Я желала и вмѣстѣ боялась видѣть мистера Рочестера послѣ этой безсонной ночи: мнѣ хотѣлось слышать его голосъ, но я боялась встрѣтиться съ его взоромъ. Въ-продолженіе утреннихъ занятій, я поминутно ожидала его визита: онъ не часто приходилъ въ классную залу, но все же иной разъ случалось ему смотрѣть, какъ мы занимались, и теперь я была почти увѣрена, что онъ пріидетъ.
Но утро прошло своимъ обыкновеннымъ чередомъ, и ничто не помѣшало урокамъ Адели: только, вскорѣ послѣ завтрака, послышались мнѣ смутные голоса подлѣ комнаты мистера Рочестера: разговаривали о чемъ-то мистриссъ Ферфаксъ, Лія, и тутъ же, казалось, была кухарка и ея мужъ, кучеръ Джонъ. Прислушиваясь внимательнѣе, я разслышала восклицанія:
-- Нечего и говорить, ужъ не приведи Богъ какъ-опасно оставлять на ночь зажженную свѣчу! На грѣхъ мастера нѣтъ: долго ли до бѣды! Еще надобно удивляться, какъ онъ не сгорѣлъ: хорошо, что достало у него присутствія духа захватить ведро съ водою. И вѣдь вотъ въ чемъ штука: никого онъ не обезпокоилъ, не разбудилъ ни одной души! Да ужь что тутъ толковать: такого барина не найдти въ цѣломъ свѣтѣ! Какъ бы не простудился, Богъ съ нимъ: вѣдь въ библіотекѣ было холодно. И проч., и проч.
За этими замѣчаніями и возгласами послѣдовали хлопотливыя движенія, какъ-будто бы отъ чистки и перестановки мебели, и когда я прошла въ столовую мимо этой комнаты, то увидѣла черезъ отворенную дверь, что все въ ней было исправлено и приведено въ совершенный порядокъ; только передъ постелью еще не было занавѣсъ. Лія стояла на окнѣ и перетирала стекла, окуренныя дымомъ. Я хотѣла вступить съ нею въ разговоръ, желая поскорѣе объяснить для себя, какой видъ придавали этому дѣлу; но подвигаясь впередъ, я увидѣла въ комнатѣ другую женщину на стулѣ подлѣ кровати; она сидѣла, опустивъ голову, и шила кольца для новыхъ занавѣсокъ. Эта женщина была... Грація Пуль.
И сидѣла она молча, степенно и чинно, въ своемъ сѣромъ шерстяномъ платьѣ, клѣтчатомъ передникѣ, въ бѣломъ платкѣ и бѣломъ чепчикѣ. Всё какъ обыкновенно. Она занята была своею работой, которою повидимому были поглощены всѣ ея мысли: въ чертахъ ея пошлаго лица и на широкомъ лбѣ не было замѣтно ни малѣйшихъ признаковъ блѣдности или отчаянія, обличающихъ женщину, покушавшуюся ira убійство. И, однакожь, не далѣе какъ въ прошлую ночь, были ей представлены неотразимыя доказательства задуманнаго ею злодѣйства! Я была озадачена, изумлена, поражена. Она взглянула на меня, какъ ни въ чемъ не бывала, и рѣшительно ничто не обличало въ ней внутренняго волненія, сознанія вины, или страха быть открытой.
-- Съ добрымъ утромъ, сударыня, сказалъ, она своимъ отрывистымъ, флегматическимъ тономъ, и затѣмъ преспокойно взяла другое кольцо и другую тесёмку.-- "Постой же" подумала я: "мы образумимъ эту негодницу. Такое непостижимое спокойствіе -- верхъ самаго утонченнаго безстыдства."
-- Здравствуй, Грація, сказала я.-- Что здѣсь случилось? Люди, мнѣ послышалось, давно о чемъ-то говорятъ.
-- Ничего особеннаго, сударыня. Баринъ вчера вечеромъ долго читалъ въ постелѣ и забылъ потушить свѣчу: отъ этого, въ его комнатѣ, едва не сдѣлался пожаръ, и уже занавѣсы совсѣмъ сгорѣли; къ-счастью, онъ проснулся во-время, прежде чѣмъ запылала мебель, и успѣлъ потушить огонь водою изъ ведра.
-- Странное приключеніе! сказала я тихимъ голосомъ, устремивъ на нее проницательный взглядъ.-- Мистеръ Рочестеръ никого не разбудилъ? Никто даже не зналъ и не слышалъ, какъ онъ тушилъ пожаръ?
Она опять подняла на меня свои глаза, и на этотъ разъ, въ ихъ выраженіи обозначилось что-то, похожее на сознаніе. Казалось она изслѣдовала меня съ напряженнымь вниманіемъ; но это ничуть не помѣшало ей отвѣчать самымъ спокойнымъ тономъ:
-- Люди спятъ далеко, вы это знаете, миссъ, и трудно было бы имъ услышать, что дѣлается ночью во второмъ этажѣ. Спальная мистриссъ Ферфаксъ и ваша ближе другихъ къ этой комнатѣ; но мистриссъ Ферфаксъ говоритъ, что не слыхала ничего: дѣло извѣстное, старушки спятъ крѣпкимъ сномъ послѣ дневныхъ хлопотъ.
Она пріостановилась и еще разъ бросила на меня пытливый взглядъ. Потомъ, продолжая казаться равнодушною, она прибавила многозначительнымъ тономъ:
-- Но вы молоды, миссъ Эйръ, и сонъ вашъ, смѣю сказать, очень-легокъ: вѣроятно вы слышали что-нибудь?
-- Да, отвѣчала я понизивъ голосъ такъ, чтобъ Лія, продолжавшая чистить стекла, не могла меня слышать: -- сперва мнѣ показалось, что подлѣ моей комнаты былъ Лоцманъ; но Лоцманъ не можетъ смѣяться, а я не сомнѣваюсь, что слышала смѣхъ, чрезвычайно-странный смѣхъ.
Она взяла нитку, навощила ея кончикъ, просунула ее въ иголку твердою рукою, и потомъ продолжала съ совершеннѣйшимъ спокойствіемъ:
-- Вѣроятно показалось вамъ, что смѣялся мистеръ Рочестеръ; но я этого никакъ не думаю: до смѣха ли было ему въ эту ночь? Не пригрезилось ли вамъ, миссъ Эйръ?
-- Нѣтъ, не пригрезилось, потому-что я не спала и не могла спать, отвѣчала я съ нѣкоторой запальчивостью. Ея демонское хладнокровіе начинало меня бѣсить; но она, по-видимому, не замѣчала ничего, и продолжала съ прежнимъ спокойствіемъ:
-- Говорили вы мистеру Рочестеру, что слышали этотъ смѣхъ?
-- Я еще не имѣла случая видѣть его сегодня.
-- Вы не отворяли вашей двери и не полюбопытствовали заглянуть, что дѣлается въ галереѣ? продолжала она спрашивать пытливымъ тономъ.
Было ясно, что ей хотѣлось вывѣдать отъ меня подробности, быть-можетъ необходимыя для ея злодѣйскихъ соображеній. Мнѣ пришло въ голову, что я легко могу сдѣлаться жертвой ея продѣлокъ, какъ-скоро она откроетъ, что мнѣ извѣстно ея преступленіе: я рѣшилась быть осторожною.
-- Совсѣмъ напротивъ, отвѣчала я: -- я заперла дверь желѣзнымъ запоромъ.
-- Стало-быть прежде у васъ не было обыкновенія запирать своей комнаты передъ тѣмъ, какъ вы ложитесь спать?
Извергъ! Ей хочется знать мои привычки, чтобъ успѣшнѣе устроить мою погибель! Негодованіе опять взяло перевѣсъ надъ благоразуміемъ, и я отвѣчала съ колкостію:
-- До-сихъ-поръ я часто забывала запирать дверь: я не считала этого необходимымъ. Мнѣ не могло прійдти въ голову, что въ Торнфильдскомъ-Замкѣ надобно бояться непредвидѣнныхъ опасностей; но впередъ (это произнесла я съ разстановкой и твердымъ голосомъ), я вижу, необходимо здѣсь принимать всевозможныя мѣры для собственной безопасности, и ужь, разумѣется, дверь моей комнаты всегда будетъ заперта крѣпкимъ желѣзнымъ засовомъ.
-- Умно сказано, миссъ Эйръ, и я всегда была тѣхъ мыслей, что благоразумная предосторожность никому не помѣшаетъ. Въ этой сторонѣ, слава Богу, все спокойно, и никто еще не слышалъ ни о ворахъ, ни о разбойникахъ съ той поры, какъ стоитъ этотъ замокъ, хотя въ его кладовыхъ -- сокровища драгоцѣнныя: одной столовой посуды, какъ всѣмъ извѣстно, хранится въ шкафахъ на десятки тысячъ фунтовъ. При всемъ томъ, миссъ Эйръ, вы видите, прислуги очень-немного для такого огромнаго дома, потому-что хозяинъ его никогда не заживался здѣсь слишкомъ-долго. Пріѣзжаетъ онъ изрѣдка, на нѣсколько дней, и при жизни холостяка, ему нѣтъ надобности увеличивать число слугъ; но я опять повторю: предосторожность никогда не мѣшаетъ. Многіе, миссъ Эйръ, во всѣхъ случаяхъ своей жизни полагаются на Бога, потому-что безъ Его святой воли ни одинъ волосъ съ головы нашей не погибаетъ: дѣло похвальное; но мое мнѣніе всегда было и будетъ: на Бога надѣйся, а самъ не плошай. Господь Богъ не запрещаетъ намъ принимать мѣры для собственной защиты, и бывали случаи, когда человѣкъ благоразумный, благодаря этимъ мѣрамъ, спасался отъ большихъ бѣдъ.
Здѣсь она окончила свою длинную рѣчь съ такою торжественностью, которая сдѣлала бы честь любому квакеру. Я была окончательно поражена этимъ удивительнымъ искусствомъ владѣть собою и этимъ непостижимымъ лицемѣріемъ, невиданнымъ и неслыханнымъ между людьми. Вошла кухарка.
-- Мистриссъ Пуль, сказала она, обращаясь къ Граціи:-- людской обѣдъ скоро будетъ готовъ: вы станете обѣдать въ кухнѣ?
-- Нѣтъ; пусть принесутъ мнѣ портеръ и пуддингъ на подносѣ: я пойду къ себѣ наверхъ.
-- А говядины хотите?
-- Куска два-три и столько же сыра: больше ничего не нужно.
-- Не хотите ли саги?
-- Оставьте немного къ вечеру: я сама пріиду въ кухню. Теперь не надо.
Потомъ кухарка сказала, что мистриссъ Ферфаксъ ожидаетъ меня обѣдать въ своей комнатѣ. Я пошла.
За обѣдомъ я почти не слушала мистриссъ Ферфаксъ, когда она по-своему разсказывала подробности почнаго приключенія. Голова моя была занята загадочнымъ характеромъ Граціи Пуль и рѣшеніемъ трудной задачи относительно ея положенія въ Торнфильдѣ.-- Почему не посадили ее подъ арестъ въ это утро? спрашивала я сама-себя: -- или почему, по-крайней-мѣрѣ, не выгнали ее изъ дома? Мистеръ Рочестеръ былъ очевидно убѣжденъ въ ея злодѣйскомъ умыслѣ: какая же таинственная причина запрещаетъ ему подвергнуть эту женщину формальному обвиненію? Зачѣмъ и для-чего онъ строго запретилъ мнѣ разсказывать объ этомъ приключеніи? Странно, непостижимо: смѣлый, мстительный и гордый джентльменъ находился въ зависимости отъ собственной служанки до такой степени, что не смѣлъ открыто обвинить и наказать ее даже тогда, когда она злодѣйскимъ образомъ покусилась на его жизнь.
Будь Грація Пуль молода и прекрасна, я могла бы, пожалуй, допустить въ этомъ случаѣ вліяніе нѣжныхъ чувствъ, противодѣйствующихъ страху или благоразумію со стороны мистера Рочестера; но при этой пошлой и безобразной фигурѣ, такая догадка оказывалась совершенно-неправдоподобною.-- "Почему же и не такъ? думала я.-- Грація въ свое время была молода, и вѣроятно не такъ-дурна, какъ теперь: ея молодость была современна юношескому возрасту ея господина, и мистриссъ Ферфаксъ говорила мнѣ, что она живетъ уже давно въ Торнфильдскомъ-Замкѣ. Красавицей, конечно, никогда не была Грація Пуль; но, быть-можетъ, сила характера, и оригинальность физіономіи замѣняли въ ней недостатокъ блистательныхъ наружныхъ свойствъ. Притомъ мистеръ Рочестеръ -- дилеттантъ всего, что отзывается рѣшительностью и эксцентрическими выходками, а Грація Пуль -- эксцентрична до невѣроятности. Что, если, въ-самомъ-дѣлѣ, заблужденіе молодости подвергло его неотразимой власти этой безумной женщины, и она теперь обнаруживаетъ на его поступки тайное вліяніе, отъ котораго онъ не можетъ и не смѣетъ освободиться? Не мудрено и то, что она, можетъ-бытъ, располагаетъ какой-нибудь ужасной тайной, бывшей слѣдствіемъ нескромности мистера Рочестера." Но при этихъ заключеніяхъ, моему воображенію съ такого живостью представились квадратный, лобъ и пошлое лицо мистриссъ Пуль, что я тутъ же отступилась отъ своихъ предположеній.-- "Нѣтъ, все это вздоръ, рѣшительный и безсмысленный вздоръ!.. Однакожъ, если вникнуть хорошенько въ дѣло, вѣдь и ты -- не красавица, Дженни Эйръ, не была и не будешь красавицей; но мистеръ Рочестеръ чувствуетъ... по-крайней-мѣрѣ начинаетъ чувствовать къ тебѣ нѣкоторую привязанность: припомни его слова въ прошлую ночь, его взоры, его голосъ! "
И я живо припомнила этотъ трогательный языкъ, пылкій взглядъ, взволнованный тонъ. Теперь я была въ учебной залѣ; Адель занималась рисованьемъ; я смотрѣла ей черезъ плечо и поправляла карандашомъ. Вдругъ она взглянула на меня съ какимъ-то страннымъ испугомъ.
-- Qu'avez-vous, mademoiselle? сказала она.-- Vos doigts tremblent comme la feuille, et vos joues sont rouges: mais, rouges comme des cerises!
-- Мнѣ жарко, Адель, и я немного устала.
Она начала опять рисовать; я начала опять думать.
Мнѣ хотѣлось вытѣснить изъ своей головы эту ненавистную мысль о Граціи Пуль. Я сравнивала себя съ нею и находила, что между нами была значительная разница. Бесси Ливень объявила, что я казалась совершенною леди, и она сказала правду: я была точно леди. Увидѣвъ меня теперь, Бесси, безъ-сомнѣнія, должна была бы сознаться, что я еще болѣе похорошѣла: на щекахъ моихъ яркій румянецъ, и я замѣчаю въ себѣ избытокъ живости и силы. Не мудрено: горизонтъ моей жизни озарился яркими надеждами.
-- Вотъ уже и вечеръ наступаетъ, думала я, смотря въ окно: -- а я все-еще не видала мистера Рочестера, и цѣлый день не слышала его шаговъ по лѣстницѣ; но, безъ всякаго сомнѣнія, я увижу его ночью. Поутру я боялась этой встрѣчи; теперь, напротивъ, желала ее всѣми силами своей души.
Въ сумерки, по окончаніи уроковъ, Адель ушла играть съ своей нянькой. Оставшись одна въ классной залѣ, я ни о чемъ больше не могла думать, какъ о свиданіи съ мистеромъ Рочестеромъ. Нетерпѣніе мое сдѣлалось чрезвычайно-раздражительнымъ: я прислушивалась къ звонку въ нижнемъ этажѣ; прислушивалась, не идетъ ли горничная звать меня въ библіотеку; иногда мнѣ казалось, будто я слышу на лѣстницѣ шаги мистера Рочестера: тогда я подходила къ дверямъ, выжидая, когда надобно будетъ отворить ихъ для него; но шаги смолкали -- ихъ и не было -- въ дверь никто не стучался, мракъ распространялся больше и больше. Но еще не поздно: онъ часто присылалъ за мною въ семь или восемь часовъ, а теперь было только шесть. Быть не можетъ, чтобъ надежда обманула меня въ эту ночь, когда мнѣ нужно говорить съ нимъ о многихъ предметахъ, и всего болѣе объ этой непостижимой Граціи Пуль. Надобно удостовѣриться, точно ли онъ убѣжденъ въ ея злодѣйскомъ умыслѣ, и почему этотъ умыселъ долженъ оставаться глубокой тайной для всего дома. Какая нужда, что мое любопытство будетъ его раздражать: я опытомъ извѣдала наслажденіе тревожитъ и успокоивать неперемѣнно; руководимая вѣрнымъ инстинктомъ, я никогда не заходила слишкомъ-далеко и умѣла держаться въ приличныхъ границахъ. Соблюдая всѣ формы уваженія, приличнаго въ моихъ отношеніяхъ къ гордому джентльмену, я часто противорѣчила ему среди одушевленной бесѣды, безъ страха и безъ всякаго принужденія: это согласовалось съ его характеромъ и доставляло удовольствіе мнѣ-самои.
Легкая походка послышалась на лѣстницѣ: пришла Лія... звать меня пить чай въ комнату мистриссъ Ферфаксъ. Такъ и быть: покрайней-мѣрѣ я буду теперь въ нижнемъ этажѣ, ближе къ особѣ мистера Рочестера: авось онъ увидитъ меня. Я пошла съ оживленною надеждою.
-- Сегодня чай для васъ особенно-необходимъ, миссъ Эйръ, сказала старушка, когда я вошла въ ея комнату: -- за обѣдомъ вы почти ничего не кушали. Я, право, боюсь, здоровы ли вы: цвѣтъ лица у васъ лихорадочный.
-- Напротивъ, мистриссъ Ферфаксъ, я совершенно-здорова.
-- Въ такомъ случаѣ, вамъ надобно доказать это своимъ хорошимъ аппетитомъ; потрудитесь, пожалуйста, налить чайникъ, пока я укладываю работу.
Она уложила въ корзинку свое шитье и потомъ опустила штору, которая до-сихъ-поръ была поднята, безъ всякой впрочемъ нужды, потому-что давно смерклось и въ комнатѣ было совершенно-темно. Подали свѣчу.
-- Прекрасная ночь сегодня, хотя не видно ни одной звѣзды, сказала мистриссъ Ферфаксъ, продолжая смотрѣть въ окно.-- Мистеръ Рочестеръ выбралъ хорошее время для своей поѣздки.
-- Поѣздки!!-- Развѣ мистеръ Рочестеръ уѣхалъ куда-нибудь? Я совсѣмъ не знала, что его нѣтъ дома.
-- Скажите, пожалуйста, а онъ отправился тотчасъ же послѣ завтрака! Онъ поѣхалъ въ Лиссъ, въ помѣстье мистера Эстона, миль за десять по другую сторону Миллькота. Въ это время, я полагаю, тамъ много гостей: лордъ Ингремъ, сэръ Джорджъ-Линнъ, полковникъ Дентъ и другіе.
-- Однакожь, онъ воротится сегодня?
-- Помилуйте, какъ это можно! Я думаю, онъ пробудетъ гамъ по-крайней-мѣрѣ недѣлю: когда эти свѣтскіе люди соберутся вмѣстѣ, имъ, окруженнымъ пышностью и забавами всякаго рода, знаете, бываетъ такъ-хорошо, что они не скоро разстаются. Порядочный джентльменъ, иной разъ, находка для такого общества, а мистеръ Рочестеръ такъ-уменъ и ловокъ, что отъ него, я полагаю, всѣ безъ ума: дамы, смѣю сказать, всѣ его любятъ; нѣтъ надобности, что его наружность не слишкомъ-привлекательна, Таланты мистера Рочестера, быть-можетъ также его богатство и происхожденіе отъ древней фамилій, дѣлаютъ его между ними предметомъ общей ревности.
-- А развѣ есть и дамы въ Лиссѣ?
-- Какъ же: мистриссъ Эстонъ и три ея дочери -- самыя образованныя и умныя молодыя леди; высокородная Бланка и Мери Ингремъ -- прекраснѣйшія женщины, какихъ-только я знала. Я видѣла Бланку лѣтъ за шесть или за семь, когда ей было только восемнадцать лѣтъ. Она пріѣзжала сюда о святкахъ на балъ мистера Рочестера. Посмотрѣли бы вы въ ту пору, какъ великолѣпно были иллюминованы всѣ эти парадныя залы: весь Торнфильдъ словно огнемъ горѣлъ! Однѣхъ дамъ, я полагаю, было до тридцати особъ, и все это изъ самыхъ знатныхъ фамилій. Миссъ Ингремъ считалась между-ними первою красавицей.
-- Вы ее видѣли, мистриссъ Ферфаксъ: на кого она была похожа?
-- Да, я видѣла ее очень-хорошо. Двери столовой были отворены, и такъ-какъ это были святки, слуги имѣли позволеніе стоять въ передней комнатѣ и слушать, какъ леди играютъ и поютъ. Мистеръ Рочестеръ пригласилъ меня въ залу; я забилась въ спокойный уголокъ и наблюдала всѣхъ гостей. Признаюсь, миссъ Эйръ, никогда мнѣ не случалось видѣть болѣе пышности и блеска: всѣ леди были разряжены великолѣпно, всѣ почти, по-крайней-мѣрѣ молоденькія, были красавицы; но миссъ Ингремъ затмѣвала всѣхъ своею блистательною красотою.
-- Для кого жь она была похожа?
-- Ну, да ее и сравнивать ни съ кѣмъ нельзя. Высока, статна, круглыя плеча, полная грудь, длинная, граціозная шея; матовый цвѣтъ лица, благородныя черты, глаза какъ у мистера Рочестера, большіе и чорные, искрометные какъ ея брилльйянты. Прибавьте сюда роскошную голову, съ волосами, чорными какъ у ворона, двѣ густыя косы назади, а спереди длинные, лоснящіеся локоны... что и говорить, никогда я не видала такой красавицы. Она была въ бѣломъ; палевый шаржъ, перекинутый черезъ плеча, опускался до колѣнъ длинными бахромистыми концами. Въ ея волосахъ былъ вплетенъ роскошный палевый букетъ цвѣтовъ въ контрастъ съ гагатовою массою ея волнистыхъ локоновъ.
-- Всѣ, конечно, любовались такой красавицей?
-- Разумѣется. Съ такой чудной красотою, миссъ Ингремъ соединяла множество обворожительныхъ талантовъ. Она была чудесная пѣвица, и джентльменъ аккомпанировалъ ей на фортепьяно. Она и мистеръ Рочестеръ пѣли дуэтъ.
-- Мистеръ Рочестеръ? Я совсѣмъ не знала, что онъ поетъ.
-- О да, онъ очень любитъ музыку и знаетъ въ ней толкъ: у него превосходный басъ.
-- А какой голосъ у миссъ Ингремъ?
-- Богатѣйшій голосъ, звучный и сильный: она пѣла очаровательно, и для меня было истиннымъ наслажденіемъ слышать такую пѣвицу. Потомъ она играла на фортепьяно, и опять съ удивительнымъ искусствомъ. Я не знатокъ въ музыкѣ, и не могу судить по себѣ; но мистеръ Рочестеръ говорилъ, что она превосходно выполняла самыя трудныя аріи.
-- И эта чудная красавица еще не замужемъ!
-- Кажется еще нѣтъ. Она и ея сестра не имѣютъ большаго богатства: почти все имѣніе старика лорда Ингрема перешло по завѣщанію къ старшему его сыну.
-- Странно, однакожъ, какъ не влюбился въ нее какой-нибудь богатый джентльменъ. Мистеръ Рочестеръ на-примѣръ: вѣдь онъ богатъ?
-- О да, очень-богатъ; но тутъ, видите ли, большая разница въ лѣтахъ: ему ужъ подъ-сорокъ, а ей всего двадцать-пять.
-- Чгбжь такое? Бываютъ браки болѣе-неровные, сплошь да рядомъ.
-- Конечно, конечно, только я не думаю, чтобъ у мистера Рочестера была какая-нибудь мысль въ этомъ родѣ.
-- Почему же?
-- Да такъ... Вы ничего не кушаете, миссъ Эйръ: что съ вами?
-- Ничего, благодарю васъ. Я ужасно хочу пить: потрудитесь налить мнѣ еще чашку.
Мнѣ хотѣлось опять воротиться къ вѣроятнымъ предположеніямъ о возможности брака между мистеромъ Рочестеромъ и прекрасной Бланкой; но тутъ пришла Адель, и разговоръ перешелъ на другіе предметы.
Оставшись одна въ своей комнатѣ, я обдумала полученное извѣстіе со всѣхъ сторонъ, заглянула въ свое сердце, подвергла строгому изслѣдованію свои мысли и чувства, и старалась, изъ мрачной пустыни фантастическихъ мечтаніи, созданныхъ разстроеннымъ воображеніемъ, возвратиться опять на безопасную дорогу здраваго смысла.
Я призвала себя на судъ собственной совѣсти: память, явившись свидѣтельницею, представила въ стройномъ порядкѣ надежды, желанія, чувства, заносчивыя мечты, которыя лелѣяла я въ своей душѣ не далѣе какъ въ прошлую ночь; выступилъ впередъ разсудокъ, и выслушавъ рядъ взведенныхъ обвиненій, объявилъ свой приговоръ:
-- "Дженни Эйръ -- глупая дѣвчонка, никогда не дышала здоровымъ воздухомъ дѣйствительной жизни. Безсмысленная, фантастическая идіотка, она увлеклась химерическими бреднями и съ жадностью пила, какъ нектаръ, отраву заблужденія.
-- "И ты считала себя любимицею мистера Рочестера? Приписывала себѣ способность нравиться ему? Хотѣла имѣть на него вліяніе своимъ умомъ и сердцемъ? фи! твоя глупость отвратительна до омерзенія! И ты позволила себѣ увлечься комплиментами, знатнаго джентльмена, человѣка богатаго, свѣтскаго, изъ аристократической фамиліи, комплиментами, которые онъ случайно бросилъ бѣдной гувернанткѣ, поставленной отъ него въ полной зависимости, почти такъ же, какъ его служанки? Глупая, безсмысленная дѣвчонка! Какими судьбами осмѣлилась ты питать всѣ этй съумасбродныя надежды? Неужели самолюбіе могло ослѣпить тебя до такой степени? Зачѣмъ и для-чего, съ такимъ безотчетнымъ удовольствіемъ, ты возобновила сегодня въ своемъ воображеніи кратковременную сцену прошлой ночи? Стыдись и закрой, свое лицо. Онъ сказалъ что-то въ похвалу твоимъ глазамъ: не такъ ли? Раскрои же свои тусклые вѣки, всмотрись внимательнѣе въ свою несчастную физіономію, и ты увидишь, что нѣтъ и не можетъ быть искреннихъ похвалъ для тебя. Безумно питать въ своемъ сердцѣ тайную любовь: нераздѣленная и неузнанная, она сожжетъ своимъ пламенемъ слабую натуру: открытая и раздѣляемая Предметомъ страсти, она, какъ блуждающій огонь, заведетъ обоихъ въ грязныя пустыни, откуда нѣтъ никакого исхода.
-- "Выслушай же свой приговоръ, Дженни Эйръ: завтра поутру поставь передъ собою зеркало и нарисуй мѣломъ свой собственный образъ съ возможною вѣрностью, не скрывая никакихъ недостатковъ, не опускай ни одной, сколько-нибудь, грубой черты, чтобы придать себѣ правильную форму. Подъ этимъ рисункомъ подпиши: "портретъ гувернантки, безродной, бѣдной, безпріютной".
-- "Потомъ, возьми кусокъ гладкой слоновой кости, сохранившейся въ твоемъ рисовальномъ портфёлѣ; возьми палитру, разведи и перемѣшай самыя свѣжія и чистыя краски; выбери лучшія кисти изъ верблюжьихъ волосъ; сдѣлай очеркъ самаго правильнаго лица, какое-только можешь вообразить и, не робѣя, придай ему колоритъ, по возможности похожій на Бланку Ингремъ въ томъ видѣ, какъ описала ее мистриссъ Ферфаксъ. Припомни ея чорные локоны, восточные глаза, величественныя и стройныя черты, греческій носъ, римскую грудь, и пусть это будетъ моделью воображаемой супруги мистера Рочестера. Не забудь выставить во всей могущественной красотѣ круглыя плеча ослѣпительной бѣлизны и нѣжныя руки, украшенныя золотыми браслетами и алмазными кольцами; вѣрно обрисуй ея платье, бѣлое какъ снѣгъ, воздушныя кружева и золотую цѣпъ вокругъ роскошной шеи. Подъ этимъ портретомъ подпиши: "Бланка, совершеннѣйшая леди высшаго аристократическаго круга".
-- "Далѣе, какъ-скоро пріидетъ тебѣ въ голову безразсудная мысль, что мистеръ Рочестеръ любуется тобою, возьми эти двѣ картины, сравни ихъ и скажи: "мистеру Рочестеру стоитъ только захотѣть, и онъ обратитъ на себя пламенныя чувства этой благородной леди; но глупо и безумно думать, что собственныя его мысли могутъ быть обращены на эту бѣдную, ничтожную гувернантку."
-- Покоряюсь тебѣ, о жестокій, но праведный разсудокъ! Приговоръ твой будетъ исполненъ.
Принявъ это рѣшеніе, я успокоилась и заснула крѣпкимъ сномъ послѣ тревожныхъ сутокъ.
Я сдержала слово. Часа въ два я нарисовала свой собственный портретъ карандашомъ, и менѣе чѣмъ въ двѣ недѣли выполнила слоновый миньятюръ воображаемой Бланки Ингремъ. Это было въ-самомъ-дѣлѣ хорошенькое личико, особенно въ-сравненіи съ моимъ портретомъ, слишкомъ-вѣрнымъ натурѣ; при сличеніи ихъ, контрастъ оказывался поразительный. Трудъ принесъ мнѣ очевидную пользу: моя голова и руки были постоянно заняты, и я получила силу и твердость приготовиться къ новымъ впечатлѣніямъ, ожидавшимъ меня впереди.
Въ-самомъ-дѣлѣ, скоро я имѣла основательныя причины благодарить себя за строгія правила, которымъ подчинила свою волю: подъ ихъ вліяніемъ я была способна встрѣтить съ удовлетворительнымъ равнодушіемъ послѣдующія обстоятельства, устроенныя какъ-будто нарочно для-того, чтобъ свернуть голову бѣдной дѣвушкѣ, незнакомой съ утонченными обычаями свѣта.