Нельзя было долѣе сомнѣваться, что лонстарскій пріискъ нечто иное какъ пуфъ. И не то, чтобы онъ былъ истощенъ и расхищенъ... нѣтъ, онъ просто-на-просто былъ пуфомъ. Въ продолженіе двухъ лѣтъ его восторженные владѣльцы прошли черезъ всѣ стадіи пріисковой горячки. Они печатали широковещательныя объявленія и производили развѣдки, промывали песокъ и сомнѣвались. Они занимали деньги направо и налѣво съ беззастѣнчивой откровенностью; кредитовалась съ самоотверженнымъ отрицаніемъ всякой отвѣтственности, и переносили разочарованіе своихъ кредиторовъ съ безмятежной покорностью, которая возможна только тогда, когда человѣкъ несомнѣнно разсчитываетъ на будущія блага. Но какъ бы то ни было, а, помимо всего прочаго, неудовольствія, возникшія со стороны торговцевъ и выразившіяся отказомъ во всякомъ дальнѣйшемъ кредитѣ поколебали, наконецъ, кроткій стоицизмъ самихъ владѣльцевъ. Юношескій энтузіазмъ, съ какимъ было начато это дѣло, съ какимъ производился этотъ безполезнѣйшій опытъ, истощился, оставивъ по себѣ одни только прозаическіе, скучные слѣды въ видѣ недоконченныхъ колодцевъ, безполезныхъ шахтъ, покинутыхъ орудій труда, безцѣльно взбудораженной почвы на лонсгарскомъ пріискѣ и пустыхъ мѣшковъ изъ-подъ муки и пустыхъ банокъ изъ-подъ свинины въ лонстарской избѣ.
Они переносили свою бѣдность -- если только можно такъ назвать отреченіе отъ всякихъ излишествъ въ пищѣ, одеждѣ и комфортѣ жизни, въ связи съ вышеупомянутыми прорухами -- съ непритворной ясностью духа. Мало того, такъ какъ они отдѣлились отъ своихъ собратій рудокоповъ Редъ-Гоха и вступили во владѣніе небольшой долины въ пять миль окружностью, то неуспѣхъ ихъ предпріятій получилъ въ ихъ глазахъ смутное значеніе упадка и погибели крупнаго общаго дѣла, и въ этомъ смыслѣ освобождалъ ихъ отъ личной отвѣтственности. Для нихъ легче было допустить, что лонстарскій пріискъ оказался пуфомъ, нежели сознаться въ собственномъ банкротствѣ. Кромѣ того, они все еще сохраняли за собой священное право критиковать правительство и быть очень высокаго мнѣнія о своей собственной коллективной мудрости. Каждый изъ нихъ съ чувствомъ благодарности къ провидѣнію сваливалъ на своихъ компаньоновъ отвѣтственность за судьбу предпріятія.
Декабря 24, 1863, теплый дождь поливалъ вдоль и поперекъ лонстарскій пріискъ. Дождь шелъ уже нѣсколько дней и уже успѣлъ сообщить весенній оттѣнокъ суровому пейзажу, исправить нѣжными штрихами опустошенія, произведенныя владѣльцами, и сострадательно замазать ихъ промахи. Ямы въ оврагахъ и ложбинахъ утратили свои рѣзкія очертанія и зеленый покровъ одѣлъ вирытые и перекопанные бока холмовъ. Еще нѣсколько недѣль, и покрывало забвенія набросится на жалкую неудачу лонстарскаго пріиска. Что касается самихъ заинтересованныхъ въ этомъ дѣлѣ лицъ, то, прислушиваясь къ каплямъ дождя, ударявшимъ въ крышу ихъ избушки, они философски поглядывали въ открытую дверь и, кажется, усматривали въ ней нравственное освобожденіе отъ своихъ обязательствъ. Четверо изъ компаньоновъ было на лицо: "Правая" и "Лѣвая" Сторона, "Союзная Мельница" и "Судья".
Врядъ ли нужно объяснять, что ни одно изъ этихъ прозвищъ не было настоящимъ именемъ его владѣльца. Правая и Лѣвая Сторона были братья и назывались такъ въ силу положенія, занимаемаго ими въ лагерѣ. То обстоятельство, что "Союзная Мельница" наложилъ какъ-то на свои разорванные штаны заплатку отъ стараго мучного мѣшка, а на ней какъ разъ стояло это фабричное клеймо, было слишкомъ соблазнительнымъ поводомъ для новой клички, и товарищи не могли не воспользоваться имъ. "Судья", необыкновенно пристрастный уроженецъ штата Миссури, не имѣвшій ни малѣйшаго понятія о законѣ, назывался такъ изъ ироніи.
Союзная Мельница, нѣкоторое время мирно сидѣвшій нп порогѣ избушки, выставивъ одну ногу подъ дождь отъ одной только лѣни подвинуться, нашелъ наконецъ нужнымъ спасти отъ дождя свою ногу и всталъ съ мѣста. Этимъ движеніемъ онъ болѣе или менѣе обезпокоилъ всѣхъ другихъ компаньоновъ, что было встрѣчено съ циническимъ неодобреніемъ. Замѣчательно, что несмотря на цвѣтущій юношескій видъ и очевидное физическое здоровье, всѣ они какъ одинъ человѣкъ прикидывались дряхлыми и больными стариками и, привставъ на минуту, снова улеглись и усѣлись въ прежнихъ усталыхъ позахъ. Лѣвая Сторона лѣниво поправилъ бандажъ, который онъ уже нѣсколько недѣль носилъ вокругъ щиколки безъ всякой видимой необходимости, а Судья съ нѣжной заботливостью осмотрѣть едва замѣтный рубецъ отъ небольшой царапины на рукѣ. Пассивная ипохондрія, результатъ ихъ изолированнаго положенія, сообщала послѣднему особый патетическій оттѣнокъ.
Ближайшая причина всего этого волненія нашелъ нужнымъ извиниться.
-- Вы могли бы прекрасно продержать снаружи свою глупую ногу, вмѣсто того, чтобы врываться такимъ нахальнымъ образомъ въ частную жизнь,-- отпарировалъ Правая Сторона. Отъ такихъ утомительныхъ трудовъ боченокъ изъ-подъ свиньи не пополнится мясомъ. Торговецъ бакалеей въ Дольгонѣ... что бишь онъ сказалъ?-- лѣниво обратился онъ къ Судьѣ.
-- Сказалъ, что считаетъ лонстарскій пріискъ пуфомъ и не желаетъ больше тратить на него свои денежки... благодарствуйте!-- повторилъ Судья слова бакалейщика, механически и съ полнымъ отсутствіемъ всякаго личнаго къ нимъ интереса.
-- Мнѣ этотъ человѣкъ сталъ подозрителенъ послѣ того, какъ Гримшо повелъ съ нимъ дѣло,-- проговорилъ Лѣвая Сторона.-- Они такъ низки, что могутъ соединиться противъ насъ.
"Idée fixe" лонстарскихъ компаньоновъ было то, что всѣ ихъ преслѣдуютъ изъ личной непріязни.
-- Весьма вѣроятно, что новые пришельцы уплатили ему деньгами за товаръ и онъ отъ этого возгордился,-- вмѣшала Союзная Мельница, пытаясь обсушить ногу поперемѣнно то хлопая по ней, то потирая ее объ стѣну.
-- Стоитъ только неостеречься и всѣ сейчасъ пойдутъ противъ васъ.
Это неопредѣленное замѣчаніе встрѣчено было мертвымъ молчаніемъ, всѣ присутствующіе спеціально заинтересовались оригинальнымъ способомъ оратора обсушить свою ногу. Нѣкоторые критиковали его, но никто не предлагалъ помочь.
-- Кто говоритъ, что бакалейщикъ это сказалъ?-- спросилъ Правая Сторона, возвращаясь къ прежнему сюжету.
-- Старикъ,-- отвѣчалъ Судья.
-- Ну, разумѣется,-- саркастически промолвилъ Правая Сторона.
-- Ну, разумѣется,-- откликнулись какъ эхо остальные компаньоны.-- Это на него похоже. Весь старикъ въ этихъ словахъ!
Изъ этого никакъ нельзя было понять, что за человѣкъ старикъ и почему эти слова его характеризуютъ, но очевидно было, что онъ одинъ виноватъ въ измѣнѣ бакалейщика. Союзная Мельница высказалъ это опредѣленнѣе:
-- Вотъ что вышло отъ того, что мы его къ нему послали. Онъ способенъ подорвать кредитъ Ротшильда.
-- Вѣрно!-- подтвердилъ Судья.-- И какъ онъ себя ведетъ, замѣтьте. На прошлой недѣлѣ онъ цѣлыхъ двѣ ночи напролетъ прошлялся неизвѣстно гдѣ и зачѣмъ.
-- Довольно того,-- вмѣшался Лѣвая Сторона,-- что онъ, помните, предложилъ намъ, бѣлымъ людямъ, наняться за жалованье въ рудокопы, точно какимъ-нибудь китайцамъ. Это показываетъ, какого онъ мнѣнія о лонстарскомъ пріискѣ.
-- Ну вотъ, до сихъ поръ я молчалъ,-- прибавилъ Союзная Мельница,-- но когда одинъ изъ Матгисоновскихъ молодцовъ явился сюда, чтобы осмотрѣть пріискъ, съ мыслью купить его, старикъ отговорилъ его отъ этого. Онъ почти сознался ему, что много труда придется положить, прежде нежели получится хоть какая-нибудь прибыль. Онъ даже не пригласилъ его сюда къ намъ на общій совѣтъ, а заграбасталъ его, такъ сказать, въ свои руки. Мудренаго нѣтъ, что Маттисонъ отступился.
Послѣдовало молчаніе, прерываемое только стукомъ дождя о кровлю и случайными брызгами, врывавшимися черезъ трубу камина, производя трескъ и вспышки въ догорающихъ головешкахъ. Правая Сторона съ внезапнымъ приливомъ энергіи придвинулъ къ себѣ пустой боченокъ и, вынувъ изъ кармана колоду истрепанныхъ картъ, принялся раскладывать пасьянсъ. Другіе уставились на него съ вялымъ любопытствомъ.
-- Загадалъ что-нибудь?-- спросилъ Мельница.
Правая Сторона утвердительно кивнулъ головой.
Судья и Лѣвая Сторона, возлежавшіе на лавкахъ, чуть-чуть приподнялись, чтобы лучше слѣдить за пасьянсомъ. Союзная Мельница медленно отдѣлился отъ стѣны и наклонился надъ раскладывавшимъ пасьянсъ. Правая Сторона бросилъ послѣднюю карту среди напряженнаго ожиданія и смѣшалъ колоду съ многозначительнымъ видомъ.
-- Вышло!-- проговорилъ Судья тономъ набожнаго благоговѣнія.-- Что ты загадалъ?-- почти шопотомъ спросилъ онъ.
-- Слѣдуетъ ли намъ поступить, какъ было говорено, и навострить отсюда лыжи. Пятый разъ выходитъ, -- продолжалъ Правая Сторона тономъ мрачнаго предостереженія.-- И при неблагопріятныхъ картахъ, замѣтьте.
-- Я не суевѣренъ, -- объявилъ Судья, выражая каждой чертой своего лица испугъ и хвастовство, -- но это значило бы идти противъ Бога, еслибы не обращать вниманіе на такіе признаки.
-- Загадай еще, долженъ ли идти съ нами и старикъ,-- предложилъ Лѣвая Сторона.
Предложеніе было встрѣчено съ одобреніемъ, и трое мужчинъ съ волненіемъ столпились вокругъ раскидывавшаго пасьянсъ. Снова зловѣщія карты были рѣшительно раскинуты по столу и сложились въ извѣстныхъ таинственныхъ комбинаціяхъ съ тѣмъ же роковымъ результатомъ. И всѣ какъ будто вздохнули свободнѣе, точно съ нихъ сняли тяжелое бремя отвѣтственности, а Судья съ покорнымъ сознаніемъ своей правоты принялъ, очевидно, проявленіе воли Провидѣнія.
-- Да, джентльмены,-- продолжалъ Лѣвая Сторона спокойно, точно сообщалъ какое-нибудь судебное рѣшеніе,-- мы не должны руководиться разными сантиментальностями, но должны дѣйствовать, какъ прилично дѣловымъ людямъ. Единственнымъ разумнымъ дѣломъ будетъ встать и уйти изъ лагеря.
-- А Старикъ?-- спросилъ Судья.
-- Старикъ? да вотъ и онъ самъ.
Въ двери появилась чья-то стройная тѣнь. То былъ отсутствующій компаньонъ, извѣстный подъ названіемъ "Старика". Нужно ли объяснять, что это былъ молодой, девятнадцатилѣтній мальчикъ, съ едва пробивающимся пушкомъ на верхней губѣ!
-- Перекрестокъ совсѣмъ залило водой и мнѣ пришлось перебираться черезъ него вплавь,-- сказалъ онъ съ веселымъ, открытымъ смѣхомъ,-- но тѣмъ не менѣе, ребята, черезъ часъ съ небольшимъ погода прояснится, готовъ объ накладъ побиться. Надъ Лысой горой расходятся тучи и на снѣгѣ Лонстарскаго Пика уже виднѣется солнечное пятнышко. Вонъ, поглядите! даже отсюда видно. Для всего свѣта это точно голубка, выпущенная изъ Ноева ковчега. Хорошій признакъ.
Въ силу привычки всѣ присутствующіе мгновенно повеселѣли при появленіи старика. Но безстыдное проявленіе унизительнаго суевѣрія, выразившееся въ послѣднихъ его словахъ, снова пробудило въ нихъ недовольство. Они многозначительно переглянулись между собой. Союзная Мельница пробормоталъ:
-- У него всегда такіе признаки.
Слишкомъ занятый своими мыслями, чтобы замѣтить такой зловѣщій пріемъ, Старикъ продолжалъ:
-- Мнѣ обѣщанъ кредитъ у новаго бакалейщика въ Кроссингѣ. Онъ говоритъ, что отпуститъ въ долгъ Судьѣ пару сапогъ, но не можетъ прислать ихъ сюда и принимая во вниманіе, что Судьѣ необходимо такъ или иначе ихъ примѣрить, считаетъ, что для него не будетъ слишкомъ обременительно придти за ними самому. Онъ говоритъ также, что отпуститъ намъ бочку свинины и мѣшокъ муки, если мы уступимъ ему право пользованія нашимъ карріеромъ и расчистимъ нижній конецъ его.
-- Это работа приличная для китайца и займетъ добрыхъ четверо сутокъ,-- разразился Лѣвая Сторона.
-- Бѣлому человѣку не понадобилось болѣе двухъ часовъ, чтобы расчистить треть этого мѣста,-- возразилъ съ тріумфомъ Старикъ,-- я самъ сдѣлалъ это лопатой, которою онъ ссудилъ меня въ долгъ, и произвелъ эту работу сегодня утромъ, и сказалъ ему, что остальное додѣлаете вы, братцы, сегодня послѣ обѣда.
Легкій жестъ Правой Стороны удержалъ гнѣвное восклицаніе Лѣвой. Старикъ не замѣтилъ ни того, ни другого, но нахмуривъ свой юный, гладкій лобъ съ привычнымъ отеческимъ видомъ, продолжалъ:
-- Ты получишь пару новыхъ штановъ, Мельница, но такъ какъ у него нѣтъ готоваго платья, то мы возьмемъ сукна и скроимъ изъ него тебѣ пару. Я промѣнялъ въ другой давкѣ бобы, которые онъ мнѣ далъ, на табакъ для Правой стороны, и заставилъ ихъ дать въ придачу новую холоду картъ. Прежняя совсѣмъ уже истрепалась. Затѣмъ намъ нуженъ хворостъ для топлива; вонъ тамъ въ ложбинѣ цѣлая куча его. Кто за нимъ сходитъ? Сегодня, кажется, очередь Судьи? Но что такое со всѣми вами приключилось?
Смущеніе и сдержанность его товарищей были наконецъ имъ замѣчены. Онъ обвелъ ихъ открытымъ взглядомъ своихъ молодыхъ очей; а они безпомощно поглядывали другъ на друга. И со всѣмъ тѣмъ первая его мысль была о нихъ, первымъ его движеніемъ была отеческая и покровительственная заботливость о товарищахъ. Онъ внимательно оглядывалъ ихъ съ головы до ногъ: всѣ они были на лицо и очевидно въ обычномъ своея видѣ.
-- Что-нибудь неладно на пріискѣ?-- спросилъ онъ.
Не глядя на него, Правая Сторона всталъ, прислонялся и открытой двери и, заложивъ руки за спину, сказалъ какъ бы всматриваясь въ даль:
-- Пріискъ оказался пуфомъ, наша ассоціація тоже пуфъ и чѣмъ скорѣе мы разойдемся, тѣмъ лучше. Если вы,-- обратился онъ къ Старику,-- желаете оставаться, если вы желаете дѣлать работу китайца за жалованье китайца, если вы желаете пользоваться милостыней отъ торговцевъ въ Кроссингѣ, то оставайтесь здѣсь одинъ и радуйтесь сколько вамъ угодно надеждамъ, подаваемымъ Ноевой голубкой. Мы же разсчитываемъ удалиться отсюда.
-- Но я вовсе не говорилъ, что хочу быть одинъ.-- протестовалъ Старикъ съ жестомъ удивленія.
-- Если таковы ваши идеи объ ассоціаціи,-- продолжалъ Правая Сторона,-- то наши не таковы и мы можемъ доказать за только положивъ конецъ здѣшнему безправію. Мы желаемъ разрушить ассоціацію и поискать счастія для себя въ другомъ мѣстѣ. Вы больше за насъ не отвѣтственны, а мы за васъ. Мы считаемъ правильнымъ предоставить въ ваше распоряженіе пріискъ и избу, со всѣмъ, что въ ней имѣется. Чтобы не вышло какихъ затрудненій съ торговцами, мы оставляемъ вотъ этотъ документъ...
-- И пятьдесятъ тысячъ долларовъ съ брата, въ подарокъ моимъ дѣтямъ,-- перебилъ Старикъ съ дѣланнымъ смѣхомъ.-- Прекрасно. Но...-- тутъ онъ вдругъ умолкъ, краска сбѣжала съ его лица и онъ снова обвелъ быстрымъ взглядомъ всю группу.
-- Мнѣ кажется... я не совсѣмъ хорошо васъ понялъ, братцы,-- прибавилъ онъ слегка дрожащимъ голосомъ и тубами.-- Если это загадка, помогите разгадать ее.
Всякія сомнѣнія, какія еще могли у него оставаться, были разсѣяны Судьей.
-- Это самое выгодное дѣло для тебя, Старикъ,-- конфиденціально проговорилъ онъ,-- если бы я не обѣщалъ товарищамъ идти съ ними и еслибы мнѣ не нужно было посовѣтоваться съ докторомъ въ Сакраменто на счетъ своихъ легкихъ, то я съ радостью остался бы съ тобой.
-- У тебя теперь развязаны руки, Старикъ, и подумай только какъ лестно для такого молодого малаго, какъ ты, предпринять дѣло на свой собственный капиталъ, который имѣется не у всякаго калифорнскаго молодца,-- замѣтилъ покровительственно Союзная Мельница.
-- Конечно, намъ не совсѣмъ-то выгодно отказаться отъ всего нашего имущества въ твою пользу, но мы хотимъ тебѣ добра и, какъ видишь, ничего для тебя не пожалѣли, не такъ-ли, братцы?-- произнесъ Лѣвая Сторона.
Лицо Старика снова покраснѣло и сильнѣе обыкновеннаго. Онъ поднялъ шляпу, которую было сбросилъ, старательно надѣлъ ее на свои темные кудри и засунулъ руки въ карманы.
-- Прекрасно,-- сказалъ онъ слегка измѣнившимся голосомъ.-- Когда вы уходите?
-- Сегодня,-- отвѣчалъ Лѣвая Сторона.-- Мы разсчитывали на лунную ночь и хотимъ захватить почтовую карету, которая приходитъ около полуночи. Какъ видишь, времени у насъ еще много,-- прибавилъ онъ съ легкимъ смѣхомъ:-- теперь всего еще три часа.
Наступила мертвая тишина. Даже дождь пересталъ барабанить въ крышу. Впервые Лѣвая Сторона проявилъ нѣкоторое смущеніе.
-- Погода насъ точно дразнитъ,-- сказалъ онъ, высовываясь изъ двери и какъ бы съ глубокимъ вниманіемъ осматривая небо:-- обойдемте-ка, братцы, пріискъ, чтобы видѣть, не позабыли ли мы чего-нибудь. Мы, конечно, вернемся сюда,-- прибавилъ онъ поспѣшно, не глядя на Старика,-- прежде нежели совсѣмъ уйти.
Всѣ остальные принялись искать шляпы, но такъ разсѣянно и невнимательно, что не съ разу замѣтили, что шляпа Судьи уже у него на головѣ. Это возбудило смѣхъ, равно какъ и неуклюжая походка Союзной Мельницы, который споткнулся о боченокъ изъ-подъ свинины и, чтобы скрыть свое смущеніе, поплелся за Правой Стороной, преувеличенно хромая. Судья сталъ что-то насвистывать. Лѣвая Сторона, желая покуражиться передъ уходомъ, остановился на порогѣ и сказалъ какъ бы конфиденціально своимъ товарищамъ:
-- Чортъ меня побери, если Старикъ не выросъ на два вершка съ тѣхъ поръ, какъ сталъ собственникомъ,-- покровительственно засмѣялся и исчезъ.
Если новый собственникъ и выросъ, то не перемѣнилъ своей позы. Онъ оставался неподвижнымъ до тѣхъ поръ, пока послѣдняя фигура не скрылась за рощей, скрывавшей большую дорогу. Послѣ того онъ медленно подошелъ къ камину и затопталъ ногой тлѣющіе уголья. Что-то капнуло въ горячую золу и затрещало. Очевидно дождь еще не пересталъ!
Краска снова сбѣгала съ его лица и остались только два красныхъ пятнышка на скулахъ, отъ чего глаза казались блестящѣе. Онъ оглядѣлъ избу. Она была какъ и всегда и вмѣстѣ съ тѣмъ въ ней было что-то необычное. Быть можетъ, она даже и казалась необычной отъ того, что все еще въ ней оставалось попрежнему, а потому не гармонировало съ новой атмосферой, воцарившейся въ ней, не гармонировало съ отголосками ихъ послѣдняго свиданія и непріятно подчеркивало происшедшую перемѣну. Въ ней все еще стояли четыре кровати его товарищей и каждая еще носила отпечатокъ личности своего бывшаго владѣльца съ безмолвнымъ постоянствомъ, отъ котораго ихъ измѣна казалась еще ужаснѣе. Въ потухшей золѣ изъ трубки Судьи, разсыпанной на его изголовья, все еще какъ бы хранился ея прежній огонь. Изсѣченные и изрѣзанные углы кровати Лѣвой Стороны гласили о протекшихъ въ сладкой лѣни дняхъ; а дырки, пробитыя пулями вокругъ вѣнца одного изъ стропилъ, повѣствовали объ искусствѣ и любимомъ времяпрепровожденіи Правой Стороны. Гравюры, съ изображеніемъ женскихъ головъ, висѣвшія надъ каждой кроватью, напоминали объ ихъ прошедшихъ привязанностяхъ и всѣ служили нѣмымъ протестомъ противъ происшедшей перемѣны.
Онъ припомнилъ, какъ, оставшись сиротой, безъ отца и матери, и еще не выйдя изъ отроческихъ лѣтъ, онъ присоединился къ ихъ бродяжнической, кочующей жизни и сталъ однимъ изъ членовъ этой цыганской семьи; какъ въ его дѣтской фантазіи она стала на мѣсто родныхъ и близкихъ; какъ затѣмъ изъ ихъ баловня и "protégé", онъ постепенно и безсознательно выросъ въ человѣка, и принялъ на свои юношескія плечи все бремя и всю отвѣтственность этой жизни, которая сначала поразила его только своей поэтической стороной. Онъ искренно и всей душой увѣровалъ, что онъ -- неофитъ въ ихъ прелестномъ и лѣнивомъ вѣроисповѣданіи и они поощряли его въ этихъ мысляхъ; а теперь ихъ отреченіе отъ этой религіи могло послужить только извиненіемъ и для его отреченія. Но онъ слишкомъ сжился съ поэзіей, которая цѣлыхъ два года окутывала для него матеріальныя и даже подчасъ низкія подробности ихъ существованія, чтобы легко разстаться съ ней. Урокъ, данный этими нечаянными моралистами, пропалъ даромъ, какъ всѣ подобные уроки. Ихъ суровость раздражаетъ, а не покоряетъ. Негодованіе, возбужденное чувствомъ обиды, горѣло на его щекахъ и въ глазахъ. Отъ того, что оно въ немъ пробудилось не сразу и онъ былъ сначала какъ бы парализированъ стыдомъ и гордостью -- теперь оно забушевало только сильнѣе.
Я надѣюсь, что не поврежу моему герою во мнѣніи читателей, если, по обязанности хроникера, отмѣчу, что второй твердой мыслью этого кроткаго поэта было сжечь избу со всѣмъ, что въ ней находилось. Это смѣнилось не менѣе кроткимъ желаніемъ дождаться возвращенія партіи, вызвать на дуэль Правую Сторону, на смертную дуэль, и, быть можетъ, стать ея жертвой, и поразить противника словами, сказанными "in extremis": "кажется, что намъ двоимъ тѣсно на свѣтѣ; какъ бы то ни было, теперь дѣло улажено. Прощайте!"
Но смутно припоминая, что нѣчто въ этомъ родѣ было въ послѣднемъ прочитанномъ ими вмѣстѣ романѣ, и опасаясь, что его противникъ узнаетъ эту цитату, или, хуже того, самъ къ ней прибѣгнетъ, онъ отбросилъ и эту идею. Кромѣ того, случай для апоѳеоза самопожертвованія уже былъ упущенъ. Теперь оставалось только отказаться отъ пріиска и избы, которыми его хотѣли подкупить, и письмомъ конечно, такъ какъ ему не слѣдуетъ дожидаться ихъ возвращенія. Онъ оторвалъ листокъ отъ грязнаго дневника, давно заброшеннаго, и попробовалъ писать. Листокъ за листкомъ разрывался, пока его бѣшенство не улеглось. Но слова: "М-ръ Джонъ Фордъ проситъ своихъ компаньоновъ извинить его за отказъ принять отъ нихъ въ подарокъ домъ съ мебелью",-- показались ему слишкомъ неподходящими въ боченку изъ-подъ свинины, на которомъ онъ написалъ ихъ. Болѣе краснорѣчиво выраженный отказъ отъ ихъ подарка показался нелѣпымъ и глупымъ, благодаря каррикатурѣ, нарисованной Союзной Мельницей какъ разъ на оборотѣ того листа, на которомъ онъ писалъ, а спокойное изложеніе мыслей и чувствъ, оказалось немыслимымъ при взглядѣ на припѣвъ народной пѣсенки, подписанной подъ каррикатурой и гласившей:-- О! развѣ ты не радъ, что выбрался изъ пустыни.-- Зачеркнуть эти слова нельзя было, а они казались ироническимъ посткриптумомъ въ его настоящему объясненію. Онъ отбросилъ перо и швырнулъ въ потухшую золу очага листокъ, напоминавшій о прошлыхъ шалостяхъ.
Какъ все было спокойно вокругъ! Вмѣстѣ съ дождемъ прекратился и вѣтеръ и въ открытую дверь не доносилось ни малѣйшаго дуновенія вѣтерка. Онъ вышелъ на порогъ и сталъ глядѣть въ пространство. Въ то время, какъ онъ такъ стоялъ, до него донесся какой-то отдаленный и едва слышный гулъ, быть можетъ, отголосокъ взрыва въ дальнихъ горахъ, послѣ котораго окружающая тишина стала ощутительнѣе и тоскливѣе. Когда онъ вернулся въ ивбу, въ ней какъ будто произошла какая-то перемѣна. Она показалась ему ветхой и полуразрушившейся. Какъ будто цѣлые годы одиночества и тоски пронеслись надъ ней. Отъ ея стѣнъ и стропилъ вѣяло сыростью могилы. Его расходившейся фантазіи представилось, что та немногая утварь и кое какое платье, какія въ ней еще оставались, распадаются въ прахъ. Хламъ, наваленный на одной изъ постелей, принялъ въ его глазахъ безобразное сходство съ высохшей муміей. Такою могла показаться избушка какому-нибудь захожему человѣку, по прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ! Но его и теперь охватилъ страхъ одиночества въ этой пустынѣ, страхъ грядущаго ряда дней, когда монотонные лучи солнца будутъ озарять эти голыя стѣны, а долгіе, долгіе дни съ вѣчно голубымъ и безоблачнымъ небомъ, раскинутымъ надъ головой, лѣтніе, скучные, томительные дни будутъ неизмѣнно чередоваться одинъ за другимъ. Онъ поспѣшно собралъ немногія вещи, принадлежавшія лично ему, а не артели, случайно или отъ того, что послѣдней онѣ не были нужны, а потому и были предоставлены въ его полное распоряженіе. О минуту онъ колебался: брать ли ему свое ружье; но щекотливое чувство оскорбленной гордости заставило его отвернуться и оставить стараго друга, который такъ часто во время безденежья доставлялъ обѣдъ или завтракъ маленькой компаніи. Истина обязываетъ меня сказать, что экипировка его была не сложна и особенно практична. Скудный багажъ былъ слишкомъ легокъ даже для его юныхъ плечъ, но мнѣ кажется, что онъ гораздо болѣе заботился о томъ, чтобы уйти отъ прошлаго, нежели обеспечить будущее.
Съ этимъ неопредѣленнымъ и единственнымъ намѣреніемъ вышелъ онъ изъ избы и почти машинально направился на перекрестокъ, черезъ который проходилъ сегодня поутру. Онъ зналъ, что въ этомъ мѣстѣ не рискуетъ встрѣтиться съ товарищами. Дорога тамъ неровная и трудная и кромѣ хорошаго моціона, въ которомъ онъ нуждался, чтобы унять свое волненіе, онъ успѣетъ обдумать свое положеніе. Онъ рѣшилъ, что оставитъ пріискъ, но когда -- самъ еще не зналъ. Онъ дошелъ до перекрестка, на которомъ стоялъ два часа тому назадъ; ему бы казалось теперь, что съ тѣхъ поръ прошло два года. Онъ съ любопытствомъ поглядѣлъ на свое изображеніе, отражавшееся въ одной изъ большихъ лужъ, стоявшихъ на перекресткѣ и ему показалось, что онъ постарѣлъ. Онъ остановился и сталъ слѣдить за пѣнистыми волнами безпокойной рѣчки, спѣшившей впередъ, чтобы потеряться въ желтыхъ водахъ Сакраменто. Не смотря на свою озабоченность, онъ все-таки былъ пораженъ сходствомъ между собой и своими товарищами и этой рѣченкой, выступившей изъ своихъ мирныхъ береговъ.
Странный гулъ, который онъ слышалъ передъ тѣмъ, явственнѣе доносился до него на открытомъ воздухѣ. Два-три облака, лѣниво плывшія на западъ, отправлялись вмѣстѣ съ солнцемъ на покой. Вдоль всего горизонта сверкала золотистая полоса воды, омывавшей холодныя снѣжныя вершины и какъ бы силившейся потопить восходящій мѣсяцъ. Но по какой-то особенности въ условіяхъ атмосферы, Лонстарская гора всего ярче горѣла въ лучахъ великолѣпнаго солнечнаго заката. Этотъ изолированный пикъ -- межевая граница ихъ пріиска, угрюмый свидѣтель ихъ безумія, преображенный въ вечернемъ сіяніи, ярко свѣтился, долго спустя послѣ того какъ все небо кругомъ уже потухло, и когда, наконецъ, медленно взошедшая луна задула солнечные огни въ извилистыхъ долинахъ и равнинахъ, и посеребрила лѣсистые бока оврага,-- на Лонстарской горѣ солнце какъ бы забыло свою корону.
Глаза молодого человѣка были устремлены на гору не ради одной только ея живописности. Она была любимой почвой его изслѣдованій; ея наиболѣе покатая сторона была изрыта въ былые дни восторженныхъ надеждъ гидравлической машиной и пробита шахтами. Ея центральное положеніе въ пріискѣ и высота позволяли видѣть всю окрестность, и это-то обстоятельство занимало его. въ настоящую минуту. Онъ зналъ, что съ ея вершины ему можно будетъ увидѣть фигуры своихъ товарищей, когда они будутъ переходить черезъ долину при лунномъ освѣщеніи. Такимъ образомъ онъ могъ избѣжать встрѣчи съ ними и вмѣстѣ съ тѣмъ взглянуть на нихъ въ послѣдній разъ. Какъ ни былъ онъ сердитъ на нихъ, а ему хотѣлось этого.
Подъемъ на гору былъ труденъ, но привыченъ. Вдоль всего пути его провожали воспоминанія былого и какъ будто заглушали своимъ ароматомъ запахъ пряныхъ листьевъ и травъ, смоченныхъ дождемъ и раздавливаемыхъ его ногами. Вотъ рощица, гдѣ они часто завтракали въ полдень; вотъ скала, возлѣ ихъ дѣвственной шахты, гдѣ они весело пировали въ дѣтской надеждѣ на успѣхъ, а вотъ и первый флагъ, для котораго великодушно пожертвовали красной рубашкой, и водрузили его на высотѣ, чтобы имъ можно было любоваться снизу. Когда онъ достигъ наконецъ вершины, таинственный гулъ все еще стоялъ въ воздухѣ, словно выражалъ симпатію или поощреніе его экспедиціи. На западѣ долина была еще освѣщена закатомъ, но онъ не увидѣть движущихся фигуръ. Онъ повернулся въ сторону луны и медленно пошелъ къ восточной окраинѣ горы. Но вдругъ онъ остановился. Еще шагъ и онъ погибъ бы! Онъ очутился внезапно на краю пропасти. На восточной сторонѣ горы произошелъ обвалъ и худыя ребра и обнаженныя кости Лонстарской горы обозначались явственно при лунномъ свѣтѣ. Онъ понялъ теперь, что означалъ странный гулъ, слышанный имъ!
Хотя онъ при первомъ же взглядѣ удостовѣрился, что обвалъ произошелъ на мало посѣщаемой сторонѣ горы, надъ неприступной балкой, а размышленія говорили ему, что товарищи не могли дойти до того мѣста, гдѣ онъ произошелъ, однако какое-то лихорадочное побужденіе заставило его спуститься на нѣсколько шаговъ по пути обвала. Частые выпуклости и уступы сдѣлали это сравнительно легкимъ. Онъ сталъ громко кликать ихъ. Но слабое эхо его собственнаго голоса одно отвѣтило ему и показалось глупой и дерзкой попыткой нарушить торжественную и многозначительную тишину, царившую кругомъ. Онъ опять сталъ взбираться вверхъ по горѣ. Истресканный бокъ ея лежалъ передъ нимъ, ярко освѣщенный луной. Его расходившейся фантазіи представилось, что изъ скалистыхъ трещинъ сверкаютъ десятки яркихъ звѣздочекъ. Охвативъ рукой уступъ надъ своей головой, онъ искалъ точки опоры въ томъ, что ему казалось твердой скалой. Скала слегка подалась. Когда онъ добрался до ея уровня, сердце въ немъ упало. Это былъ просто-на-просто обломокъ, лежавшій на краю ската и державшійся только собственной тяжестью. Онъ ощупалъ его дрожащими пальцами; приставшая земля обвалилась съ его боковъ и гладкая поверхность засверкала при лунномъ свѣтѣ.
То былъ самородокъ золота! Припоминая впослѣдствіи этотъ моментъ, онъ ясно помнилъ, что не былъ ни пораженъ, ни удивленъ. Онъ не видѣлъ въ этомъ открытія, или случайности, удачи, или каприза фортуны. Онъ сразу понялъ, въ чемъ дѣло. Природа пришла на помощь жалкимъ усиліямъ компаніи. То, чего не смогли ихъ слабыя орудія въ борьбѣ съ почвой, скрывавшей сокровище, то стихіи произвели болѣе могучими, но и болѣе терпѣливыми силами. Медленное подтачиваніе зимнихъ дождей отдѣлило землю отъ золотоносной руды какъ разъ въ то время, какъ вздувшаяся рѣка уносила ихъ безсильныя и сломанная машины въ море. Что за дѣло, что простыми руками ему не унести найденнаго имъ клада! не бѣда, если для того, чтобы овладѣть этими блестящими звѣздами, потребуется все-таки искусство я терпѣніе! Дѣло сдѣлано; цѣль достигнута! Даже его дѣтское нетерпѣніе могло удовлетвориться тѣмъ, что онъ видѣлъ. Онъ медленно всталъ на ноги, снялъ заступъ со спины и воткнулъ его въ разщелину и потихоньку добрался до вершины.
Все это было его! Оно принадлежало ему по праву открытія, по законамъ страны, а не по ихъ милости. Онъ припомнилъ даже тотъ фактъ, что онъ первый, осмотрѣвъ гору, предположилъ существованіе въ ней золотоносной руды и предложилъ примѣнить гидравлическую машину. Онъ никогда не отказывался отъ этого мнѣнія, не смотря на всѣ сомнѣнія остальныхъ. Онъ съ торжествомъ остановился на этой мысли и почти невольно съ тріумфомъ поглядѣлъ на долину, разстилавшуюся подъ его ногами. Но долина мирно спала, озаренная луннымъ сіяніемъ и въ ней не замѣтно было ни жизни, ни движенія. Онъ поглядѣлъ на звѣзды: до полуночи было еще далеко. Его товарищи, вѣроятно, давнымъ давно вернулись назадъ въ избу, чтобы приготовиться къ отъѣзду; быть можетъ, они говорятъ о немъ, смѣются надъ нимъ или, хуже того, сожалѣютъ о немъ и его судьбѣ. А между тѣмъ, вотъ она, его судьба! Смѣхъ, вырвавшійся у него, поразилъ его самого, до того онъ звучалъ жестко и непріятно, совсѣмъ въ разрѣзъ, какъ ему показалось, съ тѣмъ, что онъ думалъ въ дѣйствительности. Но что же такое онъ думалъ?
Ничего низкаго или мстительнаго. Нѣтъ, этого они никогда не скажутъ. Когда онъ добудетъ все золото, лежащее на поверхности, и устроить правильное добываніе золотоносной руды, онъ пошлетъ каждому изъ нихъ по тысячѣ долларовъ. Само собой разумѣется, если они будутъ больны или бѣдны, онъ дастъ имъ больше. Первымъ его дѣломъ будетъ послать имъ всѣмъ по прекрасному ружью и попросить взамѣнъ прежнее, старое. Припоминая впослѣдствіи этотъ моментъ, онъ дивился, что за этимъ исключеніемъ, не дѣлалъ никакихъ плановъ на счетъ своего будущаго или того, какъ онъ распорядится новопріобрѣтеннымъ богатствомъ. Это было тѣмъ болѣе странно, что у пятерыхъ компаньоновъ было въ обычаѣ, по ночамъ, во время безсонницы, вслухъ разсуждать о томъ, что каждый изъ нихъ сдѣлаетъ, когда они разбогатѣютъ. Онъ вспомнилъ, какъ они, подобно Альнаскару, разъ чуть было не поссорились изъ-за того, какъ слѣдуетъ употребить сто тысячъ долларовъ, которыхъ у нихъ не было, да и въ будущемъ не предвидѣлось. Онъ припомнилъ, что Союзная Мельница всегда начиналъ свою карьеру миссіонера "знатнымъ обѣдомъ" у Дельмонико {Лучшій ресторанъ въ Нью-Іоркѣ.}; что Правая Сторона объявилъ, что первымъ его дѣломъ будетъ отправиться на родину "повидаться съ матерью"; что Лѣвая Сторона собирался озолотить родителей своей возлюбленной (замѣтимъ, кстати, что родители и возлюбленная были такая же гипотеза, какъ и богатство!), а Судья намѣревался открыть свои дѣйствія, какъ капиталиста, взорвавъ карточный банкъ въ Сакраменто. Онъ самъ былъ не менѣе краснорѣчивъ въ безумныхъ бредняхъ въ дни безденежья, онъ, который теперь холодно и безстрастно смотрѣлъ на самую безумную дѣйствительность.
Какъ все могло бы быть иначе! Еслибы только они подождали одинъ лишній день! Если бы только они по дружески сообщили ему о своемъ намѣреніи, и разстались съ нимъ какъ пріятели. Какъ давно онъ понесся бы уже имъ на встрѣчу съ радостной вѣстью! Какъ бы они на радостяхъ заплясали, запѣли, посмѣялись надъ своими врагами и съ тріумфомъ водрузили флагъ на вершинѣ Лонстарской горы! Какъ бы они увѣнчали его, Старика, героя лагеря! Какъ бы онъ разсказалъ имъ всю исторію: какъ какой-то странный инстинктъ помѣшалъ ему подняться на вершину и какъ еслибы онъ поднялся, то полетѣлъ бы въ оврагъ! И какъ... но что если кто-нибудь другой -- Союзная Мельница или Судья -- раньше его открыли сокровище? Вѣдь они способны утаить это отъ него и эгоистически забрать все себѣ... А ты самъ что дѣлаешь?
Горячая кровь хлынула къ его щекамъ, точно чей-то чужой голосъ проговорилъ эти слова надъ его ухомъ. Нѣсколько секундъ ему не вѣрилось, что его собственныя блѣдныя губы выговарили ихъ. Онъ всталъ на ноги, весь дрожа отъ стыда, и поспѣшно принялся спускаться съ горы.
Онъ пойдетъ къ нимъ, разскажетъ имъ о своей находкѣ и, получивъ отъ нихъ свою долю, разстанется съ ними навсегда. Это единственная вещь, которую онъ можетъ сдѣлать... какъ странно, что онъ сразу объ этомъ не подумалъ. Да, тяжело было, очень тяжело и непріятно, что онъ вынужденъ снова встрѣтиться съ ними. Чѣмъ онъ заслужилъ такое униженіе? На минуту онъ просто возненавидѣлъ этотъ подлый кладъ, который навѣки заслонилъ собой и связанной съ нимъ крупной отвѣтственностью веселое, безпечное прошедшее и въ конецъ убилъ поэзію ихъ прежней лѣнивой и счастливой жизни.
Онъ былъ увѣренъ, что найдетъ ихъ на перекресткѣ, дожидающимися проѣзда почтовой кареты. Разстоянія до того мѣста около трехъ миль и онъ поспѣетъ во-время, если поторопится.
Быть можетъ, они подумаютъ въ первую минуту, что онъ оказался настолько малодушнымъ, что рѣшилъ послѣдовать за ними. Нужды нѣтъ! Онъ крѣпко закусилъ губы, чтобы удержать слезы, глупо навертывавшіяся на глава, но продолжалъ торопливо идти впередъ.
Онъ не видѣлъ великолѣпной ночи, распростершейся надъ темными холмами и закутавшейся въ серебристый туманъ, какъ бы стыдясь собственной красоты! Тамъ и сямъ мѣсяцъ заглядывалъ своимъ спокойнымъ лицомъ въ озера и пруды и цѣловалъ ихъ на прощанье. Вся равнина казалась объята непробуднымъ сномъ. Мало-по-малу онъ самъ какъ бы сливался съ этой таинственной ночью. Онъ становился такимъ же безмятежнымъ, спокойнымъ, безстрастнымъ, какъ и она сама.
Но что это такое? выстрѣлъ со стороны избы! но такой слабый, такой невнятный среди царствовавшаго кругомъ необъятнаго безмолвія, что онъ подумалъ бы, что ему только почудилось, еслибы не странное, инстинктивное потрясеніе его разстроенныхъ нервовъ! Что это случай или намѣренный сигналъ ему? Онъ остановился; во выстрѣлъ не повторился. Мертвая тишина продолжала царить, но теперь въ ней было что-то грозное. Внезапная и страшная мысль загорѣлась въ его умѣ. Онъ бросилъ свой багажъ и все, что могло стѣснять его, и какъ стрѣла понесся въ направленіи выстрѣла.