Надо полагать, что редакторъ и мистеръ Гэмлинъ довольно строго придерживались уговора не затрогивать личности поэтессы, судя по тому, что въ теченіе трехъ послѣдующихъ мѣсяцевъ ни тотъ, ни другой почти никогда не говорили о ней. Однако за это время Бѣлая Фіалка прислала еще два стихотворенія, и каждый разъ мистеръ Гэмлинъ настаивалъ на томъ, чтобы уплачивать ей такой же высокій гонораръ, какъ въ началѣ. Редакторъ тщетно доказывалъ ему, что такая щедрость можетъ составить опасный прецедентъ. Мистеръ Гэмлинъ говорилъ, что готовъ самъ пойти къ издателю съ объясненіями и увѣренъ, что издатель охотно приметъ на себя отвѣтственность за его щедроты.

-- А я беру на себя весь рискъ,-- прибавлялъ Джекъ солидно: -- что же касается до тебя, то тебѣ отъ этого только прямая выгода, потому что ты за свои деньги кажется получаешь всякое удовольствіе.

И это было вполнѣ справедливо, если судить по тому, что журналъ пріобрѣлъ вдругъ необыкновенную популярноетъ. Третье стихотвореніе поэтессы, нимало не теряя оригинальности и колорита, оказалось неожиданнымъ порывомъ общечеловѣческой страсти: то была пѣснь любви, настолько сильная, что тронула сердце даже такихъ читателей, которымъ была недоступна тонкая грація ея первыхъ произведеній.

Этотъ крикъ безнадежной страсти, раздавшійся изъ какого-то далекаго и очаровательнаго уединенія, пробралъ и такихъ людей, которые до тѣхъ поръ сроду не читали стиховъ, но тотчасъ съумѣли перевести это стихотвореніе на свой собственный несовершенный языкъ, провѣрить его собственнымъ, еще болѣе несовершеннымъ опытомъ, и были несказанно тронуты тѣмъ обстоятельствомъ, что и имъ понятна эта пѣвучая прелесть: ее подхватила и повторяла на тысячу ладовъ та лихорадочная, стремительная, удалая жизнь, которая на ту пору охватила Калифорнію. Такой небывалый успѣхъ изумилъ и даже немного испугалъ редактора. Подобно многимъ утонченно развитымъ людямъ, онъ побаивался слишкомъ большой популярности; какъ всѣ люди, одаренные личнымъ вкусомъ, онъ не довѣрялъ вкусу большинства. И вотъ, когда его сотрудница рѣшительно вошла въ моду, онъ невольно усомнился въ ея талантѣ и сталъ критически относиться къ ея произведеніямъ. Ему показалось, что въ ея внезапномъ порывѣ чувствуется какая-то излишняя напряженность, надорванность: какъ будто муза, въ безпорядочномъ изліяніи своей страсти, потревожила классическія складки своей одежды. Онъ даже заговорилъ объ этомъ съ Гэмлиномъ, осторожно коснувшись запрещеннаго вопроса.

-- Скажи мнѣ, Джекъ, ты не замѣтилъ ничего похожаго на это въ той... женщинѣ... ну, словомъ въ тотъ разъ, какъ ты побывалъ у Зеленыхъ Ключей?

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Джекъ сдержанно.-- Но по всему видно, что ей попался тамъ въ горахъ какой нибудь всклокоченный парень съ соломой въ волосахъ, вотъ она и извлекаетъ изъ этого сюжета все, что онъ можетъ дать. Она скоро совсѣмъ перестанетъ писать стихи, попомни мое слово.

Вскорѣ послѣ этого краткаго разговора въ одинъ прекрасный день послѣ полудня, когда редакторъ сидѣлъ одинъ въ своей конторѣ, къ нему постучался и вошелъ мистеръ Джемсъ Боуэрсъ, и повелъ себя при этомъ случаѣ совершенно также нерѣшительно и неумѣло, какъ и въ первый разъ. Но такъ какъ редакторъ, очевидно, успѣлъ совсѣмъ позабыть не только о его особѣ, но и объ отношеніи его къ поэтессѣ, мистеръ Боуэрсъ вынужденъ былъ оживить на свой счетъ воспоминанія редактора.

-- Запамятовали, господинъ редакторъ! А я еще приходилъ къ вамъ справляться, кто такая дама, что подписывается Бѣлой Фіалкой, и вы тогда сказали, что этого нельзя, что надо сперва написать къ ней и спросить, согласна ли она обнаружить свое имя.

Господинъ редакторъ, откинувшись въ креслѣ, дѣйствительно припомнилъ это обстоятельство, но съ сожалѣніемъ долженъ былъ заявить, что это дѣло надо оставить, такъ какъ позволенія онъ не получилъ.

-- Объ этомъ, дружокъ мой, не безпокойтесь!-- сказалъ мистеръ Боуэръ, степенно помавая рукой.-- Это все я понимаю; и такъ какъ я съ той поры познакомился съ этой дамой и часто бываю у нея тамъ, въ горахъ, то это ужь теперь все равно.

Произнося эту рѣчь серьозно и сосредоточенно, мистеръ Боуэрсъ, очевидно, и не думалъ хвастаться и даже не понялъ драматическаго впечатлѣнія, произведеннаго имъ на озадаченнаго редактора.

-- Вы... вы хотите сказать, что познакомились съ Бѣлой Фіалкой, съ авторомъ этихъ стихотвореній?-- повторилъ редакторъ.

-- Ея фамилія Делятуръ, вдова Делятуръ, и она сама позволила мнѣ сообщить вамъ объ этомъ,-- продолжалъ мистеръ Боуэрсъ съ разсѣянной и машинальной точностью, устранявшей всякую мысль о злорадствѣ съ его стороны при такой перемѣнѣ ролей.

-- Делятуръ! Да еще вдова!-- проронилъ редакторъ.

-- У ней пятеро дѣтей,-- продолжалъ мистеръ Боуэрсъ и затѣмъ все также невозмутимо изложилъ вкратцѣ ея исторію, имущественное положеніе и обстоятельства своего знакомства съ ней.

-- Да я думаю, что вы ужь кое-что объ этомъ знаете, хотя впрочемъ она мнѣ этого не говорила,-- закончилъ Боуэрсъ, разглядывая редактора съ смущеннымъ любопытствомъ.

Редакторъ не счелъ нужнымъ упоминать о мистерѣ Гэмлинѣ, и потому сказалъ только:-- Я-то? Нѣтъ, я ничего не знаю.

-- Вы можетъ быть даже не видывали ее?-- сказалъ Боуэрсъ,-- вперивъ на редактора все тотъ же внимательный и смущенный взглядъ.

-- Конечно, не видалъ,-- отвѣчалъ редакторъ, слегка раздраженный страннымъ приставаніемъ мистера Боуэрса:-- мнѣ, однако, было бы очень интересно узнать, на что она похожа. Разскажите же мнѣ, какая она изъ себя?

-- Она прекрасная, мощная, образованная женщина,-- сказалъ мистеръ Боуэрсъ съ разстановкой.-- Да, сэръ; мощная женщина, съ возвышеннымъ образомъ мыслей, и чувства у ней самыя благородныя.-- Боуэрсъ наконецъ отвелъ глаза отъ лица редактора и устремилъ ихъ въ потолокъ.

-- Но собой-то она какова же, мистеръ Боуэрсъ, на что она похожа?-- спросилъ редакторъ улыбаясь.

-- Да чего-жь вамъ еще, на то и похожа, что я говорю! И-да,-- добавилъ онъ съ разстановкой:-- именно, она такая.

Помолчавъ немного и давъ редактору время хорошенько постигнуть всю прелесть такого описанія, онъ сказалъ очень мягко:

-- Вы теперь не очень заняты?

-- Нѣтъ, не очень. А что, чѣмъ могу служить вамъ?..

-- Ну, мнѣ-то отъ этого немного будетъ прибыли,-- отвѣчалъ Боуэрсъ, глубоко вздохнувъ,-- но за то можетъ быть для васъ и для другой особы... Вы женаты?

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ редакторъ съ большой готовностью.

-- И... и не помолвлены ни съ какой... молодой дѣвицей? (Это было сказано особенно вѣжливо).

-- Нѣтъ.

-- Ну-съ, очень можетъ быть вамъ покажется, что я не въ свое дѣло вмѣшиваюсь,-- а можетъ и то, что вамъ это извѣстно на хуже моего... Какъ бы тамъ ни было, а я долженъ вамъ сказать, что Бѣлая Фіалка въ васъ влюблена.

-- Въ меня!-- воскликнулъ редакторъ въ глубочайшемъ изумленіи и потомъ вдругъ не могъ удержаться отъ смѣха.

Легкій оттѣнокъ негодованія мелькнулъ въ печальныхъ глазахъ мистера Боуэрса, но на спокойномъ лицѣ его лежала печать прямодушія и достоинства.

-- Да-съ, это такъ,-- промолвилъ онъ тихо,-- хотя вамъ, какъ человѣку молодому и веселому, оно можетъ показаться смѣшно.

-- Нѣтъ, вовсе не смѣшно, мистеръ Боуэрсъ, но увѣряю же васъ, что вы ошибаетесь: честное слово, я ровно ничего не знаю объ этой дамѣ и отроду ее въ глаза не видывалъ.

-- Да, но она-то васъ видѣла. Не могу сказать,-- продолжалъ мистеръ Боуэрсъ съ крайнею наивностью,-- не могу сказать, чтобы можно было васъ признать по ея описанію и примѣтамъ; но и то сказать, мало-ли что можетъ показаться женщинѣ, которая не владѣетъ своими чувствами, да и чувства-то у ней совсѣмъ не такія, какъ у насъ съ вами. Какими глазами, она видѣла тамъ этотъ лѣсъ и кусты, напримѣръ, или какими ушами прислушивалась къ музыкѣ вѣтра въ древесныхъ вершинахъ, ну также она и на васъ смотрѣла, и васъ слушала. Я со своими глазами и ушами ничего бы такого не замѣтилъ. Когда она начнетъ васъ расписывать, да еще съ такими-то возвышенными мыслями и мощнымъ умомъ, такъ вѣдь кажется, что она собственной кровью пишетъ вашъ портретъ, до того у ней это все горячо да красиво выходитъ. Вотъ вы смѣетесь, молодой человѣкъ? Ладно, смѣйтесь пожалуй надо мной, но надъ ней не смѣйтесь. Потому что вы не знаете, что это за женщина. Когда же вы про нее все узнаете, вотъ какъ я, когда узнаете, что ее выдали замужъ прежде чѣмъ она смыслила что-нибудь въ жизни, что мужъ ея такъ и не понялъ никогда-что она за человѣкъ, все равно какъ еслибы впречь въ одну оглоблю вола съ породистой лошадкой; что у ней пошли дѣти и выросла цѣлая семья, когда она и сама-то была въ родѣ какъ дитя, и работала она, и по хозяйству хлопотала въ потѣ лица для этого самого мужа и дѣтей; а душа-то ея, сердце ея и умъ возвышенный все время рвался въ лѣсъ туда, гдѣ листочви-то шелестятъ и тѣни разныя бродятъ, и когда вы сообразите, что ее не могли занимать мелкіе интересы ея хозяйства, потому что все время въ ея душу тѣснились великія явленія природы,-- вотъ тогда вы поймете, какая это женщина.

Поневолѣ тронутый искреннимъ тономъ своего гостя и неожиданной поэтичностью его разсказа, но въ тоже время живо чувствуя всю нелѣпость его предположеній, редакторъ совсѣмъ потерялъ голову и чуть не въ истерикѣ проговорилъ, задыхаясь:

-- Но съ чего же она въ меня-то влюбилась?

-- А потому что вы оба люди даровитые,-- отвѣчалъ мистеръ Боуэрсъ тономъ печальнаго, но твердаго убѣжденія:-- потому что вы, такъ сказать, оба на одной линіи дѣйствуете, вотъ васъ и тянетъ другъ къ другу, и слѣдуетъ вамъ другъ на друга опереться и все устроить сообща. Я, правда, не нахожу, что вы ей ровня,-- продолжалъ онъ со свойственной ему возвышенной наивностью,-- хоть и слыхалъ отъ людей, что вы далеко пойдете, и при томъ очень еще молоды; но въ дѣлахъ этого рода всегда такъ бываетъ, что одинъ на другого взираетъ, какъ на высшее существо, и часто совсѣмъ понапрасно. Можете вообразить, господинъ редакторъ, что высшимъ-то существомъ она считаетъ васъ! Что-жь будете дѣлать, все поэзія! Вотъ также какъ ей и въ кустахъ чудится то, чего мы съ вами не увидимъ. Я вѣдь не говорю, что вы съ нею поступили не хорошо,-- поспѣшилъ онъ прибавить, вѣжливо подымая руки кверху,-- нѣтъ, вы были въ ней пожалуй даже слишкомъ добры, какъ же, написали такое любезное письмо, потомъ съ ея дочками и съ мальчикомъ обошлись такъ мило, такъ всѣмъ понравились... Да вы постойте!-- вскричалъ мистеръ Боуэрсъ, видя, что редакторъ отчаянно машетъ на него руками,-- я вѣдь понимаю, что вы не хотите про это поминать, но все же и лишнія деньги каждый разъ ей присылаете,-- вѣдь ей извѣстно, что она получаетъ много лишняго: она поручила мнѣ нарочно справиться въ редакціяхъ, сколько обыкновенно платятъ за стихи, и я узналъ, что рыночная цѣна имъ впятеро дешевле... постойте, Постойте! Я не говорю, что это съ вашей стороны не щедро, не великодушно, и что я самъ не сдѣлалъ бы того же. Но она-то думаетъ...

-- Позвольте, мистеръ Боуэрсъ!-- вскричалъ редакторъ, раскраснѣвшись какъ маковъ цвѣтъ и вскакивая со стула:-- все это одно сплошное недоразумѣніе. Я и не думалъ посылать этихъ добавочныхъ денегъ, это все одинъ мой пріятель жертвуетъ изъ собственныхъ средствъ, потому что онъ большой почитатель ея таланта и при томъ джентльменъ, который...

Редакторъ вдругъ замолкъ. За дверью раздался по корридору знакомый мелодическій голосъ и легкіе, приближающіеся шаги. Редакторъ быстрымъ движеніемъ обернулся къ отворившейся двери и мистеръ Боуэрсъ невольно послѣдовалъ его примѣру.

Къ темной амбразурѣ растворенной двери появилась на нѣсколько мгновеній очаровательная, небрежная, самоувѣренная особа Джека Гэмлина. Его темные глаза, скользнувъ съ обычнымъ презрѣніемъ по лицу мистера Боуэрса, съ ласковой фамильярностью остановились на редакторѣ.

-- А что, дружокъ, нѣтъ ли чего новаго отъ старушки съ горныхъ высотъ?-- молвилъ онъ.

-- Нѣтъ,-- сказалъ редакторъ съ натянутымъ, истерическимъ смѣхомъ: -- нѣтъ, Джекъ, извини меня минутку.

-- Ладно, вижу, что занятъ. Hasta manana (до утра),-- прибавилъ онъ по испански.

Дверь затворилась, прелестная картина исчезла.

-- Видите ли,-- продолжалъ редакторъ, снова обращаясь къ мистеру Боуэрсу,-- это все ошибка, я никогда даже... Что съ вами, мистеръ Боуэрсъ, вамъ дурно?-- перебилъ онъ самъ себя, видя, что его собесѣдникъ, блѣдный какъ смерть, все еще не спускаетъ глазъ съ затворенной двери и стоитъ какъ вкопанный.

Нѣкоторое время Боуэрсъ не отвѣчалъ, потомъ повернулся, отяжелѣвшими глазами посмотрѣлъ на редактора, вздохнулъ глубоко, тяжко; взялъ свою мягкую войлочную шляпу, расправилъ ее, какъ будто собравшись уходить; провелъ языкомъ по блѣднымъ, высохшимъ губамъ, и сказалъ тихо:

-- Это и есть вашъ другъ?

-- Да, это Джекъ Гэмлинъ. Вы, вѣроятно, его знаете?

-- Какъ же.

Мистеръ Боуэрсъ надѣлъ шляпу на голову, потомъ потоптался на мѣстѣ, какъ будто ища ее по комнатѣ, и раза два прошелся взадъ и впередъ. Наконецъ онъ дрожащей рукой схватилъ руку редактора, пожалъ ее и сказалъ:-- Да, вы правы. Это все ошибка. Теперь я самъ вижу. Прощайте. Коди случится побывать въ нашихъ мѣстахъ, заходите ко мнѣ.

Тутъ онъ прямо пошелъ въ двери и не оборачиваясь скрылся въ сумракѣ потемнѣвшаго корридора.

Онъ никогда больше не приходилъ въ контору сборника "Эксельсіоръ", съ этихъ поръ и Бѣлая Фіалка не присылала ни одного стихотворенія. Редакторъ пробовалъ любезно умолять о продолженіи сотрудничества, адресуя письма сначала въ Бѣлой Фіалкѣ, потомъ просто на имя миссисъ Делятуръ; отвѣта не было. Ему было досадно, что циническое предсказаніе мистера Гэмлина такъ скоро сбылось, но этого джентльмэна не было въ городѣ. Онъ былъ на ту пору, по обязанностямъ своей профессіи, сильно занятъ въ Сакраменто, такъ что редактору не представилось даже случая разспросить его, на чемъ онъ основалъ свою догадку. Сначала все это очень тревожило нашего юнаго редактора и онъ упрекалъ себя въ томъ, что какъ будто не исполнилъ своихъ обязательствъ передъ публикой. Но публика, въ удивленію, даже легче его перенесла потерю талантливой сотрудницы и люди, такъ страстно увлекавшіеся ея пѣснями, мѣсяца черезъ два забыли о ней. Не видать было ея произведеній и въ другихъ журналахъ, такъ что ея голосъ не раздавался больше ни въ отечественной, ни въ иноземной печати.

Быть можетъ, читатели наши еще не позабыли другую повѣсть, разсказанную авторомъ этихъ строкъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ {См. "Габріель Конрой", романъ Бретъ Гарта.}: тамъ разсказывалось, какимъ образомъ два года спустя легкомысленная душа Джека Гэмлина, по волѣ слѣпого случая, разсталась съ его грѣшнымъ тѣломъ на испанскомъ поселкѣ во имя Святыхъ Рыбарей. Въ то утро, когда состоялись похороны Гэмлина, другъ его редакторъ, стоя у могилы, примѣтилъ въ кучѣ цвѣтовъ, возложенныхъ на гробъ любящими руками, гирлянду, сплетенную изъ бѣлыхъ фіалокъ. Онъ былъ очень тронутъ и даже разстроенъ этимъ воспоминаніемъ. Когда церемонія кончилась и всѣ разошлись по кладбищу, онъ былъ совсѣмъ пораженъ внезапнымъ появленіемъ мистера Боуэрса, высокая фигура котораго показалась изъ-за могильнаго памятника. Редакторъ поспѣшно подошелъ къ нему.

-- Какъ я радъ, что васъ здѣсь встрѣтилъ,-- сказалъ онъ смутившись, самъ не зная почему; и помолчавъ немного прибавилъ: -- Надѣюсь вы можете сообщить мнѣ какія нибудь свѣдѣнія насчетъ миссисъ Делятуръ. Года два тому назадъ я къ ней нѣсколько разъ писалъ, но она мнѣ не отвѣчала:

-- Да вотъ уже два года какъ и нѣтъ больше никакой миссисъ Делятуръ,-- сказалъ мистеръ Боуэрсъ,-- задумчиво расчесывая бороду пальцами:-- должно быть оттого и отвѣта не было. Уже два года какъ она стала миссисъ Боуэрсъ.

-- Ахъ, поздравляю васъ!-- сказалъ редакторъ:-- но я надѣюсь, что Бѣлая Фіалка по крайней мѣрѣ существуетъ Къ интересахъ литературы слѣдуетъ пожелать, чтобы она не покидала поприща...

-- Миссисъ Боуэрсъ,-- прервалъ его Боуэрсъ значительно и съ разстановкой,-- сочла несовмѣстнымъ писать стихи и заниматься воспитаніемъ подростающаго семейства: она нашла, что это слишкомъ утомительно для ея нервовъ. Такъ сказать, одно къ другому не пристало. Для миссисъ Боуэрсъ всего нужнѣе былъ -- отдыхъ. Съ поэзіей тамъ или безъ поэзіи, но отдыхъ-то я ей доставилъ настоящій. Она живетъ со всѣми удобствами у меня въ Мендосино, и дѣти ея при ней, и я самъ. Да, сэръ,-- тутъ глаза мистера Боуэрса случайно скользнули по только-что засыпанной могилѣ,-- извините, если слова мои покажутся неучтивыми по отношенію къ вашей профессіи, но я всетаки скажу, и многіе со мною согласятся, что сколько ни читай, сколько ни пиши, сколько ни переживай поэтическихъ красотъ, а всего-то важнѣе для человѣка -- успокоеніе.

КОНЕЦЪ.

"Вѣстникъ Иностранной Литературы", NoNo 6--7, 1893