на границѣ безумія. Онъ дрался какъ сумасшедшій, жавъ тигръ. Въ немъ не было ни единаго мускула, ни единаго нерва, который: бы не напрягался до крайней степени въ этой дикой борьбѣ. Въ теченіе нѣсколькихъ мгновеній Дерроль казался побѣдителемъ. Сыщикъ солгалъ, сказавъ, что помощь у него подъ рукой. Французскій полицейскій, условившійся встрѣтиться съ нимъ въ этомъ домѣ въ полночь, еще не прибылъ, а англичанинъ не имѣлъ терпѣнія дожидаться, почитая себя и свой револьверъ болѣе чѣмъ достаточными для поимки одного пьянаго старика.
Онъ не желалъ пускать въ ходъ своего револьвера. Было бы дѣломъ рискованнымъ даже ранить арестованнаго. Обязанность его была взять его живымъ и представить его цѣлымъ и невредимымъ на судъ законовъ его страны.
-- Полноте,-- успокоительно сказалъ онъ, съ трудомъ выговаривая слова, такъ-какъ едва переводилъ духъ,-- позвольте мнѣ надѣть вамъ кандалы и спокойно увести васъ. Что пользы въ этихъ глупостяхъ?
Дерроль, стиснувъ зубы, не отвѣчалъ ни единаго слова. Онъ приперъ своего противника къ дверямъ, съ мыслью, шагнувъ за порогъ, послѣднимъ сильнымъ толчкомъ сбросить противника съ крутой лѣстницы и тѣмъ причинить ему вѣрную смерть. Глаза Дерроля были устремлены на открытую дверь; налитые кровью, они метали пламя. Въ умѣ своемъ онъ рѣшилъ, что задача должна быть выполнена. Еще одно усиліе, и врагъ его перелетитъ черезъ порогъ.
Быть можетъ, сыщикъ увидалъ выраженіе торжества на этомъ свирѣпомъ лицѣ и догадался объ угрожавшей ему опасности. Какъ бы то ни было, онъ собрался съ силами и, съ внезапнымъ натискомъ, ринулся всею своею тяжестью на Дерроля, протащилъ своего врага черезъ узкую комнату и изъ всей силы толкнулъ его объ стѣну, предоставивъ ему минутную свободу съ цѣлью тѣмъ крѣпче уцѣпиться за него впослѣдствіи.
Но когда эта высокая фигура съ страшной силою ударилась объ стѣну, внезапно раздался трескъ, отъ котораго сыщикъ съ крикомъ ужаса подался назадъ. Непрочная стѣна изъ оштукатуренныхъ планокъ раздалась, гнилое дерево разсыпалось и разлетѣлось въ видѣ облака пыли, половина комнаты превратилась въ развалину, словно домъ былъ построенъ изъ картъ, и Дерроль, съ рѣзкимъ крикомъ, полетѣлъ навзничь въ пустое пространство.
Его нашли внизу на мостовой; онъ былъ такъ изувѣченъ и обезображенъ этимъ страшнымъ паденіемъ, что его едва могли узнать даже глаза, смотрѣвшіе на него нѣсколько: минутъ тому назадъ. При паденіи онъ ударился о лѣса, поддерживавшіе стѣну сосѣдняго стараго дома, и жизнь угасла въ немъ прежде, чѣмъ онъ коснулся камней мостовой. То былъ дурной конецъ дурного человѣка. Не было никого, кто бы о немъ пожалѣлъ, за исключеніемъ сыщика, потерявшаго надежду на щедрое вознагражденіе.
На другой день парижскія газеты краснорѣчиво описали катастрофу, подъ заглавіемъ: Паденіе части дома на бульварѣ Лудовика Капета. Ужасная смерть одного изъ жильцовъ.
Въ англійскихъ газетахъ позднѣйшаго времени помѣщенъ былъ отчетъ о преслѣдованіи и арестѣ Дерроля, его отчаянномъ сопротивленіи и страшномъ концѣ.
ЭПИЛОГЪ.
Мистеръ и мистриссъ Тревертонъ возвратились въ Газльгёрстскій замокъ, и друзья ихъ ликовали по поводу избавленія Джона Тревертона отъ критическаго положенія, въ которое онъ былъ поставленъ въ силу житейскихъ превратностей. То былъ тягостный предметъ разговора, и знакомые Джона и Лоры касались его сколько возможно поверхностнымъ образомъ. Эти открытія, о первомъ бракѣ Джона Тревертона, объ его цыганской жизни подъ чужимъ именемъ, его бѣдности и т. д., произвели не малое впечатлѣніе на общество, которому рѣдко приходилось имѣть болѣе интересный предметъ для разговоровъ, чѣмъ состояніе погоды или виды на урожай. Люди досыта наговорились ко времени возвращенія мистера и мистриссъ Тревертонъ, проведшихъ мѣсяцъ на водахъ въ Дорсетширѣ на пути своемъ домой, въ видахъ здоровья Лоры, и вслѣдствіе того пересуды утратили всякую свѣжесть и всякій смыслъ ко времени ихъ прибытія въ замокъ.
Одно лишь событіе нѣкоторой важности совершилось за время ихъ отсутствія. Эдуардъ Клеръ -- поэтъ, человѣкъ, проходившій жизненное поприще рука объ руку съ музой, жившій вдали отъ грубой толпы, среди собственнаго мірка -- почувствовалъ внезапное отвращеніе въ изящной праздности и нежданно-негаданно отправился на мысъ Доброй Надежды изучать разведеніе страусовъ, съ твердымъ намѣреніемъ поселиться на всю жизнь въ этой отдаленной странѣ.
-- Жизнь, полная приключеній, будетъ для меня дѣломъ подходящимъ, и я составлю себѣ состояніе,-- говорилъ онъ тѣмъ немногочисленнымъ знакомымъ, которымъ удостоивалъ объяснять свой образъ мыслей.--Семьѣ моей надоѣло смотрѣть на мою праздную жизнь. Они не вѣрятъ въ меня, какъ въ будущаго поата. Можетъ быть, они и правы. Замѣчательнѣйшіе и лучшіе поэты наживали очень мало денегъ. Одно литературное шарлатанство хорошо оплачивается. Писатель, стоящій въ уровень съ толпою, легко достигаетъ успѣха.
Итакъ, Эдуардъ Клеръ покинулъ родныя Палестины, и никто кромѣ его матери не сожалѣлъ о немъ. Викарію было слишкомъ хорошо извѣстно, что арестъ Джона Тревертона -- дѣло его сына; такое низкое предательство было грѣхомъ, котораго не могло простить его честное сердце. Онъ радовался отъѣзду Эдуарда, и въ тайнѣ молился, чтобы молодой человѣкъ научился честности и трудолюбію въ своей добровольной ссылкѣ.
Для самого изгнанника все было легче, чѣмъ видѣть человѣка, которому онъ въ своемъ безсиліи стремился причинить вредъ, счастливымъ и спокойнымъ за будущее. По сравненію съ этимъ страданіемъ, затрудненія и лишенія, могущія встрѣтиться въ жизни, на которую онъ шелъ, ничего для него не значили.
Время шло и принесло съ собою Джону Тревертону новую странную радость и глубокое сознаніе своей отвѣтственности. Въ одно благоуханное майское утро его сынъ-первенецъ взглянулъ своими невинными голубыми глазками на обновленный и радостный міръ Божій, разукрашенный всѣми красотами весны. Ребенокъ былъ съ рукъ на руки переданъ отцу добродушнымъ старымъ газльгёрстскимъ докторомъ, лечившимъ Джаспера Тревертона въ его послѣднюю болѣзнь.
-- Какъ бы гордился мой старый другъ, видя свое родовое имя упроченнымъ въ странѣ на многіе, многіе годы,-- сказалъ онъ.
-- Благодареніе Богу, все, наконецъ, устроилось намъ на благо,-- серьёзно отвѣчалъ Джонъ Тревертонъ.
Среди блеска августовской жатвы, когда верескъ цвѣлъ на поляхъ, а узенькіе ручейки высохли подъ палящими лучами солнца, Джоржъ Джерардъ пріѣхалъ въ замокъ на короткое время; по странному совпаденію случилось, что Лора пригласила Селію Клеръ погостить къ себѣ въ это же самое время. Имъ всѣмъ отлично жилось при дивной лѣтней погодѣ. Устроивались пикники и прогулки по полямъ, съ различными приключеніями и съ нѣкоторой опасностью окончательно заблудиться въ этой малонаселенной мѣстности; среди всѣхъ этихъ приключеній Джорджъ и Селія имѣли даръ быть покинутыми остальными двумя,-- или, можетъ быть, они сами удалялись, хотя постоянно утверждали, что мистеръ и мистриссъ Тревертонъ ихъ оставляютъ на произволъ судьбы.
-- Я не удивлюсь, если мы дурно кончимъ, какъ младенцы въ лѣсу,-- увѣряла Селія.-- Вообразите насъ питающимися недозрѣлыми ягодами въ теченіе недѣли, или около того, и затѣмъ покорно ложащимися на землю умирать. Я вовсе не вѣрю тому, чтобы птицы прикрыли насъ листьями. Это сказка, выдуманная для балета. Птицы для этого слишкомъ большіе эгоисты. Всякій, кто видалъ двухъ галокъ, дерущихся за крошку хлѣба, никогда не повѣритъ въ существованіе милосердыхъ птицъ, похоронившихъ младенцевъ въ лѣсу.
Блужданія по полямъ доставляли Селіи и мистеру Джерарду прекрасные случаи для бесѣдъ. Имъ приходилось пріискивать предметы для разговоровъ; и они, естественно, кончали тѣмъ, что высказывали другъ другу свои сокровенныя мысли. Случилось, самымъ естественнымъ въ мірѣ образомъ, что въ одинъ знойный полдень Селія очутилась стоящей передъ друидическимъ камнемъ, лѣниво любующейся громадными сѣрыми камнями, до половины закрытыми верескомъ, причемъ рука Джорджа Джерарда обвивала ея талью, а ея голова мирно покоилась на его плечѣ.
Онъ только-что спрашивалъ ее, согласна ли она ждать его. Вотъ и все. Онъ не спрашивалъ ее, любитъ ли она его, такъ-какъ, безъ чьей-либо помощи, рѣшилъ въ умѣ своемъ этотъ вопросъ.
-- Голубка, будешь ли ты ждать меня?-- спросилъ онъ, глядя на нее глазами, полными любви.
-- Да, Джорджъ,-- кротко отвѣчала она.-- Селія совсѣмъ переродилась, вся ея бойкость и живость исчезла.
-- Можетъ быть, долго придется ждать, милая,-- серьёзно замѣтилъ онъ;-- почти такъ же долго, какъ Рахиль ждала Іакова.
-- Ничего, лишь бы не было Ліи, которая бы стала между нами.
-- Ліи не будетъ.
Такова была ихъ помолвка, и въ туманномъ будущемъ Селіи мерещились улица Гарлея, ландо и пара прекрасныхъ сѣрыхъ лошадей.
Мистеръ и мистриссъ Тревертонъ съ особеннымъ удовольствіемъ услышали о помолвкѣ; викарій и его добродушная жена также не представили возраженій. До истеченія перваго года по обрученіи Селіи, Джону Тревертону удалось убѣдитъ стараго деревенскаго доктора удалиться отъ дѣлъ и принять щедрое вознагражденіе, за уступку своей обширной практики, обнимавшей пространство въ шестьдесятъ миль въ окружности и представлявшей обширное поле дѣятельности для энергическаго молодого человѣка. Эту практику Джонъ Тревертонъ предоставилъ Джорджу Джерарду въ видѣ подарка.
-- Не смотрите на это какъ на одолженіе,-- сказалъ онъ, видя, что докторъ считаетъ себя его должникомъ.-- Вся выгода на моей сторонѣ. Мнѣ нуженъ искусный молодой врачъ, котораго бы я зналъ и уважалъ, вмѣсто любого шарлатана, который могъ бы замѣнить нашего стараго друга. Вы поможете мнѣ во всѣхъ моихъ санитарныхъ мѣропріятіяхъ, и моя дѣтская будетъ въ безопасности въ неизбѣжный періодъ кори и скарлатины.
Селія, также какъ и Джонъ Тревертонъ съ женою, могла сказать:
"Тѣмъ или инымъ путемъ все со временемъ улаживается и приходитъ къ благополучному окончанію".
Перевод Ольги Поповой.
"Вѣстникъ Европы", NoNo 1--7, 1881