Я посмотрел прямо в глаза новому знакомому и громко расхохотался: до того нелепым казалось мне то, что я услышал.
Билли сел на решетку и тоже стал смеяться, как сумасшедший.
Лицо следователя выражало недоумение.
-- Простите, пожалуйста, -- вырвалось наконец у меня, -- не лучше ли нам войти в дом?
Вытерев слезы, выступившие у меня на глазах от неудержимого смеха, я первым двинулся вперед. Следователь шел следом за мной, Билли замыкал шествие.
-- Ну, а теперь, -- сказал я, когда мы все вошли в вестибюль, -- вы, может быть, будете столь любезны и объясните нам, в чем дело?
Когда я говорил, послышались тяжелые шаги, и по лестнице спустился полицейский.
Следователь с любопытством посмотрел на меня и пожал плечами.
-- Тут нечего объяснять! Меня уполномочили арестовать вас за убийство мистера Стюарта Норскотта. И я считаю своим долгом поставить вас в известность, что отныне все ваши слова будут приняты, как улика против вас.
-- Но что дает вам повод предполагать, что мистер Норскотт погиб? -- спросил я.
-- То, что его тело находится сейчас в мертвецкой Ист-стрита!
Мне в жизни не раз приходилось переживать неприятные потрясения, но такого, признаюсь, я еще никогда не испытывал!
Даже Билли, чье непоколебимое равновесие могло нарушить разве только землетрясение, и тот был до того ошеломлен, что свистнул.
-- Итак, в конце концов, Норскотт все-таки попался им в лапы! -- пронеслось
лось у меня в голове. -- Длинному списку черных дел Игнацо Прадо настал конец!"
Я вспомнил о Мерчии и порадовался за нее.
-- Ваше сообщение, господин следователь, несколько лаконично, -- сказал я. -- Где же случился этот нежелательный инцидент?
-- Я не имею права отвечать вам на ваши вопросы, -- вежливо возразил следователь -- А если вы желаете посоветоваться с юристом, то эта возможность будет вам дана, согласно существующим законам. -- А теперь, -- прибавил он, обращаясь к полицейскому, -- позовите извозчика!
Полицейский козырнул.
-- Ну, до свидания, Билли, проговорил я и, в сопровождении следователя, спустился по лестнице.
Я должен был отправиться в тюрьму, откуда мне предстояло предстать перед судом за убийство, которого я не совершал.
Для меня почти не было сомнения в том, что Прадо получил смертельный удар от исчезнувшего Да-Коста. Остальная шайка в этом деле не участвовала. Но я совершенно не мог себе представить, когда и где разыгрался трагический случай. И, против того, меня чрезвычайно интересовало, каким способом полиции удалось раскрыть подлинность моей личности.
Поспешный отъезд Морица из "Аштона" был несомненно связан с этой историей, и теперь я понимаю, почему прочитав телеграмму, он так испытующе посмотрел на меня...
Несмотря на серьезность положения, я не был особенно расстроен. В самом деле, кроме страстного желания лечь в постель, я испытывал еще невероятное и самое искреннее чувство облегчения при мысли о том, что с этим делом раз и навсегда все покончено. Стюарт Норскотт мне порядком надоел, и я находил странное удовольствие при мысли, что снова стал Джоном Бертоном, хотя бы и обвиненным в убийстве...
Наш экипаж тем временем, остановился перед Боунэ. Мы вошли в канцелярию, большую и очень опрятную комнату, где стояли два американских бюро. За одним из них сидел человек с военной выправкой, но в штатском. Он что-то писал.
-- Это -- мистер Джон Бертон! -- доложил мой спутник, и в его голосе прозвучала простительная хвастливость.
Затем, обращаясь ко мне, он прибавил:
-- Это следователь Кертис: он вам прочтет обвинительный акт!
Следователь Кертис быстро овладел своим минутным волнением.
-- Где вы его арестовали? -- спросил он резко, с любопытством и интересом глядя на меня.
-- В Парк-Лэйне! Я как раз наводил там справки, когда мистер Бертон подъехал на автомобиле вместе с другим спутником. Мне не оказали никакого сопротивления.
Кертис кивнул головой.
Встав, он перешел через комнату к целому ряду небольших папок и, вынув из одной из них какую-то бумагу, сказал:
-- Я прочту вам ваш обвинительный акт!
Боюсь, что сейчас не восстановить с точностью содержание этого документа... Короче говоря, меня обвинили в преднамеренном убийстве Стюарта Норскотта, совершенном в ночь на пятое сентября, в доме, называемом "Боксе-Рентс" на Ист-стрит, в Стэпни...
Нечего и говорить о том, что, несмотря на мою сонливость, я слушал чтение обвинительного акта с величайшим вниманием.
-- Очень вам благодарен, -- сказал я, когда следователь кончил читать, и я тут же зевнул, не имея сил дальше сдерживаться. -- Простите великодушно, -- вырвалось у меня, -- за мой неуместный зевок, это было очень интересно, но откровенно говоря, я так хочу спать, что еле держусь на ногах.
Оба следователя улыбнулись.
-- Вы можете сейчас же лечь, если хотите, -- заметил Кертис, складывая документ, -- вы также имеете право сообщаться с вашим поверенным и вообще, с кем пожелаете.
Я покачал головой.
-- Сейчас я мечтаю только о кровати! Завтра утром я успею написать кому надо!
-- В таком случае, следуйте за мной! -- пригласил Кертис.
Он провел меня по длинному коридору в небольшую, просто обставленную комнату, в окне которой красовались толстые, железные прутья. Но там стояла кровать с чистыми простынями, и этого при моей непреодолимой сонливости, было более чем достаточно. Я так устал, что через пять минут после ухода следователя уже спал крепким сном...
Если говорить, что жить стоит исключительно ради новизны ощущений, -- я не имел никакого повода жаловаться на свою жизнь! Я проснулся на утро в полицейской камере, меня обвинили в убийстве, и у моей кровати стоял следователь с чемоданом в руках.
Это был тот самый чемодан, что я привез из Будфорда.
-- Вот ваши вещи: сегодня утром я послал за ними в Парк-Лэйн.
-- Вы удивительно любезны, господин следователь! -- заметил я. -- Теперь я могу надеяться на вас, когда буду сидеть на скамье подсудимых!
Он усмехнулся.
-- В одиннадцать часов вас поведут к судье. Все ваши письма будут тотчас же доставлены по назначению, если только они соответствуют правилам тюремной цензуры. Вместе с завтраком вам принесут бумагу и конверты.
Во время завтрака меня осенила внезапная счастливая мысль: написать письмо лорду Ламмерсфильду.
Долго я ломал себе голову, не зная с чего начать и какого направления держаться. Наконец, я взял лист почтовой бумаги, принесенной мне полицейским, и написал следующее:
"Полицейский участок Боундстрит. Четверг"
Дорогой лорд Ламмерсфильд! В последний раз, когда я имел удовольствие встретить вас на балу у Сангетта, вы были так любезны, что предложили мне свою помощь, если мне случиться попасть в тюрьму... При чтении моего настоящего адреса, вы убедитесь, что я достиг этого положения с неожиданной быстротой... Не знаю, известно ли обществу о том интересном преступлении, в котором меня обвиняют, но, могу вас уверить, что пользуюсь в данный момент совершенно незаслуженной карой!
Если вы можете уделить мне полчаса в течение дня, я буду весьма обязан вам за добрый совет! В ответ на вашу любезность, могу обещать очень занимательный рассказ, способный, наверное рассеять гнетущую скуку, царившую в министерстве внутренних дел, на которую вы так жаловались в наше последнее свидание.
Преданный вам Стюарт Норскотт".
Насколько я знал лорда Ламмерсфильда, я был совершенно уверен, что это письмо приведет его в мою камеру.
Побочные обстоятельства предъявленного мне обвинения были так необыкновенны, а его собственные дела были так близко связаны с моими, что он, наверное, сгорая от нетерпения узнать все подробности моего дела, если только ему было о нем доложено, поспешит ко мне.
Я надписывал адрес на конверте, когда в камеру вошел следователь Нейль.
-- Это единственное письмо, которое я пока написал, -- сказал я, протягивая ему письмо, -- но я бы был очень обязан, если бы вы немедленно доставили его по адресу!
Бросив любопытный взгляд на адрес, следователь, видимо, проникся уважением ко мне, потому что взял письмо и сразу же вышел. Однако, он вскоре вернулся назад и заявил:
-- Пришел ваш вчерашний приятель -- мистер Логан: если желаете, можете его видеть.
Минуту спустя, полицейский ввел в камеру моего друга, нас оставили одних.
Билли уселся на угол стола, засунув руки в карманы, и проговорил:
-- Да, нечего сказать, в грязную историю мы попали!.. Нас, кажется, подслушивают, прибавил он, оглянувшись на дверь.
-- Очевидно, -- отозвался я, -- но это ничего не значит! Что бы ни случилось я теперь поступлю, как Джон Бертон. Раз Норскотт умер, дело наше кончено!
Билли согласился со мной.
-- Конечно так! Необходимо очистить себя от всяких подозрений. Вам придется для этого пригласить адвоката.
-- Я написал лорду Ламмерсфильду и уверен, что он придет! Я хочу услышать его мнение, прежде, чем начать действовать!
-- Превосходная мысль! -- одобрил Билли. -- А вы не слыхали ничего новенького относительно убийства? -- прибавил он. -- Кто это, черт возьми, укокошил Прадо, и каким образом полиция напала на ваш след?
-- Думаю, что это дело рук Да-Коста -- ответил я. -- Но мы скоро что-нибудь узнаем: около одиннадцати я буду у судьи.
-- Около одиннадцати? -- переспросил Билли. -- В таком случае мне пора идти: я обещал вашей девице повести ее в суд.
-- Мерчиа? -- воскликнул я. -- Разве она знает?
-- Да, я ей звонил сегодня и все рассказал. Разве этого не надо было делать?
Я пожал плечами.
-- Нет, почему же? Все равно газеты будут кричать об этом! Но мне хотелось бы, если возможно, не впутывать ее имя в эту историю.
-- Во всяком случае, будет лучше, если мы с нею явимся в суд! Я решил, что полезнее ей сразу узнать обо всем: это избавит ее от лишних волнений! -- произнес Билли.
Я протянул ему руку.
-- Билли вы молодец!
Он подошел к двери и постучал.
Изумительная поспешность, с которой дверь была открыта полицейским, наводила на некоторые размышления.
Махнув мне на прощание рукой, Билли вышел в коридор.
В течение следующих минут, я старался тщательно восстановить в своей памяти точные числа и последовательный порядок всех происшествий, начиная с момента встречи с Прадо-Норскоттом на набережной.
Я решил рассказать Ламмерсфильду всю правду, и мне хотелось изложить ему историю в самой краткой и сжатой форме...
Мои размышления прервал следователь Нейль.
-- Приехал судья, -- сказал он. -- Ваше дело пойдет первым!
Несмотря на ранний час, зал суда был битком набит публикой.
Когда я направился на указанное мне следователем место -- деревянное помещение, напоминающее загон для скота, я не узнал ни одного лица, кроме Морица. Он сидел в центре зала и упорно избегал моего взгляда.
Пресса была в полном составе и, пока я усаживался, вокруг меня слышалось жужжание и шушуканье.
Дальнейшая процедура была, как обыкновенно пишут в газетах, "краткой и чисто формальной".
Прежде всего, следователь Нейль вошел в свидетельскую камеру и в кратких словах изложил подробности моего ареста.
После него следователь Кертис сделал свой полицейский доклад. Понятно, что я слушал его с величайшим интересом.
Кертис заявил судье, что тело убитого мужчины, найденное в "Боксе-Ренте", без всякого сомнения, признано за труп Стюарта Норскотта. Далее по его словам, имеется целый ряд показаний, что за два дня до убийства, я провел с покойным несколько часов в ресторане "Милан". Что, в ночь, когда произошло убийство, я находился на балу у лорда Сангетта, под именем Стюарта Норскотта, что я ушел оттуда рано -- это может подтвердить сам лорд Сангетт -- и в несколько возбужденном состоянии... Что я вернулся домой рано утром, и платье, надетое на мне, было запачкано кровью...
Правда, Кертис заявил, что в деле имеются некоторые темные, неясные стороны, и все же он настаивал на необходимости моего задержания...
Судья выслушал его, не прерывая до конца, и предложил мне поставить перекрестные вопросы свидетелям.
-- В следующий раз меня будет представлять мой доверенный, -- заявил я, -- вот пусть он берет всю работу на себя!
Лицо судьи осветилось улыбкой.
-- В таком случае я задержу вас до следующего дня! Надеюсь, что полиция даст вам возможность приготовить вашу защиту, согласно установленным правилам!
Выходя из зала суда, я впервые заметил Мерчию и Билли. Они сидели позади всех, но даже на таком далеком расстоянии лицо девушки выделялось как прекрасный цветок.
Я не показал вида, что узнал их. Пресса следила за мной с громадным интересом, и мне не хотелось впутывать девушку в это дело.
Не прошло и четверти часа после моего возвращения в камеру, как мой сторож возвестил с благоговением на лице:
-- Приехал министр внутренних дел. Он желает видеть вас немедленно!
Минуту спустя, ко мне ввели лорда Ламмерсфильда.
Я встал и, когда надзиратель вышел, закрыв за собой дверь, я поклонился моему высокопоставленному гостю.
-- Как это любезно с вашей стороны, что вы так скоро пришли!
В первый момент лорд мне ничего не ответил. Он смотрел мне прямо в лицо с выражением не то удивления, не то иронии. Потом протянул мне руку и сказал:
-- Даже председатель кабинета и тот иногда держит свое слово, мистер Норскотт!
Я засмеялся, отвечая на его рукопожатие.
-- Лорд Ламмерсфильд, -- начал я без всяких предисловий, -- я просил вас придти сюда, чтобы выслушать от меня правду... Я... не Стюарт Норскотт! Этот интересный джентльмен теперь умер! Вот единственный пункт, в котором полиция не заблуждается!
-- Скотлэнд-Ярд делает замечательные успехи! -- невозмутимо заметил министр, и, положив шляпу на стол, придвинул себе стул и сел.
-- Я расскажу вам всю историю от начала до конца: так будет лучше! -- сказал я. -- Кроме того, могу обещать, что вам не надоест ее слушать!
Ламмерсфильд вежливо поклонился.
-- Мне ничего не надоедает, кроме политики.
Прохаживаясь по камере, я изложил моему посетителю всю изумительную историю моих похождений, начиная с момента встречи с Норскоттом на набережной. Я пропустил только один-два эпизода частного характера, касавшихся Мерчии.
Когда я кончил, лорд некоторое время сидел молча, глядя на меня, потом тихо рассмеялся.
-- Я вам очень признателен, мистер Бертон! -- произнес он, наконец. -- Я был убежден, что люди, подобные вам, в наше время существуют только в романах! Как утешительно убедиться в подобной ошибке! Да, я понимаю, что жизнь может представлять для человека, с таким пищеварением и такими принципами, как вы -- большую ценность! Я скажу, что верить трудно в подлинность вашего рассказа: он слишком неправдоподобен!
Я поклонился.
-- Кроме того, -- прибавил Ламмерсфильд, иронически усмехнувшись, -- рассказ имеет то достоинство, что объясняет некоторые факты, над которыми в настоящий момент наш добрый деятель Кертис ломает себе голову!
-- Думаю, что мне придется говорить ему правду! -- решительно произнес я.
Лорд поднял руку в знак протеста.
-- Никогда не следует прибегать к крайностям! Я сегодня же пошлю к вам Джорджа Гордона! Никогда не встречал человека, который от природы не питал бы к правде более сильное отвращение. Если найдется удобный способ вывести вас из затруднения, не прибегая к истине, можете быть уверены, что он его пустит в ход!
Ламмерсфильд назвал имя самого известного криминалиста, имя которого гремело заслуженной славой!
Я начал благодарить его, но он прервал меня:
-- Я смотрю на вещи с эгоистической точки зрения! Как бы там ни было, мне совершенно нежелательно, чтобы он знал о моих частных отношениях с покойным мистером Прадо. -- Я бы попросил вас не говорить об этом даже с Гордоном!
Я кивнул головой в знак согласия.
-- Что касается меня, я так и поступил, но Прадо, вероятно, оставил какие-нибудь записи в своих делах, и если они попадут в руки двоюродного брата... то вы из моего рассказа уже знаете, что это за птица -- Мориц Фернивелл!
Лорд пожал плечами и сказал, поднимаясь:
-- Когда занимаешься политикой, невольно становишься философом! В худшем случае это кончится для меня добавочным отпуском, и я считаю, что вполне заслужил такую неприятность, благодаря моей непростительной глупости. Я не понял, что наш покойный приятель просто отъявленный авантюрист! Я был уверен, что он только гнался за титулом!