Все въ библіотекѣ было тихо и спокойно при моемъ входѣ, и Сивилла -- если только то была Сивилла -- сидѣла довольно-уютно въ большихъ креслахъ передъ каминомъ. На ней былъ красный плащъ и черная шляпка, или лучше, широко-крылая цыганская шляпа, стянутая пестрымъ платкомъ подъ самымъ подбородкомъ. Потухшая свѣча стояла на столѣ; цыганка склонилась надъ каминомъ и, казалось, читала что-то въ маленькой черной книгѣ, похожей на молитвенникъ: она бормотала про себя невнятныя слова, какъ обыкновенно дѣлаютъ старухи, и не думала прекращать своего занятія при моемъ входѣ: вѣроятно ей хотѣлось дочитать параграфъ.
Я остановилась на коврѣ, передъ рѣшоткой камина, и начала грѣть руки, такъ-какъ я нѣсколько озябла въ холодной гостиной. Ничто, въ эту минуту, не нарушало обыкновеннаго спокойствія моей души, да и видъ цыганки былъ вовсе не страшенъ. Она закрыла книгу и съ медленною торжественностью подняла на меня свои глаза: широко-крылая шляпа отчасти затѣняла ея лицо, однакожъ я могла разглядѣть, что это было довольно-странное лицо, смуглое и, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, совершенно-черное. Ея волосы щетинились изъ-подъ бѣлаго банта, стягивавшаго подбородокъ, и небрежно раскидывались по обѣимъ сторонамъ ея щекъ: вдругъ она бросила на меня быстрый, смѣлый и рѣшительный взглядъ.
-- Ну, красная дѣвица, и ты вздумала погадать насчетъ своей судьбы? спросила цыганка голосомъ, столько же рѣшительнымъ, какъ ея взглядъ, и такимъ же грубымъ, какъ черты ея лица.
-- Я не желаю знать своей будущности; ты навязалась почти насильно съ сволми услугами, по заранѣе говорю тебѣ, бабушка, что я ничуть не расположена вѣрить въ твое колдовство.
-- Это похоже на твое безстыдство, красная дѣвица. Я поняла тебя при первомъ взглядѣ, и почуяла по твоимъ шагамъ, чего ждать отъ тебя.
-- Будто бы? У тебя быстрый слухъ, бабушка.
-- И быстрый глазъ, и быстрый мозгъ.
-- Тѣмъ лучше: все это нужно для твоего ремесла.
-- И особенно, если приведется имѣть дѣло съ такими бойкими вострухами, какъ ты. Отчего же ты не дрожишь, красная дѣвица?
-- Мнѣ не холодно.
-- Отчего ты не блѣднѣешь?
-- Я не больна.
-- Отчего ты не обращаешься къ моему искусству?
-- Я не глупа.
Старая хрычовка замямлила губами и скрыла злобную усмѣшку подъ своей шляпой. Потомъ она вынула изъ-подъ полы коротенькую черную трубку, положила на нее уголь, и начала курить. Просидѣвъ такимъ-образомъ нѣсколько минутъ, она вдругъ выпрямилась въ своихъ креслахъ, бросила трубку, и устремивъ пристальный взглядъ на огонь, сказала протяжнымъ гономъ:
-- Тебѣ холодно, красная дѣвица, и больна ты, и глупа ты.
-- Докажи это, бабушка.
-- Изволь: за этимъ дѣло не станетъ. Тебѣ холодно, потому-что ты одна-одинёхонька на этомъ свѣтѣ, и ничто не разжигаетъ своимъ прикосновеніемъ огня, заключеннаго въ твоей груди. Ты больна, потому-что лучшее чувство, высокое и самое пріятное, какое-только дано человѣку, отпрядываетъ прочь отъ твоего сердца. Ты глупа, потому-что не умѣешь приманить къ себѣ это чувство, и не дѣлаешь ни шага впередъ, когда оно идетъ къ тебѣ навстрѣчу.
Она опять приставила къ губамъ свою коротенькую, черную трубку, и принялась курить съ особенною жадностью.
-- Ты можешь, бабушка, сказать это почти всякой женщинѣ, которая, подобно мнѣ, живетъ въ чужомъ домѣ, и въ зависимости отъ другихъ людей.
-- Всякой женщинѣ... да, почти такъ; но будетъ ли это справедливо относительно почти всякой женщины.
-- При моихъ обстоятельствахъ? конечно.
-- Да, именно такъ, при твоихъ обстоятельствахъ; но найди мнѣ еще особу, обставленную такъ же, какъ ты.
-- Это ничуть не мудрено: есть тысячи женщинъ съ моими обстоятельствами.
-- Не найдешь и одной -- это я тебѣ говорю. Твои обстоятельства -- единственны въ своемъ родѣ, и ты сама этого не знаешь. Счастье у тебя подъ носомъ, и стоитъ только пошевелиться, чтобы захватить его въ свои руки. Матеріалы подготовлены давно: недостаетъ лишь умѣнья пользоваться ими. Случай немного помѣшалъ твоему дѣлу; но случай пройдетъ, и тогда -- хватай, лови, не мигай!
-- Я не понимаю загадокъ, и не имѣю ни малѣйшей охоты ихъ отгадывать.
-- Но если ты хочешь имѣть ясные отвѣты и совѣты, покажи мнѣ свою ладонь.
-- И напередъ, конечно, мнѣ надобно посеребрить твою руку?
-- Разумѣется.
Я подала шиллингъ; старуха вынула изъ кармана старый чулокъ, повертѣла его и запрятала монету. Потомъ велѣла мнѣ протянуть руку, и когда это было сдѣлано, она пристально принялась разсматривать мою ладонь, склонивъ надъ нею свою голову.
-- Тонка, гладка, ровна, продолжала старуха: -- нечего мнѣ дѣлать съ рукой, на которой нѣтъ почти никакихъ линій. Да и то сказать: какого-чорта найдешь на ладони? Судьба написана не тамъ.
-- Вѣрю тебѣ, бабушка.
-- Нѣтъ, судьба написана на лицѣ: на лбу, около глазъ, въ самыхъ глазахъ, въ линіяхъ около рта. Становись на колѣни, и подними свою голову.
-- Я! теперь ты ближе подходишь къ дѣлу, сказала я, исполняя ея приказъ: -- Я начинаю вѣрить въ твою проницательность, колдунья.
Я стала на колѣни въ двухъ шагамъ отъ нея. Старуха поворочала кочергой уголья въ каминѣ, и съ важностью сѣла опять на своихъ креслахъ: яркій отблескъ прямо падалъ на мое лицо, между-тѣмъ какъ сама-она оставалась въ тѣни.
-- Желала бы я знать, съ какими чувствами и надеждами ты пришла ко мнѣ, красная дѣвица, начала колдунья, пристально всмотрѣвшись въ черты моего лица:-- Желала бы я знать, какія мысли бушуютъ въ твоемъ мозгу, въ ту пору, когда сидишь ты по цѣлымъ часамъ въ этой модной комнатѣ, между-тѣмъ какъ леди и джентльмены порхаютъ мимо тебя, подобно тѣнямъ въ волшебномъ фонарѣ. Нѣтъ, и не можетъ быть никакой симпатіи между тобой и этими людьми: въ твоихъ глазахъ они ни больше и ни меньше, какъ тѣни человѣческихъ фигуръ безъ всякаго матеріальнаго содержанія. Еще разъ: что ты думаешь и чувствуешь, красная дѣвица, когда сидишь одиноко между этими людьми?
-- Скучаю обыкновенно, чувствую усталость, иногда дремлю; но весьма-рѣдко становится мнѣ грустно между ними.
-- Стало-быть, есть у тебя какія-нибудь тайныя надежды, и воображеніе нашептываетъ тебѣ впереди пріятныя мечты: такъ или нѣтъ?
-- Совсѣмъ не такъ. Моя первая и послѣдняя надежда -- скопить немного денегъ изъ своего жалованья, завести пансіонъ въ какомъ-нибудь маленькомъ домикѣ, и жить самой-по-себѣ, независимо отъ постороннихъ лицъ.
-- Плохая пища для души и для тѣла! Ну, а когда ты сидишь въ той комнатѣ, на окнѣ... ты видишь, я хорошо знаю твои привычки...
-- Что жь мудренаго? Ты могла узнать ихъ отъ людей.
-- Слишкомъ-много ты думаешь о своей проницательности, красная дѣвица. Ну, положимъ и такъ... да, ужь если сказать правду: я знакома съ одной служанкой въ этомъ дому. Мистриссъ Пуль...
При этомъ имени я вздрогнула и зашаталась.
-- Быть тутъ худу, быть тутъ худу! подумала я.-- Черти въ-самомъ-дѣлѣ завелись въ этомъ домѣ.
-- Не тревожься, красная дѣвица, продолжала колдунья: -- мистриссъ Пуль -- добрая, спокойная тварь, и притомъ, на нее можно совершенно положиться: она моя пріятельница. Ну, такъ дѣло-то вотъ въ чемъ: неужели, сидя на окнѣ въ той комнатѣ, ты не думаешь ни о чемъ, кромѣ какъ о своей будущей школѣ? Неужели, въ-самомъ-дѣлѣ, ты не принимаешь никакого участія ни въ одной изъ этихъ знатныхъ особъ, которыя сидятъ на софахъ и стульяхъ передъ тобою? Неужели ни одно лицо, ни одна фигура, не интересуетъ тебя, красная дѣвица? Развѣ не слѣдишь ты, по-крайней-мѣрѣ, изъ любопытства, за движеніями какой-нибудь изъ этихъ блестящихъ фигуръ?
-- Я охотно наблюдаю, всѣ эти лица и всѣ фигуры безъ исключенія.
-- А развѣ никто изъ нихъ не занимаетъ тебя предпочтительно? Не случается ли тебѣ выбирать для своихъ наблюденій исключительно одну или двѣ фигуры?
-- Случается, особенно когда я догадываюсь по движеніямъ или взорамъ, что интересная пара располагается вести интересную бесѣду.
-- Какія же бесѣды тебѣ особенно нравятся?
-- О, на этотъ счетъ я не могу дѣлать произвольнаго выбора: всѣ эти. леди и джентльмены толкуютъ вѣчно объ одномъ и томъ же, о любви и волокитствѣ, и у всѣхъ нихъ впереди одна и та же цѣль -- свадьба. Около этого предмета однообразно вертятся всѣ ихъ желанія и мысли.
-- Но любишь ли ты сама этотъ однообразный предметъ?
-- Онъ не имѣетъ никакого значенія въ моихъ глазахъ, и я стараюсь о немъ не думать.
-- Будто бы это такъ? Не-уже-ли въ ту пору, какъ молодая леди, цвѣтущая здоровьемъ и красотою, украшенная блистательными талантами, леди богатая и принадлежащая къ самому высшему кругу, сидитъ и улыбается въ глаза джентльмену, котораго ты...
-- Что я?
-- ...Ты знаешь, и о которомъ, можетъ-быть, имѣешь хорошее мнѣніе...
-- Я не знаю здѣшнихъ джентльменовъ. Едва-ли мнѣ случалось размѣняться съ каждымъ изъ нихъ однимъ или двумя словами; чтожь касается до моего мнѣнія о нихъ, я знаю только, что нѣкоторые, при своихъ почтенныхъ лѣтахъ, не слишкомъ-тонки и не слишкомъ-толсты; другіе покамѣстъ еще очень-молоды и недурны собою; но, во всякохъ случаѣ, нѣтъ мнѣ ни малѣйшей надобности знать, съ какимъ расположеніемъ духа они принимаютъ улыбки и нѣжные взгляды молодыхъ красавицъ, которыя ихъ окружаютъ.
-- Ты не знаешь здѣшнихъ джентльменовъ? Ты не вступала съ ними ни въ какіе разговоры? Не-уже-ли то же самое ты скажешь и о владѣльцѣ этого замка?
-- Его нѣтъ дома.
-- Глубокомысленное замѣчаніе! Замысловатая увертка! Хозяинъ уѣхалъ въ Миллькотъ сегодня поутру, и воротится назадъ сегодня вечеромъ, или завтра; не-уже-ли это обстоятельство должно исключить его изъ списка твоихъ знакомыхъ, и совсѣмъ изгладить изъ твоей памяти, какъ мертвеца, покончившаго всѣ отношенія съ земнымъ міромъ?
-- Конечно нѣтъ; но я не понимаю, какую связь мистеръ Рочестеръ долженъ имѣть съ предметомъ настоящаго разговора.
-- Я говорила, что леди улыбаются въ глаза джентльменамъ, и въ послѣднее время, на глаза мистера Рочестера пролито столько сладкихъ улыбокъ, одна другой нѣжнѣе и милѣе, что скоро, я думаю, онѣ перельются черезъ край; развѣ ты этого не замѣтила?
-- Мистеръ Рочестеръ имѣетъ полное право пользоваться обществомъ своихъ гостей!
-- Нечего распространяться о правахъ мистера Рочестера; но не-уже-ли ты никогда не замѣчала, что изъ всѣхъ пересудовъ и толковъ по супружеской части, мистеръ Рочестеръ, на этотъ разъ, счастливѣе всѣхъ своихъ гостей? Развѣ не бросалось тебѣ въ глаза, что съ нимъ постоянно ведетъ нѣжную бесѣду прекрасная и милая леди?
-- Нетерпѣніе и внимательность слушателя изощряетъ языкъ разсказчика.
Это замѣчаніе я высказала больше для самой-себя, чѣмъ для цыганки. Ея странная рѣчь, голосъ и манеры, начинали приводить меня въ какое-то мечтательное состояніе. Изъ ея устъ поминутно выходили неожиданныя сентенціи одна за другою, и я совсѣмъ запуталась въ паутину этой мистификаціи. Въ-самомъ-дѣлѣ, какой невидимый духъ сидѣлъ подлѣ меня изо-дня-въ-день, подслушивалъ біеніе и трепетъ моего сердца, сторожилъ за тайными моими размышленіями?
-- Нетерпѣніе и внимательность слушателя! повторила колдунья:-- да, мистеръ Рочестеръ, по цѣлымъ часамъ, склонялъ свое внимательное ухо къ очаровательнѣйшимъ губкамъ, созданнымъ какъ-будто нарочно для его настоящихъ и будущихъ наслажденій, а глаза мистера Рочестера всегда выражали самую искреннюю и восторженную благодарность: развѣ ты не замѣчала этого?
-- Благодарность? Нѣтъ, колдунья, кажется ты ошиблась: мнѣ никогда не удавалось подмѣтить такого выраженія на его лицѣ.
-- Подмѣтить! Стало-быть ты всматривалась въ его лицо: какое же выраженіе ты встрѣчала на немъ, если не благодарность?
Я не отвѣчала.-- Ты видѣла на немъ выраженіе любви: не такъ ли? И, заглядывая впередъ, безъ-сомнѣнія ты видѣла его женатымъ, и воображала, какъ будетъ онъ счастливъ съ своей невѣстой.
-- Гмъ! несовсѣмъ. Твое колдовство, на этотъ разъ, попадаетъ въ-просакъ.
-- Ну, такъ какого же чорта ты видѣла?
-- До этого, бабушка, тебѣ нѣтъ никакого дѣла: я пришла спрашивать, а не дѣлиться съ тобою своими секретами. Скажи-ка лучше: правда ли, что мистеръ Рочестеръ скоро женится?
-- Правда. Онъ вступаетъ въ бракъ съ прекрасною миссъ Ингремъ.
-- И скоро?
-- Должно-быть что такъ, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что оба они будутъ совершенно-счастливы, хотя кажется ты имѣешь непростительную дерзость сомнѣваться въ этомъ. Мистеръ Рочестеръ не можетъ не любить такой прекрасной, благородной, умной, образованной леди, и, по всей вѣроятности, она также любитъ его... то-есть, не мистера Рочестера, а его деньги. Я знаю навѣрное, что миссъ Ингремъ влюблена до безумія въ рочестерское помѣстье, его древній и богатый замокъ, хотя -- прости меня Богъ -- не дальше какъ за часъ, я разсказала ей на этотъ счетъ такія вещи, отъ которыхъ ея губки вздернулись, и глаза приняли страшно -- гнѣвливое выраженіе. Ужь я-было и совѣтовала ей пріискивать, на всякой случай, другаго женишка...
-- Послушай, бабушка: я пришла сюда вовсе не затѣмъ, чтобъ слышать отъ тебя толки на-счстъ мистера Рочестера и его невѣсты. Я желаю знать свою собственную судьбу, и ты еще ничего не сказала.
-- Твоя судьба, покамѣстъ, остается подъ сомнѣніемъ, потому-что въ чертахъ твоего лица встрѣчаю довольно-странныя противорѣчія. Случай долженъ опредѣлить мѣру твоего счастья, это ужь я навѣрное знаю. Это было мнѣ извѣстно еще прежде, чѣмъ пришла я въ этотъ замокъ. Случай и теперь работаетъ усердно въ твою пользу: отъ тебя зависитъ протянуть руку и устроить свою судьбу; но захочешь ли ты это сдѣлать, неизвѣстно: я стараюсь, но мѣрѣ своихъ средствъ, рѣшить эту задачу. Стань опять на колѣна передъ этой рѣшеткой.
-- Изволь. Только пожалуйста не задерживай меня.
Я стала на колѣни. Облокотившись на ручку креселъ, старуха вперила въ меня свои глаза, и начала такимъ-образомъ:
-- Пламя сверкаетъ въ глазу, и глазъ сіяетъ какъ роса: много въ немъ нѣжности и чувства; онъ улыбается моей болтовнѣ; онъ воспріимчивъ. Впечатлѣніе скользитъ за впечатлѣніемъ по гладкой его сферѣ, и онъ исполненъ глубокой грусти, какъ-скоро нѣтъ на немъ улыбки, безсознательная усталость слишкомъ-замѣтно тяготѣетъ на его рѣсницахъ: это означаетъ меланхолію, развитую уединеніемъ и отчужденіемъ отъ свѣта. Вотъ онъ отворачивается отъ меня, не имѣя силъ вынести дальнѣйшихъ наблюденій: его насмѣшливый взоръ, по-видимому, отвергаетъ истину открытій, уже сдѣланныхъ, не признаетъ въ себѣ излишней чувствительности и печали: эта гордость и эта осторожность еще больше подтверждаютъ мое мнѣніе. Глазъ вообще благопріятенъ.
-- Ротъ любитъ по-временамъ открываться для смѣха, и я вижу въ немъ наклонность къ сообщенію другимъ всего, что выработываетъ мозгъ, хотя нѣтъ сомнѣнія, онъ глубоко скрываетъ тайны и опыты сердца. Подвижный и поворотливый по своей природѣ, никогда не. былъ онъ предназначенъ къ вѣчному молчанію среди одинокой жизни: много будутъ говорить, и еще чаще смѣяться, эти уста при дружескихъ, откровенныхъ бесѣдахъ. Вообще я нахожу, что и ротъ сопровождается признаками благопріятными.
-- Нигдѣ я не вижу препятствій къ счастливой судьбѣ, кромѣ развѣ въ головѣ, и вотъ что говоритъ эта голова: "Я могу жить одиноко, сосредоточенная въ себѣ-самой и вдали отъ всѣхъ полей, если только будутъ этого требовать обстоятельства и уваженіе къ себѣ. Ни за какія блага въ свѣтѣ не продамъ я своей души. Есть во мнѣ нѣкоторое сокровище, рожденное вмѣстѣ со мною, и оно останется при мнѣ, если даже нужно будетъ отказаться отъ всѣхъ удовольствій свѣта и внѣшнихъ радостей жизни. Никто и никогда не купитъ этого сокровища цѣною униженія нравственной природы".-- Крѣпко сидитъ разсудокъ на этомъ челѣ, съ уздой и возжами въ своихъ рукахъ, и не вырвутся изъ-подъ его власти бурныя чувства, чтобы произвести опустошеніе въ этомъ слабомъ организмѣ. Пусть бушуютъ страсти, и воображеніе ярко рисуетъ разнообразные виды обольщеній: разсудокъ обуздаетъ волю, и дастъ ей направленіе, сообразное съ своими верховными опредѣленіями. Громко для моихъ ушей говоритъ этотъ лобъ:-- "сильные вѣтры, землетрясенія, удары, могутъ проходить мимо меня: всегда и вездѣ я буду слѣдовать внушеніямъ того внутренняго голоса, въ которомъ вижу и слышу свою совѣсть, спокойную и чистую".
-- Хорошо говоришь ты, лобъ: твои внушенія будутъ исполнены. Давно составила я планъ для своей жизни, строгій и правильный, потому-что слышу въ немъ голосъ своей совѣсти, вижу опредѣленія разсудка. Я знаю, какъ скоро проходитъ молодость, и цвѣтъ красоты невозвратно исчезаетъ, если въ чашу наслажденій примѣшиваются капли стыда или угрызеній: не нужны мнѣ жертвы, огорченія, печали, очарованія разврата -- мое сердце и вкусы созданы для наслажденій высшихъ, благороднѣйшихъ. Я хочу въ другихъ питать чувства благодарности и уваженія къ себѣ, но никогда не допущу себя до раскаянія и горькихъ слезъ: лѣто и осень моей жизни должны быть окружены наслажденіями тихими и спокойными, безъ примѣси мучительныхъ угрызеній. Таковы мои правила, и никакая сила не заставитъ меня отступить отъ нихъ ни на шагъ... Но вотъ теперь я въ какомъ-то странномъ чаду: мечты моей фантазіи занеслись далеко, далеко, и я желала бы продлить эти минуты до безконечности.-- Встаньте, миссъ Эйръ, и оставьте меня: комедія кончена!
Гдѣ же была я? Сплю я или бодрствую? Во снѣ или на яву мечтаются мнѣ эти грёзы?-- Голосъ старухи измѣнился совершенно: ея выговоръ, жесты, взгляды -- все для меня знакомо, такъ же какъ мое собственное лицо въ зеркальномъ стеклѣ, какъ звукъ моего собственнаго языка. Я встала, но не могла и не хотѣла идти. Я оглянулась кругомъ, взяла кочергу, поворочала огонь въ каминѣ, и опять оглянулась: старуха нахлобучилась своей цыганской шляпой, и опять попросила оставить ее. Пламя вдругъ освѣтило ея протянутую руку: владѣя теперь всѣми своими чувствами, я принялась наблюдать. Это ужь отнюдь не была изсохшая рука старой вѣдьмы: это былъ, напротивъ, округленный и гибкій членъ съ бѣлыми пальцами, и на одномъ изъ нихъ я замѣтила кольцо съ драгоцѣннымъ камнемъ, то самое, которое и прежде видѣла, больше сотни разъ. Лицо старухи уже не отворачивалось отъ меня; совсѣмъ напротивъ: она сняла свою шляпу, и сбросила платокъ съ своей шеи.
-- Ну, Дженни, узнаёте ли вы меня? спросилъ ласковый голосъ, слишкомъ мнѣ знакомый.
-- Скажите только этотъ красный плащъ, милостивый государь, и тогда...
-- Но тутъ пропасть узловъ; помогите мнѣ.
-- Разорвите ихъ, вотъ и все.
-- Долой повязки! Къ-чорту шутовской нарядъ!..
И передъ моими глазами стоялъ мистеръ Рочестеръ.
-- Что за странная идея, сэръ!
-- Но выполнена недурно: какъ вы думаете?
-- Да, съ этими леди вы вели себя отлично.
-- А съ вами?
-- Со мной вы забыли роль цыганки.
-- Какую же роль игралъ я передъ вами?
-- Объяснить довольно-трудно; но вамъ забавно было меня дурачить, и говоря непостижимыя безсмыслицы, вы хотѣли и меня заставить отплатить вамъ тѣмъ же. Это едва-ли хорошо, сэръ.
-- Вы прощаете меня, Дженни?
-- Надобно объ этомъ подумать: теперь ничего не могу сказать. Если, подумавъ хорошенько, я найду, что вы еще не успѣли меня одурачить, я постараюсь извинить васъ.
-- О, вы были слишкомъ-осторожны, и не потерялись ни на одну минуту!
Въ-самомъ-дѣлѣ, мистеръ Рочестеръ былъ правъ, потому-что, говоря съ нимъ какъ съ фантастической цыганкой, я обдумывала каждое слово, и ничѣмъ не скомпрометировала себя: это было теперь для меня большимъ утѣшеніемъ. Правда, впрочемъ, что почти, съ самаго начала этого свиданія, я подозрѣвала здѣсь какую-нибудь мистификацію. Мнѣ было извѣстно, что цыганки и, такъ-называемыя, колдуньи выражаются далеко не такъ, какъ эта фантастическая старуха подъ маской мужчины, и я могла, нѣкоторымъ образомъ, замѣтить притворный глазъ и усиліе скрыть черты своего лица; но во всемъ этомъ я подозрѣвала Грацію Пуль -- эту живую загадку и ходячую тайну въ джентльменскомъ домѣ; мысль о мистерѣ Рочестерѣ мнѣ и въ голову не приходила.
-- О чемъ вы думаете теперь? сказалъ мистеръ Рочестеръ.-- Что значитъ эта серьёзная улыбка на вашемъ лицѣ?
-- Это улыбка самодовольствія, милостивый государь. Теперь кажется, съ вашего позволенія, я могу идти на свое мѣсто?
-- Нѣтъ, постойте: скажите мнѣ напередъ, что тамъ подѣлываютъ эти дамы, въ гостиной?
-- Разговариваютъ о цыганкѣ, само-собою-разумѣется.
-- Садитесь, пожалуйста, садитесь!-- Ну, что жь они говорили обо мнѣ?
-- Право, сэръ, мнѣ гораздо-лучше идти; теперь ужь около одиннадцати часовъ.-- А кстати, знаете ли вы, мистеръ Рочестеръ, что, послѣ вашей утренней отлучки, пріѣхалъ сюда незнакомецъ, джентльменъ?
-- Незнакомецъ! Кто бы это могъ быть! Я не ожидалъ никого: онъ уѣхалъ назадъ?
-- Нѣтъ: онъ сказалъ, что давно знакомъ съ вами, и что поэтому, онъ принимаетъ смѣлость остановиться въ вашемъ домѣ до вашего возвращенія.
-- Что за дьявольщина! сказалъ ли онъ свою фамилію?
-- Фамилія его -- Месонъ: онъ пріѣхалъ изъ Вест-Индіи, и былъ въ послѣднее время въ Ямайкѣ, если не ошибаюсь.
Мистеръ Рочестеръ стоялъ подлѣ меня. Когда я говорила, онъ судорожно взялъ мою руку, и улыбка замерла на его губахъ.
-- Месонъ!.. Вест-Индія!.. восклицалъ онъ какъ автоматъ, у котораго искусственный языкъ могъ произносить только одни эти слова.-- Месонъ!.. Вест-Индія!-- И повторивъ еще раза три эти звуки съ разстановкой и какимъ -- то страшнымъ онѣменіемъ, какъ-будто угрожалъ ему параличъ, онъ поблѣднѣлъ Какъ мраморъ; едва-ли сознавалъ онъ и самъ, что дѣлалъ.
-- Не больны ли вы, сэръ? спросила я.
-- Дженни, я получилъ страшный ударъ... ударъ... ударь, Дженіи!
-- Облокотитесь на меня, сэръ.
-- Дженни, вы уже разъ предлагали мнѣ свое плечо: дайте мнѣ его опять.
-- Вотъ вамъ и плечо, и рука моя, сэръ.
Онъ сѣлъ, и посадилъ меня подлѣ себя. Взявъ потомъ мою руку, и поглаживая ее всѣми своими пальцами, онъ въ то же время бросалъ на меня чрезвычайно-взволнованные взгляды.
-- Дженни, маленькій мой другъ! говорилъ онъ: -- какъ бы я желалъ быть съ вами на какомъ-нибудь спокойномъ, одинокомъ острову, куда не заходятъ люди, подобные этому ненавистному Месону! Опасности, тревоги, отвратительныя воспоминанія не могли бы тогда отравлять спокойствія моей души!
-- Что мнѣ дѣлать, сэръ? Я готова пожертвовать жизнью для вашихъ услугъ.
-- Дженни, если нужна будетъ помощь, я стану искать ее въ вашихъ рукахъ: обѣщаю вамъ это.
-- Благодарю васъ, сэръ: скажите, что я должна дѣлать, и я обѣщаюсь повиноваться вамъ безусловно.
-- На первый разъ, Дженни, принесите мнѣ изъ столовой рюмку вина -- тамъ вѣроятно ужинаютъ, и потомъ скажите мнѣ, что дѣлаетъ Мссонъ среди этихъ гостей.
Я ушла. Гости, какъ сказалъ мистеръ Рочестеръ, ужинали въ столовой; но никто не сидѣлъ за столомъ: ужинъ накрытъ былъ на буфетѣ, откуда каждый бралъ, что хотѣлъ; джентльмены и леди бродили и стояли съ тарелками и рюмками въ своихъ рукахъ. Всѣ были веселы и довольны: смѣхъ и дружный говоръ одушевляли беззаботную компанію. Мистеръ Месонъ стоялъ подлѣ камина, веселый и довольный, такъ же какъ и всѣ, разговаривая съ полковникомъ и мистриссъ Дентъ. Не обращая ни на кого особеннаго вниманія, я подошла къ буфету, взяла бутылку съ виномъ -- и при этомъ случаѣ имѣла удовольствіе замѣтить, какъ миссъ Ингремъ наморщила чело и нахмурила брови, изумляясь вѣроятно моей дерзости -- налила рюмку и воротилась въ библіотеку.
Чрезмѣрная блѣдность исчезла съ лица мистера Рочестера, и онъ былъ уже довольно-твердъ и спокоенъ при моемъ входѣ. Онъ взялъ рюмку изъ моихъ рукъ.
-- Пусть это будетъ за ваше здоровье, мой ангелъ-хранитель! сказалъ онъ проглотивъ вино и отдавая рюмку.-- Что они дѣлаютъ, Дженни?
-- Разговариваютъ и смѣются, сэръ.
-- И вы не замѣтили чего-нибудь похожаго на серьезный и таинственный видъ, какъ-будто распространилась между ними неожиданная и странная новость?
-- Совсѣмъ нѣтъ, сэръ: всѣ они веселы и разговорчивы до крайности.
-- А Месонъ?
-- Онъ смѣется безпрестанно.
-- Что бы вы стали дѣлать, Дженни, еслибъ всѣ эти господа сговорились наплевать мнѣ въ глаза?
-- Я бы выгнала ихъ изъ комнаты, еслибъ только достало моихъ силъ.
Мистеръ Рочестеръ улыбнулся.
-- Но вообразите, что и иду къ нимъ, и они принимаютъ меня холодно, перешептываются между собою, смѣются, и потомъ, одинъ за другимъ оставляютъ меня всѣ: что бы тогда вы стали дѣлать? Согласились ли бы вы уйдти вмѣстѣ съ ними?
-- Нѣтъ, сэръ: мнѣ было бы гораздо-пріятнѣе остаться съ вами.
-- Чтобъ утѣшать меня?
-- Да, чтобъ утѣшить васъ, если можно.
-- Но еслибъ они прокляли васъ за эту связь со мною?
-- Вѣроятно мнѣ никогда не пришлось бы узнать объ этомъ проклятіи; а еслибъ и узнала, то постаралась бы не обратить на него никакого вниманія.
-- Слѣдовательно, вы согласились бы сдѣлаться изъ-за меня предметомъ сплетней?
-- Сплетни не имѣютъ въ моихъ глазахъ никакого смысла, какъ-скоро идетъ дѣло объ услугахъ друзьямъ.
-- Очень-хорошо, Дженни, воротитесь опять въ гостиную, постарайтесь подоидти незамѣтно къ Месону, и шепните ему на ухо, что мистеръ Рочестеръ дома, и желаетъ его видѣть; потомъ, введите его сюда и оставьте насъ вдвоемъ.
-- Извольте, сэръ: сейчасъ я пойду.
Я исполнила его порученіе такъ, какъ онъ этого желалъ. Гости, слишкомъ-занятые своими разговорами, не замѣтили моего прихода. Я отъискала мистера Месона, проводила его въ библіотеку и потомъ ушла къ себѣ наверхъ.
Въ полночь, когда я была уже въ постели, мнѣ послышались голоса гостей, отправлявшихся въ свои спальни. Между ними я различила голосъ мистера Рочестера:
-- Сюда, Месонъ, сюда: вотъ ваша комната.
Онъ говорилъ весело, и эти беззаботные звуки успокоили мое сердце. Скоро я уснула, крѣпкимъ сномъ.