Я забыла, противъ обыкновенія, задернуть занавѣсъ постели и опустить стору передъ окномъ. Ночь была тихая и ясная. Когда мѣсяцъ, всплывшій въ своемъ теченіи на середину неба, бросилъ слои лучи сквозь окно моей комнаты, и освѣтилъ мое лицо, яркій его свѣтъ пробудилъ меня, и глаза мои упали прямо на этотъ величественный кругъ, бѣлый какъ серебро, и прозрачный какъ кристаллъ. Я привстала и протянула руку, чтобъ задернуть занавѣсъ: въ эту минуту раздался крикъ...
Боже мой, какой ужасный крикъ!
Глубокая ночь съ ея торжественнымъ безмолвіемъ и безмятежнымъ покоемъ, въ буквальномъ смыслѣ, разорвалась на-двое этимъ дикимъ, острымъ, пронзительнымъ звукомъ, пробѣжавшимъ съ одного конца на другой по всему Торнфильдскому-Замку.
Мой пульсъ остановился, сердце замерло, протянутая рука окостенѣла. Крикъ замеръ въ воздухѣ и больше не возобновлялся. Изъ какой груди, изъ какого горла вырвался онъ? Но чье бы ни было это горло, два раза сряду не повторитъ такого ужаснаго звука и андскій грифъ, устроивающій свое гнѣздо подъ облаками: грудь и горло должны долго отдыхать послѣ такихъ исполинскихъ усилій.
Крикъ раздался въ третьемъ этажѣ и -- я не ошибаюсь -- прямо надъ моей спальней. Теперь я слышала борьбу, упорную и страшную, какъ можно было судить по ускореннымъ движеніямъ и шуму. Черезъ нѣсколько минутъ, полу-задушенный голосъ три раза закричалъ:
-- Помогите! помогите! помогите! Не-уже-ли никто не пріидетъ сюда?
Топотъ и возня продолжались съ б о льшимъ остервенѣніемъ, и до моихъ ушей, черезъ доски штукатурку, долетѣли новые крики:
-- Рочестеръ! Рочестеръ! Сюда, ради Бога!
Комнатная дверь отворилась, и кто-то опрометью побѣжалъ по галереѣ. Другіе шаги послышались вверху надъ моей головой, возня усилилась, но вдругъ что-то упало, и затѣмъ -- смолкло все.
Я набросила капотъ на свои плеча и, несмотря на ужасъ, оцѣпѣнившій мои члены, вышла изъ своей комнаты. Все проснулось и засуетилось въ джентльменскомъ замкѣ: смѣшанный говоръ, восклицанія, ропотъ, раздавались въ каждой комнатѣ; отворялись дверь за дверью; выбѣгали фигура за фигурой, и черезъ нѣсколько минутъ, вся галерея наполнилась народомъ. Леди и джентльмены перепутались, смѣшались, и никто не думалъ воротиться въ оставленныя спальни.
-- Ахъ, что такое, что такое?-- Кто раненъ?-- Кто убитъ?-- Что случилось?-- Подайте огня!-- Пожаръ, что ли?-- Гдѣ разбойники?-- Куда намъ бѣжать?
Эти и другія, болѣе энергическія восклицанія, вырывались изъ всѣхъ устъ, раздавались со всѣхъ сторонъ. Но всемъ домѣ ни одной зажженной свѣчи, и только лучъ луны слабо освѣщалъ стѣны галереи. Леди и джентльмены, такъ же какъ ихъ горничныя и каммердинеры, бѣгали взадъ и впередъ, толкали другъ друга, всхлипывали, кричали, сердились, и, словомъ -- суматоха была неописанная.
-- Куда запропастился Рочестеръ? кричала, полковникъ Дентъ.-- Я не нашелъ его въ спальной.
-- Здѣсь я, господа! Здѣсь я, mesdames! Успокойтесь, ради Бога! Кчему вы всѣ переполошились?
Дверь въ концѣ галереи отворилась, и мистеръ Рочестеръ показался со свѣчею въ рукахъ: онъ былъ въ третьемъ этажѣ, вѣроятно въ той комнатѣ, гдѣ происходила страшная сцена. Одна леди бросилась прямо къ нему на встрѣчу, и схватила его руку: то была миссъ Бланка Ингремъ.
-- Что случилось? что случилось? говорите, ради Бога! восклицала миссъ Ингремъ:-- что за страшная бѣда?
-- Но вы меня тормошите, душите меня! Дайте перевести духъ! кричалъ мистеръ Рочестеръ, потому-что въ эту же минуту бросились къ нему на шею двѣ дѣвицы Эстонъ, а, въ довершеніе, вдовствующія леди, окутанныя бѣлыми простынями, накинулись на него подобно двумъ кораблямъ съ распущенными парусами.
-- Все въ порядкѣ, и ничего нѣтъ страшнаго, сказалъ наконецъ мистеръ Рочестеръ.-- Это ни больше, ни меньше, какъ репетиція стародавней комедіи: "Много шума изъ-за ничего". Mesdames, отвяжитесь отъ меня, или, я сдѣлаюсь опасенъ.
И въ-самомъ-дѣлѣ, онъ былъ опасенъ, потому-что изъ черныхъ глазъ его сыпались искры. Скоро однакожь онъ сдѣлалъ надъ собой усиліе и прибавилъ:
-- Служанку, изволите видѣть, давилъ домовой -- вотъ и все тутъ. Это -- женщина полнокровная и крайне-раздражительная: ей привидѣлся мертвецъ, или что-то въ родѣ этого, и она, съ испуга, чуть не разорвала себѣ горло. Теперь вы мнѣ сдѣлаете величайшее одолженіе, если уберетесь опять по своимъ мѣстамъ. Джентльмены, будьте такъ добры, подайте благой примѣръ своимъ дамамъ. Миссъ Ингремъ, вы всегда были неустрашимы и, слѣдовательно, презирая пустой страхъ, пойдите прежде другихъ въ свою спальную. Эмма и Луиза, вамъ, какъ нѣжнымъ голубкамъ, и не слѣдовало оставлять своихъ теплыхъ гнѣздъ: ступайте съ Богомъ, и воркуйте между собою. Вы, mesdames, продолжалъ онъ, обращаясь къ вдовствующимъ леди:-- наживете страшную горячку, если минутой больше простоите въ этой холодной галереѣ. Спокойной ночи, всѣмъ вамъ, и пріятныхъ сновъ!
Такимъ-образомъ, призывая на помощь то умоляющій и ласковый, то повелительный и сердитый тонъ, мистеръ Рочестеръ успѣлъ наконецъ успокоить благородную публику, и черезъ нѣсколько минутъ всѣ джентльмены и леди снова угомонились въ своихъ опочивальняхъ. Я, съ своей стороны, не дожидалась особыхъ приказаній: никто не замѣтилъ, какъ я ушла назадъ, такъ же какъ прежде никто не обратилъ вниманія, когда я выбралась изъ своей комнаты на эту общую суматоху.
Но вмѣсто того, чтобы лечь въ постель, я сбросила капотъ и начала одѣваться въ свое длинное платье. По всей вѣроятности, только я одна слышала шумъ, толкотню и слова, произнесенныя надъ моей головой послѣ ужаснаго крика, и я была совершенно убѣждена, что отнюдь не сонъ служанки произвелъ всю эту суматоху въ джентльменскомъ домѣ: э то объясненіе мистеръ Рочестеръ придумалъ только для-того, чтобы успокоить своихъ гостей. И такъ я одѣлась и приготовилась, на всякій случай, къ дальнѣйшимъ приключеніямъ. Долго сидѣла я подлѣ открытаго окна, смотрѣла на серебристыя поля и рощи и дожидалась сама не знаю чего. За этимъ страшнымъ крикомъ и упорною борьбою, думала я, непремѣнно должна послѣдовать какая-нибудь развязка.
И однакожь, не случилось ничего. Шумъ, говоръ и движеніи замолкли постепенно, и черезъ часъ, весь Торнфильдскій-Замокъ снова погрузился въ глубокій сонъ, какъ-будто ничѣмъ не нарушалось торжественное безмолвіе ночи. Между-тѣмъ луна закатилась, и лучи ея уже не освѣщали моей комнаты. Я рѣшилась лечь въ постель, не раздѣваясь, и, оставивъ окно, добралась по ковру до своей кровати; но въ-ту-пору какъ начала я снимать свои башмаки, осторожная рука прикоснулась къ замку моей двери.
-- Кто тамъ? спросила я.
-- Вы не спите, Дженни? проговорилъ знакомый и ожиданный голосъ.
-- Нѣтъ, сэръ.
-- Одѣты ли вы?
-- Да.
-- Потрудитесь же выйдти сюда... какъ-можно тише.
Я повиновалась. Мистеръ Рочестеръ стоялъ въ галереѣ со свѣчою въ рукахъ.
-- Мнѣ опять понадобились ваши услуги, Дженни: пойдемте со мной, но, пожалуйста, какъ-можно осторожнѣе.
Мои башмаки были очень-тонки, и я могла пробираться по ковру, какъ притаившаяся кошка. Пройдя галерею, онъ пошелъ но лѣстницѣ, и остановился въ темномъ и низенькомъ коридорѣ третьяго этажа: я постоянно слѣдовала за нимъ, и теперь стояла подлѣ него.
-- Есть ли губка въ вашей комнатѣ, Дженни? спросилъ онъ шопотомъ.
-- Есть, сэръ.
-- А спиртъ?
-- Есть и спиртъ.
-- Воротитесь назадъ и принесите то и другое.
Я сошла съ лѣстницы, съискала въ своей комнатѣ губку и опять взошла наверхъ. Мистеръ Рочестеръ стоялъ на томъ же мѣстѣ: въ рукѣ у него былъ ключь: подойдя къ одной маленькой, черной двери, онъ отперъ замокъ, остановился и сказалъ:
-- Вамъ не сдѣлается дурно при видѣ крови?
-- Думаю, что нѣтъ, а впрочемъ не знаю.
Говоря это, я чувствовала дрожь, но ничего, похожаго на слабость или робость, не было въ моей груди.
-- Дайте мнѣ вашу руку, сказалъ онъ.
Я исполнила его желаніе.
-- Рука не дрожитъ, и вамъ не холодно: надѣюсь, вы не станете бояться.
Затѣмъ онъ повернулъ ключь и отворилъ дверь. Мы вошли, и я, съ перваго взгляда, увидѣла, что эта комната была мнѣ знакома: мистриссъ Ферфаксъ показывала мнѣ ее, когда мы гуляли съ нею по всему дому на другой день моего пріѣзда въ рочестерское помѣстье. Комната была обита шпалерами; но теперь шпалеры были содраны съ одной стороны, и на мѣстѣ ихъ оказалась дверь, которая прежде была скрыта. Черезъ эту дверь, отворенную настежь, проглядывалъ свѣтъ, озарявшій внутренность другой, неизвѣстной мнѣ, комнаты, и скоро я услышала оттуда дикій, огрызающійся звукъ, какъ-будто тамъ дразнили собаку, готовую вцѣпиться въ своего непріятеля. Мистеръ Рочестеръ, поставивъ свѣчу на столъ, сказалъ мнѣ: -- "Подождите немного" и пошелъ впередъ въ этотъ внутренній апартаментъ. Дикій и довольно-громкій смѣхъ привѣтствовалъ его приходъ, и я еще разъ должна была убѣдиться въ присутствіи ненавистной Граціи Пуль на мѣстѣ страшной сцены. Мистеръ Рочестеръ, не говоря ни слова, сдѣлалъ какія-то распоряженія, вышелъ назадъ и заперъ за собою дверь.
-- Ну, Дженни, теперь пожалуйте сюда, сказалъ онъ.
Слѣдуя его указанію, я перешла на другую сторону большой постели, которая своими задернутыми занавѣсами скрывала значительную часть этой комнаты. Подлѣ кровати, въ большихъ креслахъ, сидѣлъ мужчина въ полномъ дневномъ костюмѣ, кромѣ сюртука; его голова, съ закрытыми глазами, облокотилась на спинку креселъ, и онъ былъ неподвиженъ и спокоенъ. Когда мистеръ Рочестеръ освѣтилъ его блѣдное и, повидимому, совершенно безжизненное лицо, я узнала въ немъ таинственнаго незнакомца, мистера Месона: его шея, грудь и одинъ рукавъ рубашки были измочены кровью.
-- Держите свѣчу, сказалъ мистеръ Рочестеръ, подавая ее мнѣ. Затѣмъ онъ взялъ рукомойникъ съ маленькаго стола, и сказалъ опять: -- "Подержите это".-- Я повиновалась. Онъ взялъ губку, окунулъ ее въ воду, и началъ тереть трупо-образное лицо. Потомъ, когда онъ приставилъ къ его ноздрямъ пузырекъ съ спиртомъ, мистеръ Месонъ очнулся, открылъ глаза, пошевелилъ головою и простоналъ. Мистеръ Рочестеръ развязалъ воротникъ его рубашки, омылъ кровь и перевязалъ плечо.
-- Велика ли опасность? пробормоталъ мистеръ Месонъ.
-- Что за вздоръ! Опасности нѣтъ никакой: царапина и больше ничего. Не будьте такъ слабодушны; жалкій человѣкъ! Сейчасъ я самъ поѣду за хирургомъ и, надѣюсь, къ-утру вамъ можно будетъ ѣхать. Дженни...
-- Что вамъ угодно, сэръ?
-- Мнѣ надобно васъ оставить въ этой комнатѣ часа на два съ этимъ джентльменомъ: отирайте кровь съ его лица, и если, сверхъ чаянія, онъ опять упадетъ въ обморокъ, вспрысните его водою и дайте ему понюхать спирту, точь-въ-точь, какъ дѣлалъ я. Замѣтьте притомъ хорошенько, что вы не должны говорить съ нимъ ни подъ какимъ предлогомъ; а вы, Ричардъ, если вздумаете сами говорить съ этой дѣвушкой... смотрите, я не отвѣчаю за вашу жизнь.
Бѣдный человѣкъ простоналъ опять, и смотрѣлъ такимъ-образомъ, какъ-будто не смѣлъ пошевелиться: страхъ смерти, или, можетъ-быть, другія опасенія оковали его члены. Мистеръ Рочестеръ подалъ мнѣ окровавленную губку, и я поспѣшила дѣлать предписанныя операціи, такъ-какъ кровь снова заструилась на лицѣ страдальца. Затѣмъ мистеръ Рочестеръ повторилъ еще:-- "Помните хорошенько; ни пол-слова съ этимъ человѣкомъ!" -- и поспѣшно вышелъ изъ комнаты.
Странное чувство овладѣло много, когда ключъ снова повернулся въ замкѣ, и шаги мистера Рочестера затихли въ отдаленіи.
И вотъ я была въ третьемъ этажѣ, въ одной изъ мистическихъ келлій, запертая вмѣстѣ съ умирающимъ человѣкомъ! Передъ моими глазами и руками находилось зрѣлище, исполненное ужаса и крови; а между-тѣмъ не дальше какъ за перегородкой скрывалась гнусная убійца, оглашавшая по-временамъ все это пространство своимъ адскимъ хохотомъ. Трудно ли ей прорваться черезъ эту хрупкую дверь, дорѣзать свою жертву и вцѣпиться въ меня своими звѣрскими когтями?
И однакожь, я должна была держаться на своемъ постѣ -- должна сторожить это страшное, мертвенное лицо, эти посинѣлыя уста, не смѣвшія открыться для произнесенія слова, эти глаза, то сомкнутыя, то блуждающія по комнатѣ, или обращенные на меня съ выраженіемъ дикаго и мрачнаго ужаса. Я должна была опять и опять погружать свою руку въ чашу съ водой, окрашенной человѣческою кровью, опять и опять вытирать эту запекшуюся кровь на помертвѣлыхъ щекахъ. Но вотъ я подняла глаза, и при тускломъ свѣтѣ нагорѣвшей свѣчи, первый разъ разглядѣла на стѣнахъ живописныя изображенія причудливой старины: то была цѣлая разбойничья драма съ безобразными, звѣрскими лицами, жаждущими человѣческой крови, и между ними -- фигура сатаны, подстрекающаго, съ злобною усмѣшкою, этихъ подвижниковъ разврата и нечестія...
И посреди этой фантастической группы, я должна была караулить окровавленную жертву и прислушиваться въ то же время къ движеніямъ чудовищной злодѣйки, безнаказанно бушевавшей въ своемъ логовищѣ. Но съ той поры какъ вышелъ мистеръ Рочестеръ, она угомонилась и присмирѣла, какъ-будто околдованная, или, быть-можетъ; утомленная своими адскими подвигами: но всю ночь, черезъ длинные промежутки, я разслышала только три звука: шорохъ отъ шаговъ, скрипъ двери и мгновенное возобновленіе звѣрскаго хохота, сопровождаемаго скрежетомъ зубовъ.
За-то собственныя мысли тревожили и терзали меня безъ всякой пощады. Зачѣмъ и какъ воплотилось въ этомъ чертогѣ страшное злодѣйство, противъ котораго оказывались безсильными власть и распоряженія владѣльца? Что это за тайна, прорывавшаяся огнемъ и кровью, пожаромъ и рѣзнею, въ безмолвный часъ ночи? Что это за чудовищная тварь, замаскированная подъ образомъ и фигурой обыкновенной женщины, которой, однакожь, безнаказанно позволяютъ разъигрывать роль сатаны, способнаго на всѣ возможныя злодѣйства?
И какимъ-образомъ попался въ ея лапы этотъ человѣкъ, повидимому кроткій и спокойный, пріѣхавшій издалека повидаться съ своимъ другомъ? Что заставило эту фурію вцѣпиться въ него своими хищными когтями? Какой злой духъ надоумилъ его -- самого отправиться въ эту часть дома, въ глухой полночный часъ, между-тѣмъ-какъ онъ могъ спокойно спать на своей постели? Я слышала собственными ушами, какъ мистеръ Рочестеръ назначилъ для него особенную комнату внизу: какой же демонъ заставилъ его взобраться въ третій этажъ? И отчего онъ въ эту минуту тихъ и кротокъ какъ ягненокъ, не замѣчая повидимому непостижимаго насилія, которое дѣлаютъ его волѣ? Зачѣмъ онъ, безъ всякихъ отговорокъ, согласился на странное приказаніе мистера Рочестера, да и зачѣмъ самъ мистеръ Рочестеръ принудилъ его къ упорному молчанію подъ опасеніемъ смерти? Его гость получилъ смертельную обиду, конечно, безъ всякой вины съ своей стороны, и между-тѣмъ ему же страшнѣйшимъ образомъ запрещено говорить объ этой обидѣ! Я видѣла собственными глазами, какъ незнакомецъ безусловно подчинился распоряженіямъ торнфильдскаго владѣльца: желѣзная воля мистера Рочестера вполнѣ господствовала надъ слабодушіемъ Месона; это оказывалось для меня яснымъ, какъ день, изъ двухъ-трехъ словъ, произнесённыхъ между ними. Соображая эти обстоятельства, я, натурально могла прійдти къ заключенію, что и въ прежнихъ сношеніяхъ, одинъ изъ нихъ всегда повелѣвалъ, другой повиновался: чѣмъ же, въ такомъ случаѣ, объяснить ужасъ мистера Рочестера, когда услыхалъ онъ о пріѣздѣ Месона? Отчего и какъ одно имя этого, повидимому вовсе нестрашнаго человѣка, котораго притомъ онъ могъ усмирить однимъ своимъ словомъ, поразило его будто громомъ и молніей, не дальше какъ за нѣсколько часовъ?
О, да! я не могла забыть этого страннаго взгляда и этой смертной блѣдности на его лицѣ, когда онъ говорилъ мнѣ: -- "Дженни, я получилъ страшный ударъ -- ударъ -- ударъ!" Не могла я забыть, какъ онъ шатался и рука его дрожала, когда онъ облокотился на мое плечо. Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ! должны быть страшныя причины, которыя могли поразить такимъ-образомъ неустрашимаго Ферфакса-Рочестера!
-- Скоро ли онъ пріидетъ? Боже мой, скоро ли онъ пріидетъ? повторяла я про себя, окруженная мракомъ ночи. Паціентъ мой слабѣлъ съ минуты на минуту, стоны чаще и чаще вырывались изъ его груди, и онъ безпрестанно падалъ въ обморокъ. Ни откуда ни малѣйшей помощи, между-тѣмъ-какъ ночь грозила протянуться до безконечности! Опять и опять я вспрыскивала блѣдныя губы мистера Месона, прикладывала спиртъ къ его ноздрямъ; но всѣ эти усилія подъ-конецъ становились недѣйствительными: физическія страданія и, быть-можетъ, душевная пытка, соединенная съ постепенной утратой крови, совсѣмъ истощили его силы. Онъ стоналъ и смотрѣлъ такими дикими, слабыми, потерянными глазами, что я уже начинала подозрѣвать быстрое приближеніе смерти. И между-тѣмъ я не могла даже сказать ему утѣшительнаго слова.
Наконецъ свѣча догорѣла и погасла; но тутъ же, съ ея послѣднимъ замираніемъ, я увидѣла слабый проблескъ свѣта черезъ опущенныя сторы. Начинало свѣтать. Скоро я услышала, какъ залаялъ Лоцманъ на дворѣ, въ своей отдаленной конурѣ. Надежда оживилась въ моемъ сердцѣ, и не безъ причины: минутъ черезъ пять послышался легкій шорохъ на лѣстницѣ; шаги постепенно приближались и, наконецъ, ключь повернулся въ замочной скважинѣ; я отдохнула душой и тѣломъ. Странный постъ мой продолжался не больше двухъ часовъ, но они равнялись, въ моихъ глазахъ, по-крайней-мѣрѣ двумъ недѣлямъ.
Вошелъ мистеръ Рочестеръ, и съ нимъ хирургъ, за которымъ онъ ѣздилъ.
-- Ну, Картеръ, живѣе принимайтесь за дѣло, сказалъ мистеръ Рочестеръ хирургу:-- даю валъ сроку не больше полчаса для перевязки раны и укрѣпленія бандажей. Приведите паціента въ такое состояніе, чтобъ онъ могъ сойдти внизъ.
-- Но если ему нельзя будетъ пошевелиться!
-- Вздоръ: опаснаго нѣтъ ничего. Онъ только слишкомъ упалъ духомъ: надобно привести въ порядокъ его нервы. Ну, живѣе!
Мистеръ Рочестеръ опустилъ занавѣсы передъ постелью, и въ то же время поднялъ голландскія шторы. Я была изумлена и обрадована вмѣстѣ, когда увидѣла, что уже совсѣмъ разсвѣло, и востокъ озарился яркимъ розовымъ свѣтомъ. Потомъ Рочестеръ подошелъ къ мистеру Месону, отданному въ распоряженіе хирурга.
-- Ну, пріятель, какъ вы себя чувствуете? спросилъ онъ.
-- Кажется, она совсѣмъ доконала меня, былъ слабый отвѣтъ.
-- Пустяки! Недѣли черезъ двѣ не останется и малѣйшихъ слѣдовъ отъ этихъ ранъ: вы немного истощились отъ потери крови, и больше ничего.-- Картеръ, увѣрьте его, что ему нечего трусить.
-- Въ-самомъ-дѣлѣ, опасности я не вижу никакой, сказалъ Картеръ, уже приготовившій свои перевязки: -- жаль только, что не послали за мной раньше: онъ не потерялъ бы столько крови... но какъ же все это случилось? Мясо на плечѣ разорвано, и эта рана не могла быть нанесена ножомъ: тутъ слишкомъ явные слѣды клыковъ.
-- Она кусала меня, бормоталъ несчастный.-- Она впилась въ меня какъ тигрица, когда Рочестеръ отнялъ у нея ножъ.
-- Вамъ бы не слѣдовало съ нею схватываться, сказалъ мистеръ Рочестеръ.
-- Но чтожь мнѣ было дѣлать при этихъ демонскихъ обстоятельстахъ? возразилъ Месонъ.-- О, это было ужасно, прибавилъ онъ, вздрагивая всѣмъ тѣломъ.-- И вѣдь я этого никакъ не ожидалъ, потому-что сначала она была смирна и спокойна.
-- Но я не даромъ предостерегалъ васъ, не даромъ говорилъ: "будьте осторожны, если вздумаете подойдти къ ней". Притомъ, ничего не стоило дождаться угра, и пойдти вмѣстѣ со мною: ничего не могло быть безумнѣе, какъ отправиться ночью, одному, на это гибельное свиданіе.
-- Но я думалъ, что это могло имѣть благодѣтельныя послѣдствія.
-- Вы думали! Вы думали! Да, было бы отчего побѣситься при этихъ словамъ; но вы страдали, Месонъ, и вѣроятно будете еще страдать, за то, что не послушались моего совѣта; поэтому я ничего не скажу больше. Живѣе, Картеръ, живѣе! Скоро взойдетъ солнце, и мнѣ надобно выпроводить его безъ всякой отсрочки.
-- Сейчасъ, милостивый государь: плечо ужь перевязано, и остается лишь взглянуть на другую рану, пониже кисти: и здѣсь тоже я замѣчаю слѣды зубовъ.
-- Она сосала кровь и говорила, что догрызется до моего сердца, сказалъ Месонъ.
Мистеръ Рочестеръ вздрогнулъ: отвращеніе, ужасъ, злоба, ненависть, мгновенно избороздили его лицо, но онъ овладѣлъ собою, и сказалъ только:
-- Молчите, Ричардъ: нѣтъ никакой надобности повторять ея болтовню.
-- Какъ бы я желалъ забыть ее! былъ отвѣтъ.
-- Вы ее забудете не прежде, когда опять уѣдете изъ Англіи. Ступайте дальше, въ Вест-Индію, въ Ямайку, и думайте, что она умерла, зарыта, или, всего лучше, вовсе не думайте о ней.
-- О, можно ли забыть эту ночь!
-- Очень можно: имѣйте только больше твердости духа. Не дальше какъ за часъ, вы считали себя трупомъ, а вотъ вы живете и говорите безъ умолка.-- Ну, Картеръ, кажется, совсѣмъ покончилъ съ вами: остается сообщить вамъ благопристойный видъ.-- Дженни, вотъ вамъ ключь, продолжалъ мистеръ Рочестеръ, обращаясь ко мнѣ первый разъ послѣ своего возвращенія:-- сходите въ мою спальную, отѣищите гардеробъ, отоприте первый ящикъ коммода, возьмите рубашку, галстухъ, и бѣжите опять сюда, какъ-можно-скорѣе.
Я побѣжала и черезъ нѣсколько минутъ воротилась съ отъисканными вещами.
-- Теперь, Дженни, отойдите на другую сторону постели, пока мы будемъ устроивать этотъ туалетъ; но не оставляйте комнаты: вы еще понадобитесь мнѣ.
Я отошла къ окну и, для развлеченія, смотрѣла на багровый востокъ. Скоро мистеръ Рочестеръ спросилъ опять:
-- Внизу еще никто не проснулся, Дженни, когда вы ходили въ мою спальную?
-- Кажется никто, сэръ.
-- Мы выпроводимъ васъ украдкой, Ричардъ, и это будетъ полезно, какъ для васъ, такъ и для этой бѣдной твари. Уже давно я избѣгаю всякой огласки и, разумѣется, всего менѣе хочу ея теперь. Картеръ, помогите ему надѣть жилетъ. Гдѣ вы оставили свою теплую шинель? Вамъ, я знаю, нельзя путешествовать безъ шубы въ этомъ холодномъ климатѣ.
-- Шинель -- въ моей комнатѣ.
-- Дженни, сбѣгайте поскорѣе въ комнату мистера Мссона -- она внизу, подлѣ моей спальной -- и захватите его шинель.
Опять я сбѣгала и опять воротилась, съ огромнымъ мѣховымъ плащомъ въ своихъ рукахъ.
-- Теперь, Дженни, еще порученіе для васъ, продолжалъ неутомимый мистеръ Рочестеръ:-- ступайте опять въ мою спальную... какая благодать, что на васъ бархатные башмаки! этого порученія служанкѣ нельзя было бы сдѣлать.-- Отоприте средній ящикъ туалетнаго столика, и отыщите маленькую бутылку съ крошечной рюмкой. Живѣй.
Еще разъ я сбѣгала взадъ и впередъ, какъ сказано.
-- Очень-хорошо! Ну, докторъ, вотъ эту микстуру я долженъ, съ вашего позволенія, взять на свою отвѣтственность. Это, если вамъ угодно знать, сердце-крѣпительный медикаментъ, добытый мною въ Римѣ отъ одного итальянскаго шарлатана, который могъ бы заткнуть васъ за поясъ, Картеръ. Принимать его безъ разбора и слишкомъ-часто никакъ не слѣдуетъ, но, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, какъ теперь на-примѣръ, это -- драгоцѣнная находка. Дженни, воды!
Онъ протянулъ крошечную рюмку, и я наполнила ее водою изъ кувшина.
-- Очень-хорошо! Ототкните теперь этотъ пузырекъ.
Я откупорила и подала ему: онъ отсчиталъ двѣнадцать капель малиновой жидкости и подалъ рюмку мистеру Месону.
-- Пейте, Ричардъ: это укрѣпитъ васъ по-крайней-мѣрѣ на одинъ часъ.
-- Но не повредитъ ли это мнѣ?
-- Пей, пей, пей!
Мистеръ Месонъ повиновался, потому-что сопротивленіе было для него невозможно въ настоящемъ случаѣ. Теперь былъ онъ одѣтъ совсѣмъ, и на немъ ужо не было ни малѣйшихъ слѣдовъ крови, хотя лицо его казалось изнуреннымъ и блѣднымъ. Проглотивъ поданное лекарство, онъ просидѣлъ около трехъ минутъ, потомъ мистеръ Рочестеръ взялъ его за руку.
-- Теперь, Месонъ, я надѣюсь, вы можете сами подняться на ноги: попытайтесь!
Паціентъ всталъ.
-- Картеръ, возьмите его подъ другое плечо. Не робейте, Ричардъ; старайтесь идти сами... вотъ такъ!
-- Я чувствую себя гораздо-лучше, замѣтилъ мистеръ Месонъ.
-- Еще-бы! Это я зналъ и безъ васъ. Дженни, бѣгите впередъ по черной лѣстницѣ, отоприте наружную дверь, и когда увидите на дворѣ кучера, скажите ему, чтобъ онъ былъ готовъ: мы уже идемъ. Да вотъ что, Дженни: если, сверхъ чаянія, попадется вамъ кто-нибудь внизу, взойдите опять на лѣстницу и закашляйте.
Была уже половина шестого, и солнце начинало показываться на отдаленномъ горизонтѣ; но все-еще было тихо и спокойно въ людскихъ около кухни. Наружная дверь была заперта огромнымъ желѣзнымъ засовомъ, но я отодвинула его безъ малѣйшаго шума и вышла на свѣжій воздухъ. На дворѣ, такъ же какъ во внутренности дома, господствовала глубокая тишина, только ворота рыли отперты, и подлѣ нихъ стоялъ постшезъ: лошади были совсѣмъ заложены, и кучеръ сидѣлъ на козлахъ, помахивая своимъ бичомъ. Я подошла къ нему и сказала, что джентльмены сейчасъ выйдутъ: онъ кивнулъ головой и подобралъ свои визжи. Потомъ я оглянулась во всѣ стороны и начала прислушиваться. Раннее утро едва-начинало пробуждаться отъ глубокаго сна; сторы передъ окнами людскихъ комнатъ еще были опущены; маленькія птички проснулись, зачирикали и начали перепархивать по сучьямъ деревъ, окружавшихъ стѣны джентльменскаго дома; въ конюшняхъ слышался по-временамъ топотъ господскихъ лошадей, запертыхъ въ стойла. Вотъ и все, чѣмъ ограничивалось проявленіе жизни на солнечномъ восходѣ.
Показались джентльмены изъ дверей. Месонъ, поддерживаемый докторомъ и мистеромъ Рочестеромъ, переступалъ съ-ноги-на-ногу безъ значительныхъ затрудненій: они помогли ему сѣсть въ постшезъ. Картеръ долженъ былъ сопровождать своего паціента.
-- Позаботьтесь о немъ, сказалъ мистеръ Рочестеръ, обращаясь къ доктору:-- и продержите его въ своемъ домѣ, пока онъ совсѣмъ не выздоровѣетъ: дня черезъ два я заѣду посмотрѣть, какъ онъ поправляется.-- Ричардъ, какъ вы себя чувствуете?
-- Свѣжій воздухъ оживляетъ меня, Ферфаксъ.
-- Картеръ, откройте окно съ его стороны: вѣтра теперь нѣтъ. Прощайте!
-- Ферфаксъ...
-- Что еще?
-- Береги ее, сдѣлай милость, и вели съ ней обходиться какъможно ласк...
Несчастный не кончилъ рѣчи и заплакалъ навзрыдъ.
-- Я дѣлаю и буду дѣлать въ ея пользу все, что отъ меня зависитъ. Прощай!
Съ этими словами онъ захлопнулъ дверцы экипажа, и лошади тронулись съ мѣста.
-- Когда-то Богъ приведетъ къ концу всю эту исторію! прибавилъ Рочестеръ, затворяя ворота.
Окончивъ это дѣло, онъ медленно и съ разсѣяннымъ видомъ подошелъ къ калиткѣ, вдѣланной въ стѣнѣ, отдѣлявшей большой дворъ отъ фруктоваго сада. Я, между-тѣмъ, приготовилась идти къ-себѣ, разсчитывая, что мои услуги больше не нужны; но онъ опять кликнулъ меня. Оглянувшись на его голосъ, я увидѣла, что онъ стоитъ подлѣ отворенной калитки и дожидается меня.
-- Идите сюда, Дженни, на свѣжій и чистый воздухъ, сказалъ онъ: -- этотъ замокъ -- тюремный замокъ: развѣ вы этого не чувствуете?
-- Нѣтъ, сэръ, я нахожу, что домъ вашъ -- великолѣпный чертогъ.
-- Дитя! мракъ неопытности еще слишкомъ-тяготѣетъ надъ вашимъ взоромъ, и глаза ваши не выносятъ блеска яркой мишуры. Вамъ и въ голову не приходитъ, что подъ этими золотыми карнизами развелись пауки, и что эти шелковыя драпри скрываютъ паутину; полированныя доски ослѣпляютъ ваше зрѣніе, и вы не догадываетесь, что это -- грязныя щепки и чешуйчатая кора. Здѣсь, напротивъ, продолжалъ онъ, указывая на роскошную зелень: -- здѣсь -- неподдѣльная, чистая природа съ своимъ истиннымъ очарованіемъ и прелестями.
Онъ углубился въ аллею, окаймленную съ одной стороны, яблонями, грушами и вишневыми деревьями, съ другой -- незабудками, васильками, лиліями, божьими деревцами, душистыми шиповниками и множествомъ другихъ, самыхъ разнообразныхъ, цвѣтовъ изъ всѣхъ возможныхъ породъ. Все это блестѣло и сіяло, какъ могло только блестѣть и сіять послѣ апрѣльскихъ дождей, освѣжившихъ зелень и приготовившихъ великолѣпную весну. Утро было прекрасное, тихое: солнце, во всемъ своемъ торжественномъ величіи, показалось на восточномъ горизонтѣ и озарило этотъ фруктовый садъ съ его деревьями и цвѣтами, умытыми свѣжею росою.
-- Дженни, любите ли вы цвѣты?
-- Люблю, сэръ.
Онъ сорвалъ полу-расцвѣтшую розу, первую на роскошной куртинѣ, и подалъ ее мнѣ.
-- Благодарю васъ, сэръ,
-- Любите ли вы восходъ солнца, Дженни -- небо съ его высокими и легкими облаками, готовыми тотчасъ же растаять въ этой бальзамической и жаркой атмосферѣ?
-- Очень-люблю, сэръ.
-- Иначе и быть не можетъ. Душа, неиспорченная искусственнымъ воздухомъ свѣтской жизни, не можетъ не сочувствовать красотамъ природы. Вы провели странную ночь, Дженни.
-- Да, сэръ.
-- Не мудрено, что вы теперь очень-блѣдны. Боялись ли вы, Дженни, когда я оставилъ васъ наединѣ съ этимъ Месономъ?
-- Я боялась, сэръ, чтобы кто-нибудь не ворвался къ намъ изъ другой комнаты.
-- Но я заперъ дверь, и ключъ былъ въ моемъ карманѣ. Я былъ бы самымъ безпечнымъ пастухомъ, еслибъ оставилъ свою беззащитную и кроткую овечку подлѣ гадкаго логовища злой волчицы. Нѣтъ, Дженни, вы были безопасны.
-- Не-уже-ли Грація Пуль опять останется въ вашемъ домѣ?
-- Непремѣнно. Вы ужь, пожалуйста, не думайте о ней... выбросьте изъ головы всѣ эти вещи.
-- Но мнѣ кажется, сэръ, что вы не можете поручиться за безопасность своей жизни, если эта женщина будетъ подъ одной съ вами кровлей.
-- На-счетъ меня безпокоиться нечего: я принялъ свои мѣры.
-- Позвольте спросить, сэръ: прошла ли теперь опасность, которая столько тревожила васъ вчера вечеромъ?
-- Ну, этого нельзя сказать, по-крайней-мѣрѣ до-тѣхъ-поръ, пока Месонъ не выѣдетъ изъ Англіи -- да и тогда еще не все кончено. Видите ли, Дженни: жить для меня, тоже, что стоять на кратерѣ волкана и безпрестанно бояться подземнаго взрыва.
-- Но, мистеръ Месонъ, если не ошибаюсь, человѣкъ вовсе не опасный: вы имѣете надъ нимъ почти-неограниченную власть, и едва-ли рѣшится онъ добровольно нанести вамъ оскорбленіе.
-- Конечно, съ этой стороны бояться нечего: Месонъ самъ-по-себѣ -- человѣкъ безвредный и не подумаетъ оскорблять меня по доброй волѣ; но тѣмъ не менѣе -- одно неосторожное, взбалмошное слово съ его стороны, и этотъ человѣкъ лишитъ меня, если не жизни, то по-крайней-мѣрѣ, счастья на всю жизнь.
-- Въ такомъ случаѣ скажите ему, чтобъ онъ былъ какъ-можно осторожнѣе; растолкуйте ему, чѣмъ и какъ онъ можетъ повредить вамъ.
Мистеръ Рочестеръ засмѣялся сардоническимъ смѣхомъ, поспѣшно взялъ мою руку и еще поспѣшнѣе оттолкнулъ ее отъ себя.
-- Да гдѣ жь и какая была бы тутъ опасность, еслибъ я могъ это сдѣлать? Дитя! не вамъ понять этой путаницы на базарѣ житейской суеты. Съ той поры, какъ я знаю Месона, мнѣ всегда стоило только сказать: "сдѣлай это", и онъ никогда не смѣлъ ослушаться моихъ приказаній; но въ этомъ случаѣ никакія приказанія не могутъ имѣть мѣста и нельзя сказать: "берегись вредить мнѣ, Ричардъ!" -- должно, напротивъ, устроивать дѣла такимъ-образомъ, чтобъ онъ самъ не подозрѣвалъ возможности вредить мнѣ. Вы изумляетесь теперь, но будете изумлены еще болѣе. Вѣдъ вы мой маленькій другъ; да или нѣтъ?
-- Мнѣ пріятно служить вамъ, сэръ, и повиноваться во всемъ, что не противно моей совѣсти.
-- Эхо я вижу очень-хорошо. Ваша походка и осанка, ваши глаза и лицо выражаютъ очевидное удовольствіе, когда вы работаете для меня и помогаете въ такомъ дѣлѣ, которое, какъ сами вы сказали, не противно внушеніямъ вашей совѣсти. Еслибъ, сверхъ чаянія, я потребовалъ отъ васъ какой-нибудь предосудительной услуги, вы не рѣшились бы, конечно, бѣгать взадъ и впередъ съ такимъ веселымъ проворствомъ и съ такою оживленною физіономіей. Тогда, я увѣренъ, вы отворотили бы отъ меня свое лицо, спокойное и блѣдное, и сказали бы: "нѣтъ, сэръ, этого я не могу сдѣлать, потому-что это противно моей совѣсти" -- и были бы вы тогда неизмѣнны, какъ неподвижная звѣзда. Очень-хорошо, Дженни: вы также имѣете надо мною сильную власть, и можете повредить мнѣ; но я не смѣю показать, съ какой стороны можетъ быть нанесенъ этотъ предъ, иначе вы перестанете быть моимъ маленькимъ другомъ, и сразите меня разомъ, однажды навсегда.
-- Если мистеръ Месонъ для васъ не болѣе страшенъ какъ я, то могу васъ увѣрить, сэръ, вы совершенно безопасны.
-- Дай Богъ, чтобъ это было такъ! Вотъ здѣсь что-то въ родѣ бесѣдки: сядемте, Дженни.
Бесѣдкой была нишь въ стѣнѣ, окаймленная плющомъ, подъ которымъ стояла простая деревенская скамейка. Мистеръ Рочестеръ сѣлъ, оставивъ мѣсто для меня: я продолжала стоять передъ нимъ.
-- Садитесь, Дженни: здѣсь достанетъ мѣста для обоихъ. Что же? Не-уже-ли это приглашеніе, сѣсть рядомъ со мною, вы считаете противнымъ своей совѣсти?
Вмѣсто отвѣта, я поспѣшила исполнить его желаніе.
-- Теперь, мой маленькій другъ, пока солнце пьетъ росу съ этихъ цвѣтовъ въ моемъ старомъ саду, и пока птицы хлопочутъ о завтракѣ для своихъ птенцовъ, я хотѣлъ бы поговорить съ вами серьёзно, и вы постарайтесь принять въ моихъ словахъ самое искреннее участіе, какъ въ своемъ собственномъ дѣлѣ. Напередъ, однакожь скажите, расположены ли вы слушать, и не поступилъ ли я опрометчиво, пригласивъ васъ остаться въ саду?
-- Нѣтъ, сэръ: я совершенно спокойна.
-- Въ такомъ случаѣ, Дженни, призовите на помощь свою фантазію. Вообразите, что вы болѣе не дѣвушка, воспитанная въ строгихъ правилахъ нравственности подъ надзоромъ цѣлой дюжины наставниковъ и наставницъ, а избалованный мальчикъ съ бурными наклонностями, юноша, привыкшій изъ-дѣтства давать себѣ полную волю. Вотъ вы оставляете свою родину, и уѣзжаете на чужбину, въ далекія край, чтобъ вести привольную жизнь -- и тамъ, въ этомъ краю, дѣлаете страшную ошибку... какую-именно и по какимъ разсчетамь, нѣтъ надобности знать;но послѣдствія этой ошибки должны отразиться на всей нашей жизни, и отравить вполнѣ все ваше существованіе. Замѣтьте, однакожь, здѣсь нѣтъ рѣчи о преступленіи: я не говорю ни о пролитіи крови, ни о другомъ какомъ-нибудь злодѣйствѣ, подвергающемъ преступника уголовному суду: мое слово -- ошибка, или, если угодно, заблужденіе. Послѣдствія вашего поступка становятся для насъ, съ теченіемъ времени, невыносимыми до послѣдней крайности, и вы принимаете мѣры найдти утѣшеніе въ новой жизни, мѣры необыкновенныя, но опять не противныя закону, или общимъ понятіямъ о нравственности. Но все-таки вы несчастны, потому-что солнце нашей жизни затмилось въ самый полдень, и вы чувствуете, что затмѣніе будетъ продолжаться до самаго заката и сольется вмѣстѣ съ нимъ. Запутанныя сношенія съ людьми, которыхъ вы презираете отъ всей души, связи низкія и отвратительныя, становятся единственною пищею нашей памяти. Вы странствуете здѣсь и тамъ, перекочевывая съ одного конца на другой, ищете успокоенія и отрады въ ссылкѣ, гоняетесь за чувственными удовольствіями, омрачающими умъ, притупляющими чувство, и въ которыхъ ничѣмъ не участвуетъ сердце. И вотъ, наконецъ, съ разбитою душой и увядшими способностями, вы возвращаетесь на родину послѣ многихъ лѣтъ добровольной ссылки. Вы дѣлаете новое знакомство -- гдѣ и какъ, нѣтъ надобности знать -- но, сверхъ всякаго ожиданія, вы находите въ этой посторонней особѣ прекрасныя и высокія нравственныя свойства, какихъ напрасно искали двадцать лѣтъ сряду, въ-продолженіе своихъ странническихъ похожденій. Общество этой особы, цвѣтущей своими душевными и тѣлесными силами, оживляетъ васъ, перерождаетъ, и съ каждымъ днемъ вы чувствуете въ себѣ пробужденіе высшихъ желаній и стремленіи. Вы хотите начать новую жизнь и провести остатокъ дней своихъ вполнѣ достойнымъ образомъ, какъ существо нравственно-разумное; но для достиженія этой цѣли, надобно уничтожить препятствіе, ничтожное само въ себѣ, но важное въ глазахъ свѣта и созданное историческимъ путемъ, на основаніи его разнообразныхъ отношеній. Какъ вы думаете, Дженни: достало ли бы у васъ силъ примирить нарушенія этихъ условныхъ формъ съ чистыми внушеніями своей совѣсти?
Онъ остановился, измѣрилъ меня проницательнымъ взглядомъ, и ожидалъ отвѣта; но что жь могла я сказать? О, еслибъ какой-нибудь добрый духъ внушилъ мнѣ разсудительный и удовлетворительный отвѣтъ! Напрасное ожиданіе: западный вѣтеръ перешептывался съ плющомъ вокругъ меня; но благодѣтельный Аріель не воспользовался его дыханіемъ и не навѣялъ на меня вдохновенной рѣчи. Птички перепархивали съ вѣтки на вѣтку; но ихъ утренняя пѣсня не могла перелиться для меня въ членораздѣльные звуки. Я молчала.
Мистеръ Рочестеръ принужденъ былъ повторить вопросъ:
-- Говорите, Дженни. Имѣетъ ли право, грѣшный, но теперь раскаявающійся странникъ, пренебречь мнѣніемъ и принятыми условіями свѣта для-того, чтобъ навсегда привлечь къ себѣ великодушную и благородную особу, способную утвердить въ его душѣ успокоеніе и миръ?
-- Милостивый государь, отвѣчала я: -- успокоеніе странника, или возрожденіе грѣшника, по моему мнѣнію, никакъ не можетъ зависѣть отъ какой бы то ни было особы. Мужчины и женщины умираютъ, философы и мудрецы свѣта ошибаются иногда въ самыхъ простыхъ вещахъ: если кто-либо изъ вашихъ знакомыхъ страдалъ и заблуждался въ своей жизни, пусть онъ ищетъ для себя утѣшенія и отрады не въ слабыхъ смертныхъ...
-- Почему же нѣтъ? Верховная сила, способная совершать такія перерожденія, употребляетъ своими орудіями тѣхъ же смертныхъ. Но будемъ говорить безъ притчей: я самъ -- этотъ человѣкъ, нуждающійся въ нравственномъ перерожденіи, и, мнѣ кажется, что орудіемъ моего исцѣленія должна быть особа, которую нашелъ я такъ недавно...
Онъ остановился. Птицы продолжали щебетать, листья зашевелились вокругъ нашей бесѣдки; но ничто не навѣвало и помогло навѣять вдохновенія на мою душу. Мы оба молчали въ-продолженіе нѣсколькихъ минутъ. Наконецъ я взглянула на него, и встрѣтилась съ его нетерпѣливымъ взоромъ.
-- Маленькій другъ мой, началъ онъ измѣнившимся тономъ. Его физіономія и осанка также измѣнилась, и я, не безъ удивленія, прочла на его лицѣ суровое и саркастическое выраженіе:-- другъ мой, вы конечно замѣтили мою нѣжную страсть къ миссъ Ингремъ: думаете ли вы, что она въ-состояніи совершить во мнѣ это нравственное перерожденіе, какъ-скоро сдѣлается моею женою?
Онъ быстро вскочилъ съ мѣста, перешелъ на другую сторону аллеи и, возвращаясь назадъ, началъ насвистывать какую-то пѣсню.
-- Дженни, Дженни, сказалъ онъ, останавливаясь передо мной: -- вы совершенно поблѣднѣли отъ этой безсонной ночи, и я безжалостно нарушилъ вашъ покой. Вы не проклинаете меня?
-- Проклинать васъ? Нѣтъ, сэръ.
-- Дайте же мнѣ руку, въ знакъ того, что вы не сердитесь на меня... О, какіе холодные пальцы! Совсѣмъ не то было, когда я прикасался къ нимъ вчера вечеромъ, разъигрывая роль фантастической колдуньи.-- Дженни, когда вы опять проведете со мной всю ночь?
-- Когда это будетъ для васъ полезно, милостивый государь.
-- Наканунѣ моей свадьбы, на-примѣръ? Тогда, я увѣренъ, мнѣ нельзя будетъ спать: согласитесь ли вы въ ту пору просидѣть со мной въ кабинетѣ съ глазу на глазъ? Съ вами, конечно, я могу разсуждать о своей невѣстѣ: вы ее видѣли и знаете.
-- Да, сэръ.
-- Это женщина съ рѣдкими совершенствами души и тѣла: не правда ли, Дженни?
-- Да, сэръ.
-- Велика, полна, дородна, весела, остроумна, рѣзва и ужь конечно изворотливѣе всякой актрисы, или даже плясуньи на канатѣ. Чортъ-побери, Дентъ и Линнъ идутъ къ своимъ лошадямъ. Ступайте домой, мимо этого кустарника, черезъ калитку.
Мы разошлись съ нимъ по разнымъ сторонамъ, и я слышала, какъ на дворѣ говорилъ онъ веселымъ и беззаботнымъ гономъ.
-- Здравствуйте, господа! Месонъ перещеголялъ всѣхъ насъ нынѣшнимъ утромъ: онъ ускакалъ на солнечномъ всходѣ, и я долженъ былъ встать въ четыре часа, чтобъ распроститься съ нимъ, одинъ за всѣхъ.