Часъ! Ударъ отдаленнаго колокола еще не успѣлъ замереть, какъ дверь у входа захлопнулась съ перекатистымъ гуломъ. Въ корридорѣ раздались шаги; дверь библіотеки сама собою отворилась настежь и Стукальщикъ -- да Стукальщикъ -- медленно вошелъ въ комнату. Человѣкъ протеръ рукою глаза,-- нѣтъ! невозможно было ошибиться,-- это было лицо Стукальщика, посаженное на туманное, едва примѣтное туловище. Мѣдный прутъ былъ перемѣщенъ изо рта въ правую руку, державшую его какъ дубину.
-- Очень холодный вечеръ,-- сказалъ человѣкъ.
-- Да,-- сказалъ домовой рѣзкимъ, металлическимъ голосомъ.
-- Должно быть, на дворѣ довольно прохладно,-- сказалъ человѣкъ, стараясь быть учтивымъ.-- Пьете ли вы -- не хотите ли выпить кипятку и вина?
-- Нѣтъ,-- сказалъ домовой.
-- Можетъ быть, для перемѣны вы хотите выпить холоднаго?-- продолжалъ человѣкъ поправляясь, вспомнивъ температуру, къ которой, вѣроятно, привыкъ домовой.
-- Время летитъ,-- сказалъ холодно домовой.-- У насъ нѣтъ времени для пустой болтовни. Пойдемъ! Онъ протянулъ свой жезлъ по направленію окна и положилъ свою руку на руку того, у кого былъ. При его прикосновеніи тѣло человѣка, казалось, сдѣлалось такое же тонкое и безтѣлесное какъ самъ домовой, и они вмѣстѣ исчезли въ окнѣ въ ночномъ мракѣ и бурѣ.
Такъ быстро они неслись, что человѣкъ, казалось, потерялъ сознаніе. Наконецъ, они вдругъ остановились.
-- Что ты видишь?-- спросилъ домовой.
-- Я вижу зубцы средневѣкового замка. Храбрые воины въ кольчугахъ переѣзжаютъ цѣпной мостъ и пальцами рукъ, одѣтыхъ въ стальныя рукавицы, посылаютъ поцѣлуи красавицамъ-дамамъ, которыя въ отвѣть машутъ имъ лилейными руками. Я вижу сраженіе, бой и турниръ. Я слышу, какъ герольды выкрикиваютъ похвалы прелестямъ хорошенькихъ женщинъ и безстыдно провозглашаютъ имена ихъ любовниковъ. Остановись. Я вижу, какъ жидовка хочетъ соскочить со стѣны башенки. Я вижу рыцарскіе подвиги, насиліе, грабежъ и рѣки крови. Я видѣлъ почти то же самое въ Астлеѣ.
-- Смотри опять.
-- Я вижу пурпурныя степи, долины, женщинъ съ видомъ мужчинъ, босоногихъ мужчинъ, подлыхъ книжныхъ червей, еще болѣе насилія, физическое превосходство и кровь. Все кровь,-- и господство физической силы.
-- А какъ ты теперь себя чувствуешь?-- спросилъ Гоблинъ.
Человѣкъ пожалъ плечами.-- Нисколько не лучше отъ того, что меня вернули назадъ и хотятъ, чтобы я сочувствовалъ временамъ варварства.
Домовой улыбнулся и стиснулъ его руку; они снова быстро полетѣли въ ночномъ мракѣ и снова остановились.
-- Что ты видишь?-- спросилъ домовой.
-- Я вижу баракъ и артельный столъ, группу пьяныхъ кельтскихъ офицеровъ, разсказывающихъ смѣшныя исторіи и дѣлающихъ вывозы на дуэль. Я вижу молодого джентльмена-ирландца, способнаго совершить чудеса храбрости. Я случайно узнаю, что высшая степень героизма, это быть корнетомъ драгунскаго полка. Я слышу много разговоровъ по-французски! Нѣтъ, благодарю васъ,-- сказалъ поспѣшно человѣкъ, останавливая движеніе руки домового:-- я бы не хотѣлъ отправляться на полуостровъ, и нисколько не ищу частнаго свиданія съ Наполеономъ.
Снова домовой полетѣлъ съ несчастнымъ человѣкомъ; слыша страшный ревъ внизу, человѣкъ рѣшилъ, что они несутся надъ океаномъ. Въ виду показался корабль, и домовой остановилъ его ходъ.-- Смотри,-- сказалъ онъ, сжимая руку своего товарища.
Человѣкъ зѣвнулъ.-- Не думаешь ли ты, Чарльсъ, что ты погубишь все это? Конечно, это все очень нравственно и поучительно, и такъ далѣе. Но не слишкомъ ли много пантомимы во всемъ этомъ? Пойдемъ теперь!
-- Смотри!-- повторилъ недовольный домовой, ущипнувъ его за руку. Человѣкъ застоналъ.
-- О конечно, я вижу корабль ея величества, Аретузу. Конечно, я отлично знаю на немъ суроваго старшаго лейтенанта, и эксцентричнаго капитана, одного очаровательнаго и нѣсколькихъ несносныхъ мичмановъ. Конечно, великолѣпно -- смотрѣть на все это и не страдать морскою болѣзнью. А вотъ молодежь хочетъ сыграть штуку съ коммиссаромъ. Ради Бога уйдемъ,-- и несчастный положительно потащилъ за собою домового. Они остановились у начала широкаго, безконечнаго луга, среди дубовой аллеи.
-- Я вижу,-- сказалъ человѣкъ машинально, не дожидаясь вопроса, точно онъ повторялъ урокъ, которому его выучилъ домовой,-- я вижу благороднаго дикаря. На него пріятно смотрѣть! Но я вижу подъ его воинственной татуировкой, подъ перьями и живописною одеждою, грязь, болѣзни и несимметричный контуръ. Я замѣчаю подъ его напыщенными рѣчами обманъ и ложь; подъ его отважностью жестокость, злонамѣренность и мстительность. Благородный дикарь -- хвастунъ. Я тоже замѣчалъ м-ру Катлину.
-- Пойдемъ,-- сказало привидѣніе.
Человѣкъ вздохнулъ и вынулъ свои часы.
-- Не можемъ ли мы остальное продѣлать въ другой разъ?
-- Мой часъ почти окончился, непочтительное созданіе, но есть еще шансъ для твоего исправленія. Пойдемъ!
Они снова полетѣли въ ночномъ мракѣ и снова остановились. Ихъ ушей коснулся звукъ прелестной, но грустной музыки.
-- Я вижу,-- сказалъ преслѣдуемый духами человѣкъ, съ нѣкоторымъ интересомъ,-- я вижу за лѣниво текущею рѣкою старую мызу, покрытую мохомъ. Я вижу роковые образы: вѣдьмъ, пуританъ, священниковъ, малолѣтнихъ дѣтей, судей, магнетизированныхъ дѣвушекъ, движущихся подъ звуки мелодіи, которая поражаетъ меня своею чистотою и прелестью. Но хотя эти фигуры несутся по спокойному и ровному теченію рѣки, онѣ очень странны и страшны: злокачественная язва видна на сердцѣ каждой изъ этихъ фигуръ. Не только у священника, но у вѣдьмы, у дѣвушки, у судьи, у пуританина у всѣхъ на сердцѣ выжжены ярко-красныя буквы. Я не могу оторвать отъ нихъ глазъ, я весь дрожу, но я чувствую, что какое-то болѣзненное чувство меня охватываетъ. Прошу... вашего извиненія.-- Домовой страшно зѣвалъ. Быть можетъ, не лучше ли намъ отправиться.
-- Еще одно и послѣднее,-- сказалъ Домовой. Они направлялись домой. На востокѣ появились красноватыя облака. Вдоль береговъ рѣки, мрачно протекавшей по пустырямъ и стоячимъ болотамъ у новенькихъ домишекъ, сидѣвшихъ въ уровень съ водою и точно молюски выползшихъ ни берегъ, чтобы немного просохнуть, вдоль темныхъ барокъ, которыя еще труднѣе было разглядѣть сквозь таинственное покрывало, медленно подымался туманъ, окутывая всю окрестность. Такъ поднималось и сглаживалось я въ сердцѣ преслѣдуемаго духами человѣка и т. д. и т. д.
Они остановились у красиваго домика, выстроеннаго изъ краснаго кирпича. Домовой, не говоря ни слова, махнулъ рукою.
-- Я вижу,-- сказалъ преслѣдуемый духами человѣкъ, хорошенькую гостиную, вижу моихъ старыхъ клубныхъ друзей, товарищей по школѣ, знакомыхъ, именно такъ какъ они жили и что дѣлали. Вижу честныхъ и несебялюбивыхъ людей, которыхъ я любилъ, и фатовъ, которыхъ ненавидѣлъ. Я вижу, какъ между нами проходятъ, иногда сливаясь съ ихъ образами, наши старые друзья Дикъ Стиль, Аддисонъ и Конгривъ. Примѣчаю, что эти господа имѣютъ привычку слишкомъ часто становиться другъ другу поперегъ дороги. Королевскій штандартъ королевы Анны, самъ по себѣ не представляющій хорошаго украшенія, немного черезчуръ выдается въ мой картинѣ. Длинныя галерея изъ чернаго дуба, старинная мебель, старинные портреты очень живописны, но наводятъ уныніе. Домъ сырой. Мнѣ гораздо пріятнѣе здѣсь на лугу, гдѣ устраиваютъ "Ярмарку Тщеславія". Вотъ колокольчикъ звонитъ, занавѣсь поднимается, принесли маріонетки для новаго представленія. Дай мнѣ поглядѣть.
Преслѣдуемый духами человѣкъ въ своемъ рвеніи торопился впередъ, но рука домового остановила его и указала ему внизъ: у ногъ своихъ, между собою и поднимавшимся занавѣсомъ онъ увидѣлъ свѣжую могилу. Въ сильномъ горѣ прильнувъ къ могилѣ, преслѣдуемый духами человѣкъ увидалъ привидѣніе прошлой ночи.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Онъ пошевелился и проснулся. Яркіе лучи солнца врывались въ комнату. День былъ свѣтлый, морозный. Онъ весело подбѣжалъ къ окну и отворилъ его. Маленькій мальчикъ привѣтствовалъ его: съ веселымъ праздникомъ. Преслѣдуемый духами человѣкъ тотчасъ же подарилъ ему билетъ англійскаго банка. "Какъ похожъ былъ этотъ мальчикъ на Тини Тима и Бобби,-- Боже мой, что за геній у этого Диккенса!
Стукъ въ дверь и вошелъ Бутсъ.
-- Ваше жалованье вамъ удваивается. Читали вы Давида Копперфильда?
-- Да, сударь.
-- Ваше жалованье увеличивается въ четыре раза. Что вы думаете объ "Old Curiosity Shop?"
Вошедшій человѣкъ тотчасъ же залился слезами и затѣмъ началъ страшно смѣяться.
-- Довольно! Вотъ вамъ пять тысячъ фунтовъ. Откройте пивную и назовите ее "Нашъ общій другъ". Ура! я такъ счастливъ! И онъ началъ плясать по комнатѣ.
При яркихъ лучахъ солнца, наполнявшихъ комнату, и весь сіяющій счастьемъ отъ содѣяннаго имъ добраго дѣла, человѣкъ тотъ уже болѣе не имѣлъ видѣній, развѣ только видѣлъ онъ во снѣ то, что снится въ прекрасныхъ дѣтскихъ снахъ, онъ сѣлъ опять въ свое кресло и дочиталъ "Нашего общаго друга".
Е. А.
"Вѣстникъ Европы", No 4, 1883