Мистер Джордж Гордон приехал около половины четвертого. Его привел ко мне сам следователь и доложил о нем с тем же благоговением, что и о министре.
Это был высокий, безупречно одетый молодой человек, с усталым лицом и зоркими глазами под тяжелыми веками.
Когда он произнес свое приветствие, в голосе его послышалось нечто, напоминающее свист кнута.
-- Лорд Ламмерсфильд вам, вероятно, все уже рассказал, -- заговорил я. -- Пожалуй, будет лучше, если вы теперь станете задавать мне вопросы.
Гордон сел за стол и покачал головой.
-- Нет, мистер Бертон, если позволите, я предпочитаю выслушать это дело в вашем собственном изложении. Понятие Ламмерсфильда об истине имеют скорее политический, чем юридический характер.
Вспомнив мнение министра о Гордоне, я не мог сдержать улыбки и, без долгих размышлений, начал свой рассказ...
Мой гость слушал меня, нагнувшись над столом, и делал какие-то заметки на листе бумаги. Раза два он прерывал меня и задавал краткие отрывистые вопросы.
Когда я кончил, он встал, потянул к себе свои записки и медленно проговорил:
-- Надеюсь, вы понимаете, мистер Бертон, что завтра вы станете самым популярным человеком в Англии! Если вы используете газеты должным образом, то ваши мемуары будут стоить колоссальных денег! Я уверен, что с сегодняшнего дня, каждый английский журналист будет гнаться за вами по пятам!
Немного помолчав, он прибавил:
-- Если все, что вы мне рассказали правда, то вам, конечно, ничего не грозит! Начнем с того, что показания господина Логана прекраснейшим образом восстанавливают ваше алиби! Но, с другой стороны, вам трудно избежать судебного процесса! Вся история слишком неправдоподобна! Судья не может принять ее за веру!
-- Что же делать, -- со вздохом произнес я, -- раз все это раскроется, значит так тому и быть!
Гордон кивнул головой.
-- Я сейчас разузнаю, какие улики есть у полиции, и просмотрю все ваше дело! Надеюсь, появление в суде мисс Солано или вашего друга, мистера Логана, не встретит никаких затруднений.
-- Ровно никаких! Логан живет в моей квартире под надзором полицейского. Он, вероятно, скоро придет сюда. Мисс Солано находится у Трэгстоков, но мне не хотелось бы, чтобы ее имя фигурировало в этой истории!
-- Пошлите ко мне Логана, как только он придет, -- вежливо попросил Гордон. -- Прежде всего, я постараюсь, чтобы издали приказ об аресте Гуареца и всей остальной банды. А затем надо разыскать Мильфорда, если только он еще жив: в его руках все нитки дела!
-- Боюсь, что вы найдете его в Темзе, -- заметил я. -- Моя единственная надежда на то, что ему удалось убить Да-Коста!
Гордон встал с места явно преображенный. Присущая ему усталая томность исчезла-спала с него, как плющ. Глаза засверкали таким живым умом, такой энергией, что я легко понял его выдающийся успех.
-- Я сделаю все, что возможно! -- заявил он. -- Между прочим, не можете ли вы дать мне несколько адресов ваших друзей, живущих в Америке, или в каких-либо других странах, которые могли бы засвидетельствовать вашу личность?
Я выписал ему имена нескольких, самых почтенных моих знакомых, знавших меня и о моей поездке в Англию, и Гордон спрятал этот список в карман.
-- Я сегодня же пошлю им каблограмму! Не забудьте прислать мне Логана! А с мисс Солано я постараюсь повидаться сам!
Он ушел, оставив меня в приятном сознании, что защита выбрана очень удачно! Меня теперь беспокоила только мысль о том, что Мерчию все же придется втянуть в эту историю, как свидетельницу.
Но что бы там не случилось, я твердо решил скрыть от публики ее истинную роль, а мою настоящую роль в этом деле, она уже знала от Билли. Ей было известно, что только благодаря мне, Лиге до сих пор не удавалось отомстить убийце ее отца...
Я верил, что ее отношение ко мне не изменится от этого: ведь ее любовь ко мне вспыхнула еще тогда, когда она принимала меня за Прадо. Такая любовь, наверное, выдержит любой удар! Я скорее боялся, что Мерчиа сильно тревожится за меня...
Я предавался размышлениям по этому поводу, когда вошел полицейский и сообщил мне о приходе Билли.
-- Расскажите мне, что с Мерчией! -- попросил я друга, когда он вошел.
-- Она прекрасно себя чувствует: этих Солано не так легко проберешь! -- заявил Билли. -- Я рассказал ей всю историю перед тем, как приехать в суд, а она и глазом не моргнула. Сильный характер у этой девушки! -- одобрительно прибавил он.
-- А она ничего не просила передать мне?
-- Да, она, кажется, просила сказать, что вы еще не надоели ей! -- со смехом ответил Билли.
-- Следите за Мерчией! -- серьезно попросил я его. -- Меня теперь не так беспокоит Гуарец и его шайка, как этот негодяй -- Сангетт! Он влюблен в Мерчию и как только узнает, что у меня руки связаны, может придумать какую-нибудь гнусность!
В тот вечер у меня не было больше посетителей, а на следующее утро ко мне снова привели Гордона.
-- Не будете ли вы возражать, если я не найду нужным протестовать против назначения дополнительного следствия на сегодня? -- спросил он, глядя на меня своим острым взором.
-- Если вы можете добиться от судьи, чтобы он выпустил меня на поруки, или как там это называется, я, конечно, брыкаться не буду! -- ответил я. -- Пока Гуарец и вся его шайка находятся на свободе, мне хотелось бы выйти отсюда, хотя бы для того только, чтобы сохранить мисс Солано.
-- Мисс Солано уже охраняется, -- любезно заявил Гордон. -- Агент тайной полиции сторожит день и ночь дом Трэгстоков! А что касается Гуареца и его товарищей, то я имею приказ об аресте всей шайки. Дело теперь только затем, чтобы их найти!
-- Кажется, мне ничего не остается, как всецело положиться на вас! -- заметил я, восхищенный его находчивостью.
Гордон кивнул головой.
-- В котором часу был убит Прадо? -- спросил я.
-- Между половиной первого и часом ночи! Вечером к нему приходил какой-то посетитель, а затем, после полуночи, еще другой, или может быть, вернулся тот же самый.
-- Но, каким же образом, черт возьми, полиция узнала, что он -- Норскотт? Ведь он же был одет в мои вещи и имел при себе документы на мое имя!
-- Очевидно, он имел при себе кое-какие бумаги! Полиция вызвала телеграммой Мориуа Фернивелла, и тот сейчас же признал в нем своего кузена. Причем, он заявил полиции, что как только вы приехали в "Аштон", он сразу понял, что вы -- самозванец.
-- Врет! -- возразил я. -- А как они узнали мое имя?
-- По-видимому, отчасти из бумаг Норскотта, отчасти от вашей квартирной хозяйки: она заявила полиции о вашем исчезновении, а ее описание вашей наружности, конечно, в точности соответствовало наружности убитого!
-- Мне это ни разу не пришло в голову! -- воскликнул я. -- Мне следовало тогда же дать знать старухе, что я не вернусь домой!
В камеру вошел полицейский.
-- Судья только что приехал, -- объявил он таким тоном, словно со стороны судьи было большой дерзостью явиться в суд, не справившись заранее насколько это удобно мистеру Гордону.
Робость не принадлежит к числу моих добродетелей, но должен сознаться, что я чувствовал в себе мало уверенности, когда вторично шествовал в зал суда, под крылышком следователя Нейля.
Меня тяготила необходимость предстать перед лицом тех людей, с которыми я последнее время находился в дружественных отношениях.
Окинув взором зал суда, я убедился, что в числе присутствующих находилась вся "аштонская" компания, но Мерчии и Билли я не видел.
С места поднялся представитель полиции.
-- Мне поручено ходатайствовать о дальнейшем задержании обвиняемого, -- сказал он. -- Для полиции это дело представляет еще некоторые неясности!
-- Имеете ли вы какие-нибудь возражения против данного предложения, мистер Гордон? -- обратился судья к моему защитнику.
Гордон встал, и весь зал дрогнул от возбужденного любопытства.
-- Если полиция требует дальнейшего задержания в интересах правосудия, -- начал он, -- то никакого возражения по этому вопросу с нашей стороны не будет! Все же, чтобы выяснить некоторые недоразумения, я хочу заявить, что мой доверитель имеет полный и готовый ответ на все ваши обоснованные обвинения, предъявленные против него.
По залу пробежал гул.
Мой взгляд случайно упал на бледное полное ужаса лицо Морица, впившегося глазами в равнодушного Гордона.
Вдруг, в заднем конце помещения поднялась какая-то суматоха, прервавшая речь защитника.
Главная входная дверь раскрылась настежь и в нее ворвались трое мужчин, к великому ужасу дежурного полицейского, пытавшегося воспрепятствовать их дальнейшему проникновению в зал.
-- Что это за шум, кто эти люди? -- раздался внушительный и строгий голос судьи!
Как и все, я вытянул шею вперед, чтобы лучше разглядеть вошедших...
Один из них был похож на пастора, другой был высокий, чисто выбритый мужчина, лицо третьего было заслонено плечом полицейского. Но услыхав голос судьи, полицейский отошел в сторону, и я ахнул от изумления, узнав Мильфорда.
Его лицо было бледно и страшно, его костюм, обычно безупречный, смят и испачкан, но в подлинности его личности нельзя было сомневаться.
Со страшным нетерпением я обернулся к Гордону, но прежде, чем я успел привлечь его внимание, человек, одетый наподобие пастора, пробился на середину зала и обратился к судье.
-- Простите, мистер Кроуден, что я ворвался во время заседания, -- произнес он ясным голосом с легким ирландским акцентом. -- Я учитель Мерилль из Стэпни, я вам привел очень важного свидетеля!
Возбуждение зрителей было доведено до лихорадочного состояния! И, несмотря уже на вторичное замечание секретаря, требующего тишины, весь зал, при виде новых лиц, наполнился гулом сдержанных голосов.
-- Вам нечего извиняться, мистер Мерилль! -- последовал ответ судьи. -- Кто ваш свидетель?
-- Джон Мильфорд, лакей покойного! Он хочет сделать заявление, которое несомненно, может пролить свет на все это ужасное дело. Я, вместе с доктором Роббинсоном, могу подтвердить его показания.
Наступило краткое молчание.
Я видел, как представитель полиции сказал что-то следователю. И пока судья, наклонившись к секретарю, советовался с ним, Гордон потянулся ко мне:
-- В суде нет ни Логана, ни мисс Солано! -- шепнул он мне торопливо. -- Вам известна причина их отсутствия?
Я покачал головой, и сердце мое сжалось от страха за судьбу Мерчии.
Раздался резкий, строгий голос судьи.
-- Я хочу выслушать этих свидетелей перед тем, как решать вопрос о дальнейшем аресте подсудимого!
Представитель полиции встал, чтобы протестовать, но судья сделал ему знак сесть, и подозвал Мильфорда, указывая ему место в свидетельской ложе. Поклонившись, Мильфорд стал перед судьей и начал давать свое показание спокойным, бесстрастным голосом, хорошо вымуштрованного лакея, так дисгармонировавшем с лихорадочно возбужденной публикой.