ЧАСТЬ II.

I.

Разговоръ дяди Бена съ обворожительнымъ иностранцемъ, который подслушалъ Джонни Фильджи, хотя и непонятный для его дѣтскаго ума, имѣлъ нѣкоторое и не маловажное значеніе для старѣйшихъ поселенцевъ въ Инджіанъ-Спрингѣ. Самъ городъ, подобно многимъ, ему подобнымъ, былъ сначала поселкомъ рудокоповъ, а потому его основатели и первые поселенцы опирались въ правахъ на владѣніе землей на рудокопныхъ законахъ, первенствовавшихъ надъ другими. Но хотя эти права считались несомнѣнными даже послѣ упраздненія первоначальной оккупаціи и постройки лавокъ, конторъ и домовъ на мѣстѣ покинутыхъ пріисковъ, городскія предмѣстья и порубежные округа заняты были скоттерами на самыхъ неопредѣленныхъ основаніяхъ. Не многіе изъ скоттеровъ позаботились запастись документами, доказывающими ихъ владѣльческія права, а потому въ Инджіанъ-Спрингѣ узнали не безъ волненія новость, что мексиканскій надѣлъ въ три квадратныхъ мили, занимавшій цѣлый округъ, былъ въ послѣднее время утвержденъ правительствомъ и что предпринимается судебный искъ для передачи этого надѣла въ руки владѣльца.

Говорилось, что въ этотъ надѣлъ не входятъ земли, которыми владѣетъ городъ на основаніи рудокопныхъ законовъ, но что скоттерамъ и бродягамъ въ родѣ Макъ-Кинстри, Девиса, Maстерса и Фильджи, а также и Гаррисонамъ придется купить право на владѣніе землей или же вести раззорительную тяжбу.

Владѣльцы надѣла -- богатые капиталисты въ Санъ-Франциско -- готовы были войти въ сдѣлку съ теперешними владѣльцами, и выгоды этой сдѣлки одинаково распространялись на "бродягу", который ни сѣялъ, ни жалъ, а по-просту выжилъ скоттера, здѣсь работавшаго.

Само собой разумѣется, что мнѣнія относительно дѣйствія новаго права раздѣлились: старѣйшіе поселенцы все еще придерживались такого взгляда, что кто сидитъ на землѣ, тотъ ею и владѣетъ, и сомнѣвались въ законности какихъ-то выморочныхъ правъ; новые же поселенцы считали легальныя права какъ бы своего рода гарантіей для капитала и поощреніемъ улучшенію хозяйства.

Существовала также постоянно усиливающаяся и вліятельная партія восточныхъ и сѣверныхъ людей, которые рады были устраненію всякихъ поводовъ къ раздорамъ и кровопролитію. Распря между Макъ-Кинстри и Гаррисонами, возникшая изъ-за пограничной межи, на которую никто изъ нихъ не имѣлъ законныхъ правъ, послѣ того какъ возстановлены будутъ права законнаго владѣльца, должна прекратиться, такъ какъ они окажутся въ предѣлахъ закона, взирающаго на драку безъ всякихъ романическихъ соображеній. Съ другой стороны Макъ-Кинстри и Гаррисоны получатъ возможность войти въ сдѣлку съ новымъ владѣльцемъ и узаконить свои права на землевладѣніе. Но были люди, которые опасались, что оба врага, будучи прирожденными беззаконниками, соединятся, чтобы воспротивиться законному выселенію, и что ихъ побоятся трогать, а потому сильное возбужденіе произвело извѣстіе, что часть земли, уже была продана владѣльцами надѣла и что эта часть какъ разъ занимала спорный участокъ между владѣльцами Макъ-Кинстри и Гаррисоновъ и что новый лендлордъ намѣренъ такъ же вступить въ законное пользованіе своей собственностью.

Геніальная комбинація, которая производила такимъ образомъ расколъ въ комбинаціяхъ Макъ-Кинстри и Гаррисоновъ, возбуждала восторгъ даже скептиковъ.

Никто въ Инджіанъ-Спрингѣ не зналъ ея настоящаго творца, такъ какъ искъ велся оффиціально отъ имени одного банкира въ Сан-Франциско. Но читатель, слѣдившій за послѣдними похожденіями Джонни Фильджи, уже угадалъ въ немъ дядю Бена и цѣли этой правдивой хроники требуютъ немедленнаго разъясненія не только его намѣреній, но и средствъ, какими онъ привелъ ихъ въ исполненіе, и всего лучше, если онъ самъ намъ это разскажетъ.

Однажды въ концѣ обычнаго урока учитель и дядя Бенъ дожидались прихода Руперта. Успѣхи дяди Бена въ просвѣщеніи, благодаря его упорному прилежанію, стали нѣсколько замѣтнѣе, и онъ только-что списалъ съ книги образецъ "письма къ компаньону", въ которомъ дядя Бенъ увѣдомлялъ, что только-что нагрузилъ на корабль "2 центнера слоновой кости, 80 мѣшковъ рису и 400 копченыхъ окороковъ", и только-что приступилъ къ другому, начинавшемуся со словъ: "Многоуважаемая госпожа" и въ отборнѣйшихъ выраженіяхъ заявлявшему о соболѣзнованіи по случаю кончины ея "дражайшаго супруга" отъ желтой лихорадки, схваченной на Золотомъ Берегу. Дядя Бенъ съ авторскимъ удовольствіемъ поглядывалъ на свою работу, когда учитель съ нетерпѣливымъ жестомъ поглядѣлъ на часы.

-- Я забылъ вамъ сказать, что Рупъ не собирался приходить сегодня, замѣтилъ дядя Бенъ.

-- Въ самомъ дѣлѣ? Но почему же?

-- Должно быть, потому, что я сказалъ ему, что это лишнее, я хотѣлъ бы... поговорить съ вами о личномъ дѣлѣ, м-ръ Фордъ, если позволите.

Лицо м-ра Форда не выразило никакого удовольствія.

-- Хорошо, сказалъ онъ, только помните, у меня назначено сегодня свиданіе.

-- Да; но вѣдь не раньше солнечнаго заката, спокойно отвѣчалъ дядя Бенъ. Я васъ такъ долго не задержу.

М-ръ Фордъ поспѣшно взглянулъ на дядю Бена и сильно покраснѣлъ.

-- Что вы знаете о моихъ свиданіяхъ? рѣзко спросилъ онъ.

-- Ничего, м-ръ Фордъ, отвѣчалъ дядя Бенъ просто,-- но такъ какъ мнѣ случалось нѣсколько разъ заходить сюда или въ гостинницу около этого времени и не заставать васъ, то я и подумалъ, что вы, должно быть, постоянно уходите въ эти часы.

Въ его лицѣ не было ни малѣйшаго намека на то, чтобы онъ хитрилъ или обманывалъ; выраженіе было обычное, наивное, и развѣ только слегка озабоченное тѣмъ, что ему предстоитъ сказать.

-- Я думалъ-было написать вамъ письмо, продолжалъ онъ -- и такимъ образомъ соединить пріятное съ полезнымъ. И говоря откровенно, м-ръ Фордъ, письмо тутъ у меня. Но только въ немъ не все сказано, и если вы позволите мнѣ самому прочесть его вамъ, то я поясню и дополню то, что въ немъ не договорено. Согласны?

Учитель кивнулъ головой, и дядя Бенъ вытащилъ изъ своей конторки тяжелый портфель, сфабрикованный изъ двухъ переплетовъ разорваннаго географическаго атласа, и вынулъ изъ него обрывокъ пропускной бумаги, которая отъ частаго употребленія стала цвѣта аспидной доски, и нѣсколько исписанныхъ страничекъ, походившихъ на первый взглядъ на ноты.. Оглядѣвъ ихъ съ гордостью и вмѣстѣ съ сомнѣніемъ на счетъ правописанія, онъ сталъ медленно читать, водя пальцемъ по линейкамъ:

"М-ръ Фордъ, учитель!"

"Дорогой сэръ, ваше письмо отъ 12-го числа получилъ и содержаніе принялъ къ свѣдѣнію (я не получалъ отъ васъ никакого письма, замѣтилъ дядя Бенъ въ скобкахъ, но я нашелъ полезнымъ для практики начать такъ, какъ стоитъ всегда въ прописяхъ; затѣмъ пойдетъ уже все мое). Касательно того, что у меня есть деньги и что я могу купить акціи"...

-- Постойте, перебилъ м-ръ Фордъ.-- Вы говорили, что дальше не изъ прописи. Скажите, въ чемъ дѣло?

-- Да я и говорю, право же, дальше не изъ прописи. Послушайте только, и вы узнаете, отвѣтилъ дядя Бенъ.

Онъ продолжалъ читать съ торжествующимъ паѳосомъ:

"Когда всѣ думаютъ вообще, что у меня нѣтъ мѣднаго гроша, я хочу впервые открыть секретъ вамъ, м-ръ Фордъ. Я разскажу, какъ было дѣло. Когда я только-что пріѣхалъ въ Инджіанъ-Спрингъ, я занялъ старый пріискъ Пальмето около заброшенныхъ старыхъ шахтъ. Зная, что это противно обычаямъ и считается дѣломъ достойнымъ только китайца, я никому не говорилъ, что изслѣдую кварцъ, который по-моему золотоносный. Занимаясь этимъ, я нашелъ жилку, которую проглядѣли прежніе рудокопы. Работая больше по ночамъ, я сколотилъ въ два года капиталецъ въ 50.000 долларовъ. Такъ-то. Но если недовѣрчивый учитель спроситъ, какъ могъ я скрыть свою тайну отъ обитателей Инджіанъ-Спринга и куда дѣвалъ золото,-- мистеръ Фордъ, я отвѣчу, что дважды въ мѣсяцъ отвозилъ его на лошади въ Лапортъ, а оттуда отсылалъ съ экспрессомъ въ банкъ въ Сакраменто отъ имени Добиньи, котораго никто не зналъ въ Лапортѣ. Акціи земельнаго банка были тоже куплены такимъ манеромъ", (постойте, я еще не кончилъ, поспѣшно перебилъ онъ самого себя, видя, что учитель сдѣлалъ жестъ нетерпѣливаго недовѣрія). И затѣмъ прежнимъ монотоннымъ и чуть не похороннымъ тономъ продолжалъ: -- "такимъ образомъ, мы видимъ, что терпѣливое трудолюбіе было вознаграждено, вопреки руднымъ обычаямъ и предразсудкамъ"...

"Въ надеждѣ на ваше неизмѣнное расположеніе, остаюсь готовый къ услугамъ вашимъ

Бени Добиньи".

Мрачное удовольствіе, съ какимъ дядя Бенъ, очевидно, относился къ своимъ эпистолярнымъ подвигамъ, только подкрѣпляло сомнѣнія учителя.

-- Послушайте, сказалъ онъ, беря бумагу изъ рукъ дяди Бена, которую тотъ неохотно выпустилъ,-- что тутъ сочинено вами и Рупомъ, и что правда? Неужели вы въ самомъ дѣлѣ богаты?

-- Знаете что, м-ръ Фордъ, перебилъ дядя Бенъ, начиная рыться въ карманѣ своей красной рубашки,-- я видѣлъ, что вы не совсѣмъ мнѣ довѣряете, когда еще въ первый разъ заговорилъ съ вами объ этихъ вещахъ, а потому я принесъ вамъ доказательства.

Медленно вытащивъ изъ кармана большой конвертъ, въ какомъ присылаются всякія оффиціальныя бумаги, онъ раскрылъ его, вынулъ нѣсколько смятыхъ акціи и подалъ ихъ учителю.

Помня о прежнихъ хитрыхъ уловкахъ дяди Бена, учитель все еще колебался. Акціи были настоящія и выданы на имя Добиньи, но онъ до сихъ поръ не признавалъ тождества дяди Бена съ этимъ лицомъ и считалъ только лишнимъ измышленіемъ во всей этой вымышленной исторіи.

-- Вы открылись кому-нибудь, Рупу, напримѣръ? спросилъ онъ многозначительно.

-- Разумѣется, нѣтъ, отвѣчалъ дядя Бенъ, слегка нахмурясь съ видомъ обиды.-- Только вамъ, м-ръ Фордъ, и юному Стаси изъ банка... онъ не могъ не знать. Я разсчитывалъ, что вы поможете мнѣ переговорить съ нимъ объ этой спорной, порубежной землѣ.

Скептицизмъ м-ра Форда былъ наконецъ побѣжденъ. Никакой шутки нельзя было допустить между агентомъ банка и человѣкомъ въ родѣ дяди Бена, и еслибы онъ выдумалъ всю эту исторію, то не рѣшился бы приводить въ свидѣтели агента.

М-ръ Фордъ протянулъ руку дядѣ Бену.

-- Поздравляю васъ, ласково сказалъ онъ,-- и простите, если сначала ваша исторія показалась мнѣ невѣроятной. А теперь скажите мнѣ еще вотъ что: у васъ есть какія-нибудь особыя причины скрывать это, кромѣ боязни сознаться, что вы нарушили дикіе и устарѣлые рудные обычаи, которые въ сущности ни для кого не обязательны и которые вашъ успѣхъ обратилъ въ нуль въ практическомъ отношеніи?

-- Да, есть другая причина, м-ръ Фордъ, сказалъ дядя Бенъ, разглаживая жесткой рукой смущенную улыбку съ губъ,-- то-есть, говоря откровенно, у меня есть причина, почему я желалъ посовѣтоваться съ вами. Мнѣ вовсе не хочется, чтобы Макъ-Кинстри и, разумѣется, Гаррисонъ тоже,-- прибавилъ онъ поспѣшно,-- узнали, что я купилъ право на спорную землю.

-- Понимаю, кивнулъ учитель. Понятно, что вамъ этого не хочется.

-- Почему... понятно? торопливо спросилъ дядя Бенъ.

-- Ну да полагаю, вамъ нѣтъ охоты ссориться съ двумя вспыльчивыми людьми.

Лицо дяди Бена снова измѣнилось. Но, разгладивъ его рукой, онъ опять какъ будто стеръ съ него появившуюся-было улыбку.

-- Скажите: одного вспыльчиваго человѣка, м-ръ Фордъ.

-- Хорошо, одного, если вамъ нравится, отвѣчалъ весело учитель. Но разскажите мнѣ, зачѣмъ вы купили эту землю вообще? Вѣдь вы знаете, что она интересна только для Макъ-Кинстри и для Гаррисона.

-- Предположимъ, началъ дядя Бенъ медленно, съ большой аффектаціей вытирая рукавомъ закапанную чернилами конторку, предположимъ, что мнѣ надоѣло смотрѣть, какъ Макъ-Кинстри и Гаррисонъ ссорятся изъ-за межи. Предположимъ, что я разсчелъ, что это отбиваетъ охоту селиться тутъ. Предположимъ, что я разсчитывалъ, что, пріобрѣтя эту землю самъ, я примирю обоихъ враговъ.

-- Конечно, это весьма похвальное намѣреніе, отвѣтилъ м-ръ Фордъ, съ любопытствомъ наблюдая дядю Бена, а изъ вашихъ словъ о томъ, что есть только одинъ вспыльчивый человѣкъ, я заключаю, что выборъ вашъ уже сдѣланъ. Я надѣюсь, что ваше гражданское мужество будетъ оцѣнено общественнымъ мнѣніемъ Инджіанъ-Спринга, если не этими двумя людьми.

-- Поживемъ, увидимъ, загадочно отвѣтилъ дядя Бенъ, но вы еще не уходите, прибавилъ онъ, видя, что учитель разсѣянно вынулъ изъ кармана часы и поглядѣлъ. Еще только половина пятаго. Правда, что больше нечего разсказывать, но я думалъ, что вы съ большимъ интересомъ выслушаете мою исторійку и станете разспрашивать, что я теперь намѣренъ дѣлать, и все такое. Но, можетъ быть, она вовсе не кажется вамъ такой удивительной. Знаете что, прибавилъ онъ съ страннымъ уныніемъ, мнѣ самому она надоѣла хуже горькой рѣдьки!..

-- Другъ мой, сказалъ Фордъ, беря его за обѣ руки и устыдившись своей эгоистической разсѣянности, я очень радъ вашей удачѣ. Болѣе того, скажу, что богатство не могло достаться болѣе доброму человѣку. Вотъ. А если я такъ туго воспринималъ вашъ разсказъ, то потому, что онъ вообще удивителенъ, точно волшебная сказка, въ которой добродѣтель вознаграждается, и вы, дружище, представляетесь мнѣ вродѣ какъ бы Сандрильоны мужскаго пола.

Онъ не хотѣлъ нисколько лгать и вовсе не думалъ, что лжетъ: онъ только забылъ о своихъ предыдущихъ сомнѣніяхъ и что они возникали какъ разъ изъ недовѣрія къ достоинствамъ дяди Бена. Но онъ самъ такъ твердо вѣрилъ въ свою искренность, что читатель, безъ сомнѣнія, охотно проститъ его.

Въ порывѣ этой искренности Фордъ растянулся на одной изъ лавокъ и пригласилъ дядю Бена сдѣлать то же самое.

-- Ну, дружище, прибавилъ онъ съ мальчишеской веселостью, сообщите-ка о своихъ планахъ; начать съ того, кто раздѣлитъ съ вами ваше счастіе? Конечно, у васъ есть родители, братья, а можетъ быть и сестры?

Онъ умолкъ и съ улыбкой взглянулъ на дядю Бена. Ему какъ-то смѣшно было представить себѣ его въ обществѣ женщинъ.

Дядя Бенъ, который до сихъ поръ держалъ себя съ строгой сдержанностью,-- частію отъ уваженія, частію изъ осторожности,-- медленно вытянулъ одну ногу, потомъ другую и оперся подбородкомъ на руки.

-- Что касается родителей, м-ръ Фордъ, то я въ нѣкоторомъ родѣ сирота.

-- Въ н ѣ которомъ род ѣ сирота? повторилъ Фордъ.

-- Да, продолжалъ дядя Бенъ, сильно упираясь подбородкомъ на руки, отъ чего голова его, съ каждымъ словомъ, слегка наклонялась впередъ, подталкиваемая челюстями, точно дядя Бенъ сообщалъ свои конфиденціи скамейкѣ. Да, то-есть что касается престарѣлаго родителя, то онъ умеръ... умеръ на возвратномъ пути въ Миссури. Что же касается матушки, то, между нами будь сказано, на этотъ счетъ ровно ничего неизвѣстно. Она, видите ли, м-ръ Фордъ, ушла съ однимъ горожаниномъ -- совсѣмъ мнѣ постороннимъ человѣкомъ, прежде чѣмъ престарѣлый родитель умеръ, и отъ этого я долженъ былъ оставить школу и не могъ продолжать ученья. И гдѣ теперь она находится, тутъ, тамъ, въ иномъ ли какомъ мѣстѣ,-- неизвѣстно и хотя эсквайръ Томкинсъ -- онъ адвокатъ, знаете -- говорилъ, что престарѣлый родитель могъ бы получить разводъ, кабы захотѣлъ, и отъ этого я бы сталъ круглымъ сиротой, еслибы не могъ доказать, кто я по закону, какъ говоритъ адвокатъ. Но... старикъ, какъ бы то ни было, не развелся. А что касается братьевъ, то былъ у меня братъ и утонулъ въ Ла-Платѣ, а сестеръ никогда не было. Семейныхъ, выходитъ, у меня мало, и совѣтоваться и дѣлиться не съ кѣмъ, какъ вы полагаете?

-- Н-да... раздумчиво произнесъ учитель, глядя на дядю Бена, но, можетъ быть, вы воспользуетесь своими преимуществами и заведете теперь собственную семью? Я полагаю, что теперь, когда вы богаты, вы женитесь.

Дядя Бенъ слегка измѣнилъ свою позу и затѣмъ принялся счищать указательнымъ и большимъ пальцами крошки, выпавшія изъ дѣтскихъ корзинокъ и покрывавшія скамейки. Углубившись въ это занятіе и не поднимая глазъ на учителя, онъ проговорилъ:

-- Да, видите ли, я въ нѣкоторомъ родѣ женатый человѣкъ.

Учитель встрепенулся.

-- Какъ, вы женаты? неужели?

-- Видите ли, это тоже вопросъ. Я такой же женатый человѣкъ, какъ и сирота, то-есть все это невѣрно и неизвѣстно.

Онъ помолчалъ, продолжая счищать крошки.

-- Я былъ моложе, чѣмъ вы теперь, да и она была не старше. Но она знала гораздо больше меня, а ужь что касается чтенія и письма, то въ этомъ, скажу вамъ, она собаку съѣла. Вы бы въ восторъ пришли, м-ръ Фордъ.

И опять онъ замолчалъ, точно все высказалъ, такъ что учитель нетерпѣливо спросилъ:

-- Да гдѣ же она теперь?

Дядя Бенъ медленно покачалъ головой:-- я ее не видѣлъ съ тѣхъ поръ, какъ оставилъ Миссури, вотъ уже пять лѣтъ тому назадъ.

-- Но почему же это? въ чемъ дѣло? настаивалъ учитель.

-- Да видите ли, какъ вамъ сказать... я убѣжалъ. Не она, знаете, убѣжала, но я убѣжалъ и поселился здѣсь.

-- Но почему же? спрашивалъ учитель, съ безнадежнымъ удивленіемъ глядя на дядю Бена. Что-нибудь случилось? Что же именно? развѣ она...

-- Она была ученая женщина, сказалъ внушительно дядя Бенъ, и всѣ признавали ее за ученую. Она была вотъ такого роста, продолжалъ онъ, указывая рукой разстояніе средней высоты отъ пола. Невеличка и смуглолица.

-- Но должна же была быть у васъ причина бросить ее?

-- Мнѣ иногда кажется, осторожно отвѣчалъ дядя Бенъ, что въ нѣкоторыхъ семьяхъ въ крови -- состоять въ бѣгахъ. Вотъ моя матушка убѣжала съ постороннимъ человѣкомъ, вотъ и я убѣжалъ. А въ чемъ еще больше сходства, такъ это, какъ папенька могъ получить разводъ съ маменькой, такъ и жена могла развестись со мной. Да она почти-что и развелась. Только вотъ на этотъ счетъ существуетъ нѣкоторая неопредѣленность.

-- Но какъ же вы можете находиться въ этомъ сомнѣніи? Или теперь, когда у васъ есть деньги, вы собираетесь разыскать ее?

-- Я собирался поискать ее.

-- И вернуться къ ней, если найдете ее?

-- Я этого не говорилъ, м-ръ Фордъ.

-- Но если она не развелась съ вами, то вамъ слѣдуетъ это сдѣлать... если я хорошо понялъ вашъ разсказъ, потому что, по вашимъ собственнымъ словамъ, болѣе безпричиннаго, бездушнаго и вполнѣ неизвинительнаго бѣгства, чѣмъ ваше, я и не знаю.

-- Вы думаете? сказалъ дядя Бенъ съ досадной простотой.

-- Думаю ли? повторилъ м-ръ Фордъ съ негодованіемъ. Каждый такъ будетъ думать. Никто не можетъ думать иначе. Вы говорите, что бросили ее. и соглашаетесь, что она ничѣмъ этого не заслужила.

-- Нѣтъ, ничѣмъ. Говорилъ я вамъ, м-ръ Фордъ, что она умѣла играть на фортепьяно и пѣть?

-- Нѣтъ, коротко отвѣтилъ м-ръ Фордъ, вставая съ нетерпѣніемъ и шагая по комнатѣ.

Онъ былъ почти убѣжденъ, что дядя Бенъ опять обманываетъ его. Или подъ покровомъ напускной простоты онъ былъ безусловный эгоистъ и безсердечный человѣкъ, или же говоритъ ему идіотическую ложь.

-- Мнѣ жаль, что я не могу ни поздравить васъ, ни выразить свое соболѣзнованіе относительно того, что вы мнѣ только-что разсказали. Я не вижу никакого извинительнаго повода къ тому, чтобы вамъ не разыскать немедленно жены и не загладить своего поведенія. И если вы желаете знать мое мнѣніе, то по-моему это гораздо болѣе почтенный способъ примѣненія вашего богатства, нежели вмѣшательство въ ссоры сосѣдей. Но уже поздно, и я боюсь, что нашей бесѣдѣ пора положить конецъ. Я надѣюсь, что вы обдумаете, что я сказалъ, и, когда мы снова увидимся, примете иное рѣшеніе.

У дверей школы м-ръ Фордъ нарочно позамѣшкался, чтобы дать время дядѣ Бену объясниться или оправдаться. Но тотъ не воспользовался случаемъ, а только сказалъ:

-- Вы понимаете, что это секретъ, м-ръ Фордъ?

-- Разумѣется, отвѣтилъ м-ръ Фордъ съ плохо скрываемымъ раздраженіемъ.

-- О томъ, что я въ нѣкоторомъ родѣ женатый человѣкъ.

-- Будьте спокойны, сухо отвѣчали, учитель, у меня нѣтъ ни малѣйшей охоты болтать объ этой исторіи.

Они разстались: дядя Бенъ, болѣе чѣмъ когда-либо приниженный, не взирая на свое богатство, а учитель болѣе чѣмъ когда-либо сознающій свое нравственное превосходство.

II.

Религіозная точка зрѣнія, съ какой м-съ Макъ-Кинстри смотрѣла на цивилизованныя стремленія своего мужа, не была вполнѣ чуждой человѣческихъ страстей.

Эта сильная, честная натура, отказавшаяся отъ женственной прелести единственно лишь изъ чувства долга, теперь, когда этотъ долгъ пересталъ, повидимому, цѣниться, искала убѣжища въ своей давно позабытой женственности и въ тѣхъ безконечно мелочныхъ аргументахъ, рессурсахъ и маневрахъ, которыми располагаетъ женщина.

Она чувствовала странную ревность къ дочери, которая измѣнила натуру ея мужа и вытѣснила традиціи ихъ домашней жизни; она ощущала преувеличенное пренебреженіе къ тѣмъ женскимъ прелестямъ, которыя не играли никакой роли въ ея собственномъ семейномъ счастіи. Она видѣла въ желаніи мужа смягчить дикую суровость ихъ привычекъ только слабую уступку силѣ красоты и наряда -- унизительное тщеславіе, которое ей было чуждо въ ихъ борьбѣ за пограничное главенство -- которые не могли даровать имъ побѣду въ житейской борьбѣ.

"Локончики", "оборочки" и "бантики" -- никогда не помогали имъ въ ихъ странствіяхъ по равнинамъ, никогда не замѣняли остраго зрѣнія, тонкаго слуха, сильныхъ рукъ и выносливости, никогда не ухаживали за больнымъ и не перевязывали раненыхъ.

Когда зависть или ревность вторгается въ женское сердце послѣ сорокалѣтняго возраста, то приноситъ такую горечь, для которой нѣтъ смягченія или облегченія въ кокетствѣ, соревнованіи, страстныхъ порывахъ или невинной нѣжности, которыя дѣлаютъ сносными ревнивые капризы молодыхъ женщинъ. Борьба или соперничество кажутся безнадежными, сила подражанія, ушла. Изъ своей позабытой женственности м-съ Макъ-Кинстри извлекла только одну способность -- унизительно страдать и причинять страданіе другимъ.

Способы ея въ этомъ отношеніи не особенно отличались отъ обычныхъ въ этихъ случаяхъ способовъ всѣхъ остальныхъ страждущихъ женщинъ. Злополучный Гирамъ выслушивалъ постоянные попреки въ томъ, что всѣ его неудачи происходятъ отъ проклятой цивилизаціи, измышленной проклятыми янки и которой онъ низко подпалъ. Она, бывшая прежде грубоватой, но усердной сидѣлкой въ болѣзняхъ, теперь сама стала жертвой какихъ-то недомоганій и нервнаго разстройства.

Старинный бродяжническій духъ, болѣзненно подстрекаемый недовольствомъ, заставлялъ ее придумывать хитрые планы для дальнѣйшей эмиграціи. Когда Гирамъ купилъ себѣ рубашки съ крахмаленной грудью, чтобы сопровождать Кресси на балъ, то нервное разстройство м-съ Макъ-Кинстри дошло до крайняго предѣла, и она выражала его тѣмъ, что сама одѣвалась въ самое старое, самое поношенное платье, чтобы поддержать традиціи прошлаго времени.

Ея обращеніе съ Кресси было бы еще рѣшительнѣе, еслибы она имѣла хоть капельку вліянія на нее или хотя бы понимала ее материнскимъ чутьемъ. Но она доходила до того, что открыто выражала сожалѣніе о томъ, что бракъ съ Сетомъ Девисомъ разстроился, такъ какъ его семья по крайней мѣрѣ все еще хранила обычаи и традиціи, уважаемыя ею. Но тутъ уже мужъ приказалъ ей замолчать, объявляя, что отецъ Девиса и онъ самъ такъ "крупно поговорили", что гораздо вѣроятнѣе, что кровь прольется, нежели сольется.

Въ настоящее время она поощряла ухаживаніе Мастерса въ новой и смутной надеждѣ, что это ухаживаніе, отвлекавшее Кресси отъ ученья, было непріятно для Макъ-Кинстри и мѣшало его планамъ. Слѣпая и глухая къ тому, что происходило между ея дочерью и м-ромъ Фордомъ, и ничего не подозрѣвая объ ихъ отношеніяхъ, она чувствовала къ нему глухую антипатію только потому, что считала его осью, вокругъ которой вращались всѣ ея невзгоды.

Никого не видя и затыкая обыкновенно уши при всѣхъ семейныхъ намекахъ на свѣтскіе тріумфы Кресси, она даже не знала о томъ всеобщемъ восторгѣ, который возбудилъ знаменательный вальсъ.

Утромъ того дня, когда дядя Бенъ довѣрилъ учителю свой хитроумный планъ о прекращеніи порубежныхъ несогласій, лай желтаго пса Макъ-Кинстри возвѣстилъ о приближеніи къ мызѣ чужаго человѣка. Оказалось, что то былъ м-ръ Стаей -- и мало того, что такой же элегантный и ослѣпительный, какъ въ то утро, когда онъ яркой звѣздой взошелъ на горизонтъ Джонни Фильджи, но вдобавокъ еще и съ побѣдоноснымъ видомъ отъ пріятнаго ожиданія, что увидитъ хорошенькую дѣвушку, которую встрѣтилъ на балѣ.

Онъ не видѣлъ ея около мѣсяца. По собственному счастливому выраженію, онъ являлся сегодня, соединяя въ своей особѣ побѣдоноснаго Меркурія и Аполлона.

Макъ-Кинстри былъ отозванъ на сосѣдній лугъ, и Кресси тѣмъ временемъ взяла на себя обязанность занимать галантнаго гостя. Это было нетрудно. Одно изъ главныхъ ея обольщеній заключалось въ томъ, что, презирая обычную притворную или искреннюю наивность ing é nue ея сорта, она вообще показывала своимъ обожателямъ (исключая, можетъ быть, одного только учителя), что отлично понимаетъ то состояніе души, въ какое повергаетъ ихъ ея красота. Она понимала страсть, если и не могла на нее отвѣчать. Эта тактика для застѣнчивыхъ деревенскихъ парней была очень удобна, но въ большинствѣ случаевъ совсѣмъ неудовлетворительна; когда всякіе подходы такъ быстро изобличались, то даже вполнѣ стратегическое отступленіе легко превращалось въ безпорядочное бѣгство.

Прислонясь къ косяку двери, прикрывъ полной ручкой блестящіе глазки отъ солнечныхъ лучей, заливавшихъ ея граціозную, томную фигуру, она ждала аттаки.

-- Я не видѣлъ васъ, миссъ Кресси, съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ намъ довелось вмѣстѣ танцовать... ровно мѣсяцъ тому назадъ.

-- И это очень нелюбезно съ вашей стороны, такъ какъ вчера вы два раза проходили мимо нашего дома.

-- Развѣ вы меня видѣли? спросилъ молодой человѣкъ съ смущеннымъ смѣхомъ.

-- Видѣла. Да и собака тоже; да, полагаю, и Джо-Мастерсъ, а также нашъ батракъ. И когда вы прошли мимо, то собака, Мастерсъ, батракъ и мама кликнули папу, и тотъ увязался за вами слѣдомъ съ заряженнымъ ружьемъ. И шелъ за вами съ полмили.

Она отвела руку отъ глазъ, чтобы граціознымъ жестомъ изобразить эту фантастическую процессію, и разсмѣялась.

-- Васъ хорошо сторожатъ, проговорилъ Стаси неувѣренно.-- И глядя на васъ, миссъ Кресси, прибавивъ онъ смѣлѣе, я этому не удивляюсь.

-- Да, можно сказать, что вмѣстѣ съ папашиной межой я зорко охраняюсь отъ скоттеровъ и бродягъ.

Какъ ни были грубы и неделикатны ея рѣчи, но лѣнивая ласка въ голосѣ и хорошенькое личико смягчали ихъ. Рѣчь ея была такъ же живописна и чужда условности, какъ и ея движенія. Такъ по крайней мѣрѣ думалъ м-ръ Стаси и рѣшилъ смѣло повести дальнѣйшую аттаку.

-- Вотъ что, миссъ Кресси, такъ какъ дѣло, которое привело меня сегодня къ вашему отцу, это чтобы если можно побудить его войти въ сдѣлку на счетъ порубежныхъ притязаній, то, быть можетъ, вы примете мои услуги и на свой собственный счетъ.

-- Это означаетъ, лукаво отвѣтила молодая особа, что это дѣло касается меня столько же, сколько и папы. Вы не хотите допускать никакого захвата, кромѣ вашего собственнаго. Покорнѣйше благодарю, сэръ.

И она дѣлаетъ граціозный книксенъ, примемъ выставляетъ наружу хорошенькій башма чекъ, окончательно обвороживъ его.

-- Что жъ, это будетъ честная сдѣлка, началъ онъ, смѣясь.

-- Сдѣлка значитъ, что кто-нибудь что-нибудь уступаетъ. Кто же и что уступитъ въ этой сдѣлкѣ?

Самодовольный Стаси вообразилъ, что этотъ отвѣтъ еще кокетливѣе его вопроса.

-- Ага! это должна рѣшить миссъ Кресси.

Но молодая особа снова прислонилась къ косяку въ прежней удобной позѣ и благоразумно замѣтила, что это дѣло парламентера.

-- Ахъ, хорошо! ну такъ предположимъ, что прежде всего мы уступимъ Сета Девиса? Вы видите, миссъ Кресси, что я нетребователенъ и свѣдущъ.

-- Вы пугаете меня, кротко отвѣтила Кресси. Но мнѣ сдается, что онъ самъ устранился отъ всякихъ сдѣлокъ.

-- Онъ былъ въ ту ночь на балѣ и глядѣлъ звѣремъ. Въ то время какъ я танцовалъ съ вами, онъ готовъ былъ меня съѣсть.

-- Бѣдный Сетъ! А вѣдь онъ былъ прежде такъ разборчивъ въ пищѣ, отвѣтила остроумная Кресси.

М-ра Стаси всего повело отъ смѣха.

-- А затѣмъ идетъ м-ръ Добни... дядя Бенъ... продолжалъ онъ, не такъ ли? Очень скромный поклонникъ, но очень хитрый. Себѣ на умѣ человѣкъ. Притворяется, что учится только затѣмъ, чтобы быть поближе къ одной особѣ, не такъ ли? Хотѣлъ бы стать опять мальчикомъ, потому что познакомился съ одной дѣвочкой!

-- Я бы боялась васъ, еслибы вы всегда здѣсь жили, сказала Кресси, съ непобѣдимой наивностью, но, можетъ быть, тогда вы бы не были такъ свѣдущи!

Стаси принялъ это за комплиментъ.

-- А еще есть вѣдь и Мастерсъ, прибавилъ онъ вкрадчиво.

-- Только не Джо? сказала Кресси съ тихомъ смѣхомъ, оглядываясь на дверь.

-- Да? спросили. Стаси съ безпокойной улыбкой. Ахъ! я вижу, что его мы не должны устранять... Онъ тамъ? прибавилъ онъ, слѣдя за ея взглядомъ.

Но молодая дѣвушка старательно отворачивалась отъ него.

-- Вотъ и все? спросила она, послѣ минутнаго молчанія.

-- Ну нѣтъ... есть еще этотъ напыщенный школьный учитель, который отбилъ васъ въ вальсѣ у меня... этотъ м-ръ Фордъ.

Будь онъ вполнѣ хладнокровный и безпристранный наблюдатель, онъ могъ бы замѣтить, хотя видѣлъ Кресси только въ профиль, что рѣсницы у нея слегка дрогнули, и все лицо затѣмъ застыло, какъ въ тотъ моментъ, когда учитель вошелъ въ бальную залу. Но онъ не былъ наблюдателенъ и ничего не замѣтилъ. Да и Кресси быстро оправилась. Ея обычное томное выраженіе вернулось къ ней и, лѣниво поворачивая къ нему голову, она сказала:

-- Вотъ идетъ папа. Я полагаю, вы не прочь показать мнѣ образчикъ изящнаго слога въ переговорахъ съ нимъ, прежде нежели испытаете свое краснорѣчіе на мнѣ.

-- Разумѣется, нѣтъ, отвѣчалъ Стаси, ни мало не недовольный тѣмъ, что хорошенькая и умная дѣвушка будетъ присутствовать при его бесѣдѣ съ отцомъ, въ которой, какъ онъ воображалъ, онъ щегольнетъ своимъ дипломатическимъ искусствомъ и любезностью.

-- Не уходите. Я ничего такого не скажу, чего бы не поняла или не должна была слышать миссъ Кресси.

Послышался звонъ шпоръ, и тѣнь отъ ружья Макъ-Кинстри легла между ораторомъ и Кресси и освободила ее отъ отвѣта. Макъ-Кинстри смущенно оглядѣлся и, не видя м-съ Макъ-Кинстри, какъ будто успокоился и даже на его мѣдно-красномъ, какъ у индійца, лицѣ изгладились слѣды неудовольствія отъ того, что онъ упустилъ въ это утро громаднаго оленя. Онъ осторожно поставилъ ружье въ уголъ, снялъ съ головы мягкую войлочную шляпу, сложилъ ее и сунулъ въ одинъ изъ просторныхъ кармановъ своей куртки, повернулся къ дочери и, фамильярно положивъ искалѣченную руку ей на плечо, сказалъ внушительно, не глядя на Стаси:

-- Что нужно этому иностранцу, Кресси?

-- Быть можетъ, я самъ лучше вамъ объясню это, заговорилъ Стаси. Я явился отъ имени Бенгама и К° въ Сан-Франциско, которые купили испанское право на часть здѣшняго имѣнія. Я...

-- Довольно! проговорилъ Макъ-Кинстри мрачно, но внушительно.

Онъ вынулъ шляпу изъ кармана, надѣлъ ее, пошелъ, въ уголъ и взявъ ружье, впервые глянулъ на Стаси своими сонными глазами, затѣмъ презрительнымъ жестомъ поставилъ ружье обратно въ уголъ и, движеніемъ руки указавъ на дверь, сказалъ:

-- Мы уладимъ это дѣло на дворѣ. Кресси, ты оставайся здѣсь. Такой разговоръ приличенъ между мужчинами.

-- Но, папа, сказала Кресси, кладя лѣниво руку на рукавъ отца, нисколько не измѣнившись въ лицѣ и съ прежнимъ веселымъ выраженіемъ.-- Этотъ джентльменъ явился сюда для компромисса.

-- Для... чего? спросилъ Макъ-Кинстри, презрительно глядя за дверь -- незнакомое слово, показалось ему почему-то, должно обозначать особенную породу мустанговъ.

-- Чтобы попытаться придти къ какому-нибудь соглашенію, сказалъ Стаси. Я вовсе не прочь идти съ вами на дворъ, хотя думаю, что мы можемъ обсудить это дѣло такъ же хорошо и здѣсь.

Онъ не понизилъ тона, хотя сердце его сильнѣе забилось при воспоминаніи объ опасной репутаціи, какою пользовался хозяинъ дома.

-- Говорите, сказалъ Макъ-Кинстри.

-- Дѣло въ томъ, что мы пріобрѣли клочекъ земли, изъ-за которой у васъ идетъ распря съ Гаррисонами. Мы обязаны ввести покупателя мирно во владѣніе. Но, чтобы выиграть время, готовы купить этотъ клочекъ у того, кто можетъ его продать. Говорятъ, что вы можете. Продайте намъ эту землю, и тогда Гаррисоны будутъ принуждены закономъ отказаться отъ всякихъ на него притязаній.

-- Закономъ? повторилъ Макъ-Кинстри задумчиво.

-- Да. Такимъ образомъ все дѣло будетъ улажено. Мы не только платимъ вамъ деньги, но и освобождаемъ васъ отъ Гаррисоновъ.

Онъ съ самодовольной улыбкой взглянулъ на Кресси.

Макъ-Кинстри погладилъ рукой лобъ и глаза, точно разгоняя въ нихъ боль.

-- Итакъ вы не предполагаете входить въ сдѣлку съ Гаррисонами?

-- Мы совсѣмъ не признаемъ ихъ правъ, отвѣчалъ Стаси.

-- И не заплатите имъ ничего?

-- Ни гроша. Вы видите, м-ръ Макъ-Кинстри, продолжалъ онъ великодушно, съ лукавой улыбкой взглядывая на Кресси, что наша сдѣлка вовсе не такова, чтобы рѣшать ее за порогомъ дома.

-- Вы думаете? спросилъ Макъ-Кинстри рѣшительнымъ, хотя и лѣнивымъ тономъ, вторично взглянувъ на Стаси глазами, налитыми кровью и выражавшими тупую боль, напоминая глаза тѣхъ самыхъ оленей, которыхъ онъ загонялъ на охотѣ. Ну, я съ вами не согласенъ.

Онъ указалъ на дверь искалѣченной рукой.

-- Пожалуйте на минутку за дверь.

Стаси вздрогнулъ, пожалъ плечами и недовѣрчиво переступилъ за порогъ. Кресси, не мѣняясь въ лицѣ, лѣниво за нимъ послѣдовала.

-- Но я откажусь! сказалъ Макъ-Кинстри, медленно разглядывая Стаси. Я скажу, что это будетъ низостью относительно Гаррисоновъ, весь этотъ вашъ компромиссъ. Вмѣсто такого мира и спокойствія, которые предлагаютъ мнѣ вашъ законъ и цивилизація, я предпочитаю свою войну и беззаконіе.

-- Что жъ, я сочту своимъ долгомъ передать это моимъ довѣрителямъ, отвѣчалъ Стаси съ напускной безпечностью, которая однако плохо скрывала его удивленіе и досаду. Вѣдь это до меня не касается.

-- Если только, вмѣшалась Кресси, занявъ свою позицію у двери, если только вы отказались отъ вашей другой сдѣлки.

-- Какой другой сдѣлки? спросилъ Макъ-Кинстри внезапно, съ загорѣвшимися глазами.

Стаси бросилъ быстрый, негодующій взглядъ на молодую дѣвушку, которая приняла его съ веселымъ смѣхомъ.

-- О, ничего, папа, такъ маленькая глупость. Еслибы вы слышали, какъ этотъ джентльменъ краснорѣчивъ, когда говоритъ не о дѣлѣ. Такой, право, веселый и забавный.

Проворчавъ сквозь зубы:-- добраго утра, молодой человѣкъ вышелъ за дверь, но Кресси послѣдовала за нимъ до самыхъ воротъ и тамъ, защищая глаза отъ солнца, проговорила:

-- Сегодня вамъ не повезло въ сдѣлкахъ. Въ другой разъ, можетъ быть, будете счастливѣе.

-- Добраго утра, миссъ Макъ-Кинстри

Она протянула ему руку. Онъ съ притворной развязностью, но осторожно взялъ ее, точно то была бархатная лапка молоденькой пантеры, которая только-что оцарапала его. Въ сущности то же она и была, какъ не отродье этого дикаго звѣря, Макъ-Кинстри.

Когда фигура его исчезла изъ виду, Кресси поглядѣла на заходящее солнце. Затѣмъ вернулась въ домъ и прошла въ свою комнату. Проходя мимо окна, она увидѣла, что отецъ уже вскочилъ на мустанга и ускакалъ прочь въ погонѣ за "спокойствіемъ", котораго его лишилъ предыдущій разговоръ. Темныя точки, двигавшіяся въ разныхъ мѣстахъ по лугу, были ребятишки, возвращавшіеся домой изъ школы.

Кресси торопливо завязала у подбородка соломенную шляпу и выскользнула какъ тѣнь изъ дома, въ заднюю дверь.

III.

Тѣмъ временемъ, не подозрѣвая о внезапномъ увлеченіи своего мужа старинными порубежными принципами и традиціями, оживленными въ немъ неожиданнымъ посѣщеніемъ Стаси, м-съ Макъ-Кинстри медленно возвращалась отъ пастора, послѣ пространной и мрачной исповѣди о всѣхъ своихъ невзгодахъ и чувствахъ.

Въ то время, когда она проходила по рощѣ, разстилавшейся между школьнымъ домомъ и мызой, она увидѣла передъ собой хорошо знакомую фигуру Сета Девиса, и, съ обычной преданностью интересамъ мужа, хотѣла пройти мимо, не сказавъ съ нимъ ни слова, не смотря на то, что жалѣла о разстроившемся сватовствѣ дочери. Но Сетъ, по видимому, сторожилъ ее и не хотѣлъ пропустить молча.

Увидя, что онъ собирается остановить ее, она съ угрозой вытянула руку впередъ. Не смотря на ея смѣшной костюмъ и неуклюжую фигуру, поза ея была полна достоинства.

-- Слова, которыя не забываются, были обмѣнены между тобой, Сетъ Девисъ, и моимъ мужемъ, сказала она поспѣшно,.-- а потому сойди съ моей дороги и пропусти меня.

-- Но вѣдь мы съ вами не ссорились, тетушка Речель, сказалъ онъ жалобно, употребляя фамильярный титулъ, какимъ величали ее всѣ домочадцы.-- Я вамъ зла не желаю и сейчасъ докажу это: я кое-что сообщу вамъ. И сдѣлаю я это совсѣмъ безкорыстно, такъ какъ во всей Калифорніи не найдется такого золота, что годилось бы на обручальное кольцо, которымъ бы меня можно было связать съ Кресси. Я хочу только предупредить васъ, что васъ обманываютъ, водятъ за носъ. Пока вы тутъ хороводились съ Джо Мастерсомъ, хитрый лицемѣръ и подлипало, учитель-янки, увлекаетъ вашу дочь на погибель.

-- Брось это дѣло, Сетъ Девисъ,-- сказала и-съ Макъ-Кинстри сурово.-- Или будь настолько отваженъ, что скажи это мужчинѣ. Это Гираму слѣдуетъ знать.

-- А что, если онъ знаетъ и потворствуетъ этому? Что, если онъ готовъ на все, чтобы угодить этимъ проклятымъ янки?-- сказалъ Сетъ съ ехидствомъ.

Дрожь горькаго сомнѣнія потрясла м-съ Макъ-Кинстри. Тѣмъ не менѣе она мрачно проговорила:

-- Это ложь. Гдѣ доказательства?

-- Доказательства?-- повторилъ Сетъ.-- Кто вертится около школы, чтобы вести интимныя бесѣды съ учителемъ, и кто сводитъ его съ Кресси при всемъ честномъ народѣ?-- вашъ мужъ. Кто каждый вечеръ гуляетъ съ этимъ лукавымъ псомъ, учителемъ?-- ваша дочь. Кто прячется по сараямъ?-- ваша дочь и учитель. Доказательства? Да спросите, кого хотите. Спросите дѣтей. Вотъ идетъ Джонни... Эй! Джонни! поди сюда!

Онъ внезапно повернулся къ смородинному кусту, росшему возлѣ тропинки, изъ-за котораго только-что показалась кудрявая головка Джонни Фильджи. Возвращавшійся домой ребенокъ съ трудомъ пролѣзъ самъ сквозь кустъ и протащилъ свою аспидную доску, книги и маленькую корзинку, гдѣ лежала обыкновенно его провизія и которая теперь была полна ягодъ, такихъ же незрѣлыхъ, какъ и онъ самъ и подошелъ къ нимъ.

-- Вотъ тебѣ на пряники, Джонни! сказалъ Сетъ, подавая мелкую монету Джонни и стараясь скорчить въ улыбку свое искаженное злостью лицо.

Маленькая, запачканная ягодами ручка Джонни Фильджи быстро зажала въ кулакъ монету.

-- Ну смотри же теперь: не лги. Гдѣ Кресси?

-- Цѣлуется съ своимъ beau.

-- Добрый мальчикъ. А кто ея beau?

Джонни колебался. Онъ видѣлъ однажды Кресси вмѣстѣ юъ учителемъ и слышалъ, какъ другія дѣти шептались о томъ, что они влюблены другъ въ друга. Но поглядѣвъ на Сета и на м-съ Макъ-Кинстри, онъ подумалъ, что для взрослыхъ людей требуется что-нибудь болѣе интересное, нежели такой простой и глупый фактъ. Будучи мальчикомъ честнымъ и съ богатымъ воображеніемъ, онъ рѣшилъ заслужить полученныя деньги.

-- Говори, Джонни, не бойся.

Джонни не "боялся", но соображалъ. Нашелъ! Онъ припомнилъ, что только-что видѣлъ феникса, блестящаго и обаятельнаго Стаси, возвращавшагося изъ пограничнаго лѣса. Что могло быть поэтичнѣе и удивительнѣе, какъ связать его имя съ Кресси. Онъ поспѣшно отвѣчалъ:

-- Мистеръ Стаси. Онъ подарилъ ей часы и кольцо изъ настоящаго золота. Они обвѣнчаются въ Сакраменто.

-- Лжешь, поросенокъ, сказалъ Сетъ, грубо хватая мальчика; но м-съ Макъ-Кинстри вступилась за него.

-- Оставь мальчишку въ покоѣ, проговорила она съ сверкающими глазами.-- Мнѣ надо съ тобой поговоритъ.

Сетъ выпустилъ Джонни.

-- Это все штуки, сказалъ онъ.-- Его подучилъ Фордъ.

Но Джонни, забравшись въ безопасное убѣжище, позади смородиннаго куста, рѣшилъ огорошить ихъ новыми фактами,

-- А я знаю еще кое-что! закричалъ онъ.

-- Говори, чортово отродье, заревѣлъ Сетъ.

-- Я знаю шерифа Бригса; онъ поѣхалъ на межу съ цѣлой толпой людей и коней, прокричалъ Джонни.-- Гаррисонъ послалъ своего папу прогнать стараго Макъ-Кинстри. Ура!

М-съ Макъ-Кинстри повернула свое смуглое лицо къ Сету.

-- Что такое онъ говоритъ?

-- Просто ребячій вздоръ, отвѣчалъ онъ.-- А если и правду, то подѣломъ Гираму Макъ-Кинстри.

Она оттолкнула его, говоря:

-- Прочь съ моей дороги, Сетъ Девисъ, и если это твои штуки, то ты поплатишься за нихъ.

Она прошла мимо, направляясь туда, гдѣ стоялъ Джонни, но, при приближеніи этой высокой женщины съ сердитыми глазами, мальчикъ убѣжалъ. Она колебалась съ минуту, затѣмъ махнувъ съ угрозой рукой въ сторону Сета, поспѣшно направилась къ межѣ.

Она вѣрила не столько разсказалъ мальчика, сколько скрытой угрозѣ въ манерахъ Сета Девиса. Она, пройдя до опушки лѣса и нѣсколько сотъ ярдовъ далѣе, очутилась на краю южнаго ската, который спускался какъ разъ на обширный лугъ, составлявшій спорный участокъ земли. Все кругомъ было тихо и спокойно. Посреди луга и возлѣ ручейка, протекавшаго по нему, стоялъ сарай Макъ-Кинстри, одинокая постройка, куда убиралось сѣно съ луга. М-съ Макъ-Кинстри тревожно озиралась.

Кругомъ не было видно ни признака жизни или движенія вся окрестность казалась уединенна, пустынна и безлюдна. Но, оглядѣвъ по ту сторону ручья, она замѣтила вдали легкую, правильную зыбь въ высокой густой травѣ и поверхъ ея нѣсколько штукъ войлочныхъ шляпъ. Сомнѣнія не было. Отрядъ людей приближался къ межѣ.

Быстрый стукъ копытъ за ея спиной заставилъ ея сердце встрепенуться отъ радости. Она едва успѣла отскочить въ сторону, какъ мимо нея съ холма пронесся ея мужъ съ своими послѣдователями. Но его дикій вопль:-- Гаррисоны продали насъ! не сказалъ ей ничего новаго. Она побѣжала къ сараю; онъ долженъ быть пунктомъ опоры, оплотомъ въ случаѣ пораженія. Въ немъ подъ сѣномъ спрятано было оружіе на случай. Она сбросила съ плечъ шаль, стѣснявшую ея движенія, шляпка изъ суроваго полотна свалилась у нея съ головы, и сѣдые волосы развѣвались по плечамъ, точно грива; лицо и руки были исцарапаны терновникомъ и запылены. Она неслась точно дикій звѣрь, котораго травятъ охотники и не то сбѣжала, не то скатилась съ холма и подбѣжала къ сараю, запыхавшись и не слыша подъ собою ногъ.

Но какой контрастъ ждалъ ее тутъ! Ей почти не вѣрилось, что ея мужъ только-что проскакалъ мимо съ воинственнымъ кличемъ. Пограничный лугъ замыкался мягкой линіей граціозныхъ изъ, въ которыхъ скрылись фигуры всадниковъ, точно на вѣки. Ничто не нарушало мирной красоты разстилавшейся передъ нею картины. На одну секунду миръ и спокойствіе окружающаго отразились и на ней, но затѣмъ она вспомнила, что нельзя терять ни минуты, если она хочетъ приготовить сарай для обороны. Она подбѣжала къ двери сарая и пріотворила ее. Легкій женскій крикъ пополамъ со смѣхомъ донесся изъ сарая, вмѣстѣ съ шелестомъ платья, и въ тотъ самый моментъ, какъ она распахнула дверь сарая, легкая фигура выпрыгнула въ окно. Въ полутемномъ сараѣ она увидѣла школьнаго учителя, Джона Форда. Онъ былъ одинъ.

Ощущеніе стыда и смущенія, окрасивъ румянцемъ щеки Форда, смѣнилось испугомъ, когда онъ увидѣлъ окровавленное лицо и растрепанные волосы м-съ Макъ-Кинстри. Она замѣтила это. Въ ея глазахъ это было лишнимъ доказательствомъ его вины. Не говоря ни слова, она заперла за собой тяжелую дверь и безъ посторонней помощи укрѣпила ее громаднымъ болтомъ. Послѣ того повернулась къ нему, обтирая пыль съ лица и рукъ.

-- Съ вами была здѣсь Кресси? спросила она.

Онъ колебался, все еще съ удивленіемъ глядя на нее.

-- Не лгите.

Онъ встрепенулся.

-- Я и не собирался лгать, съ негодованіемъ отвѣтилъ онъ... Она была...

-- Я не спрашиваю, какъ далеко вы зашли, продолжала она, указывая на соломенную шляпку Кресси, нѣсколько книгъ и букетъ изъ дикихъ цвѣтовъ, валявшійся на сѣнѣ, и знатьэтого не хочу. Черезъ пять минутъ или отецъ ея будетъ здѣсь или же псы, Гаррисоны, которые продали насъ, явятся съ цѣлымъ полчищемъ отбирать землю. Если это -- она указала съ презрѣніемъ на книги и цвѣты -- значитъ, что вы присоединяетесь къ намъ и готовы раздѣлить съ нами долю горькую или сладкую, то приподнимите это сѣно и выньте изъ-подъ него ружье, чтобы защищать насъ. Если у васъ что другое на умѣ, то спрячьтесь въ это сѣно сами и ждите, пока придетъ Гирамъ и выберетъ минуту заняться вами.

-- А если я не хочу ни того ни другаго? надменно спросилъ онъ.

Она поглядѣла на него съ невыразимымъ презрѣніемъ.

-- Вонъ окно; вылѣзайте въ него, пока есть время, и я еще не заперла его. Если увидите Гирама, то скажите ему, что оставили старуху защищать сарай, гдѣ вы прятались съ его дочерью.

Прежде нежели онъ успѣлъ отвѣтить, донесся отдаленный выстрѣлъ, вслѣдъ за которымъ тотчасъ же послѣдовалъ другой. Съ жестомъ досады онъ пошелъ къ окну, оглянулся и поглядѣлъ на старуху, заперъ окно и вернулся назадъ.

-- Гдѣ ружье? спросилъ онъ почти грубо.

-- Я такъ и думала, что вы не убѣжите, отвѣчала она, разгребая сѣно, подъ которымъ открылся длинный ящикъ, покрытый просмоленной парусиной. Въ ящикѣ оказался порохъ, пули и два ружья. Онъ взялъ одно.

-- Полагаю, что могу узнать за что я буду драться? сухо спросилъ онъ.

-- Вы можете отвѣтить: "за Кресси", если они -- указывая въ сторону, откуда раздались выстрѣлы -- спросятъ васъ, отвѣчала она такъ же сдержанно. А теперь станьте вонъ тамъ и ждите, что будетъ дальше.

Онъ быстро забрался на указанное мѣсто, довольный, что избавляется отъ общества женщины, которую въ эту минуту почти ненавидѣлъ. Въ своей безразсудной страсти къ Кресси, онъ постоянно избѣгалъ мысли объ ея родственникахъ; мать напомнила ему о нихъ, и такъ живо, что сама страсть къ Кресси почти прошла въ немъ; въ эту минуту онъ былъ занятъ только дурацкимъ, досаднымъ и безусловно безнадежнымъ положеніемъ, въ какое попалъ. Горечь этой мысли и соображенія о личной опасности до того поглощали его, что онъ надѣялся на шальную пулю въ этой путаницѣ, которая бы выручила его и освободила отъ отвѣтственности. Запертый въ сараѣ съ остервенѣлой старой бабой для беззаконной обороны сомнительныхъ правъ, съ сознаніемъ, что такая же сомнительная страсть вовлекла его въ это и что ей это извѣстно... да! изъ такого положенія могла его выручить только смерть! Еслибы нужна была еще лишняя боль къ его терзаніямъ, то только горькое убѣжденіе, что Кресси не оцѣнитъ его жертвы, и что, можетъ быть, въ эту самую минуту она хладнокровно радуется тому, что сама такъ дешево отдѣлалась.

Вдругъ онъ услышалъ выстрѣлъ и лошадиный топотъ. Въ щели сарая Фордъ могъ видѣть всю долину, разстилавшуюся передъ сараемъ, и линію изъ. Въ то время какъ онъ глядѣлъ въ щель, пять человѣкъ поспѣшно выскочили съ лѣвой стороны и побѣжали къ сараю. Макъ-Кинстри съ своими сторонниками одновременно появились справа и поскакали имъ на перерѣзъ. Но всадники не успѣли проскакать разстоянія, отдѣлявшаго ихъ отъ сарая, и подоспѣли уже тогда, когда Гаррисоновская партія остановилась передъ запертой и забаррикадированной дверью сарая.

Смущеніе ихъ было встрѣчено насмѣшливымъ хохотомъ партіи Макъ-Кинстри, хотя и она также была удивлена. Но въ этотъ краткій моментъ Фордъ узналъ въ предводителѣ Гаррисоновъ хорошо знакомое лицо шерифа Туоломни. Только этого недоставало, чтобы довести до зенита несчастную звѣзду, преслѣдовавшую его. Онъ пошелъ не только въ беззаконные противники беззаконныхъ же силъ, но сопротивлялся самому закону. Онъ понялъ, въ чемъ дѣло. Какая-нибудь дурацкая выдумка дяди Бена ускорила аттаку!

Воюющія стороны уже держали наготовѣ оружіе, хотя сарай раздѣлялъ обѣ партіи. Но ловкимъ фланговымъ обходомъ партія Макъ-Кинстри обошла партію Гаррисоновъ и заняла позицію во фронтѣ, прикрываясь высокимъ кустарникомъ. Грозный залпъ заставилъ отрядъ Гаррисона, собиравшійся ломать дверь сарая, отступить за сарай. Наступила минутная пауза, и затѣмъ послѣдовали переговоры...

-- Ну! чего же вы не ломаете дверь, негодяи? Она васъ не съѣстъ!

-- Онъ боится, что болтъ выстрѣлитъ.

Хохотъ партіи Макъ-Кинстри.

-- Вылѣзай изъ высокой травы и покажи свое мурло, идіотъ эдакій!

-- Онъ не можетъ; растерялъ свой порохъ, собираетъ его по землѣ.

Оглушительный хохотъ партіи Гаррисоновъ.

Каждый человѣкъ ждалъ этого перваго выстрѣла, который долженъ былъ ускорить битву. Даже при всемъ ихъ беззаконіи природный инстинктъ дуэли сдерживалъ ихъ. Представитель закона признавалъ какъ самый принципъ, такъ и его практическое значеніе при столкновеніяхъ, но ему не хотѣлось жертвовать кѣмъ-либо изъ своихъ людей для аттаки, которая вызоветъ немедленно ружейную пальбу со стороны Макъ-Кинстри. Какъ храбрый человѣкъ, онъ взялъ бы рискъ на себя, но, какъ человѣкъ осторожный, онъ размышлялъ, что его наскоро собранные люди были всѣ партизаны, и если онъ падетъ, то столкновеніе разрѣшится партизанской схваткой, при чемъ не останется ни одного безпристрастнаго свидѣтеля, чтобы оправдать его поведеніе въ глазахъ общественнаго мнѣнія. Учитель тоже зналъ это, а потому сдержалъ первое движеніе, побуждавшее его явиться посредникомъ; его единственной поддержкой теперь была сдержанность Макъ-Кинстри и снисходительность шерифа. Въ слѣдующій моментъ то и другое, казалось, ему измѣнило.

-- Ну, чего же вы прохлаждаетесь? подсмѣивался Дикъ Макъ-Кинстри; кто по вашему спрятался въ сарай?

-- Я вамъ скажу, коли хотите знать, закричалъ яростный голосъ со стороны холма.-- Кресси Макъ-Кинстри и учитель.

Обѣ партіи живо повернулись къ третьему лицу, подошедшему къ нимъ незамѣтно. Но тутъ изъ сарая послышался голосъ м-съ Макъ-Кинстри.

-- Лжешь, Сетъ Девисъ!

Судьба, очевидно, была противъ шерифа. Кратковременное преимущество, доставленное ему неожиданнымъ появленіемъ Сета Девиса въ роли нейтральнаго свидѣтеля, было безусловно испорчено непредвидѣннымъ открытіемъ присутствія въ сараѣ м-съ Макъ-Кинстри! Женщина замѣшана въ битвѣ, да къ тому еще и старая! Бѣлую женщину приходилось силой выдворять съ мѣста. Во всемъ неписанномъ кодексѣ юго-западнаго рыцарства не существовало такого прецедента.

-- Ребята! сказалъ онъ своимъ послѣдователямъ съ отвращеніемъ, назадъ и оставьте въ покоѣ чортовъ сарай. Но вамъ, Гирамъ Макъ-Кинстри, я даю пять минутъ времени, чтобы высвободиться изъ-подъ кабалы вашей жены!

Кровь его разгорѣлась, и онъ сердился на свою минутную слабость, тѣмъ болѣе, что считалъ себя жертвой обмана.

Снова роковой сигналъ, казалось, былъ неизбѣженъ, и снова онъ былъ отсроченъ. Гирамъ Макъ-Кинстри, звеня шпорами и съ ружьемъ въ рукѣ, выступилъ изъ-за сарая и предсталъ прямо передъ лицомъ своихъ противниковъ.

-- Что будетъ черезъ пять минутъ, то мы увидимъ, началъ онъ своимъ лѣнивымъ и сонливымъ голосомъ. Но теперь какъ разъ Сетъ Девисъ перекорялся съ моей женой. И прежде чѣмъ начнется что другое, онъ долженъ взять свои слова назадъ. Жена говоритъ, что онъ лжетъ, и я говорю, что онъ лжетъ и вотъ теперь готовъ постоять за это.

Право личнаго оскорбленія, идущаго впереди общаго дѣла -- слишкомъ укоренившійся пограничный принципъ, чтобы имъ пренебрегать. Обѣ партіи отступили, и глаза всѣхъ обратились на то мѣсто, гдѣ стоялъ Сетъ Девисъ. Но онъ исчезъ.

Куда?

Когда м-съ Макъ-Кинстри прокричала свое опроверженіе изъ сарая, онъ воспользовался всеобщимъ удивленіемъ, чтобы, проскользнувъ въ дверь, вскочить на груду сѣна, гдѣ помѣщался учитель. Глаза ихъ встрѣтились и яростно сверкнули, но прежде нежели Сетъ Девисъ успѣлъ крикнуть, учитель выронилъ свое ружье, схватилъ его за горло и всунулъ пригоршню сѣна въ его ротъ. Яростная, но безмолвная борьба послѣдовала затѣмъ; сѣно, на которомъ они боролись, заглушало всякій шумъ и скрывало ихъ отъ всѣхъ, но отъ возни масса сѣна подалась и стала скатываться на полъ. Учитель, сидѣвшій на Сетѣ, покатился вмѣстѣ съ нимъ. Сетъ воспользовался этимъ моментомъ, чтобы высвободить руку и вытащить складной ножъ изъ-за сапога, но прежде нежели онъ успѣлъ всадить его въ учителя, изо всей силы ударился головою о выдающуюся балку въ сараѣ и безъ звука и шума повалился на землю. Все это произошло такъ быстро и безшумно, что никто ничего не замѣтилъ; вдобавокъ сѣно, продолжавшее катиться сверху, скрыло обоихъ соперниковъ отъ глазъ присутствующихъ, и даже м-съ Макъ-Кинстри не видѣла смертельной борьбы, происходившей въ двухъ шагахъ отъ нея.

Учитель поднялся съ полу, оглушенный, съ засоренными глазами, но съ чувствомъ полнаго и удовлетвореннаго торжества. Онъ не подозрѣвалъ о серьезности катастрофы, постигшей Сета, и, сжимая въ рукѣ ружье, ждалъ новаго нападенія съ его стороны.

-- Онъ хотѣлъ убить меня и убилъ бы, еслибы удалось! Если онъ опять нападетъ на меня, я долженъ его убить! повторялъ онъ самому себѣ.

Ему не приходило въ голову, что это несообразно ни съ его предыдущими разсужденіями, ни вообще съ его принципами. Все было тихо. Ожиданіе раздражало его. Въ чемъ дѣло? чего они всѣ притаились?

Прислушиваясь съ величайшимъ напряженіемъ, онъ услышалъ отдаленный выстрѣлъ и глухой топотъ лошадиныхъ копытъ. Внезапный страхъ, что Макъ-Кинстри разбитъ и обратился въ бѣгство, и досада на такой исходъ заставили его выглянуть въ слуховое окно. Но въ ту же самую минуту послышался голосъ:

-- Остановитесь, шерифъ!

Это былъ голосъ агента Стаси.

Наступилъ моментъ недовольнаго ропота. Но его слова были подкрѣплены приказаніемъ другаго голоса слабаго, негероическаго, всѣмъ знакомаго голоса.

-- Я приказываю прекратить все это.

Послѣдовалъ взрывъ ироническаго смѣха.

Голосъ принадлежалъ дядѣ Бену.

-- Отстаньте! не время дурачиться! сказалъ грубо шерифъ.

-- Онъ въ своемъ правѣ, шерифъ Бригесъ, сказалъ поспѣшно Стаси, вы дѣйствуете по его предписанію; онъ владѣлецъ этой земли.

-- Что такое? да вѣдь это Бенъ Добни?

-- Да; онъ, Добиньи, и купилъ эту землю у насъ.

Послѣ минутнаго смущенія поднялся торопливый шопотъ.

-- Дѣло въ томъ, братцы, началъ дядя Бенъ убѣдительнымъ тономъ, что этотъ молодой человѣкъ, хотя и проницателенъ и доброжелателенъ, а слишкомъ поторопился обратиться къ закону. Со мной, братцы, надо поладить безъ вмѣшательства закона,-- безъ всякихъ документовъ, ружейныхъ выстрѣловъ и свалки. Мы все это обтолкуемъ за стаканомъ вина. Если шерифа даромъ потревожили, я заплачу за убытки. Вы меня знаете, братцы. Это вѣдь я... Добни или Добиньи, какъ вамъ лучше нравится.

Но молчаніе, послѣдовавшее затѣмъ, очевидно, не означало вовсе, что страсти уже улеглись. Оно было прервало саркастическимъ замѣчаніемъ Дика Макъ-Кинстри:

-- Если Гаррисонамъ все равно, что ихъ лугъ потоптанъ...

-- За это будетъ заплачено, торопливо перебилъ дядя Бенъ.

-- А если Дику Макъ-Кинстри все равно, что онъ даромъ разстрѣлялъ свои заряды... отгрызнулся Джо Гаррисонъ.

-- Все, все уладится, братцы, весело отвѣтилъ дядя Бенъ.

-- Но кто уладитъ это? послышался голосъ старика Гаррисона изъ-за сарая; вонъ лежитъ Сетъ Девисъ подъ сѣномъ съ пробитой головой. Кто заплатитъ за это?

Всѣ бросились къ указанному мѣсту съ криками негодованія.

-- Чье это дѣло? спросилъ голосъ шерифа съ оффиціальной строгостью.

Учитель невольно шагнулъ-было впередъ, но м-съ Макъ-Кинстри, взглянувъ на его рѣшительное лицо, вдругъ заслонила его собой съ повелительнымъ жестомъ, приглашавшимъ его къ молчанію. И затѣмъ крикнула изъ сарая:

-- Ну что жъ, если эта собака пыталась пролѣзть въ сарай и хватилась головой объ стѣну, то вы можете приписать вину мн ѣ, если хотите!

IV.

На слѣдующій день въ Инджіанъ-Спрингѣ узнали не безъ волненія, что серьезные безпорядки были предотвращены на злополучной порубежной межѣ драматическимъ появленіемъ дяди Бени Добни, не только въ роли миротворца, но и въ качествѣ м-ра Добиньи, землевладѣльца. Узнали также -- и это вызвало гомерическій смѣхъ, что старуха "тетка Макъ-Кинстри" защищала сарай единолично, безъ всякой посторонней помощи, съ одними только вилами -- (тутъ, впрочемъ, мнѣнія раздѣлялись и показывали разное),-- старой шваброй и ведромъ грязной воды -- отъ Гаррисона, его партіи и всѣхъ подвластныхъ шерифу графства Туоломни, при чемъ единственный вредъ претерпѣлъ Сетъ Девисъ, оцарапавшій себѣ лобъ при паденіи со стога сѣна, куда онъ забрался и откуда его вытѣснила м-съ Макъ-Кинстри своей шваброй.

Узнали съ единодушнымъ одобреніемъ о пріобрѣтеніи земли скромнымъ гражданиномъ Инджіанъ-Спринга; это было сочтено торжествомъ поселка надъ иноземнымъ вмѣшательствомъ. Но никто не узналъ объ участіи съ битвѣ школьнаго учителя, или хотя бы о его присутствіи на мѣстѣ. По совѣту м-съ Макъ-Кинстри онъ оставался спрятаннымъ въ сѣнѣ до тѣхъ поръ, пока обѣ партіи не разошлись и не унесли безчувственнаго Сета Девиса.

Когда Фордъ пробовалъ возражать, указывая на то, что Сетъ навѣрное всѣмъ разскажетъ правду, когда придетъ въ себя, м-съ Макъ-Кинстри мрачно улыбнулась:

-- Я полагаю, что когда онъ придетъ въ себя и узнаетъ, что я все время была съ вами, онъ прикуситъ языкъ. Я не говорю, чтобы онъ не сталъ мстить вамъ при каждомъ удобномъ случаѣ, но причины объяснять онъ не станетъ. Но если вы сами считаете нужнымъ разсказать, какъ было дѣло,-- прибавила она, усмѣхаясь еще мрачнѣе,-- то ваша воля.

Учитель ничего больше не сказалъ. И дѣйствительно прошли два-три дня, и ничто не показывало, чтобы Сетъ разболталъ, какъ было дѣло.

Тѣмъ не менѣе м-ръ Фордъ былъ далеко недоволенъ исходомъ своего приключенія. Его отношенія къ Кресси стали извѣстны ея матери и хотя она больше не намекала на нихъ, но, по всей вѣроятности, предупредила мужа. Со всѣмъ тѣмъ онъ замѣтилъ съ необъяснимымъ чувствомъ довольства, что она относилась къ своему открытію съ презрительнымъ равнодушіемъ. Что касается самого Макъ-Кинстри, съ его слѣпою любовью къ Кресси, то м-ръ Фордъ былъ того мнѣнія, что отецъ не будетъ противъ, чтобы дочь его вышла замужъ за учителя, къ чему собственно говоря теперь все и клонилось. Но тутъ ему приходилось обсудить то, отъ чего онъ всегда мысленно отворачивался: результаты ихъ сближенія. До сихъ поръ они жили пріятнымъ настоящимъ и не составляли никакихъ дальнѣйшихъ плановъ, кромѣ ближайшаго rendezvous. Въ таинственномъ и внезапномъ интересѣ ихъ другъ къ другу не только прошлое, но даже и будущее казалось забыто.

Всѣ эти мысли проносились у него въ головѣ за урокомъ и лишали того спокойствія, которое такъ цѣнилъ въ немъ

Макъ-Кинстри и дядя Бенъ. Дядя Бенъ не пришелъ на урокъ въ этотъ день; весьма возможно, что это случилось потому, что всѣ его поступки привлекали необычайное вниманіе теперь, когда всѣ узнали про его богатство. Учитель сидѣлъ въ одиночествѣ въ тѣ часы, когда занимался съ дядей Беномъ, и только птички прибѣгали воровать крошки, оставшіяся отъ завтрака дѣтей. Учитель жалѣлъ объ отсутствіи дяди Бена, ему хотѣлось разспросить его о вчерашней исторіи и объ его дальнѣйшихъ планахъ.

Учитель не былъ ни мало удивленъ отсутствіемъ Кресси въ это утро въ школѣ; онъ ожидалъ этого, и былъ даже этимъ доволенъ, такъ какъ въ его настоящемъ смутномъ настроеніи ея присутствіе было бы ему тягостно. Но ему вдругъ непріятно припомнилась та развязность, съ какой она бросила его въ критическую минуту въ сараѣ, и то равнодушіе, съ какимъ съ тѣхъ поръ не подавала признака интереса къ нему. Отчего она такъ равнодушна къ тому, что ихъ свиданіе было открыто матерью? отъ того ли, что она ожидала, что мать охотно примирится съ такимъ положеніемъ дѣла? Считала ли она себя уже его невѣстой? Можетъ быть, это даже входило въ ея разсчеты? Можетъ быть...?

Но тутъ онъ покраснѣлъ отъ досады на- свою подозрительность и отъ стыда, что способенъ питать такія подозрѣнія.

Раскрывъ свою конторку, онъ сталъ машинально прибирать въ ней бумаги и съ досадой замѣтилъ, что положилъ высохшій букетикъ Кресси въ пакетъ съ таинственными письмами, которыя перечитывалъ намедни. Въ эту минуту ему показалось, что кто-то заглянулъ въ комнату. Онъ всталъ, подошелъ къ двери и выглянулъ на дворъ, но никого не увидѣлъ. Тѣмъ не менѣе онъ не чувствовалъ себя больше въ безопасномъ одиночествѣ въ своемъ лѣсномъ школьномъ домикѣ, а потому съ досадой заперъ конторку и рѣшилъ идти домой.

Онъ недалеко прошелъ по тропинкѣ, какъ увидѣлъ Руперта Фильджи, а за нимъ въ нѣкоторомъ разстояніи плелся его братишка Джонни. При видѣ двухъ любимыхъ учениковъ, сердце м-ра Форда заныло отъ сознанія, что въ послѣднее время онъ нѣсколько забросилъ ихъ, отчасти, можетъ быть, потому, что возвышенное презрѣніе Руперта къ "глупымъ дѣвчонкамъ" уже не казалось ему такимъ забавнымъ, а можетъ быть и потому, что любопытство Джонни стѣсняло его. Какъ бы то ни было, онъ ускорилъ шагъ и, нагнавъ Руперта, положилъ по-старому фамильярно руку ему на плечо. Къ его удивленію, мальчикъ принялъ эти ласки, съ смущеніемъ и неловкостью поглядывая на Джонни. Внезапная мысль пронеслась въ головѣ м-ра Форда.

-- Вы не заглядывали сейчасъ ко мнѣ въ школу?

-- Нѣтъ, сэръ.

-- Вы не заглядывали въ окно, чтобы видѣть, тамъ ли я? настаивалъ учитель.

-- Нѣтъ, сэръ.

Учитель глядѣлъ на Руперта. Правдивость была одной изъ выдающихся чертъ въ характерѣ мальчика, хотя онъ часто и съ горечью замѣчалъ, что "это ему невыгодно".

-- Хорошо; мнѣ, значитъ, просто показалось; но я думалъ, что кто-то заглянулъ въ окно или прошелъ мимо его.

Но тутъ Джонни, слушавшій разговоръ, подошелъ ближе и, ухватившись за фалды Руперта, принялся ихъ теребить съ непонятными протестами. Рупертъ, не глядя на него, спокойно сказалъ:

-- Отстань, говорятъ тебѣ, и отбросилъ Джонни отъ себя, точно куклу.

-- Въ чемъ дѣло, Джонни? спросилъ учитель, которому эти пріемы были не новы.

Джонни вмѣсто отвѣта вновь уцѣпился за брата.

-- Да что, сэръ, отвѣчалъ Рупертъ, у котораго вдругъ опять появились ямочки на щекахъ и разговорчивость. Джонни собирается вамъ сообщить нѣчто. Еслибы онъ не былъ самый большой, богомъ забытый лгунъ въ Инджіанъ-Спрингѣ, еслибы онъ не выдумывалъ съ утра до ночи разныхъ небылицъ, я бы не прочь былъ сообщить вамъ то, что онъ говоритъ, и давно бы это сдѣлалъ. Но разъ вы спрашиваете сами, и вамъ показалось, что кто-то заглядываетъ въ школу, то Джонни утверждаетъ, будто Сетъ Девисъ шпіонитъ за вами и ходитъ по пятамъ.

-- Съ ножемъ и пистолетомъ, прибавилъ Джонни, не удержавшись отъ драматической прибавки къ достовѣрному факту.

М-ръ Фордъ зорко поглядѣлъ на братьевъ, но не повѣрилъ показанію Джонни.

-- А что вы объ этомъ думаете, Рупертъ? спросилъ онъ.

-- Я думаю, сэръ, что если только Джонни, не вретъ, то, можетъ быть, Сетъ Девисъ гоняется за Кресси, а такъ какъ знаетъ, что она вѣчно гоняется за вами...

Онъ умолкъ и покраснѣлъ, какъ ракъ, такъ какъ сообразилъ, кто роковая правдивость заставила его быть очень неделикатнымъ относительно учителя и поспѣшно прибавилъ:

-- Я хочу сказать, сэръ, что, можетъ быть, дядя Бенъ ревнуетъ, а такъ какъ онъ теперь такъ богатъ, что можетъ жениться на Кресси, то, зная, что она приходитъ учиться въ школу, я...

-- Все не то! вмѣшался Джонни.-- Кресси видится съ нимъ не въ школѣ, и теперь дядя Бенъ угощаетъ ее мороженымъ въ кондитерской.

-- Ну, положимъ такъ, дурачокъ, да вѣдь Сетъ этого не знаетъ, рѣзко перебилъ его Рупертъ. И болѣе вѣжливымъ тономъ замѣтилъ учителю:

-- Ну вотъ видите, Сетъ видѣлъ, какъ дядя Бенъ ухаживаетъ за Кресси и подумалъ, что онъ привелъ ее сюда.

Но учитель увидѣлъ изъ всего этого только одно. Дѣвушка которая всего лишь два дня тому назадъ безпечно бросила его на произволъ судьбы въ критическую минуту, дѣвушка, вовлекшая его въ пограничную свалку, которая могла сгубить его положеніе и ея доброе имя,-- эта дѣвушка, спокойно ѣла мороженое съ выгоднымъ женихомъ, ни мало не думая о немъ. Связать эти два факта было, можетъ быть, не логично, но очень непріятно.

Тѣмъ непріятнѣе, что ему казалось, что не только красивые глаза Руперта, но даже и дѣтскіе круглые глазки Джонни глядятъ на него съ смущенной и неловкой жалостью.

-- Я думаю, Джонни вѣритъ въ то, что говоритъ, не правда ли, Джонни? улыбнулся онъ съ напускной развязностью.-- Но я не вижу пока необходимости урезонивать Сета Девиса. Разскажите мнѣ про себя, Рупъ. Я надѣюсь, что дядя Бенъ, разбогатѣвъ, не думаетъ мѣнять своего юнаго учителя?

-- Нѣтъ, сэръ, просіялъ Рупертъ.-- Онъ обѣщаетъ взять меня съ собой въ Сакраменто въ качествѣ личнаго секретаря или довѣреннаго клерка, если... если...

Онъ колебался, что было совсѣмъ не въ его характерѣ.

-- Если дѣла пойдутъ такъ, какъ ему надобно.

Онъ неловко умолкъ, и глаза его омрачились.

-- Какъ вы думаете, сэръ, онъ не дурачитъ себя и меня?

И глаза мальчика съ любопытствомъ искали взгляда учителя.

-- Не могу, право, ничего про это сказать, отвѣчалъ м-ръ Фордъ, съ смущеніемъ вспоминая, какъ самъ долго не вѣрилъ дядѣ Бену; до сихъ поръ онъ не показалъ себя ни дуракомъ, ни хвастуномъ.-- Я думаю, что ваше будущее обезпечено, Рупъ, и желаю вамъ счастья.

Онъ погладилъ кудри Руперта съ прежней лаской, можетъ быть, еще нѣжнѣе обыкновеннаго, потому что прочиталъ въ глазахъ мальчика симптомы мокрой погоды.

-- Бѣгите домой, дѣти, и не безпокойтесь обо мнѣ.

Онъ повернулся, но не прошелъ и двадцати шаговъ, какъ почувствовалъ, что кто-то дергаетъ его за сюртукъ. Оглянувшись, онъ увидѣлъ крошку Джонни.

-- Они вернутся домой этой дорогой, сказалъ тотъ конфиденціальнымъ шепотомъ.

-- Кто?

-- Кресси и онъ.

И прежде нежели учитель успѣлъ отвѣтить, Джонни нагналъ брата. Оба мальчика помахали ему рукой съ таинственной и необъяснимой симпатіей, надъ которой онъ не зналъ, смѣяться ему или сердиться, и оставили, его. Онъ пошелъ домой. И вдругъ безъ всякой другой причины, кромѣ нежеланія встрѣчаться съ кѣмъ-либо, свернулъ съ тропинки и пошелъ въ обходъ, лѣсомъ.

Солнце стояло уже очень низко, и его длинные, косые лучи проникали въ лѣсъ снизу и наполняли туманную колоннаду прямыхъ сосенъ золотистой дымкой, между тѣмъ какъ верхушки уже одѣвались мракомъ. Проходя въ этомъ желтомъ сумракѣ, неслышно ступая ногами по мягкому ковру сосновыхъ пголъ, учителю казалось, что онъ проносится въ какомъ-то сновидѣніи черезъ вечерній лѣсъ. Ни звука не слышно было кругомъ, кромѣ глухаго, перемежающагося стука дятла или соннаго крика какой-нибудь птицы, спозаранку садившейся на ночлегъ: всякое напоминаніе о жильѣ и близости людей, казалось, исчезло кругомъ. А потому ему представилось, что какой-то лѣсной духъ кличетъ его, когда онъ услышалъ свое имя. Онъ быстро обернулся; за нимъ быстро гналась Кресси. Въ бѣломъ, граціозно подобранномъ платьѣ, съ развѣвающимися по вѣтру длинными косами, освободившимися отъ шляпки, которую она повѣсила на руку, чтобы ничто не мѣшало ей бѣжать, она до того походила на Менаду, что онъ вздрогнулъ.

Онъ остановился. Она бросилась къ нему и, обхватавъ руками его шею, съ легкимъ смѣхомъ прильнула на секунду къ его груди, затѣмъ, переведя духъ, медленно проговорила:

-- Я со всѣхъ ногъ бѣжала за вами, какъ вы свернули съ дорожки; вы такъ быстро шли, что я насилу догнала васъ. Отдѣлалась я, наконецъ, отъ дяди Бена.

Она умолкла и, поглядѣвъ въ его смущенное лицо, захватила обѣ его щеки въ свои руки и, придвинувъ его сдвинутыя брови къ своимъ влажнымъ голубымъ глазамъ, прибавила:

-- Вы еще не поцѣловали меня. Что случилось?

-- Не находите ли вы, что мнѣ слѣдовало бы спросить это: я цѣлыхъ три дня не видѣлъ васъ, и вы оставили меня въ довольно странномъ положеніи, вдвоемъ съ вашей матушкой! холодно отвѣтилъ онъ.

Онъ нѣсколько разъ мысленно повторялъ эту фразу, но теперь, когда онъ громко высказалъ ее, она показалась ему жалкой и ничтожной.

-- Вотъ что, проговорила она съ откровеннымъ смѣхомъ, пряча лицо на его груди.-- Видите ли, милый мальчикъ,-- она всегда его такъ называла,-- я сочла за лучшее притаиться на день или на два. Ну что, продолжала она, развязывая и снова завязывая ему галстухъ,-- какъ вы выкарабкались изъ этого?

-- Неужели же ваша мать ничего вамъ не говорила? спросилъ онъ съ негодованіемъ.

-- Къ чему бы она стала говорить? лѣниво отвѣтила Кресси. Она никогда не говоритъ со мной объ этихъ вещахъ, милый.

-- И вы ничего не знаете?

Кресси покачала головой и затѣмъ обмотала одной изъ своихъ длинныхъ косъ шею молодаго человѣка.

Но даже и невѣдѣніе того, что случилось, не оправдывало въ глазахъ учителя ея равнодушія и молчанія; онъ сознавалъ, что его теперешнее поведеніе далеко не геройское, однако саркастически продолжалъ:

-- Могу я спросить, чт о по-вашему было со мной, когда вы меня покинули?

-- Да что жъ, довѣрчиво объяснила Кресси, я думала, что вы, какъ умный человѣкъ, сумѣете сказать мамѣ что-нибудь дѣльное и хорошее. Я вотъ не очень хитра, а сумѣла отъучить папа отъ разспросовъ. Я заставила этого дурака Мастерса обѣщать мнѣ и поклясться, что онъ былъ въ сараѣ со мной. А потомъ собиралась сказать папа, что в зашли въ сарай, когда я была тамъ съ Мастерсомъ, за минуту передъ тѣмъ, какъ пришла мама, и что я убѣжала къ Мастерсу. Конечно, я не сказала Мастерсу, почему я прошу его объ этомъ и что вы были со мной,-- прибавила она, когда учитель хотѣлъ какъ будто оттолкнуть ее отъ себя.

-- Кресси, сказалъ Фордъ, сильно разсерженный, вы съ ума сошли или меня считаете сумасшедшимъ!

Лицо дѣвушки измѣнилось. Она устремила полуиспуганный, полу-вопросительный взглядъ въ его глаза и затѣмъ кругомъ себя.

-- Если вы собираетесь ссориться со мной, Джекъ, сказала она поспѣшно, то пожалуйста не при свид ѣ теляхъ.

-- Ради Бога, съ негодованіемъ произнесъ онъ, слѣдя за ея взглядомъ, что вы хотѣли сказать?

-- Я хочу сказать, отвѣтила она съ легкой дрожью покорности и пренебреженія, если вы... о, Боже! если вы хотите такъ же говорить и поступать, какъ они, то пусть никто этого не услышитъ.

Онъ глядѣлъ на нее въ безнадежномъ удивленіи. Неужели она дѣйствительно больше опасалась того, что кто-нибудь узнаетъ объ ихъ ссорѣ, нежели объ ихъ согласіи?

-- Пойдемъ, нѣжно продолжала она, все еще озираясь съ смущеніемъ, пойдемъ! Намъ будетъ гораздо спокойнѣе въ пещерѣ. Она въ двухъ шагахъ отсюда.

И, продолжая держать длинную косу вокругъ его шеи, она повела его за собой. Справа находилось одно изъ тѣхъ углубленій въ почвѣ, которыя происходятъ отъ весеннихъ дождей и паденія съ корнемъ двухъ или трехъ большихъ деревьевъ. Когда она заставила его усѣсться въ этой ямѣ, на мягкомъ ложѣ изъ сосновыхъ иглъ, а сама преспокойно усѣлась у него на колѣняхъ, то въ придачу къ косѣ охватила и рукой его шею.

-- Ну, говорите теперь, только не такъ громко, что такое произошло съ вами?

Все еще не сдаваясь, учитель холодно повторилъ о своемъ неудовольствіи на странное равнодушіе молодой дѣвушки и еще болѣе странный оборотъ, какой приняла вся эта исторія, про свою вынужденную оборону сарая, громкое обвиненіе Сета и о ихъ молчаливой и ожесточенной борьбѣ на сѣнѣ.

Но если онъ ожидалъ, что дочь юго-западнаго вояки выкажетъ восторгъ отъ участія своего возлюбленнаго въ одной изъ изъ характеристичныхъ вендетта, если онъ ожидалъ похвалы за свое геройство, то жестоко ошибся. Она отняла руку отъ его шеи, сама развязала свою косу и, сложивъ ручки на колѣняхъ, скрестила ножки и хотя не сошла съ его колѣнъ, но изобразила всей своей позой и фигурой томное уныніе.

-- Все это не то. Мамѣ слѣдовало бы быть разумнѣе, а вамъ слѣдовало бы выскочить вслѣдъ за мной, сказала она съ лѣнивымъ вздохомъ. Драка -- не ваше дѣло, это слишкомъ на нихъ похоже. Сетъ въ дракѣ навѣрное сильнѣе васъ.

-- Я сумѣю постоять за себя, надменно отвѣтилъ онъ.

Тѣмъ не менѣе у него оставалось унылое сознаніе, что легкое и граціозное созданіе, сидѣвшее у него на колѣняхъ, равнодушно къ его геройскимъ проявленіямъ.

-- Сетъ справится съ тремя такими, какъ вы, отвѣтила она съ наивной разсѣянностью.

И когда онъ попытался встать, прибавила:

-- Не сердитесь, милый! Конечно, вы дадите имъ убить себя, прежде нежели уступите. Но вѣдь это ихъ дѣло... ихъ ремесло! Они только на это и годятся; развѣ вы этого не видите? Вѣдь именно за то, что вы на нихъ не похожи, за то, что вы не ихъ поля ягода, за то, что вы совсѣмъ другой, особенный, милый мальчикъ, вѣдь за то я васъ и люблю!

Она оперлась изо всѣхъ силъ въ его плечи и принудила это снова сѣсть. И затѣмъ, охвативъ обѣими руками за шею, поглядѣла ему пристально въ лицо. Краска сбѣжала съ ея щекъ, глаза стали какъ будто больше, и то же выраженіе восторженнаго увлеченія и самозабвенія, какое преобразило ея молодое лицо на балѣ, было на немъ теперь. Губы ея слегка раскрылись, и она скорѣе пролепетала, нежели проговорила:

-- Что намъ до всѣхъ этихъ? Какое намъ дѣло до ревности Сета, дяди Бена и глупости Мастерса, до ссоръ и дрязгъ папы съ мамой? Какое намъ дѣло, что они думаютъ, что затѣваютъ, на что разсчитываютъ, и что противъ насъ замышляютъ? Мы любимъ другъ друга, мы принадлежимъ другъ другу безъ ихъ помощи, безъ помѣхи. Такъ было съ первой минуты, какъ мы увидѣли другъ друга и съ той минуты ни папа, ни мама, ни Сетъ, ни Мастерсъ, для насъ съ тобой, милый, не существовали. Вотъ это любовь, какъ я ее понимаю: не дурацкая ярость Сета, не дурацкая глупость дяди Бена, не дурацкая самонадѣянность Мастерса, а настоящая любовь. Я знаю это, я предоставляла Сету бѣситься, дядѣ Бен дурачиться, а Мастерсу шутить... а для чего? Для того, чтобы они не мѣшали мнѣ и моему мальчику. Они были довольны, и мы были счастливы.

Какъ ни смутны и неопредѣленны были эти рѣчи, но глубокое убѣжденіе, съ какимъ они были произнесены, поразило его.

-- Но чѣмъ же это кончится, Кресси? страстно спросилъ онъ..

Упоенный взглядъ разсѣялся, и легкая краска и нѣжная. подвижность лица вернулись.

-- Чѣмъ кончится, милый мальчикъ? лѣниво возразила она. Вѣдь вы не собирались на мнѣ жениться, не правда ли?

Онъ покраснѣлъ, замялся, но сказалъ:-- конечно, да; хотя все его прошлое колебаніе и настоящее недовѣріе къ ней ясно читались на его лицѣ и слышались въ его голосѣ.

-- Нѣтъ, милый, спокойно отвѣчала она, наклоняясь и развязывая свой башмачокъ, чтобы стряхнуть съ него пыль и выбросить сосновыя иглы, попавшія внутрь, нѣтъ; я недостаточно образована, чтобы быть вашей женой, и вы это знаете. И я бы не сумѣла вести себя такъ, какъ вамъ нужно. И кромѣ того всѣ бы узнали про нашу любовь, милый, и тогда конецъ нашимъ уединеннымъ свиданіямъ. И развѣ мы могли бы стать женихомъ и невѣстой -- вѣдь это значило бы повторить исторію съ Сетомъ. О нѣтъ! Нѣтъ, такіе милые мальчики, какъ вы, не женятся на глупыхъ южныхъ дѣвушкахъ, у которыхъ нѣтъ теперь негровъ въ приданое, какъ было до войны. Нѣтъ! продолжала она, поднявъ свою гордую головку, прежде нежели Фордъ успѣлъ оправиться отъ удивленія, мы оба объ этомъ и не думали. А теперь скажи мнѣ, милый, что-нибудь хорошенькое, прежде нежели я уйду, потому что мнѣ надо идти. Скажи мнѣ что-нибудь доброе. Скажи, что любишь меня, какъ прежде, скажи, что ты чувствовалъ въ ту ночь на балѣ, когда узналъ, что мы любимъ другъ друга. Но, постой, прежде поцѣлуй меня, одинъ разочекъ,-- вотъ такъ -- про запасъ...

V.

Когда дядя Бенъ или "Веніаминъ Добиньи, эсквайръ", какъ его уже величали на столбцахъ "Star", проводилъ миссъ Кресси Макъ-Кинстри домой, послѣ первыхъ знаковъ вниманія и гостепріимства, сопровождавшихъ его переходъ къ богатству и высшему положенію въ обществѣ, онъ нѣсколько минутъ провелъ въ состояніи оторопѣлаго и сіяющаго благополучія. Правда, что встрѣча ихъ была случайная; правда, что Кресси приняла его услуги съ лѣнивой насмѣшкой; правда, что она внезапно бросила его на опушкѣ лѣса Макъ-Кинстри, бросила такъ неожиданно и даже невѣжливо, что менѣе добродушный человѣкъ непремѣнно бы обидѣлся, но все это нисколько не испортило удовольствія дяди Бена. Весьма вѣроятно даже, что онъ объяснилъ бѣгство Кресси ея дѣвической скромностью, сообразивъ, что его застѣнчивое ухаживаніе было слишкомъ явно и навязчиво, и это только усилило его восхищеніе Кресси и его увѣренность въ самомъ себѣ.

Въ веселыхъ размышленіяхъ онъ и не замѣтилъ, какъ добрался до школьнаго домика, но тамъ вдругъ остановился. Слабый шумъ, въ родѣ пиленія дерева, привлекъ его вниманіе. Учитель, очевидно, былъ въ школѣ. Если онъ одинъ, то онъ поговоритъ съ нимъ.

Онъ подошелъ къ окну, заглянулъ въ него и въ одно мгновеніе ока всю его веселую разсѣянность какъ рукой сняло. Онъ осторожно подкрался къ двери, попытался отворить ее, но увидя, что она заперта, поналегъ могучимъ плечомъ и высадилъ замокъ.

Онъ вошелъ въ комнату въ тотъ моментъ, какъ Сетъ Девисъ испуганный, но разъяренный, приподнялся изъ-за конторки учителя, которую онъ только-что сломалъ. Онъ едва успѣлъ спрятать нѣчто въ карманъ и закрыть конторку, когда къ нему подошелъ дядя Бенъ.

-- Что ты тутъ дѣлаешь, Сетъ Девисъ? спросилъ онъ съ медленной рѣшимостью, за которой въ этихъ мѣстахъ слѣдуетъ гроза.

-- А ты что дѣлаешь, мистеръ Бенъ Добни? отвѣчалъ Сетъ, къ которому вернулось его нахальство.

-- Хорошо; хотя со мной и нѣтъ шерифа теперь, но, полагаю, я и одинъ силенъ настолько, чтобы защитить чужую собственность, прибавилъ онъ съ значительнымъ взглядомъ на сломанный въ конторкѣ замокъ.

-- Бенъ Добни, не мѣшайся не въ свое дѣло! я съ тобой ссориться вовсе не желаю.

-- Если такъ, то передай мнѣ то, что ты сейчасъ вынулъ изъ конторки учителя, а потомъ мы поговоримъ, сказалъ дядя Бенъ, напирая на Сета.

-- Говорю тебѣ, что не желаю съ тобой ссориться, дядя Бенъ, продолжалъ Сетъ, отступая съ злобнымъ хихиканьемъ; а коли ты собираешься защищать чужую собственность, какъ говоришь, то лучше было бы тебѣ защищать свою собственную, чѣмъ ссориться со мной. У меня есть доказательства, что эта хитрая собака, этотъ учитель-янки, въ котораго по уши влюблена Кресси Макъ-Кинстри и за котораго ее прочатъ старикъ и старуха,-- просто на просто лгунъ, лицемѣръ и обольститель

-- Стой! сказалъ дядя Бенъ голосомъ, отъ котораго затряслись стѣны.

Онъ направился къ Сету Девису уже не обычнымъ, осторожнымъ, какъ бы неувѣреннымъ шагомъ, но такой поступью, отъ которой горница ходуномъ заходила. Одно движеніе мощной длани, и молодой человѣкъ былъ посаженъ на мѣстѣ, учителя; обычное румяное лицо дяди Бена стало сѣро, какъ сумерки; его грозная фигура на минуту заслонила, небольшую горенку и застлала свѣтъ въ окнахъ. Затѣмъ по какой-то необъяснимой реакціи фигура его слегка сгорбилась; онъ оперся тяжелой слегка дрожащей рукой на конторку, а другой принялся утирать ротъ обычнымъ, неловкимъ движеніемъ.

-- Что такое ты говоришь о Кресси? спросилъ онъ торопливо.

-- Только то, что всѣ говорятъ, отвѣчалъ испуганный Сетъ, оправляясь отъ трусливаго волненія при видѣ разстроеннаго лица своего противника. То, что извѣстно каждому мальчику, котораго онъ обучаетъ грамотѣ; то, что и ты бы зналъ, еслибы Рупъ Фильджи, да онъ самъ не водили тебя все время за носъ. Въ то время какъ ты вертѣлся около школы и сторожилъ Кресси, когда она уходила изъ нея домой, онъ все время потѣшался надъ тобой, а пока Рупъ тебя тутъ задерживалъ подъ видомъ урока, самъ онъ хороводился въ нею, и миловался и цѣловался по сараямъ, да кустамъ -- а ты хочешь со мной ссориться! А этого еще мало: да, сэръ! этотъ, франтъ, щеголь, проклятый учитель, содержитъ замужнюю женщину во Фриско, все время пока хороводится здѣсь съ Кресси, и я досталъ бумаги, которыя это доказываютъ.

Онъ хлопнулъ себя по карману жилета съ грубымъ смѣхомъ.

-- Ты вытащилъ ихъ изъ конторки? сказалъ дядя Бенъ, осматривая сломанный замокъ въ потемкахъ, какъ будто это было самымъ главнымъ теперь дѣломъ.

Сетъ кивнулъ головой.

-- Я увидѣлъ въ окно сегодня, какъ онъ перечитывалъ ихъ, и рѣшилъ, что достану ихъ. И досталъ! прибавилъ онъ съ торжествующимъ смѣхомъ.

-- И досталъ! молодецъ! а теперь самое лучшее, что ты можешь сдѣлать -- это передать ихъ мнѣ!

-- Что такое? теб ѣ? зашипѣлъ Сетъ, подозрительно и сердито отступая отъ своего собесѣдника.-- Съ какой стати!

-- Сетъ, началъ дядя Бенъ, опершись локтями въ конторку конфиденціально и говоря съ грустной рѣшимостью, когда ты только-что заговорилъ объ этомъ дѣлѣ, то объявилъ, что оно меня касается, а потому я и вправѣ объявить тебѣ, что беру на себя защиту правъ этой молодой особы. Отдай мнѣ бумаги, Сетъ, а не то будетъ худо.

Сетъ вскочилъ на ноги и бросилъ торопливый взглядъ на дверь, но дядя Бенъ всталъ съ такою же поспѣшностью, и его мощная фигура опять угрожающе выросла передъ нимъ, заслонивъ всю школу и какъ бы застилая свѣтъ въ окнахъ.

Ему уже показалось, что могучая длань дяди Бена опускается къ нему на плечо. И тутъ ему вдругъ пришло въ голову, что для него пожалуй и выгоднѣе передать все дѣло въ руки дяди Бена. Пусть себѣ разбирается, какъ знаетъ, а онъ, Сетъ, разскажетъ про письма и про то, что дядя Бенъ изъ ревности мститъ учителю. Такъ даже будетъ лучше. Съ притворной неохотой и колебаніемъ онъ запустилъ руку въ карманъ жилета.

-- Безъ сомнѣнія, сказалъ онъ, если вы хотите защищать Кресси и имѣете на то больше правъ, чѣмъ я, то вамъ слѣдуетъ имѣть и доказательства. Но только не отдавайте ихъ этой собакѣ, учителю, а то онъ сумѣетъ на этотъ разъ такъ ихъ припрятать, что мы ихъ больше не достанемъ.

Онъ передалъ письма дядѣ Бену.

-- И знаешь что, Сетъ, лучше будетъ, если я исправлю замокъ и все приведу въ порядокъ, чтобы ничего не было замѣтно.

Предложеніе понравилось Сету, и онъ даже протянулъ руку въ темнотѣ дядѣ Бену. Но не встрѣтилъ отвѣтнаго рукопожатія, пожалъ плечами и вышелъ изъ шкоды.

Дядя Бенъ принялся за работу. Исправивъ замокъ, онъ машинально взглянулъ на письма, до которыхъ еще не притрогивался, послѣ того какъ они ему были переданы. При первомъ взглядѣ на почеркъ онъ вздрогнулъ. Затѣмъ не спуская глазъ съ письма, какъ автоматъ, направился къ двери. Дойдя до нея, онъ усѣлся подъ портикомъ, развернулъ письмо, и не пытаясь читать его, перелистывалъ съ неумѣлостью плохаго грамотѣя, ища подписи. Когда онъ ее нашелъ, то, повидимому, она повергла его въ новое оцѣпенѣніе. Только однажды перемѣнилъ онъ позу, вытянулъ ноги и старательно разложилъ на нихъ письма, и задумчиво глядѣлъ на нихъ, въ то время какъ сверху ихъ озаряла луна.

Наконецъ по прошествіи минутъ десяти онъ всталъ со вздохомъ физическаго и умственнаго облегченія, сложилъ письма, положилъ ихъ въ карманъ и пошелъ въ городъ.

Когда онъ дошелъ до гостинницы, то прошелъ въ буфетъ и, видя что онъ сравнительно пустъ, потребовалъ рюмку виски. Въ отвѣтъ на удивленный взглядъ буфетчика -- дядя Бенъ рѣдко пилъ, да и то лишь въ видѣ соціальной повинности, въ компаніи другихъ -- пояснилъ:

-- Я хочу выпить виски, это помогаетъ отъ простуды.

Буфетчикъ замѣтилъ, что по опыту знаетъ, что для того, чтобы прогнать простуду, ничего нѣтъ лучше, какъ смѣсь джинджера съ джиномъ.

-- Не видали ли м-ра Форда? спросилъ дядя Бенъ съ напускной развязностью.

Буфетчикъ его сегодня совсѣмъ не видѣлъ.

Дядя Бенъ вышелъ изъ буфета и медленно поднялся по лѣстницѣ въ комнату учителя.

-- О! это вы? входите!

Дядя Бенъ вошелъ, не обращая вниманія на несовсѣмъ любезную форму приглашенія.

-- Я искалъ васъ внизу, но не нашелъ. Выпьемъ.

Учитель глядѣлъ пристально на дядю Бена, который въ разсѣянности не вытеръ ротъ послѣ проглоченной водки и отъ котораго поэтому сильнѣе разило алкоголемъ, чѣмъ отъ завзятаго пьяницы. Учитель позвонилъ и потребовалъ чего-нибудь прохладительнаго съ цинической усмѣшкой. Онъ былъ доволенъ, что его посѣтитель, подобно всѣмъ другимъ людямъ скромнаго происхожденія, не могъ устоять отъ соблазна, неожиданно разбогатѣвъ.

-- Я хотѣлъ васъ видѣть, м-ръ Фордъ, сказалъ дядя Бенъ, беря стулъ, который ему не предлагали, и послѣ нѣкотораго колебанія кладя на него шляпу, чтобы напомнить то, что я вамъ разсказывалъ про свою жену, которую оставилъ въ Миссури. Можетъ быть, вы забыли?

-- Я помню, съ покорностью судьбѣ отвѣтилъ учитель.

-- Вы знаете, это было въ то утро, когда этотъ дуракъ Стаси послалъ шерифа и Гаррисоновъ отбивать сарай у Макъ-Кинстри.

-- Продолжайте! съ нетерпѣніемъ замѣтилъ учитель, у котораго были причины не желать объ этомъ помнить.

-- Это было въ тотъ день, когда вамъ некогда было заниматься мною, у васъ было другое дѣло, продолжалъ дядя Бенъ съ той же методичностью, и...

-- Да, да, помню, перебилъ съ досадой учитель,-- и, право, если вы будете такъ мямлить, то я опять уйду отъ васъ.

-- Это было въ тотъ день, когда я вамъ сказалъ, что не знаю, что сталось съ моей женой, которую я оставилъ въ Миссури.

-- Да, рѣзко сказалъ учитель, и я вамъ говорилъ, что ваша прямая обязанность заботиться о ней.

-- Такъ, такъ, подтвердилъ дядя Бенъ кивкомъ головы, это были ваши подлинныя слова; только еще посильнѣе, сколько мнѣ помнится. Ну вотъ я пришелъ сообщить вамъ, что надумался.

Учитель проявилъ внезапно интересъ, но дядя Бенъ не измѣнилъ своего монотоннаго голоса.

-- Я надумался отъ того, что ко мнѣ попали ея письма. Вотъ они.

И онъ вынулъ изъ кармана письма, которыя м-ръ Фордъ съ негодованіемъ узналъ въ первый же мигъ.

-- Это мои письма, Добни, мрачно сказалъ онъ. Они украдены изъ моей конторки. Кто смѣлъ это сдѣлать?

-- Я принесъ ихъ сюда, продолжалъ дядя Бенъ, невозмутимо, потому что изъ нихъ можно узнать, куда дѣвалась моя жена. Эти письма писаны ея почеркомъ. Вы помните, я вамъ говорилъ, что она ученая женщина.

Учитель опустился на стулъ, блѣдный и недвижимый. Какъ ни была невѣроятна, необыкновенна и совершенно неожиданна такая случайность, онъ почувствовалъ, что это правда.

-- Я не могу самъ ихъ прочитать, вы знаете. Я не хотѣлъ никого просить прочитать ихъ мнѣ, а почему, вы сами догадаетесь. И вотъ почему я рѣшился побезпокоить васъ сегодня вечеромъ, м-ръ Фордъ, какъ друга.

Учитель съ отчаяннымъ усиліемъ заговорилъ:

-- Это невозможно. Лэди, которая писала эти письма, не носитъ вашей фамиліи. Къ тому же, прибавилъ онъ торопливо, она свободна и собирается выйти замужъ, какъ вы, можетъ быть, прочитали. Вы, вѣроятно, ошиблись. Почеркъ можетъ бытъ сходный; но это писала не ваша жена.

Дядя Бенъ медленно покачалъ головой.

-- Она... я не ошибаюсь. А что имя другое, то это ничего не доказываетъ. Если она захотѣла развестись, то должна была принять свое прежнее дѣвическое имя. А кажется, судя поэтому, что она добилась развода. Какъ она себя теперь называетъ?

Учитель увидѣлъ удобный случай заявить о своихъ рыцарскихъ чувствахъ, которымъ на минуту самъ повѣрилъ.

-- Я отказываюсь отвѣчать на этотъ вопросъ, съ сердитымъ негодованіемъ проговорилъ онъ. Я отказываюсь дозволить, чтобы имя женщины, удостоившей меня своего довѣрія, было замѣшано въ подломъ насиліи, которое учинили противъ меня вопреки всякихъ приличій. И я взыщу съ вора и подлеца, кто бы онъ ни былъ, и призову его къ отвѣту, такъ какъ у нея нѣтъ законнаго защитника и покровителя.

Дядя Бенъ съ нескрываемымъ восхищеніемъ взиралъ на героя, изрекавшаго эти блестящія общія мѣста. Онъ быстро протянулъ ему руку.

-- Дайте руку! И если нужно доказательство, что это письма моей жены, то вашъ высокій слогъ будетъ этимъ доказательствомъ. Если она что любила, такъ именно этотъ родъ поэзіи. И одна изъ причинъ, почему мы разошлись, это то, что я совсѣмъ къ этой поэзіи не способенъ. Но если вамъ не слѣдуетъ называть ее, полагаю, не будетъ ничего дурнаго, если я скажу вамъ ея дѣвическое имя! Лу Прейсъ, вотъ какъ ее звали.

-- Я отказываюсь говорить объ этомъ, настаивалъ учитель, хотя измѣнился въ лицѣ при этомъ имени. Я отказываюсь говорить что-либо до тѣхъ поръ, пока тайна эта не будетъ разсѣяна... до тѣхъ поръ, пока я не узнаю, кто осмѣлился сломать замокъ въ моей конторкѣ и украсть мою собственность. А теперь прошу немедленно передать эти письма мнѣ.

Дядя Бенъ безропотно вложилъ ихъ въ руку учителя, но, къ его удивленію и, надо признаться, даже конфузу, покровительственно похлопавъ его по плечу, прибавилъ наивно:

-- Само собой разумѣется, вы взяли это дѣло на себя, и Лу Прейсъ не имѣетъ больше никакихъ правъ на меня, то письма должны быть отданы вамъ. Что касается конторки... вы ни на кого не имѣете подозрѣнія?

Въ этотъ мигъ воспоминаніе о Сетѣ Девисѣ и о предостереженіи Руперта мелькнуло въ умѣ учителя.

Предположеніе, что Сетъ вообразилъ, что это письма отъ Кресси и погнался за ними -- казалось довольно вѣроятнымъ. Но прежде чѣмъ выместить ярость на Сетѣ, слѣдуетъ убѣдиться въ томъ, извѣстно ли ему содержаніе писемъ. Онъ обратился къ дядѣ Бену.

-- У меня есть подозрѣніе, но чтобы удостовѣриться въ этомъ, я васъ попрошу никому пока не говорить объ этомъ.

Дядя Бенъ кивнулъ головой.

-- Когда вы узнаете, то можете успокоить и меня, сообщивъ мнѣ, какъ другу, о Лу Прейсъ -- какъ мы ее будемъ звать -- и о томъ, дѣйствительно ли она развелась и снова выходитъ замужъ. Я больше не стану задерживать васъ. Но, можетъ быть, вы согласитесь выпить чего-нибудь въ буфетѣ? Нѣтъ? Ну такъ прощайте.

И направившись къ дверямъ, прибавилъ: -- И если будете писать ей, то скажите, что нашли меня, что я счастливъ и богатъ, чего и ей желаю.

Онъ ушелъ, оставивъ учителя въ безнадежной борьбѣ чувствъ далеко, къ сожалѣнію, не геройскихъ. Положеніе, казавшееся вначалѣ такимъ драматическимъ, вдругъ стало очень неромантичнымъ и прозаическимъ. Онъ чувствовалъ, что играетъ болѣе смѣшную роль, чѣмъ мужъ, наивная простота котораго производила впечатлѣніе неумолимой ироніи.

Его ярость и гнѣвъ на Сета Девиса, кажется, были въ немъ единственными искренними и разумными чувствами. Быть можетъ, Сетъ прочиталъ письма и давалъ ихъ читать другимъ!

Онъ принялся перечитывать ихъ, чтобы провѣрить, насколько они могли скомпрометтировать его въ глазахъ обыкновеннаго, непредубѣжденнаго читателя.

"Я была бы неправдива съ вами, Джекъ, еслибы прикинулась, что не вѣрю въ вашу и свою любовь и ея постоянство, но я была бы еще неправдивѣе, еслибы честно не сказала вамъ, что въ ваши годы люди склоны обманывать себя, а невольно также и другихъ. Вы сознаетесь, что еще сами не рѣшили на счетъ своей каррьеры, я не смѣю довѣрить своей участи вамъ и не хочу снова рисковать своимъ счастіемъ, не имѣя вѣрнаго основанія. Сознаюсь, что становлюсь стара и чувствую потребность въ томъ, что всего дороже для женщины,-- а въ нашей странѣ и подавно -- въ обезпеченномъ настоящемъ и вѣрномъ будущемъ. Другой можетъ дать мнѣ это, и хотя вы, можетъ быть, назовете это эгоизмомъ съ моей стороны, но современемъ убѣдитесь, что я права, и будете мнѣ благодарны".

Съ улыбкой пренебреженія разорвалъ онъ это письмо, серьезно воображая, что выражаетъ этимъ горечь оскорбленнаго, искренняго чувства, совершенно забывая, что впродолженіи нѣсколькихъ недѣль совсѣмъ не думалъ объ особѣ, написавшей это письмо, и своимъ поведеніемъ на дѣлѣ доказалъ вѣрность ея взгляда.

VI.

Учитель проснулся на слѣдующее утро, хотя и послѣ тревожной ночи, съ такой ясной совѣстью и свѣжей головой, какія, боюсь, чаще бываютъ результатомъ молодости и превосходнаго кровообращенія, чѣмъ нравственнаго убѣжденія или правоты. Онъ пошелъ въ школу часомъ раньше обыкновеннаго, чтобы осмотрѣть конторку. Но, не доходя до школьнаго домика, увидѣлъ Кресси. Она, очевидно, ждала его, но не съ обычной лѣнивой довѣрчивостью. Выраженіе лица было натянутое, взглядъ смущенный.

Самъ не зная почему, учитель тоже смутился и пробормоталъ, даже не поздоровавшись:

-- Пренепріятная вещь случилась прошлой ночью, и я пораньше всталъ сегодня, чтобы разыскать ея виновника. Мою конторку сломали и...

-- Я знаю это, перебила она не то съ нетерпѣніемъ, не то съ досадой, довольно, не повторяйте. Папа съ мамой всю ночь надоѣдали мнѣ съ этимъ... послѣ того, какъ Гаррисоны, которымъ захотѣлось помириться съ нами, прибѣжали съ этой новостью. Мнѣ это надоѣло!

На минуту онъ опѣшилъ. Чт о именно извѣстно ей? И съ невольной улыбкой онъ неопредѣленно сказалъ:

-- Но вѣдь это могли бы быть ваши письма?

-- Но вѣдь вы знаете, что они не мои, просто отвѣтила она. Я бы желала, чтобы то были мои письма...

Она умолкла и взглянула на него съ страннымъ выраженіемъ въ глазахъ.

-- Ну, медленно произнесла она, что же вы теперь намѣрены дѣлать?

-- Разыскать негодяя, который это сдѣлалъ, твердо произнесъ онъ, и наказать его, какъ онъ того заслуживаетъ.

Она чуть замѣтно пожала плечами, взглядывая на него съ усталымъ состраданіемъ.

-- Нѣтъ, сказала она, вы этого сдѣлать не въ силахъ. Ихъ слишкомъ много. Вы должны сейчасъ же уѣхать отсюда.

-- Ни за что, съ негодованіемъ отвѣтилъ онъ. Даже и въ томъ случаѣ, еслибы это было одной только трусостью. Но теперь это означало бы почти сознаніе въ своей винѣ.

-- Они все-равно все знаютъ, устало проговорила она. Говорю вамъ, вы должны уѣхать. Я украдкой убѣжала изъ дому и прибѣжала сюда, чтобы предостеречь васъ. Если вы... если вы хоть сколько-нибудь любите меня, Джекъ, то уѣзжайте.

-- Я былъ бы предателемъ относительно васъ, еслибы уѣхалъ. Я останусь.

-- Но, Джекъ, еслибы... еслибы...

Она придвинулась къ нему съ той застѣнчивостью, какая повременамъ нападала на нее, когда она была съ нимъ, и вдругъ положила ему на плечи обѣ руки:-- еслибы... Джекъ... еслибы и я уѣхала съ вами?

Знакомое ему восторженное страстное выраженіе появилось въ ея лицѣ, губы раскрылись.

-- Милая, отвѣчалъ онъ, цѣлуя ее, но вѣдь это значило бы оправдать ихъ...

-- Молчи! вдругъ перебила она, закрывая ему рукою ротъ. Я такъ устала отъ этихъ споровъ. Слушай, милый, исполни мою просьбу, пожалуйста. Не оставайся въ школѣ послѣ класса. Уходи домой! Не разыскивай сегодня виноватыхъ; завтра суббота, знаешь, и ты свободенъ, и у тебя будетъ больше времени. А сегодня посиди дома и никуда не ходи, до тѣхъ поръ... до тѣхъ поръ, пока я не извѣщу тебя. Тогда все будетъ улажено, прибавила она, приподнимая вѣки съ такимъ же выраженіемъ боли, какое замѣчалось у ея отца и котораго Фордъ никогда не замѣчалъ у нея раньше.

-- Обѣщай мнѣ это, милый, обѣщай.

Мысленно не считая обязательнымъ для себя такое обѣщаніе и дивясь тому, что она, повидимому, уклоняется отъ всякихъ объясненій, онъ невольно сказалъ, беря ее за руку:

-- Ты не сомнѣваешься во мнѣ, Кресси? Ты не перемѣнилась ко мнѣ отъ всѣхъ этихъ подлыхъ сплетенъ?

Она разсѣянно взглянула на него.

-- Ты думаешь, значитъ, что это можетъ измѣнить чьи-нибудь чувства?

-- Только не того, кто искренно любитъ... пробормоталъ онъ.

-- Ну, не будемъ больше говорить объ этомъ, проговорила она, внезапно приподнимая руки и закидывая ихъ за голову, съ усталымъ жестомъ и затѣмъ снова роняя ихъ.

-- У меня голова трещитъ отъ всего этого; папа, мама и всѣ другіе такъ надоѣли мнѣ.

Она отвернулась и пошла тихо послѣ того, какъ Фордъ холодно выпустилъ ея руку изъ своихъ. Пройдя нѣсколько шаговъ, она вдругъ опять подбѣжала къ нему, обняла его, крѣпко поцѣловала и убѣжала.

Учитель простоялъ нѣсколько секундъ раздосадованный и удивленный; но вѣрный своему характеру, онъ не обратилъ вниманія на то, что она ему сказала, а сталъ воображать, что должно было произойти между нею и матерью. Она естественно ревнуетъ къ письмамъ -- это онъ могъ легко ей простить; ее безъ сомнѣнія пилили ими, но онъ легко можетъ оправдаться передъ ея родителями и передъ ней самой. Но онъ не такой же безумецъ, чтобы убѣжать съ нею въ такой моментъ, не очистивъ себя отъ подозрѣній и не изучивъ ея поближе. И съ свойственнымъ ему эгоизмомъ онъ поставилъ ее на одну доску съ своей корреспонденткой и нашелъ, что онѣ обѣ обидѣли его.

Придя въ школу, онъ осмотрѣлъ конторку и былъ пораженъ тѣмъ, какъ искусно починенъ замокъ, и скрыты всѣ слѣды взлома. Это поколебало его предположеніе, что Сетъ Девисъ совершилъ взломъ; механическое искусство и сообразительность не входили въ число качествъ этого остолопа. Но онъ еще болѣе удивился, когда, отодвинувъ свой стулъ, нашелъ подъ нимъ небольшой мѣшочекъ для табаку изъ гутаперчи. Учитель немедленно узналъ его: онъ сто разъ видѣлъ его раньше. Мѣшочекъ принадлежалъ дядѣ Бену. Брови его сдвинулись при мысли, что дядя Бенъ виновникъ взлома, и его вчерашняя простота и наивность были дѣланныя. Убійственное сознаніе, что его опять обманули -- но зачѣмъ и съ какой цѣлью, онъ и думать не смѣлъ -- совсѣмъ разстроило его. Кому теперь изъ этихъ жалкихъ созданій онъ можетъ вѣрить? По манерѣ высшихъ существъ, онъ принималъ уваженіе и любовь тѣхъ, кого считалъ ниже себя, какъ естественную дань своему превосходству; поэтому всякая перемѣна въ ихъ чувствахъ должна означать или лицемѣріе или предательство; ему не приходило въ голову, что самъ онъ могъ упасть въ ихъ мнѣніи. Приходъ дѣтей и занятія съ ними на нѣкоторое время отвлекли его вниманіе. Къ тому времени, какъ классъ былъ конченъ, онъ совсѣмъ позабылъ о предостереженіи Кресси, а когда вспомнилъ о немъ, то нарочно пренебрегъ имъ, подъ вліяніемъ новыхъ чувствъ, съ какими сталъ относиться къ ней и къ остальнымъ друзьямъ. Онъ оставался въ школѣ довольно долго, какъ вдругъ услышалъ стукъ лошадиныхъ копытъ. Въ слѣдующій моментъ школьный домъ былъ окруженъ двѣнадцатью всадниками.

Онъ выглянулъ въ окно; половина всадниковъ сошли съ коней и вошли въ комнату. Остальные оставались на дворѣ, и въ окна виднѣлись ихъ неподвижныя фигуры. Каждый держалъ ружье передъ собой на сѣдлѣ; у каждаго на лицѣ была маска изъ черной клеенки.

Хотя учитель инстинктивно почувствовалъ, что ему угрожаетъ какая-то серьезная опасность, онъ не испугался оружія и масокъ таинственныхъ пришельцевъ.

Напротивъ, несообразность и театральность обстановки заставили его улыбнуться съ презрѣніемъ. Безстрашіе невѣдѣнія часто бываетъ неотразимѣе самаго отчаяннаго мужества, и пришельцы были сначала смущены, а затѣмъ, понятно, разсержены. Одна длинная и худая фигура на правой сторонѣ шагнула-было впередъ въ безсильной ярости, но ее удержалъ предводитель партіи.

-- Если онъ такъ спокойно къ этому относится, то на здоровье, проговорилъ голосъ, въ которомъ учитель тотчасъ призналъ Джима Гаррисона,-- хотя вообще люди не находятъ этого забавнымъ.

И обращаясь къ учителю, прибавилъ:

-- М-ръ Фордъ, если такъ васъ зовутъ, намъ нуженъ человѣкъ вашего роста.

Фордъ зналъ, что онъ въ опасности. Онъ зналъ, что физически безоруженъ и въ рукахъ двѣнадцати вооруженныхъ и отчаянныхъ людей. Но онъ сохранялъ необыкновенную ясность мысли и смѣлость, происходившія отъ безконечнаго презрѣнія къ своимъ противникамъ, и женскую язвительность рѣчи. Голосомъ, удивившимъ даже его самого презрительной ясностью, онъ сказалъ:

-- Меня зовутъ Фордъ, но я могу только предположить, что васъ зовутъ Гаррисонъ; но, можетъ быть, вы будете такъ честны, что снимете эту тряпку съ своего лица и покажете его мнѣ, какъ мужчина.

Человѣкъ со смѣхомъ снялъ маску.

-- Благодарю васъ, сказалъ Фордъ,-- а теперь вы мнѣ скажете, быть можетъ, кто изъ васъ ворвался въ школьный домъ, сломалъ замокъ отъ моей конторки и укралъ мои бумаги. Если онъ здѣсь, то я желаю ему сказать, что онъ поступилъ не только какъ воръ, но какъ собака и подлецъ, потому что письма эти отъ женщины, которой онъ не знаетъ и не имѣетъ права знать.

Если онъ надѣялся завести личную ссору и помѣриться силами съ однимъ противникомъ, то былъ разочарованъ, потому что хотя его неожиданное поведеніе и произвело нѣкоторый эффектъ на группу и даже привлекло вниманіе людей, стоявшихъ у оконъ, Гаррисонъ рѣшительно подошелъ къ нему.

-- Это поспѣетъ, сказалъ онъ.-- А пока мы хотимъ захватить васъ и ваши письма и выпроводить вонъ изъ Инджіанъ-Спринга. Отправляйтесь во-свояси, къ той женщинѣ или твари, которая вамъ ихъ писала. Мы находимъ, что вы слишкомъ развязны или безцеремонны въ такого рода вещахъ, чтобы учить въ школѣ, и вовсе не желаемъ, чтобы наши дѣвочки и мальчики были воспитаны по вашему образцу. И такъ, если вы согласны подчиниться, то мы посадимъ васъ на коня, котораго мы для васъ приготовили и подъ конвоемъ отвеземъ васъ до границы. Если не согласны -- все равно, мы такъ или иначе выпроводимъ васъ.

Учитель быстро оглядѣлся вокругъ себя. Онъ уже раньше замѣтилъ осѣдланную лошадь среди кавалькады. Она была крѣпко привязана къ сѣдлу одного изъ всадниковъ, такъ что бѣгство было невозможно, и къ тому же у него не было никакого оружія, чтобы защищаться или хотя бы начать борьбу и смертью избавиться отъ позора. У него ничего не было, кромѣ голоса, рѣзкаго и язвительнаго.

-- Васъ двѣнадцать человѣкъ противъ одного,-- спокойно началъ онъ,-- но если между вами есть хоть одинъ, который осмѣлится выступить впередъ и обвинить меня въ томъ, въ чемъ вы осмѣливаетесь обвинять меня только всѣ вмѣстѣ, то я скажу ему, что онъ лгунъ и трусъ, и я готовъ доказать это на дѣлѣ. Вы явились сюда, какъ судьи и присяжные, осуждаете меня безъ суда, не выставляя даже обвинителя; вы явились сюда, какъ беззаконные мстители за свою поруганную честь, и не смѣете предоставить мнѣ права также защищать свою собственную.

Между мужчинами снова начался шепотъ, но предводитель нетерпѣливо выступилъ впередъ

-- Не надо вашихъ проповѣдей, грубо сказалъ онъ:-- намъ нужны вы. Ждемъ!

-- Постойте, произнесъ глухой голосъ,

Это было произнесено безмолвной фигурой, недвижимо стоявшей между другими. Всѣ глаза обратились на него, когда онъ двинулся съ мѣста и лѣниво снялъ маску съ лица.

-- Гирамъ Макъ-Кинстри! вскричали остальные тономъ удивленія и подозрѣнія.

-- Да, это я! сказалъ Макъ-Кинстри, съ рѣшимостью выступая впередъ,-- Я присоединился къ вашей делегаціи на перекресткѣ, вмѣсто брата, на котораго палъ жребій. Я считаю, что это все равно и даже лучше, потому что предполагаю взять этого джентльмена изъ вашихъ рукъ.

Онъ поднялъ свои сонные глаза на учителя и вмѣстѣ съ тѣмъ сталъ между нимъ и Гаррисономъ.

-- Я предлагаю, продолжалъ онъ,-- поймать его на словѣ и доставить ему случай дать отвѣтъ ружьемъ. И полагаю, что никто изъ васъ не станетъ спорить противъ того, что я больше всѣхъ васъ имѣю на то права. Можетъ быть, кому-нибудь оно и не по вкусу,-- прибавилъ онъ, услышавъ восклицаніе за спиной; -- и онъ лучше хочетъ, чтобы одиннадцать человѣкъ мстили за обиды одного, но даже и въ такомъ случаѣ я утверждаю, что человѣкъ наиболѣе обиженный въ этомъ дѣлѣ я, и именно поэтому имѣю право первый постоять за себя.

Съ рѣшимостью, которая произвела впечатлѣніе на его товарищей, онъ передалъ свое ружье учителю и, не глядя на него, продолжалъ:

-- Я думаю, сэръ, что вы это ружье видали раньше; и думаю также, что намъ незачѣмъ тянуть дѣло, а мы можемъ приступить къ нему сразу, вонъ тамъ, за деревьями.

Каковы бы ни были чувства и намѣренія окружавшихъ его людей, но право Макъ-Кинстри на дуэль было слишкомъ глубоко укоренившимся принципомъ, чтобы они стали его отрицать. Медленно всѣ разступились передъ учителемъ и Макъ-Кинстри и вышли изъ школьнаго дома, а остальные пошли за ними. Въ этотъ промежутокъ учитель обратился къ Макъ-Кинстри и сказалъ тихимъ голосомъ:

-- Я принимаю вашъ вызовъ и благодарю васъ. Вы никогда еще не оказывали мнѣ большей услуги -- и хотя вы и недовольны мной, но я прошу васъ вѣрить, что ни теперь, ни прежде я не хочу и не хотѣлъ причинить вамъ вредъ.

-- Если вы хотите этимъ сказать, сэръ, что не отвѣтите на мой выстрѣлъ, то вы слѣпы и неразумны. Потому что это не спасетъ васъ отъ нихъ, прибавилъ онъ, указывая искалѣченной рукой на слѣдовавшую за ними группу, да и отъ меня также.

Твердо рѣшивъ тѣмъ не менѣе, что не будетъ стрѣлять въ Макъ-Кинстри и слѣпо цѣпляясь за эту идею, которую онъ считалъ послѣдней въ своей безразсудной жизни, учитель шелъ молча, пока они не дошли до открытой полянки между деревьями.

Простыя приготовленія скоро были сдѣланы. Противники, вооруженные ружьями, должны были стрѣлять сначала на разстояніи восьми ярдовъ, затѣмъ сойтись ближе и стрѣлять изъ револьверовъ до тѣхъ поръ, пока одинъ не падетъ. Выборъ секундантовъ палъ на старшаго Гаррисона со стороны Макъ-Кинстри и длинной, замаскированной фигуры, протестовавшей противъ дуэли, предложившей себя въ секунданты учителя. Озабоченный другими мыслями, м-ръ Фордъ обращалъ мало вниманія на своего помощника, который, самъ вызвавшись быть его секундантомъ, хотѣлъ, повидимому, заявить этимъ только свое презрѣніе къ нанесенному ему передъ тѣмъ Гирамомъ Макъ-Кинстри оскорбленію. Учитель машинально взялъ изъ его рукъ ружье и пошелъ на свою позицію. Онъ замѣтилъ, впрочемъ, и припомнилъ впослѣдствіи, что его секундантъ былъ полускрытъ стволомъ большой сосны, росшей по правую руку и обозначавшей границу мѣста, избраннаго для поединка.

-- Готовы ли вы, джентльмены? Разъ, два, три... или! Выстрѣлы послѣдовали одновременно, но учителю, выстрѣлившему на воздухъ, показалось, что его ружье дало двойной залпъ. Легкое облако дыма стояло между нимъ и его оппонентомъ. Онъ самъ былъ не раненъ, очевидно, также и его противникъ, потому что голосъ снова возгласилъ:

-- Подходи ближе! довольно! стой!

Учитель взглянулъ и увидѣлъ, что Макъ-Кинстри вдругъ пошатнулся и тяжело грохнулся о-земь.

Съ восклицаніемъ ужаса, первымъ и единственнымъ порывомъ страшнаго волненія, испытаннаго имъ, онъ побѣжалъ къ упавшему человѣку, къ которому въ тотъ же моментъ подошелъ и Гаррисонъ.

-- Ради Бога, поспѣшно сказалъ онъ, опускаясь на колѣни около Макъ-Кинстри, что случилось? Клянусь вамъ, я не цѣлился въ васъ, я выстрѣлилъ на воздухъ Говорите. Скажите ему вы, обратился онъ съ отчаяннымъ воплемъ къ Гаррисону, вы должны были это видѣть, скажите ему, что это не я!

Полуудивленная, полунедовѣрчивая улыбка мелькнула на лицѣ Гаррисона.

-- Само собой разумѣется, вы не хотѣли ранить его, сухо проговорилъ онъ, но оставимъ это. Встаньте и уходите скорѣй, пока можно, прибавилъ онъ нетерпѣливо, съ многозначительнымъ взглядомъ на одного или двухъ людей, которые подходили. Уходите, говорятъ вамъ!

-- Ни за что! сказалъ съ воодушевленіемъ молодой человѣкъ, не уйду, пока онъ не узнаетъ, что не моя рука поразила его.

Макъ-Кинстри съ трудомъ приподнялся на локоть.

-- Меня задѣло вотъ сюда, сказалъ онъ, указывая на бедро, и сразило какъ разъ въ тотъ моментъ, какъ я пошелъ по вторичному зову.

-- Но не я сдѣлалъ это, Макъ-Кинстри Клянусь вамъ. Послушайте меня! Ради Бога скажите, что вы вѣрите мнѣ!

Макъ-Кинстри обратилъ свои сонные, мутные глаза на учителя, какъ бы смутно припоминая что-то.

-- Отойдите на минутку, сказалъ онъ Гаррисону, вяло махнувъ искалѣченной рукой; я хочу поговорить съ этимъ человѣкомъ.

Гаррисонъ отошелъ на нѣсколько шаговъ, и учитель попытался взять раненаго за руку, но тотъ отстранилъ его жестомъ,

-- Куда вы дѣвали Кресси? спросилъ медленно Макъ-Кинстри.

-- Я не понимаю васъ, пробормоталъ Фордъ.

-- Зачѣмъ вы прячете ее отъ меня? повторялъ Макъ-Кинстри, съ трудомъ произнося слова. Куда вы ее дѣвали, чтобы убѣжать съ ней, послѣ... послѣ этого?

-- Я не прячу ее! я не собираюсь бѣжать съ ней. Я не знаю, гдѣ она. Я не видѣлъ ее съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались съ ней сегодня по утру, отвѣчалъ учитель поспѣшно, но съ такимъ удивленіемъ, что его не могъ не замѣтить даже его слушатель, умъ котораго былъ омраченъ болью.

-- Это правда? спросилъ Макъ-Кпистри, кладя руку на плечо учителю и глядя ему прямо въ глаза.

-- Истинная правда, съ жаромъ отвѣтилъ Фордъ, какъ правда и то, что я не поднималъ на васъ руки.

Макъ-Кинстри махнулъ Гаррисону и двумъ другимъ, которые были по близости, и сказалъ, когда они подошли.

-- Ну, братцы, снесите-ка меня на мызу, а ему, указывая на Форда, дайте лучшаго изъ вашихъ коней, пусть скачетъ за докторомъ. Я вообще не прибѣгаю къ помощи докторовъ, но это нужно для старухи, важно пояснилъ онъ.

Онъ умолкъ и, придвинувъ голову учителя, сказалъ ему на ухо.

-- Когда я увижу, чья пуля, тогда я стану... спокойнѣе!

Мрачные глаза его многозначительно глядѣли на учителя, и тотъ понялъ намекъ. Онъ быстро вскочилъ на ноги, подбѣжалъ къ лошади, сѣлъ на нее и поскакалъ за медикомъ, между тѣмъ какъ Макъ-Кинстри, закрывъ тяжелыя вѣки, лишился чувствъ въ ожиданіи того спокойствія, которое надѣялся обрѣсти внѣ этой жизни.

VII.

Въ числѣ различныхъ сантиментальныхъ глупостей, которыя взрослые люди думаютъ о дѣтяхъ, нѣтъ болѣе нелѣпой и невѣрной, какъ успокоительная вѣра въ дѣтское глубокое невѣдѣніе событій, среди которыхъ они ежедневно вращаются, невѣдѣніе мотивовъ и характеровъ людей, окружающихъ ихъ. Случайныя обмолвки enfants terribles ничто въ сравненіи съ опасными секретами, которые скромный ребенокъ ежедневно узнаетъ и глубоко таитъ въ своемъ маленькомъ сердечкѣ. Общество должно быть глубоко благодарно за этотъ тактъ и осторожность -- качества, чаще встрѣчающіяся въ дѣтяхъ, чѣмъ во взрослыхъ людяхъ -- и самый совершенный изъ свѣтскихъ людей могъ бы поучиться у маленькой аудиторіи невозмутимости, съ какой она выслушиваетъ отъ взрослыхъ ложь и наружно принимаетъ, за нравственныя и истинныя, пустыя фразы, которыя сочиняются для обихода.

Поэтому неудивительно, что малолѣтняя колонія въ Инджіанъ-Спрингѣ знала гораздо больше объ истинныхъ отношеніяхъ Кресси Макъ-Кинстри къ ея поклонникамъ, нежели сами эти поклонники. Конечно, это не выражалось словами -- дѣти рѣдко сплетничаютъ въ такой формѣ, какъ взрослые. Шепотъ, смѣхъ, часто кажущійся безсмысленнымъ, передаютъ отъ одного къ другому извѣстіе, имѣющее значеніе, а часто необъяснимый взрывъ хохота, приписываемый взрослыми "животному веселью" -- свойство гораздо менѣе свойственное дѣтямъ, нежели воображаютъ -- является единственнымъ выраженіемъ какого-нибудь открытія, ускользнувшаго отъ проницательности взрослыхъ.

Дѣтская простота дяди Бена была симпатичнѣе дѣтямъ и хотя по самой этой причинѣ они относились къ нему не съ большимъ уваженіемъ, чѣмъ другъ къ другу, но за то порой бывали съ нимъ болѣе откровенны.

Главнымъ образомъ, Рупертъ Фильджи относился къ нему съ нѣкотораго рода покровительствомъ, хотя повременамъ и сомнѣвался въ его здравомысліи, не смотря на обѣщанное мѣсто довѣреннаго клерка, которое онъ долженъ былъ отъ него получить.

Въ тотъ день, какъ случились событія, разсказанныя въ предыдущей главѣ, Рупертъ, возвращаясь изъ школы, былъ нѣсколько удивленъ, увидя дядю Бена, усѣвшагося на заборѣ, около скромной двери жилища Фильджи и, очевидно, его поджидавшаго. Медленно слѣзая съ забора при приближеніи Руперта и Джонни, онъ нѣсколько мгновеній съ таинственной и лукавой улыбкой поглядѣлъ на Руперта.

-- Рупъ, старина, у васъ уже, поди, упакованы ваши вещи?

Краска удовольствія залила прелестное лицо мальчика. Онъ бросилъ, однако, бѣглый взглядъ на прицѣпившагося къ нему Джонни.

-- Потому что мы разсчитываемъ выѣхать въ Сакраменто въ четыре часа, продолжалъ дядя Бенъ, наслаждаясь скептическимъ наполовину удивленіемъ Руперта.-- Вы поступаете ко мнѣ на службу, такъ сказать, съ этого часа, на жалованье въ семьдесятъ пять долларовъ въ мѣсяцъ, съ квартирой и содержаніемъ, въ качествѣ довѣреннаго клерка, такъ вѣдь? Ямочки на щекахъ Руперта явственно обозначились въ его миломъ, почти женственномъ смущеніи.

-- Но, какже папа... пробормоталъ онъ.

-- Съ нимъ мы уже сладили дѣло. Онъ согласенъ.

-- Но?...

Дядя Бенъ слѣдилъ за взглядомъ Руперта, остановившимся на Джонни, который, однако, казался погруженнымъ въ созерцаніе узора на галстухѣ дяди Бена.

-- И это тоже улажено, сказалъ онъ съ значительной улыбкой. За нимъ будетъ ходить китаецъ. Онъ уже нанятъ.

-- А учитель... м-ръ Фордъ... вы ему сообщили объ этомъ? спросилъ Рупертъ, расцвѣтая.

Дядя Бенъ слегка кашлянулъ.

-- Онъ тоже согласенъ, какъ мнѣ кажется. То-есть онъ почти-что согласился на это въ общемъ разговорѣ со мной, недѣлю тому назадъ.

И онъ задумчиво вытеръ ротъ.

Тѣнь подозрѣнія омрачила темные глаза мальчика.

-- Не ѣдетъ ли съ нами еще кто-нибудь? поспѣшно спросилъ онъ.

-- На этотъ разъ, нѣтъ, снисходительно отвѣчалъ дядя Бенъ. Видите ли, Рупъ,-- продолжалъ онъ, отводя его въ сторону съ видомъ забавно-таинственнымъ,-- это дѣло принадлежитъ къ частной и конфиденціальной перепискѣ нашего дома. Изъ извѣстій, полученныхъ нами...

-- Нами? перебилъ Рупертъ.

-- Нами, то-есть фирмой, знаете, продолжалъ дядя Бенъ съ напыщенной торжественностью, мы ѣдемъ -- то-есть вы, да я, Рупъ,-- мы ѣдемъ въ Сакраменто, для разслѣдованія одного обстоятельства; мы должны узнать про одну лэди, замужемъ она или разведена, и гдѣ она живетъ, и чѣмъ занимается, ну, и все такое, и вступить съ нею въ переговоры, въ конфиденціальную, такъ сказать, бесѣду; вы войдете къ ней въ домъ, а я буду ждать на улицѣ, пока вы меня кликнете, если понадобится.

Замѣтивъ, ито Рупертъ нѣсколько смущенъ этими странными подробностями, онъ оставилъ пока эту тему и, заглянувъ въ портфель, сказалъ:

-- Я сдѣлалъ списокъ предметовъ, о которыхъ мы подробнѣе поговоримъ дорогой.

И снова рекомендовалъ Руперту не опоздать въ почтовую контору съ своимъ багажомъ и весело съ нимъ простился.

Когда онъ исчезъ, Джонни Фильджи, не говоря ни слова въ поясненіе, принялся теребить брата, бить его по ногамъ и по рукамъ, сопровождая свои удары неясными восклицаніями и въ концѣ концовъ залился горькими слезами, бросился на землю и заболталъ въ воздухѣ ногами. Рупертъ принималъ всѣ эти характерные знаки оскорбленныхъ и отчаянныхъ чувствъ очень снисходительно, повторяя только:-- ну, перестань, Джонни, перестань же!

И, наконецъ, снесъ его насильно въ домъ.

Тамъ Джонни объявилъ, что убьетъ всякаго китайца, который вздумаетъ его раздѣвать и одѣвать, и подожжетъ домъ, если братъ такъ низко броситъ его, и Рупертъ вынужденъ былъ немножко поплакать надъ безумствовавшимъ братишкой.

Но въ концѣ концовъ Джонни допустилъ утѣшить себя апельсиномъ и перочиннымъ ножемъ съ четырьмя лезвіями и развлекся, слѣдя за тѣмъ, какъ укладывалось имущество Руперта. Рупертъ утѣшалъ его тѣмъ, что скоро вернется назадъ и привезетъ ему золотые часы, и Джонни, ослѣпленный такой великолѣпной перспективой, великодушно согласился топить печи и мыть посуду. Послѣ нѣсколькихъ дѣтскихъ замѣчаній на счетъ отсутствовавшаго родителя, который въ это время игралъ въ polier въ "Магнолія-Салонѣ",-- замѣчаній, которыя было бы не совсѣмъ пріятно услышать этому человѣку,-- онъ былъ душой общества, но нерадивымъ семьяниномъ,-- и, проливъ еще нѣсколько слезъ, они, наконецъ, разстались. И тутъ вдругъ Джонни до того проникся сознаніемъ пустоты жизни и суетой вещей вообще, что рѣшился бѣжать изъ дому.

Съ этой цѣлью онъ захватилъ съ собой небольшой топорикъ, краюшку хлѣба и весь сахаръ, который оставался въ разбитой сахарницѣ. Снарядившись такимъ образомъ, онъ отправился сперва въ школу, чтобы вытащить изъ своего пюпитра всѣ принадлежавшія ему вещи. Если учитель тамъ, онъ скажетъ, что его прислалъ Рупертъ. Если его тамъ нѣтъ, онъ влѣзетъ въ окно. Солнце уже заходило, когда онъ достигъ до прогалины: и увидѣлъ кавалькаду вооруженныхъ людей вокругъ строенія.

Первой мыслью Джонни было, что учитель убилъ дядю Бена или Мастерса, и что эти люди, пользуясь отсутствіемъ его старшаго брата, Руперта, собираются казнить учителя судомъ Линча.. Замѣтивъ, однако, что учитель не сопротивляется, онъ подумалъ, что его выбрали губернаторомъ Калифорніи, и онъ готовится отъѣхать со свитой изъ школьнаго дома, и что онъ, Джонни, попалъ какъ разъ во-время, чтобы видѣть процессію.

Но когда учитель появился съ Макъ-Кинстри, сопровождаемый пѣшими партизанами, смѣтливое дитя порубежной страны, изъ своего безопаснаго убѣжища въ кустахъ, поймавъ на лету нѣсколько словъ, поняло, въ чемъ дѣло, и затрепетало отъ восторга.

Дуэль! Вещь, на которой до сихъ поръ присутствовали только взрослые люди и которую впервые доводилось увидѣть мальчику, и этотъ мальчикъ -- онъ самъ -- Джонни! Дуэль, послѣ которой въ живыхъ останется, быть можетъ, только онъ одинъ! Онъ едва вѣрилъ своему благополучію. Нѣтъ, это слишкомъ, слишкомъ большое счастье!

Пробраться сквозь кусты вслѣдъ за партіей, избрать серебристый тополь и вскарабкаться при помощи топорика до верхнихъ вѣтвей -- было труднымъ дѣломъ, но сильныя, хотя и нѣжныя ножки мальчика, справились съ нимъ. Отсюда онъ могъ не только видѣть все, что происходило, но по счастливой случайности большая сосна, росшая около него, была выбрана пограничнымъ пунктомъ поля битвы. Острые глаза ребенка давно уже разсмотрѣли сквозь маски настоящія лица, и когда длинная, худая фигура самоизбраннаго секунданта учителя заняла позицію посреди сосенъ, на виду у Джонни, хотя и полускрытая отъ зрителей, Джонни немедленно узналъ, что это никто иной, какъ Сетъ Девисъ.

Очевидная несообразность появленія его въ качествѣ секунданта м-ра Форда послѣ того, что Джонни зналъ объ его отношеніяхъ къ учителю, была единственнымъ, крѣпко запечатлѣвшимся въ памяти мальчика, инцидентомъ.

Мужчины заняли свои позиціи. Гаррисонъ выступилъ впередъ подать сигналъ. Джонни весь затрепеталъ отъ ожиданія и волненія. Почему они не начинаютъ? Чего они еще ждутъ?

Но при словѣ "два" вниманіе Джонни было внезапно привлечено удивительнымъ фактомъ: секундантъ учителя, Сетъ Девисъ, тоже вытащилъ пистолетъ и изъ-за дерева рѣшительно и твердо прицѣлился въ Макъ-Кинстри! Джонни все понялъ. Сетъ былъ другомъ учителя! Ура, Сетъ!

-- Три!

Крахъ! Крахъ! какой забавный шумъ! И, однако, ему пришлось уцѣпиться за вѣтку, чтобы не упасть. Шумъ какъ будто пронесся по немъ и омертвилъ его лѣвую ногу. Онъ не зналъ, что пуля учителя, который выстрѣлилъ въ воздухъ, задѣла и оцарапала его ногу!

У него голова закружилась, и онъ испугался. И при этомъ онъ не видѣлъ, чтобы кто-нибудь былъ убитъ. Все оказалось обманомъ. Сетъ исчезъ, исчезли и другіе. Слышался слабый звукъ голосовъ вдали -- вотъ и все. Становилось темно, а его нога точно застыла, но была тепла и мокра. Онъ спустился съ дерева. Трудно это было, нога его не слушалась, и еслибы не топорикъ, на который онъ опирался, онъ бы непремѣнно свалился съ дерева. Когда онъ добрался до земли, то почувствовалъ, что нога заболѣла и, поглядѣвъ на нее, увидѣлъ, что чулокъ и башмакъ запачканы кровью. Маленькаго и грязнаго носоваго платка оказалось недостаточнымъ, чтобы остановить кровь. Смутно припоминая, что отецъ прикладывалъ къ больной шеѣ какія-то травы, онъ набралъ мягкаго мху и сухихъ листьевъ и при помощи фартука и одной изъ подтяжекъ туго обмоталъ всю груду вокругъ ноги и устроилъ такую колоссальную перевязку, что еле могъ двигаться. Въ сущности, какъ всѣ почти дѣти съ сильно развитымъ воображеніемъ, онъ самъ слегка испугался своихъ тревожныхъ предосторожностей.

Хотя слово или крикъ были бы на этомъ разстояніи услышаны группой двигавшихся впереди людей и они пришли бы къ нему на помощь, но изъ самоуваженія онъ удерживался отъ проявленій слабости.

И странно сказать! онъ находилъ утѣшеніе въ молчаливомъ, но горькомъ обвиненіи всѣхъ другихъ знакомыхъ мальчиковъ. Что, напримѣръ, дѣлалъ Никъ Гаррисонъ, въ то время, когда онъ, Джонни, былъ въ лѣсу, одинъ, раненый на дуэли... потому что никто въ мірѣ не убѣдилъ бы этого романтическаго ребенка, что онъ не былъ ея дѣятельнымъ участникомъ.

Гдѣ былъ Джемми Снайдеръ, что не пришелъ къ нему на помощь со всѣми остальными? Трусы всѣ они! боятся! О! о! А онъ, вотъ, Джонни, не боится! о! онъ не испугался!

Однако ему пришлось раза три проговорить эту фразу, чтобы пройти еще нѣсколько шаговъ, послѣ чего онъ въ изнеможеніи упалъ на землю.

Къ этому времени группа людей медленно удалилась, неся что-то, и оставила Джонни одного среди быстро надвигавшейся ночи.

Но уходъ этихъ людей не такъ огорчалъ его, какъ предполагаемая измѣна его сверстниковъ.

Становилось темнѣй и темнѣй, холодный вѣтеръ, крадучись точно дикій звѣрь сквозь кусты и деревья, приподнялъ кудри на его горячемъ лбу. Мальчикъ крѣпко ухватился за топорикъ, собираясь защищаться отъ дикихъ звѣрей. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, ему пришло въ голову, что онъ, вѣроятно, умретъ. Тогда они всѣ огорчатся и испугаются, и пожалѣютъ, что заставили его самого мыться въ субботу вечеромъ. Они придутъ на его похороны на маленькомъ кладбищѣ, гдѣ на могильной плитѣ будетъ написано: "Джонни Фильджи палъ на дуэли, семи лѣтъ отъ роду". Онъ прощаетъ брату и м-ру Форду. И собравшись съ духомъ, повернулся на бокъ, чтобы умереть какъ прилично потомку героической расы! Свободный лѣсъ, колеблемый вѣтромъ, протянулъ надъ нимъ свои темныя руки, а еще выше нѣсколько терпѣливыхъ звѣздъ молча собрались надъ его изголовьемъ.

Но вмѣстѣ съ поднявшимся вѣтромъ донесся топотъ лошадиныхъ копытъ, и показался свѣтъ фонарей, и докторъ Дюшенъ вмѣстѣ съ учителемъ выѣхали на площадку.

-- Вотъ тутъ было дѣло, сказалъ учитель поспѣшно, но, должно быть, они унесли его домой. Поѣдемъ за ними.

-- Постойте минутку, сказалъ докторъ, остановившійся у дерева. Что это такое? Громъ и молнія! да это малютка Фильджи!

Въ одно мгновеніе оба слѣзли съ коней и наклонились надъ полубезсознательнымъ ребенкомъ. Джонни переводилъ лихорадочно блестѣвшіе глаза съ учителя на фонарь и обратно.

-- Что съ тобой, Джонни, малютка? съ нѣжностью спросилъ учитель. Ты заблудился?

Сверкнувъ глазенками съ лихорадочнымъ восторгомъ, Джонни, хотя и ослабѣлъ, но оказался на высотѣ положенія.

-- Раненъ! слабо пролепеталъ онъ. Раненъ, на дуэли, семи лѣтъ отъ роду!

-- Что такое? спросилъ удивленный учитель.

Но д-ръ Дюшенъ, взглянувъ въ лицо мальчику, высвободилъ его изъ гнѣзда листьевъ, положилъ его къ себѣ на колѣни и ловко сбросилъ хитроумную повязку.

-- Посвѣтите-ка! Клянусь Юпитеромъ! онъ говоритъ правду. Кто это сдѣлалъ, Джонни?

Но Джонни безмолвствовалъ.

Въ промежутокъ между лихорадочнымъ сознаніемъ и болью, его пониманіе и память удесятерились; онъ догадался о настоящей причинѣ своего несчастія, но дѣтскія губки геройски сомкнулись. Учитель вопросительно взглянулъ на доктора.

-- Возьмите его къ себѣ на сѣдло и отвезите къ Макъ-Кинстри, я перевяжу обоихъ.

Учитель нѣжно приподнялъ мальчика. Джонни, оживившись въ виду прогулки верхомъ, почувствовалъ слабый интересъ къ другому раненому.

-- Что Сетъ шибко его ранилъ? спросилъ онъ.

-- Сетъ? повторилъ учитель, дико сверкнувъ глазами.

-- Да. Я видѣлъ, какъ онъ въ него выстрѣлилъ.

Учитель ничего не отвѣчалъ, но въ слѣдующій мигъ Джонни почувствовалъ себя въ его рукахъ, на сѣдлѣ лошади, которая понеслась какъ вихрь по направленію къ мызѣ Макъ-Кинстри.

VIII.

Они нашли раненаго хозяина въ передней комнатѣ на грубомъ ложѣ изъ медвѣжьихъ шкуръ, такъ какъ онъ мрачно отказался отъ разслабляющаго покоя жениной спальни. Въ предвидѣніи роковаго исхода раны и въ силу суровой традиціи, онъ запретилъ также стаскивать съ себя сапоги, чтобы "умереть въ сапогахъ", согласно обычаю предковъ. Поэтому Джонни уложили въ кровать м-съ Макъ-Кинстри въ то время, когда д-ръ Дюшенъ занялся серьезно-раненымъ паціентомъ. Учитель торопливо оглядывался, ища м-съ Макъ-Кинстри. Но ея не только не было въ комнатѣ, но даже и въ цѣломъ домѣ. Онъ усѣлся у постели мальчика и предался размышленіямъ.

Его вывелъ изъ задумчивости приходъ доктора.

-- Не такъ худо, какъ я думалъ, сказалъ онъ, успокоительно кивая головой. Онъ выкарабкается. Идите къ нему, онъ васъ зоветъ. Но только не давайте ему слишкомъ много говорить. Онъ призвалъ, неизвѣстно зачѣмъ, цѣлую толпу пріятелей и устроилъ настоящій митингъ. Идите и прогоните ихъ всѣхъ. А и займусь малюткой Фильджи, хотя послѣ двухъ перевязокъ онъ совсѣмъ поправится.

Учитель бросилъ взглядъ облегченія на доктора и вошелъ въ переднюю комнату. Она была полна людьми, въ которыхъ учитель инстинктивно узналъ своихъ бывшихъ враговъ. Но они разступились передъ нимъ съ нѣкотораго рода грубымъ почтеніемъ и симпатіей, когда Макъ-Кинстри подозвалъ его къ себѣ. Раненый взялъ его за руку.

-- Приподнимите меня немного, шепнулъ онъ.

Учитель помогъ ему съ трудомъ опереться на локоть.

-- Джентльмены! сказалъ Макъ-Кинстри съ привычнымъ жестомъ искалѣченной руки, которую затѣмъ положилъ на плечо учителю. Вы слышали, что я вамъ сказалъ минуту тому назадъ; выслушайте и теперь. Этотъ молодой человѣкъ, котораго мы несправедливо обвиняли, говорилъ правду... все время! Мы можете на него положиться; онъ заслуживаетъ всякаго довѣрія. Вы, конечно, не можете чувствовать то, что я чувствую, но человѣкъ, который будетъ другъ ему, будетъ другомъ и мнѣ... Вотъ и все... и благодарю за участіе. А теперь ступайте, молодцы, и оставьте меня съ нимъ.

Мужчины медленно ушли одинъ за другимъ; нѣкоторые замѣшкались, чтобы пожать руку учителю, кто съ степеннымъ видомъ, а кто съ улыбкой и смущеніемъ.

Учитель принималъ это выраженіе примиренія отъ тѣхъ самыхъ людей,-- которые за нѣсколько часовъ передъ тѣмъ съ такою же искренностью расправились бы съ нимъ по закону Линча,-- съ холоднымъ удивленіемъ. Когда дверь за ними затворилась, онъ повернулся къ Макъ-Кинстри. Раненый снова опустился на ложе и съ страннымъ удовольствіемъ глядѣлъ на свинцовую пулю, которую держалъ между большимъ и указательнымъ пальцами.

-- Эта пуля, м-ръ Фордъ, сказалъ онъ медленнымъ голосомъ, не изъ ружья, которое я вамъ далъ -- и пущена не вами.

Онъ умолкъ и затѣмъ прибавилъ съ прежней, вялой разсѣянностью:

-- Давно уже ничто не доставляло мнѣ такого... спокойствія.

При томъ состояніи слабости, въ какомъ находился больной, учитель не рѣшился сообщить ему открытіе, сдѣланное Джонни, и удовольствовался простымъ пожатіемъ руки, но вслѣдъ затѣмъ раненый прибавилъ:

-- Эта пуля изъ револьвера Сета, и эта собака уже убѣжала отсюда.

-- Но что могло заставить его стрѣлять въ васъ въ такую минуту? спросилъ учитель.

-- Онъ разсчитывалъ, что или я убью васъ, и тогда онъ избавится разомъ отъ насъ обоихъ; или же, еслибы я не убилъ васъ, то другіе васъ повѣсятъ -- что они и намѣревались сдѣлать -- за то, что вы убили меня! Идея эта пришла ему въ голову, когда онъ услышалъ, какъ вы намекнули, что не будете стрѣлять въ меня.

Дрожь убѣжденія, что Макъ-Кинстри отгадалъ истинную правду, пробѣжала по учителю. Въ первую минуту онъ хотѣлъ-было подтвердить ее разсказомъ Джонни, но, при видѣ усиливающейся у раненаго лихорадки, воздержался.

-- Не говорите пока объ этомъ, сказалъ онъ, поспѣшно. Съ меня довольно, что вы оправдываете меня. Я здѣсь только затѣмъ, чтобы просить васъ успокоиться въ ожиданіи прихода доктора... такъ какъ вы, кажется, одни въ домѣ, и м-съ Макъ-Кинстри...

Онъ умолкъ въ затрудненіи.

Странное смущеніе разлилось по лицу раненаго.

-- Она уѣхала прежде, нежели это случилось, вслѣдствіе разногласія между нею и мной. Вы, можетъ быть, замѣтили, м-ръ Фордъ, что вообще она не очень къ вамъ благоволила. Нѣтъ женщины, которая умѣла бы лучше ходить за ранеными, чѣмъ дочь Блена Роулинса, но въ такихъ дѣлахъ, какъ дѣло Кресси, напримѣръ, мнѣ сдается, м-ръ Фордъ, что она... недостаточно спокойна. Такъ какъ вы сами спокойны, то можете объяснить все непріятное этимъ отсутствіемъ спокойствія. Все, что вы услышите отъ нея или отъ ея дочери -- потому что я беру назадъ глупость, сказанную мной про то, что вы собираетесь бѣжать съ Кресси,-- помните, м-ръ Фордъ, что это происходитъ не отъ дурнаго чувства къ вамъ въ ней или въ Кресси, но только отъ недостатка спокойствія. Можетъ быть, у меня были свои идеи на счетъ Кресси и васъ, можетъ быть, у васъ были наши, а у этого дурака Добни свои, но ни старуха, видите ли, ни Кресси ихъ не раздѣляли! А почему? Потому что у нихъ нѣтъ спокойствія. Я думаю, что женщинамъ вообще отказано въ немъ. А вы сами человѣкъ спокойный, вы это поймете и извините.

Прежнее выраженіе сонной боли такъ рельефно выразилось въ его красныхъ глазахъ, что учитель потихоньку прикрылъ ихъ своей рукой и попросилъ его постараться уснуть, что тотъ въ концѣ концовъ и сдѣлалъ, прошептавъ, что чувствуетъ себя "спокойнѣе".

Не понимая смысла послѣднихъ словъ Макъ-Кинстри, м-ръ Фордъ тѣмъ не менѣе испытывалъ странное чувство одиночества, которымъ вѣяло на него отъ пустыхъ стѣнъ покинутаго дома. Вѣтеръ жалобно завывалъ вокругъ него и казалось, что то стонутъ какіе-то отдаляющіеся и отчаянные голоса. Такъ сильно было это впечатлѣніе, что, когда вошли докторъ и братъ Макъ-Кинстри -- учитель все еще стоялъ у постели больнаго съ ощущеніемъ заброшенности и покинутости, котораго не могла разсѣять успокоительная улыбка доктора.

-- Дѣло идетъ отлично, объявилъ онъ, прислушиваясь къ правильному дыханію спящаго. Совѣтую вамъ, м-ръ Фордъ, уйти, прежде нежели онъ проснется, а не то онъ опять станетъ волновать себя разговорами. Теперь онъ, право, внѣ всякой опасности. Покойной ночи! Я заверну къ вамъ въ гостинницу, когда поѣду домой.

Учитель, все еще оглушенный и удивленный, пошелъ къ двери и вышелъ въ ночной мракъ. Вѣтеръ еще шумѣлъ въ деревьяхъ, но удаляющіеся голоса становились все глуше, пока совсѣмъ не смолкли.

-----

Снова наступило утро понедѣльника, и учитель сидѣлъ за конторкой въ школьномъ домикѣ съ сырымъ еще листомъ газеты "Star" въ рукахъ, только-что вышедшимъ изъ станка. Свѣжее дыханіе сосенъ доносилось въ окно и приносило ему отдаленные звуки голосовъ собиравшейся его паствы, въ то время какъ онъ читалъ:

"Виновникъ подлаго насилія въ академіи Инджіанъ-Спринга въ прошлый четвергъ, которое по несчастному недоразумѣнію вызвало вмѣшательство нѣсколькихъ изъ нашихъ наиболѣе граждански настроенныхъ обывателей и привело къ пагубному столкновенію между м-ромъ Макъ-Кинстри и ученымъ и почтеннымъ принципаломъ школы -- этотъ виновникъ, говоримъ съ сожалѣніемъ, избѣжалъ заслуженнаго наказанія, оставивъ страну вмѣстѣ со своими родственниками. Если, какъ серьезно утверждаютъ, онъ былъ также виновенъ въ безпримѣрномъ нарушеніи кодекса приличій, которое на будущее время лишитъ его даже права искать удовлетворенія передъ судомъ чести, то наши сограждане будутъ довольны, что избавились отъ непріятной обязанности арестовать его. Тѣ изъ нашихъ читателей, которымъ извѣстенъ благородный характеръ обоихъ джентльменовъ, вынужденныхъ такимъ образомъ къ поединку, не будутъ удивлены, узнавъ, что самое полное объясненіе произошло между сторонами, и entente cordiale вполнѣ возстановлено. Пуля, которая играла главную роль въ послѣдовавшемъ объясненіи, оказалась изъ револьвера, изъ котораго выстрѣлилъ посторонній зритель,-- извлечена изъ бедра Макъ-Кинстри, больной чувствуетъ себя хорошо и подаетъ надежды на скорое выздоровленіе".

Улыбаясь невольно надъ такимъ изложеніемъ исторіи со стороны неподкупной печати, онъ прочиталъ слѣдующій параграфъ, можетъ быть, не съ такимъ уже удовольствіемъ.

"Веніаминъ Добиньи, эсквайръ, который выѣхалъ изъ города въ Сакраменто по важному дѣлу, не совсѣмъ чуждому его новымъ интересамъ въ Инджіанъ-Спрингѣ, вскорѣ свидится съ женой, которая, благодаря его успѣшному предпріятію, можетъ покинуть свою родину и занять подобающее ей высокое мѣсто въ обществѣ. Хотя лично неизвѣстная въ Инджіанъ-Спрингѣ, м-съ Добиньи, говорятъ, красивая и чрезвычайно образованная женщина, и очень жаль, что дѣла мужа заставляютъ ихъ покинуть Инджіанъ-Спрингъ и избрать своей будущей резиденціей Сакраменто. М-ра Добиньи сопровождаетъ его частный секретарь, Рупертъ, старшій сынъ г. Фильджи, эсквайра, который былъ талантливымъ студентомъ нашей академіи и представляетъ собою блестящій образецъ туземнаго юноши. Мы съ удовольствіемъ узнали, что его младшій братъ быстро поправляется отъ незначительной раны, полученной на прошлой недѣлѣ отъ неосторожнаго обращенія съ огнестрѣльнымъ оружіемъ".

Учитель, съ глазами, устремленными въ газету, сидѣлъ такъ долго погруженный въ задумчивость, что классъ мало-по-малу наполнился, и его маленькая паства съ удивленіемъ глядѣла на него, пока онъ не опомнился. Онъ торопливо протянулъ руку къ звонку, когда его вниманіе привлечено было Октавіей Денъ, поднявшейся съ мѣста.

-- Извините, сэръ, вы не спросили, есть ли у насъ новости?

-- Правда, я позабылъ, отвѣтилъ учитель, улыбаясь. Ну, что же, у васъ есть, что сообщить намъ?

-- Да, сэръ. Кресси Макъ-Кинстри оставила школу.

-- Въ самомъ дѣлѣ?

-- Да, сэръ; она вышла замужъ.

-- Замужъ? повторилъ учитель съ усиліемъ, сознавая, что всѣ глаза устремлены въ его блѣдное лицо.-- Замужъ, за кого же?

-- За Джо Мастерса, сэръ, въ баптистской церкви въ Бигъ Блуфѣ, въ воскресенье, и тетушка Макъ-Кинстри присутствовала при этомъ.

Наступила минутная и знаменательная пауза. Затѣмъ голоса маленькихъ учениковъ воскликнули хоромъ:

-- Мы давно это знали, сэръ!

КОНЕЦЪ.

"Русскій Вѣстникъ ", NoNo 6--7, 1889