ГЛАВА I.
Весело и шумно въ Торнфильдскомъ Замкѣ среди модныхъ гостей, и уже ничто не напоминаетъ первыхъ трехъ мѣсяцевъ тишины, однообразія и одинокаго затворничества подъ сто пустынной кровлей. Всѣ печальныя и грустныя чувства, казалось, забыты однажды навсегда; мракъ исчезъ, и весь домъ повсюду переполнялся движеніемъ и жизнью отъ ранняго утра до поздней ночи. Въ галереѣ толкотня и суматоха, и во всѣхъ переднихъ комнатахъ поминутно встрѣчаешь какую-нибудь смазливую горничную, или щеголя-каммердинера, занятаго исполненіемъ господскихъ приказаній.
Кухня, будетъ, корридоръ и галереи наполнены суетливыми и пестрыми толпами; парадныя залы, оживленныя веселымъ говоромъ, смолкали на нѣсколько часовъ тогда-только, какъ голубое небо и благодатное сіяніе весенняго солнца вызывали гостей на поэтическія прогулки вокругъ замка. Дурная погода и проливные дожди всего менѣе могли препятствовать джентльменскимъ удовольствіямъ и забавамъ, которыя становились еще разнообразнѣе и живѣе въ эти ненастные дни.
Разъ, въ одинъ бурный вечеръ, гости и хозяинъ, для перемѣны обыкновенныхъ удовольствій, задумали "играть въ шарады" -- въ такую игру, о которой до той поры никогда я не слыхала. Всѣ предварительныя распоряженія имѣли, въ моихъ глазахъ, смыслъ непостижимыхъ іероглифовъ. Началось тѣмъ, что слуги зажгли въ столовой цѣлые десятки восковыхъ свѣчь, вытащили оттуда всѣ столы и переставили стулья полукругомъ, прямо противъ гостиной. Между-тѣмъ какъ мистеръ Рочестеръ и другіе джентльмены дирижировали этимъ превращеніемъ, леди бѣгали по комнатамъ взадъ и впередъ, и звонили своихъ горничныхъ. Пригласили мистриссъ Ферфаксъ, чтобъ отобрать отъ нея подробныя свѣдѣнія о фамильномъ гардеробѣ древняго замка, и вслѣдъ за-тѣмъ, подъ ея руководствомъ, стаи горничныхъ принесли изъ столѣтнихъ кладовыхъ третьяго этажа огромные узлы платьевъ, шалей, разноцвѣтныхъ драпри, парчовыхъ юбокъ съ фижмами и безъ фижмъ, атласныхъ клоковъ, черныхъ мантилій, и проч., и проч.; все это перерыли и осмотрѣли съ большимъ стараніемъ, и отобранныя статьи фантастическаго туалета были отнесены въ общій дамскій будуаръ, устроенный на этотъ разъ въ гостиной.
Между-тѣмъ мистеръ Рочестеръ сзывалъ дамъ вокругъ себя, и выбиралъ тѣхъ, которыя должны были принадлежать къ его партіи. "Миссъ Ингремъ, конечно, будетъ со мной", сказалъ онъ, и потомъ назвалъ двухъ миссъ Эстонъ и мистриссъ Дентъ. Я стояла подлѣ, такъ-какъ мистриссъ Дентъ попросила меня прикрѣпить браслетъ на ея рукѣ: мистеръ Рочестеръ взглянулъ на меня.
-- Не хотите ли играть и вы? спросилъ онъ.
-- Нѣтъ, сэръ, покорно благодарю.
Къ-счастію, онъ не настаивалъ, и позволилъ мнѣ спокойно воротиться на свое обыкновенное мѣсто. Онъ и его гости скрылись теперь въ гостиной за опущеннымъ занавѣсомъ; всѣ другіе члены, въ главѣ которыхъ остался полковникъ Дентъ, заняли свои мѣста на стульяхъ. Кто-то изъ джентльменовъ, кажется, мистеръ Эстонъ, обнаружилъ желаніе, чтобъ и меня включили въ число дѣйствующихъ лицъ: но леди Ингремъ наморщила чело, и отрицательно кивнула головой.
-- Нѣтъ, сказала гордая баронесса ингремскаго парка: -- она слишкомъ-глупа для такой игры.
Черезъ нѣсколько минутъ раздался звонокъ, и занавѣсъ поднялся: въ гостиной, среди сцены, выставилась дюжая фигура сэра Джорджа Линна, окутаннаго въ бѣлую простыню: передъ нимъ, на столѣ, лежала открытая книга, и подлѣ него стояла Эмма Эстонъ, въ длинномъ плащѣ мистера Рочестера, съ другою книгою въ своихъ рукахъ. Кто-то, не бывъ видимымъ, весело началъ звонить въ колоколъ, и тогда Адель -- хотѣвшая непремѣнно имѣть роль въ партіи мистера Рочестера -- бойко выступила впередъ, разбрасывая но сторонамъ цвѣты изъ плетёной корзинки, прикрытой розовымъ платкомъ. Затѣмъ, величественно выступила миссъ Ингремъ, одѣтая въ бѣломъ, съ длинною вуалью на головѣ и съ розовымъ вѣнкомъ вокругъ своего чела: подлѣ нея былъ мистеръ Рочестеръ, и оба они подошли къ столу, гдѣ рисовался сэръ Джорджъ Линнъ. Они преклонили колѣна, между-тѣмъ-какъ мистриссъ Дентъ и Луиза Эстонъ, одѣтыя также въ бѣломъ, заняли свои мѣста позади нихъ. Послѣдовала церемонія, сопровождаемая безмолвными жестами, въ которыхъ не трудно было угадать пантомиму англійскаго вѣнчальнаго обряда. Послѣ окончанія этой сцены, зрители о чемъ-то пошептались между-собою минуты двѣ, и потомъ полковникъ Дентъ, отвѣчая за всѣхъ, сказалъ громкимъ голосомъ:
-- Невѣста!
Мистеръ Рочестеръ поклонился, и занавѣсъ опустили.
Прошло довольно времени, прежде чѣмъ занавѣсъ поднялся опять, обнаруживъ на этотъ разъ болѣе многосложную и весьма тщательно-выработанную сцену. Гостиная, должно замѣтить, возвышалась надъ столовой двумя ступенями, и теперь, въ углубленіи, шага на два отъ послѣдней ступени, появился огромный мраморный бассейнъ, въ которомъ я угадала одно изъ украшеній оранжереи, гдѣ стоялъ онъ, наполненный золотыми рыбами и окруженный экзотическими растеніями -- нужно было, безъ всякаго сомнѣнія, употребить значительныя усилія, чтобъ перенести его изъ сада, черезъ дворъ, и поставить въ гостиной.
Подлѣ этого бассейна, на широкомъ коврѣ, сидѣлъ мистеръ Рочестеръ съ тюрбаномъ вокругъ головы, и окутанный кашмировыми шалями. Его черные глаза, смуглая кожа и выразительныя черты въ совершенствѣ соотвѣтствовали этому костюму, и онъ могъ быть моделью восточнаго эмира. Скоро показалась на сценѣ миссъ Ингремъ, одѣтая также въ восточный костюмъ: малиновый шарфъ, наподобіе кушака, живописно перетягивалъ ея гибкую талію; вышитый платокъ красовался на ея головѣ, стянутый бантами около висковъ; ея роскошныя лебединыя плечи были обнажены, и на одномъ изъ нихъ граціозно висѣло коромысло съ водоносомъ. Вся ея фигура и черты лица представляли воображенію какую-нибудь израильскую принцессу временъ патріархальныхъ, и такова безъ-сомнѣнія была роль, которую она играла въ этой сценѣ.
Она подошла къ бассейну и наклонилась, какъ-будто для-того, чтобъ наполнить свой водоносъ; затѣмъ, коромысло опять приняло прежнее положеніе на ея плечѣ. Мистеръ Рочестеръ всталъ, подошелъ къ ней и предложилъ какую-то просьбу.-- "Дѣвица поспѣшно опустила свой водоносъ, и дала ему пить". Тогда, изъ подъ-полы своего платья, онъ вынулъ ящикъ, открылъ его и показалъ великолѣпные браслеты и серьги; изумленіе и радость яркими чертами выразились на лицѣ дѣвицы. Онъ сталъ на колѣна, и положилъ сокровище у ея ногъ; ея взоры и жесты обличали сомнѣніе, недовѣріе, восторгъ; онъ прикрѣпилъ браслеты къ ея рукамъ, и привѣсилъ серьги къ ея ушамъ. То были -- Эліазаръ и Ревекка: недоставало только верблюдовъ для полноты патріархальной сцены.
Зрители опять сгруппировались между-собой, потолковали о чемъ-то въ-полголоса, но, казалось, не могли согласиться въ своихъ мнѣніяхъ насчетъ какого-то слова или слога, изображаемаго шарадой. Тогда полковникъ Дентъ, говорившій одинъ за всѣхъ, потребовалъ "цѣлой картины", и немедленно занавѣсъ опять былъ опущенъ.
Когда подняли его въ третій разъ, мы могли видѣть только часть гостиной; остальное пространство было закрыто ширмами изъ какой-то темной и грубой матеріи. Мраморнаго бассейна уже не было, и на его мѣстѣ стоялъ досчатый столъ и кухонный стулъ, восковыя свѣчи были потушены, и вся сцена освѣщалась тусклымъ свѣтомъ изъ грязнаго фонаря.
Среди этой сцены одиноко сидѣлъ человѣкъ со всѣми признаками отчаянія и злобы: его сжатые кулаки лежали, на колѣнахъ, глаза неподвижно были устремлены на землю. Я опять узнала мистера Рочестера, хотя на этотъ разъ угадать его было довольно-трудно. Его сюртукъ былъ спущенъ съ одного плеча, какъ-будто разорванный при упорной битвѣ; волосы были взъерошены, и во всѣхъ чертахъ лица выражалось страшное отчаяніе. Когда онъ двинулся съ мѣста, цѣпи зазвучали, и зрители увидѣли оковы на его рукахъ.
-- Смирительный домъ {Смирительный домъ по-англійски Bridewell. Первая часть этого слова -- bride, значить невѣста, послѣдняя -- well, колодезь. Обѣ эти части порознь относятся къ первымъ двумъ сценамъ, а все слово -- къ послѣдней. Въ этомъ заключено остроуміе шарады. Примѣчаніе переводчика. }! воскликнулъ полковникъ Дентъ, и этими словами была разгадана шарада.
Черезъ нѣсколько минутъ, дѣйствующія лица переодѣлись въ свои обыкновенные костюмы и вошли въ столовую. Мистеръ Рочестеръ велъ подъ руку миссъ Ингремъ: она поздравляла его съ успѣшнымъ окончаніемъ игры.
-- Знаете ли, говорила она: -- что изъ трехъ ролей, вы всего болѣе мнѣ нравились въ послѣдней сценѣ.
-- Нѣтъ ли еще остатковъ сажи на моемъ лицѣ? спрашивалъ онъ, оборачиваясь къ ней.
-- Нѣтъ, къ великому несчастью! Вы не можете представить, какъ идутъ къ вашей физіономіи эти разбойничьи румяны!
-- Стало-быть вы не шутя любите героевъ большой дороги?
-- Англійскій разбойникъ весьма немногимъ уступаетъ итальянскому бандиту, а этотъ можетъ отдать преимущество только левантскому пирату.
-- Но кто-бы ни былъ я, прошу васъ помнить, миссъ Ингремъ, что вы -- моя жена. Мы обвѣнчались съ вами не дальше какъ за часъ, въ присутствіи многочисленныхъ свидѣтелей.
Миссъ Ингремъ засмѣялась, и яркая краска выступила на ея лицѣ.
-- Теперь, полковникъ, ваша очередь, сказалъ мистеръ Рочестеръ, обращаясь къ мистеру Денту.
Когда другая партія отправилась въ гостиную, мистеръ Рочестеръ и его спутницы заняли порожнія мѣста. Миссъ Ингремъ была по правую руку своего кавалера; другія зрительницы заняли стулья подлѣ нихъ по обѣимъ сторонамъ. Теперь я перестала наблюдать актеровъ, и уже не слѣдила съ прежнимъ участіемъ за поднятіемъ занавѣса: все мое вниманіе было поглощено одними зрителями, и мои глаза, еще такъ недавно обращенные на малиновое драпри, были теперь прикованы къ полукругу стульевъ. Какую шараду выдумалъ полковникъ Дентъ и его партія, какое выбрали они слово, и какъ исполняли свои роли, ничего не помню; но за-то еще я вижу и теперь коисультацію, слѣдовавшую за каждой сценой: вижу, какъ мистеръ Рочестеръ обращается къ миссъ Ингремъ, и какъ миссъ Ингремъ склоняетъ къ нему свою голову, такъ-что гагатовыя кудри почти касаются его плеча и волнуются по его щекамъ: еще я слышу ихъ взаимный шопотъ, и припоминаю выразительные взгляды, которые ойи бросали другъ на друга.
Уже сказано, какъ я начала любить мистера Рочестера. Я не могла не любить его теперь именно-потому, что онъ совсѣмъ пересталъ замѣчать мое существованіе, потому-что я проводила цѣлые часы въ его присутствіи, между-тѣмъ-какъ онъ никогда не обращалъ своихъ взоровъ въ мою сторону, потому-что видѣла я, какъ все его вниманіе было поглощено одною знатною леди, которая съ гордымъ презрѣніемъ проходила мимо меня, какъ-будто боясь прикоснуться ко мнѣ споимъ платьемъ, и если когда повелительный ея взоръ случайно падалъ на мое лицо, она мгновенно спѣшила удалить его, какъ-будто отъ предмета слишкомъ низкаго для ея наблюденій. Не могла я не любить, потому-что знала почти навѣрное, что онъ скоро женится на этой самой леди; и она ежедневно, безчисленными признаками, обнаруживала свою гордую увѣренность въ его видахъ на нее. Каждый часъ была я свидѣтельницею, какъ мистеръ Рочестеръ любезничалъ съ своей невѣстой, и хотя его взгляды выражали иной разъ видимую безпечность, но и при этой безпечности, они могли быть неотразимо-привлекательны для будущей его подруги.
При этихъ обстоятельствахъ, ни что не могло охладить и поколебать моей любви, хотя было отчего приходить въ отчаяніе каждый день, и, пожалуй, каждый часъ. Быть-можетъ, читатель, вы подумаете, что я ревновала, если только женщина, въ моемъ положеніи, имѣетъ право ревновать къ такой леди, какъ миссъ Ингремъ. Но я не ревновала, и этимъ словомъ отнюдь нельзя объяснить моихъ тогдашнихъ страданій. Миссъ Ингремъ, въ моихъ глазахъ, была слишкомъ-низка и ничтожна для возбужденія серьёзнаго чувства, похожаго на ревность. Читатель безъ-сомнѣнія найдетъ это очень-страннымъ; и о я знаю, что говорю. Миссъ Ингремъ была блистательна, великолѣпна, цвѣтъ и краса джентльменскаго круга; но душа въ ней была крайне-бѣдна, и сердце безплодно по своей природѣ: ничто не расцвѣтало произвольно, само-собою, на этой жалкой почвѣ, и усиліями воспитанія могли быть вырощены на ней плоды неестественные, незрѣлые, готовые завянуть при первыхъ порывахъ нравственной бури. Не было въ ней ничего такого, чтобы непосредственно исходило изъ глубины ея собственнаго духа, какъ зрѣлый и вполнѣ законченный фактъ, выработанный въ горнилѣ размышленія: она бросала пыль въ глаза звучными фразами изъ книгъ, повторяла на-обумъ чужія слова, нерѣдко наполненныя забавными противорѣчіями; но никогда и ни на что она не могла представить своихъ собственныхъ мнѣній. Говорить, и только говорить безъ-умолка и безъ толка, о чемъ бы то ни было и какъ бы то ни было -- вотъ въ чемъ, казалось, по ея мнѣнію, заключалась вся тайна быть любезной. Слушали ее, или нѣтъ, убѣждались или нѣтъ ея пустыми фразами -- это другой, чуть ли не посторонній вопросъ, о которомъ она ни мало не заботилась. При первомъ знакомствѣ, она могла, по-крайней-мѣрѣ на нѣсколько часовъ, разгонять скуку въ своемъ собесѣдникѣ: но прислушиваясь къ ней сегодня и завгра, не мудрено было прійдти къ безошибочному заключенію, что не было въ этой женщинѣ никакой души, и что, на плечахъ ея, вмѣсто головы, держался прекрасный шарикъ, набитый воздухомъ, способнымъ производить искусственные звуки. Словомъ, миссъ Ингремъ не мыслила никогда, какъ человѣкъ, и едва-ли даже подозрѣвала въ себѣ способность мыслить. Почти то же должно сказать и о сердцѣ этой дѣвицы. При отсутствіи ума, изощреннаго проявленіями самостоятельной и оригинальной мысли, чувство миссъ Ингремъ получило одностороннее направленіе, ограниченное мелкими наслажденіями свѣтской жизни. Любовь, въ строгомъ и благороднѣйшемъ смыслѣ этого слова, какъ потребность высокой нравственной натуры, не существовала для миссъ Ингремъ; но взамѣнъ этого чувства, въ ней былъ развитъ до послѣднихъ крайностей инстинктъ чувственной страсти, слишкомъ-ясно выражавшійся въ безграничномъ, пламенномъ желаніи выйдти замужъ, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что замужство было первою и послѣднею цѣлью ея жизни. Къ этой единственной цѣли, теперь, какъ и всегда, были устремлены всѣ ея желанія и мысли. Чувства симпатіи, нѣжности, состраданія, участія, были неизвѣстны миссъ Ингремъ. Между-прочимъ она безъ всякой причины возненавидѣла Адель, и даже не считала нужнымъ скрывать этой ненависти. Случалось, что рѣзвая дѣвочка подбѣгала къ ней съ какимъ-нибудь вопросомъ: миссъ Ингремъ толкала ее, бранила, высылала изъ комнаты, и почти всегда называла ее не иначе, какъ глупой куклой. Другіе глаза, такъ же какъ мои, наблюдали эти обнаруженія въ характерѣ миссъ Ингремъ -- наблюдали внимательно, тщательно и прозорливо. Да, будущій женихъ, самъ мистеръ Рочестеръ безпрестанно слѣдилъ за своей невѣстой, зналъ и видѣлъ всѣ ея недостатки, и я была убѣждена въ душѣ, что онъ не могъ питать къ ней истинной страсти.
И однакожь я видѣла, что мистеръ Рочестеръ намѣренъ жениться на миссъ Ингремъ. Зачѣмъ и для-чего: что ему дѣлать съ женщиной безъ души и безъ сердца, съ женщиной, у которой, послѣ ея замужства, уже не останется никакой цѣли въ жизни? Мой разсудокъ не могъ пріискать успокоительныхъ отвѣтовъ на эти и подобные вопросы, и сердце, мое жестоко страдало за будущую судьбу мистера Рочестера. Были, вѣроятно, родовыя, фамильныя причины, неизбѣжно опредѣлявшія этотъ бракъ; но я знала и чувствовала, что Рочестеръ не могъ отдать ей своего сердца, и что она, въ свою очередь, не заслуживала этого сокровища. Эта, и одна только эта мысль, разстраивала покой, моей души и поддерживала мучительную лихорадку въ страждущей груди.
Если бы она, разъ навсегда, устроила свою блистательную побѣду, и онъ, съ искреннею покорностью, положилъ свое сердце у ея ногъ, я могла бы закрыть свое лицо, оборотиться къ другимъ предметамъ и умереть для нихъ обоихъ. Будь она добра и благородна въ истинномъ значеніи этого слова; будь она женщина съ энергіей и чувствомъ, я однажды навсегда выдержала бы страшную борьбу съ двумя лютыми тигрицами нравственной природы -- съ отчаяньемъ и ревностью; мое сердце, нѣтъ сомнѣнія, было бы разорвано на части; но я удивлялась бы ей во глубинѣ души, вполнѣ сознавая ея превосходство надъ собою, и потомъ, успокоилась бы на всю свою жизнь. И чѣмъ больше было бы ея нравственное превосходство, тѣмъ глубже было бы мое удивленіе, и тѣмъ прочнѣе могло бы утвердиться спокойствіе моей жизни. Но не такъ происходили всѣ эти дѣла. Миссъ Ингремъ ежеминутно выдумывала сильные эффекты, чтобъ сразить сердце своего жениха, и ежеминутно дѣлала пребезсмысленные промахи, воображая въ то же время, что мѣтко идетъ къ цѣли, и не сомнѣваясь въ окончательной побѣдѣ. Быть постоянною свидѣтельницею всѣхъ этихъ продѣлокъ, значило для меня -- испытывать безпрерывное раздраженіе и самое мучительное принужденіе.
И когда она все дальше и дальше отступала отъ своей цѣли, я видѣла очень-хорошо, какъ можно было бы на ея мѣстѣ увѣнчать свои желанія совершеннѣйшимъ успѣхомъ. Стрѣлы, безпрестанно отпрядывавшія отъ его груди и безвредно падавшія при его ногахъ, могли бы, при другихъ обстоятельствахъ, пронзить его гордое сердце, пробудить любовь и нѣжность на его сардоническомъ лицѣ; но и безъ этого искусственнаго вооруженія, было бы легко, на мѣстѣ миссъ Ингремъ, одержать спокойную и прочную побѣду.
-- Почему бы не имѣть ей на него сильнѣйшаго вліянія, когда она, но своему положенію, поставлена съ нимъ на такой короткой ногѣ? спрашивала я сама-себя.-- Безъ-сомнѣнія, нѣтъ въ ея груди истинной страсти къ этому человѣку. Если бы она побила его искренно, душевно, не-кчему было бы ей расточать, съ такимъ упорствомъ, свои жеманныя улыбки, бросать безпрестанно свои зажигательные взоры, выдумывать граціозныя ужимки, одна другой неестественнѣе, вычурнѣе, приторнѣе. Мнѣ кажется, его сердце могло бы вѣрнѣе принадлежать ей, если бы она просто сидѣла подлѣ него, говорила мало и смотрѣла на него еще меньше. Прошло то время, когда я сама видѣла на его лицѣ выраженіе нѣжное, исполненное глубокаго чувства; но тогда оно возникло само-собою, безъ всякихъ постороннихъ усилій, вычурныхъ, жеманныхъ, странныхъ: мнѣ стоило только отвѣчать на его вопросы просто и ясно, безъ гримасъ, безъ притязаній на любезность, и его физіономія прояснялась больше и больше, становилась нѣжнѣе и нѣжнѣе, и взоры его искрились истинною страстью. Но ничего подобнаго нельзя подмѣтить, когда любезничаетъ съ нимъ миссъ Ингремъ, вооруженная всѣми запасами натянутаго остроумія и кокетства: мистеръ Рочестеръ холоденъ, какъ гранитъ, и ничто не обнаруживаетъ въ немъ волненія страсти. Чѣмъ же и какъ будетъ она прельщать его въ супружеской жизни? Ничѣмъ, конечно, и никакъ: равнодушіе заступитъ мѣсто прежняго кокетства, и жизнь для обоихъ сдѣлается тяжкимъ бременемъ; а между-тѣмъ, я убѣждена въ душѣ, что супруга мистера Рочестера, при другихъ обстоятельствахъ, была бы счастливѣйшею женщиною въ мірѣ.
Я еще ничего не сказала въ осужденіе женитьбы по разсчету и фамильнымъ связямъ. Сначала я была крайне изумлена, когда открыла намѣреніе мистера Рочестера: я считала его человѣкомъ, неспособнымъ увлекаться ничтожными и пошлыми побужденіями при выборѣ жены; но чѣмъ больше я всматривалась въ положеніе, воспитаніе и образъ жизни дѣйствующихъ лицъ, тѣмъ меньше чувствовала охоты осуждать и бранить мистера Рочестера и миссъ Ингремъ за то, что они, въ рѣшительномъ случаѣ своей жизни, поступаютъ сообразно съ идеями, внушенными имъ съ самаго дѣтства. Что дѣлать? Ужъ вѣрно всѣмъ имъ суждено идти по пробитой колеѣ и, вѣроятно, были у нихъ свои разсчеты и соображенія, непостижимыя для бѣдной дѣвушки, воспитанной внѣ джентльменскаго круга. Правда, мнѣ казалось, если бы я была джентльменомъ, такимъ же какъ мистеръ Рочестеръ, я вступила бы въ бракъ не иначе, какъ по влеченію собственнаго сердца; но самая простота этого плана и очевидность выгодъ, представлявшихся въ супружеской жизни съ любимою женой, убѣждали меня въ существованіи особыхъ побужденій, неизбѣжно разрушавшихъ ли естественныя начала и внушенія здраваго смысла: иначе, думала я, всѣ поступали бы сообразно съ этими правилами.
Но, въ другихъ отношеніяхъ, такъ же какъ и въ этомъ, я была снисходительна къ мистеру Рочестеру и забыла всѣ его недостатки, которые при первомъ знакомствѣ бросились мнѣ въ глаза. Прежде я старалась изучить всѣ стороны его характера -- ставила въ параллель добро и зло, замѣчаемое въ немъ, чтобы, на основаніи ихъ относительнаго вѣса, опредѣлить правильный судъ объ этой загадочной натурѣ. Теперь, напротивъ, я не видѣла зла, и судъ мой былъ пристрастный, односторонній. Отталкивающій сарказмъ, грубость и колкость, едва выносимыя при первомъ знакомствѣ, были теперь, въ моихъ глазахъ, похожи на острыя приправы въ отборномъ блюдѣ: присутствіе ихъ казалось ѣдкимъ, нерѣдко горькимъ на вкусъ, но ихъ отсутствіе непремѣнно испортило бы все блюдо. Было, однакожь, по-временамъ въ его глазахъ какое-то неопредѣленное выраженіе, не то грустное, не то мрачное и злобное, но во всякомъ случаѣ неуловимое для постороннихъ наблюденіи, и эта скользкая черта обыкновенно бросала меня въ дрожь, какъ-будто я бродила на поверхности волкана, и земля уже разверзалась подъ моими ногами. Но вмѣсто -- того, чтобы бѣжать отъ этихъ странныхъ взоровъ, я, напротивъ, старалась угадать ихъ таинственное выраженіе, и на этотъ разъ отъ души завидовала миссъ Ингремъ, которая, когда-нибудь, среди семейной жизни, заглянетъ на досугѣ въ эту непостижимую бездну и будетъ имѣть полную возможность измѣрить ея глубину.
Между -- тѣмъ пока я думала только о мистерѣ Рочестерѣ и будущей его невѣстѣ -- пока я видѣла только ихъ, слышала только ихъ разговоръ, и слѣдила только за ихъ движеніями, разгадывая смыслъ каждой мины и каждаго жеста -- всѣ прочіе гости были заняты своими собственными интересами и удовольствіями. Достопочтенныя вдовицы, леди Линнъ и баронесса Ингремъ, продолжали между гобою торжественную бесѣду, кивая по-временамъ другъ другу своими двумя тюрбанами, или, поднимая свои четыре руки въ изъявленіе таинственности, изумленія или ужаса, смотря по направленію, какое могли принимать ихъ сплетни и пустая болтовня. Добрая мистриссъ Дентъ разговаривала съ кроткою мистриссъ Эстонъ, и обѣ иногда обращались ко мнѣ съ ласковой улыбкой или словомъ. Сэръ Джорджъ Линнъ, полковникъ Дентъ и мистеръ Эстонъ, разсуждали о политикѣ и о судебныхъ дѣлахъ въ Милдькотскомъ-Уѣздѣ. Лордъ Ингремъ любезничалъ съ Эммой Эстонъ; Луиза играла и пѣла въ угоду и наслажденіе Генриха Линна, а Мери Ингремъ вслушивалась въ краснорѣчивыя любезности его братца, Фредерика Линна. Иногда все почтенное собраніе смолкало на минуту, чтобы обратить вниманіе на главныхъ дѣйствующихъ лицъ, потому-что все же, наконецъ, мистеръ Рочестеръ и неразлучная его спутница, миссъ Ингремъ, были жизнью и душою всего общества. Если онъ выходилъ изъ комнаты не больше какъ на часъ, скука весьма-замѣтнымъ образомъ начинала тяготѣть надъ его гостями, и какъ-скоро онъ возвращался, бесѣда джентльменовъ и леди принимала вдругъ оживленный характеръ.
Но всего болѣе оказался чувствительнымъ недостатокъ этого оживляющаго вліянія, когда мистеръ Рочестеръ уѣхалъ однажды въ Миллькотъ по своимъ дѣламъ, не надѣясь воротиться домой до поздняго вечера. День былъ мокрый и холодный: гости, для препровожденія времени, собирались сначала прогуляться въ цыганскій таборъ, расположившійся въ сосѣдней деревнѣ; но теперь никто не думалъ приводить въ исполненіе этотъ планъ. Нѣкоторые джентльмены отправились въ конюшни; другіе, помоложе, вмѣстѣ съ молодыми леди, играли на бильйардѣ въ бильйардной комнатѣ. Вдовствующія леди, Ингремъ и Линнъ, искали утѣшенія въ спокойной игрѣ въ карты. Бланка Ингремъ, отвергнувъ, гордымъ молчаніемъ, покушенія мистриссъ Дентъ и мистриссъ Эстонъ вступить съ нею въ разговоръ, съиграла, съ видимой небрежностью, нѣсколько арій на фортепьяно, и потомъ, взявъ изъ библіотеки какой-то романъ, усѣлась на софу и приготовилась провести въ фантастическомъ мірѣ скучные часы разлуки съ возлюбленнымъ своего сердца. Весь домъ безмолвствовалъ, скучалъ, и только изрѣдка, веселый говоръ игроковъ на бильйардѣ прерывалъ всеобщее вниманіе.
Уже смеркалось и часы пробили урочный срокъ приготовленія къ обѣду, какъ-вдругъ маленькая Адель, вскарабкавшаяся подлѣ меня на окно въ гостиной, закричала:
-- Voilà monsieur Rochester qui revient!
Я повернулась, и въ ту же минуту миссъ Ингремъ быстро вскочила съ своего мѣста. Другія дамы тоже оставили свои разнообразныя занятія, потому-что услышали стукъ колесъ и лошадиныхъ копытъ. Къ дому подъѣзжалъ постшезъ.
-- Что за идея пріѣхать назадъ въ этомъ экипажѣ? сказала миссъ Ингремъ.-- Онъ выѣхалъ верхомъ на своемъ Мицраимѣ; передъ нимъ Лоцманъ бѣжалъ впереди: куда же дѣвалъ онъ собаку и коня?
Говоря это, она придвинула къ окну свою высокую фигуру и широкое платье на такое близкое разстояніе, что я должна была перегнуться назадъ въ самый уголъ, рискуя переломить спину: въ своей нетерпѣливой запальчивости миссъ Ингремъ сначала не замѣтила меня, но теперь, когда ея взоръ невольно встрѣтился съ моимъ, она вздернула губу и поспѣшно отошла къ другому окну. Постшезъ остановился у воротъ; кучеръ позвонилъ и у подъѣзда очутился какой-то джентльменъ въ дорожномъ костюмѣ; но то былъ не мистеръ Рочестеръ: то былъ высокій, дюжій господинъ, незнакомый никому.
-- Это нестерпимо! воскликнула миссъ Ингремъ.-- Кто тебѣ велѣлъ взобраться на окно, несносная обезьяна (титулъ Адели), и дѣлать фальшивыя тревоги?
И она бросила на меня гнѣвный и грозный взглядъ, какъ-будто я провинилась передъ ней.
Въ корридорѣ послышался смутный, но довольно-громкій говоръ, и вслѣдъ затѣмъ, въ гостиной показался незнакомецъ. Онъ учтиво поклонился леди Ингремъ, вѣроятно, принимая ее за старшую даму.
-- Кажется, пріѣхалъ я не во-время, милостивая государыня, сказалъ онъ: -- друга моего, мистера Рочестера, нѣтъ дома; но я только-что воротился изъ чужихъ краевъ, и мнѣ необходимо его дождаться здѣсь, въ вашемъ обществѣ, если позволите. Мы давно пріятели съ мистеромъ Рочестеромъ.
Его обращеніе и манеры обличали джентльменскія привычки; его произношеніе показалось мнѣ не совсѣмъ иностраннымъ, однакожь и не англійскимъ; по возрасту, онъ могъ быть ровесникомъ мистера Рочестера, быть-можетъ старше или моложе однимъ годомъ; цвѣтъ лица былъ у него желто-блѣдный, иначе онъ могъ бы показаться красавцемъ, по-крайней-мѣрѣ, съ перваго взгляда. При дальнѣйшемъ изслѣдованіи, проглядывали въ его лицѣ не совсѣмъ-пріятные признаки: его черты были правильны, но слишкомъ-аляповаты; глаза были круглые и большіе, но сквозь нихъ виднѣлась какая-то будничная, праздная жизнь -- такъ, по-крайней-мѣрѣ, мнѣ показалось.
Обѣденный звонокъ разсѣялъ все это общество: леди и джентльмены пошли одѣваться къ столу; Адель и я удалились въ комнату мистриссъ Ферфаксъ. Я увидѣла незнакомца во второй разъ уже послѣ обѣда, когда всѣ гости опять собрались въ гостиной. Тутъ онъ, казалось, былъ совершенно въ своей сферѣ; но его физіономія еще больше не понравилась мнѣ, потому-что на ней не было ни малѣйшихъ слѣдовъ одушевленной жизни. Его глазъ блуждалъ, не останавливаясь положительно ни на какомъ предметѣ, и это придавало ему чрезвычайно-странное выраженіе, какого до той поры еще не случалось мнѣ видѣть. Былъ онъ, повидимому, прекрасный и весьма любезный человѣкъ, но я почувствовала къ нему непреодолимое отвращеніе. Въ этой гладкой, лоснящейся кожѣ на его овальномъ лицѣ не было замѣтно никакой энергіи, никакой нравственной силы; его орлиный носъ и маленькій веселый ротъ, не могли обозначать твердости характера, и ясно, что по этому низкому, ровному лбу никогда не пробѣгали тѣни глубокихъ мыслей.
Когда я сидѣла въ своемъ обыкновенномъ углу и смотрѣла на него при свѣтѣ жирандолей на каминной полкѣ, онъ занималъ большія кресла подлѣ камина и безпрестанно придвигался къ огню; я сравнивала его съ мистеромъ Рочестеромъ, и результатъ моихъ наблюденій былъ тотъ, что между ними не могло быть ни малѣйшаго сходства: гладкій гусакъ и гордый соколъ больше похожи другъ на друга, чѣмъ эти два человѣка, принадлежавшіе, по-видимому, къ совершенно-различнымъ породамъ. И, однакожъ, онъ говорилъ о мистерѣ Рочестерѣ, какъ о своемъ старинномъ другѣ: интересная дружба, поразительно подтверждающая старинную аксіому, что "les exlrèmcs se louchent!"
Два или три джентльмена сидѣли подлѣ него, и до меня доносились по-временамъ отрывочные звуки ихъ рѣчей. Сначала я не могла составить опредѣленнаго смысла изъ этихъ отрывковъ, потому-что разговоръ Луизы Эстонъ и Мери Ингремъ, сидѣвшихъ ко мнѣ ближе, заглушалъ эту интересную бесѣду и нерѣдко развлекалъ мое вниманіе. Эти дѣвицы разсуждали о незнакомцѣ, и обѣ называли его прекраснымъ молодымъ человѣкомъ. Луиза выразилась между-прочимъ, что онъ "премилое созданье", и что она "обожаетъ его". Мери увѣряла съ своей стороны, что его "маленькій ротикъ и безподобный носъ" были идеалами совершенства въ своемъ родѣ.
-- И какой у него маленькій лобъ! вскричала Луиза: -- гладкій какъ мраморъ; на немъ нѣтъ ни одной противной морщинки! А его глаза и улыбка -- просто прелесть!
Но въ эту минуту, къ моему великому удивленію, мистеръ Генрихъ Линнъ позвалъ обѣихъ дѣвицъ на другую сторону комнаты, чтобъ условиться на-счетъ какихъ-то пунктовъ относительно отсроченнаго визита въ цыганскій таборъ.
Теперь ничто мнѣ не мѣшало сосредоточить все свое вниманіе на мужской группѣ передъ каминомъ, и скоро я узнала, что имя незнакомца -- мистеръ Месонъ. Изъ дальнѣйшей бесѣды объяснилось, что мистеръ Месонъ только-что воротился въ Англію изъ какой-то весьма-жаркой страны, гдѣ жилъ онъ очень-долго, и это, безъ-сомнѣнія, было причиной, отчего лицо его получило желтый цвѣтъ, и отчего теперь сидѣлъ онъ въ тепломъ сюртукѣ и едва могъ согрѣться подлѣ разведеннаго огня. Скоро слова -- Ямайка, Кингстонъ, испанскій городъ, показали мнѣ, что резиденціей мистера Месона была Вест-Индія, гдѣ, по его словамъ, онъ первый разъ имѣлъ честь познакомиться съ мистеромъ Рочестсромь. Онъ говорилъ, что пріятель его терпѣть не могъ знойныхъ степей, урагановъ и дождливой осени въ этой сторонѣ. Эти послѣднія обстоятельства были для меня совсѣмъ неожиданною новостью. Я знала, что мистеръ Рочестеръ путешествовалъ и очень-много: такъ, по-крайней-мѣрѣ, говорила мистриссъ Ферфаксъ, но до-сихъ-поръ мнѣ казалось, что всѣ его странствованія ограничивались только европейскимъ континентомъ, и теперь въ первый разъ приходилось мнѣ слышать, что онъ далеко углублялся и въ другія части свѣта.
Неожиданное обстоятельство, совсѣмъ другаго рода, прервало нить моихъ размышленій о похожденіяхъ мистера Рочестера. Мистеръ Месонъ, продолжавшій дрожать въ своемъ тепломъ сюртукѣ, попросилъ, чтобъ принесли новыхъ углей въ каминъ, такъ -- какъ прежній огонь уже перегорѣлъ и началъ покрываться пепломъ. Лакей, исполнившій это приказаніе, остановился, при выходѣ изъ гостиной, подлѣ стула мистера Бетона и сказалъ что-то тихимъ голосомъ. Я могла только разслышать:-- "старуха... довольно безобразная... безпокойная".
-- Скажи, что ее вытолкаютъ въ шею, если она не вздумаетъ убраться по доброй волѣ, проговорилъ уѣздный судья.
-- Нѣтъ... погодите! возразилъ полковникъ Дентъ.-- Вы напрасно хотите её прогнать, мистеръ Бетонъ: въ этомъ дѣлѣ мы не судьи. Надобно посовѣтоваться съ дамами.
И, обращаясь къ дамамъ, полковникъ Дентъ продолжалъ громкимъ голосомъ:
-- Милостивыя государыни, всѣ вы были намѣрены отправиться въ цыганскій таборъ для таинственныхъ совѣщаній; но вотъ одинъ субъектъ, изъ породы мистическихъ бабушекъ, стоитъ въ эту минуту въ корридорѣ и вызывается раскрыть передъ вами книгу судебъ. Угодно вамъ ее видѣть?
-- Какъ это можно, полковникъ! величественно возразила леди Ингремъ.-- Не-ужь-то вы будете поощрять такой низкій обманъ? Прикажите ее прогнать безъ дальнѣйшихъ церемоній -- вотъ и все!
-- Но это невозможно, миледи, сказалъ лакей: -- мы никакъ не могли уговорить ее идти назадъ: мистриссъ Ферфаксъ хлопочетъ и теперь, какъ бы выпроводить ее изъ дому; но цыганка усѣлась на стулѣ подлѣ камина, и говоритъ, что не тронется съ мѣста до-тѣхъ-поръ, пока ее не позовутъ къ господамъ.
-- Чего жъ ей надобно? спросила мистриссъ Бетонъ.
-- Она хочетъ, сударыня, разсказать судьбу благородной публикѣ, и объявляетъ, что она и можетъ, и хочетъ, и должна это сдѣлать.
-- Какова она собой? спросили дѣвицы Бетонъ въ одинъ голосъ.
-- Пребезобразная старушонка, почти такая же черная, какъ ворона.
-- Почему же знать, чортъ-побери! возгласилъ Фредерикъ Линнъ: -- можетъ -- быть она и въ-самомъ-дѣлѣ колдунья.
-- И я то же думаю, подтвердилъ его братъ.-- Бывали случаи чудесныхъ предсказаній въ этомъ родѣ. Я, съ своей стороны, признаюсь открыто, что всегда вѣрилъ въ колдовство.
-- Позвать колдунью, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, перебилъ Фредерикъ.-- Очень жалко пропустить такой курьёзный случай.
-- Что съ вами, дѣти? воскликнула леди Линнъ.-- Зачѣмъ напрашиваться на всякія приключенія, такія, можетъ -- быть, которыя въ-состояніи разстроить наше общее веселье.
-- Я съ своей стороны никакъ не могу изъявить своего согласія на такое безразсудное дѣло, величественно провозгласила баронесса ингремскаго парка.
-- Будто бы, маманъ? раздался надмѣнный голосъ Бланки, круто повернувшейся назадъ на фортопьянномъ табуретѣ. До этой минуты она сидѣла безмолвно, переворачивая листы музыкальной тетради, и прислушиваясь, вѣроятно, къ противоположнымъ толкамъ на-счетъ вѣщей цыганки. Голосъ матери вывелъ ее изъ задумчивости и заставилъ предложить свое собственное мнѣніе.-- Объявляю вамъ, вдовствующая баронесса: что вы можете и должны изъявить свое согласіе, если вамъ угодно. Я непремѣнно хочу знать и слышать свою судьбу, слѣдовательно... Самуилъ, позови колдунью!
-- Ахъ, милая Бланка! вспомни...
-- Я помню и знаю напередъ, что вы намѣрены сказать; вспомните и вы, баронесса, что у меня есть своя собственная воля.-- Самуилъ, живѣй!
-- Живѣй -- живѣй -- живѣй! вскричала вся молодежь, и джентльмены, и леди.-- Пусть немедленно войдетъ цыганка. Какъ это весело!
Но лакей продолжалъ стоять на порогѣ.
-- Можетъ-быть мнѣ нужно предварить, что это ужасно-грубая женщина, сказалъ онъ.
-- Ступай, куда приказано! сердито вскричала миссъ Ингремъ, и лакей ушелъ.
Восторгъ ожиданія немедленно одушевилъ всю публику, и остроумныя шутки сыпались со всѣхъ сторонъ. Лакей вошелъ опять.
-- Теперь она не хочетъ идти, сказалъ онъ.-- Цыганка говоритъ, что ей нечего дѣлать съ цѣлымъ стадомъ -- это ея слова. Она требуетъ, чтобы отвели для нея особую комнату, и тогда особы, желающія знать свою судьбу, могутъ являться къ ней поодиначкѣ.
-- Ты видишь, Бланка, что старуха начинаетъ увертываться, замѣтила леди Ингремъ.-- Будь осторожна, мой ангелъ, или, всего лучше...
-- Пусть введутъ ее въ библіотеку! сказала миссъ Ингремъ повелительнымъ тономъ.-- Я, въ свою очередь, ни мало не расположена слушать ее въ присутствіи всего стада: колдунья будетъ принадлежать мнѣ одной, по-крайней-мѣрѣ на нѣсколько минутъ.-- Есть ли огонь въ библіотекѣ?
-- Да, сударыня... позвольте еще доложить, что старуха, кажется, ужасно жадна.
-- Молчать, болванъ! Дѣлай, что тебѣ приказано.
Самуилъ исчезъ. Таинственность, ожиданіе, одушевленіе еще разъ возрасли теперь до самой высокой степени.
-- Цыганка готова, сказалъ лакей, появившійся опять передъ нетерпѣливой публикой.-- Она желаетъ знать, кто пріидетъ къ ней прежде другихъ.
-- Не мѣшаетъ напередъ освѣдомиться, что это за женщина. сказалъ полковникъ Дентъ: -- и эту обязанность беру я на себя.-- Можешь сказать, Самуилъ, что идетъ джентльменъ.
Лакей исчезъ, и черезъ минуту воротился опять.
-- Цыганка говоритъ, сэръ, что ей нечего дѣлать съ джентльменами, и они могутъ избавитъ себя отъ труда дѣлать ей визиты. Она говоритъ также, прибавилъ Самуилъ, съ трудомъ удерживаясь отъ улыбки: -- что и пожилыя леди могутъ не безпокоиться: она желаетъ имѣть дѣло только съ молодыми, и притомъ по-одиначкѣ съ каждой.
-- Да у ней, чортъ-побери, вкусъ очень-недурной! воскликнулъ Генрихъ Линнъ.
Миссъ Ингремъ торжественно встала съ своего мѣста, и еще торжественнѣе пошла по залѣ.
-- Я иду впередъ! сказала она такимъ тономъ, который, по ея разсчетамъ, долженъ былъ сдѣлать честь ея геройской неустрашимости.
-- Погоди, мой другъ!.. одумайся, душенька!.. послушай!.. восклицала вдовствующая леди; но храбрая дочь ея прошла мимо съ торжественнымъ молчаніемъ, отворила дверь, и мы слышали, какъ, наконецъ, она вступила въ библіотеку.
Шумный говоръ замолкъ. Леди Ингремъ, вѣроятно, разсчитала, что въ подобномъ случаѣ всего приличнѣе всплеснуть руками, и возвести очи къ потолку. Миссъ Мери объявила, что въ ней никакъ бы не достало духа отважиться на такой подвигъ. Эмма и Луиза Эстонъ смѣялись въ-втихомолку, но замѣтно было, что лица ихъ выражали испугъ.
Время тянулось очень-медленно, и прошло около пятнадцати минутъ, когда, наконецъ, отворилась дверь изъ библіотеки, и миссъ Ингремъ снова появилась въ гостиной.
Что жь теперь? Будетъ она смѣяться? Обратитъ все въ шутку? Всѣ глаза встрѣтили ее съ видомъ раздражительнаго любопытства, но она взглянула на всѣхъ холодно и угрюмо: въ ней не было замѣтно ни малѣйшихъ проблесковъ веселости; она торопливо сѣла на свое мѣсто, не говоря ни слова.
-- Ну, Бланка? сказалъ лордъ Ингремъ.
-- Что она сказала тебѣ, сестрица? спросила Мери.
-- Что вы думали? что вы чувствовали? Точно ли она угадываетъ судьбу? спрашивали дѣвицы Эстонъ.
-- Оставьте меня въ покоѣ, messieurs et mesdames, если вамъ угодно, отвѣчала миссъ Ингремъ: -- По всему видно, что органы любознательности и легкомыслія раздражаются у насъ слишкомъ-легко: всѣ вы, не исключая моей доброй маманъ, повѣрили съ перваго раза, что въ здѣшнемъ домѣ завелась колдунья, у которой -- страшная дружба съ чертями и выходцами съ того свѣта. Чего вы хотите? Я видѣла обыкновенную цыганку, побродягу; ея ремесло -- гадать по рукамъ и предсказывать, за деньги, всякой вздоръ, какой только подвернется подъ языкъ. Моя прихоть удовлетворена, и теперь, мистеръ Эстонъ, вы сдѣлаете очень-хорошо, если примите на себя трудъ прогнать старушонку со двора.
Миссъ Ингремъ взяла книгу, облокотилась на ручку креселъ, и, такимъ-образомъ, уклонилась отъ дальнѣйшихъ объясненій. Я наблюдала ее около получаса: во все это время она ни разу не перевернула страницы; ея лицо омрачалось больше и больше, и наконецъ не трудно было подмѣтитъ на немъ слишкомъ опредѣленное выраженіе огорченія и досады. По всей вѣроятности она слышала вещи, не слишкомъ-лестныя для ея самолюбія, и я была убѣждена, что, несмотря на притворное равнодушіе, она приписывала необыкновенную и, конечно, незаслуженную важность открытіямъ цыганки.
Между-тѣмъ Мери Ингремъ, Эмма и Луиза Эстонъ, объявили на-отрѣзъ, что онѣ не могутъ идти по-одиначкѣ, и желаютъ отправиться всѣ вмѣстѣ. Вновь открылись переговоры черезъ расторопнаго слугу, и послѣ нѣсколькихъ переходовъ взадъ и впередъ, Самуилъ объявилъ, что непреклонная Сивилла согласилась, наконецъ, принять общій визитъ робкихъ дѣвицъ.
Но консультація ихъ далеко не имѣла прежней торжественности, сопровождавшей визитъ миссъ Ингремъ: изъ библіотеки раздавались восклицанія, визгъ, истерическій смѣхъ, и минутъ черезъ двадцать, всѣ дѣвицы опрометью вбѣжали въ отворенную дверь и разсѣялись по гостиной.
-- Ну, ужь какъ хотите, это не то, что простая старуха! кричали онѣ одна за другой: -- Она разсказала намъ такія чудныя вещи! Все она знаетъ, рѣшительно все!
На дальнѣйшіе разспросы всѣ дѣвицы объявили единодушно и единогласно, что цыганка разсказала имъ съ мельчайшими подробностями, что онѣ дѣлали и говорили въ своемъ дѣтствѣ; описала книги и вещицы, украшавшія ихъ будуары въ родительскомъ домѣ, портфёйли и различные подарки, полученные ими отъ родныхъ и знакомыхъ. Съ такимъ же единодушіемъ утверждали онѣ, что цыганка угадала ихъ тайныя мысли, и каждой изъ нихъ прошептала на ухо имя особы, любимой больше всего на свѣтѣ, и, въ-заключеніе, открыла, въ чемъ состоятъ главнѣйшія желанія и мечты ихъ жизни.
Джентльмены требовали и просили, чтобы дѣвицы объяснились нѣсколько подробнѣе насчетъ послѣднихъ двухъ пунктовъ; но имъ отвѣчали двусмысленными ужимками, односложными восклицаніями и разнообразными жестами, которыми, вѣроятно, немногимъ уяснилась сущность дѣла. Дамы между-тѣмъ, обмахиваясь вѣерами, изъявляли сожалѣніе, что ихъ предварительные совѣты не пошли въ прокъ, и что цыганка всѣмъ по-пустому вскружила головы; старшіе джентльмены смѣялись и острили; младшіе спѣшили наперерывъ предложить свои услуги взволнованнымъ красавицамъ.
Среди этого шума, когда мои глаза и уши были заняты разнообразными толками о загадочной сивиллѣ, въ комнату опять вошелъ Самуилъ.
-- Цыганка говоритъ, сказалъ онъ: -- что здѣсь есть еще молодая леди, которая имѣетъ нужду въ ея услугахъ.
Послѣдовало молчаніе: дамы и дѣвицы переглянулись съ нѣкоторымъ изумленіемъ другъ на друга.
-- Кого жь она разумѣетъ? величественно спросила леди Ингремъ, окидывая взоромъ благородную публику.
-- Конечно не васъ, маманъ, съ нетерпѣніемъ возразила Бланка.-- Ступай, Самуилъ, скажи этой старушонкѣ, что ремесло ее не стоитъ гроша, и что она видитъ не дальше своего носа. Мы всѣ были у нея, и никто больше не нуждается въ ея болтовнѣ.
Лакей ушелъ, но минуты черезъ двѣ воротился опять и подошелъ прямо ко мнѣ.
-- Миссъ Эйръ, судя по исчисленнымъ признакамъ, цыганка разумѣетъ васъ, и она сказала, что не выйдетъ изъ комнаты, если вы не пожалуете къ ней. Что прикажете сказать?
-- О, да, я пойду непремѣнно, отвѣчала я, къ великой досадѣ миссъ Ингремъ, не предполагавшей этой развязки.
Въ-самомъ-дѣлѣ, любопытство мое было возбуждено въ высшей степени, и я обрадовалась приглашенію Сивиллы. Выходя изъ дверей, я слышала сардоническій хохотъ миссъ Бланки Ингремъ.
-- Если вамъ угодно, миссъ, сказалъ Самуилъ: -- я буду ждать васъ въ корридорѣ: вы можете меня позвать, если, сверхъ чаянія, старуха васъ испугаетъ.
-- Нѣтъ, Самуилъ, ты можешь воротиться въ кухню: я нисколько не боюсь.
Ничего, похожаго на страхъ, дѣйствительно, не было въ моемъ сердцѣ; но я, въ буквальномъ смыслѣ, горѣла нетерпѣніемъ видѣть вѣщую старуху.