Мистеръ Рочестеръ сдержалъ свое слово при первомъ представившемся случаѣ.
Однажды я и Адель, послѣ утреннихъ занятій, вышли за ворога въ сопровожденіи Лоцмана, который, казалось, особенно полюбилъ рѣзвую дѣвочку. Между-тѣмъ какъ Адель начала играть съ собакой, мистеръ Рочестеръ, встрѣтившись съ нами, попросилъ меня гулять съ нимъ въ ближайшую буковую аллею.
Тогда онъ сказалъ, что Адель была дочь французской оперной танцовщицы, Целины Варенсъ, къ которой онъ питалъ нѣкогда, по его выраженію, une grande passion, Целина въ свою очередь увѣряла, что она раздѣляетъ эту страсть въ самой высокой степени. При всемъ безобразіи, мистеръ Рочестеръ считалъ себя ея идоломъ, и отъ души вѣрилъ Целинѣ, когда она говорила, что предпочитаетъ его атлетическую фигуру изящнымъ формамъ Аполлона-Бельведерекаго.
-- И до-того, миссъ Эйръ, былъ я ослѣпленъ и очарованъ этимъ предпочтеніемъ французской Сильфиды, что нанялъ для нея великолѣпный отель съ полнымъ комплектомъ слугъ, служанокъ, кашмировъ, брилльйянтовъ, дорогихъ цвѣтовъ, кружевныхъ издѣлій, со включеніемъ, разумѣется, щегольскаго экипажа со всѣми принадлежностями. Словомъ сказать, я началъ для себя процессъ раззоренія по принятому обычаю, утвержденному глупыми волокитами всѣхъ вѣковъ и народовъ. Я не прокладывалъ новой дороги къ стыду и позору; но пошелъ, очертя голову, до старымъ слѣдамъ съ глупѣйшимъ тщеславіемъ, не отступая ни на шагъ отъ избитой колеи. Участь моя была такая же, какъ всѣхъ, другихъ безумцевъ этого разряда. Разъ, когда Целина не ожидала меня, я вздумалъ сдѣлать ей визитъ; но сверхъ чаянія, не засталъ ее дома. Былъ жаркій вечеръ; я утомился продолжительнымъ гуляньемъ въ окрестностяхъ Парижа и сѣлъ теперь въ ея будуарѣ, счастливый уже тѣмъ, что могу дышать воздухомъ, которымъ она недавно дышала. Впрочемъ, я никогда не подозрѣвалъ возвышенныхъ добродѣтелей въ этомъ мѣстѣ, пропитанномъ курительными свѣчками, мускусомъ и амброй. Задыхаясь отъ сильнаго запаха душистыхъ цвѣтовъ и благовонныхъ эссенцій, я вздумалъ наконецъ открыть окно и выйдти на балконъ, чтобъ освѣжить себя вечернею прохладой. Луна сіяла великолѣпно на безоблачномъ небѣ, дѣлая почти безполезнымъ газовый свѣтъ на улицахъ шумнаго города. Было тихо и спокойно. На балконѣ стояло нѣсколько стульевъ; я сѣлъ, закурилъ сигару какъ закурю вотъ и теперь, если вы позволите.
Наступила пауза. Мистеръ Рочестеръ вынулъ и закурилъ сигару и, наполнивъ холодный воздухъ гаванскимъ благовоніемъ, продолжалъ:
-- Въ тѣ дни, миссъ Эйръ, я любилъ также конфекты и шеколадные пирожки, которые готовъ рекомендовать и вамъ, потому-что они очень-пріятно хрустятъ въ зубахъ. Наслаждаясь этими, лакомствами и покуривая свою сигару, я смотрѣлъ на праздныхъ зѣвакъ и наблюдалъ экипажи, проѣзжавшіе черезъ модную улицу къ оперному театру. Минутъ черезъ двадцать, взоры мои съ жадностью впились въ щегольской модный экипажъ, который везли двѣ прекрасныя лошади британской породы: это была voiture, подаренная мною мадмуазель Целинѣ. Она возвращалась домой, и вы, разумѣется, повѣрите, если скажу, что сердце мое собиралось выпрыгнуть къ ней на встрѣчу. Карета, какъ я ожидалъ, остановилась у подъѣзда, и сильфида моя немедленно выпорхнула на тротуаръ. Несмотря на жаркую іюньскую погоду, она закутана была въ широкій плащь съ ногъ до головы; но я мигомъ угадалъ ея маленькую ножку, мелькнувшую изъ-подъ ея платья на ступенькахъ кареты. Перегнувшись черезъ перила балкона, я уже хотѣлъ пролепетать -- "Mon ange" -- такимъ тономъ, который, по моимъ разсчетамъ, могъ дойдти только до влюбленнаго уха, какъ-вдругъ, въ то же мгновеніе, вынырнула изъ кареты другая фигура, окутанная также въ широкій плащъ, но фигура со шпорами, звонко-застучавшими по мостовой, и притомъ, къ довершенію полнаго очарованія -- гигантская фигура въ огромной мужской шляпѣ.
-- Вы никогда не чувствовали ревности, миссъ Эйръ? конечно никогда: нечего объ этомъ и спрашивать, потому-что вы никогда не чувствовали любви. Оба эти чувства для васъ впереди; душа ваша спитъ и дожидается рѣшительнаго удара для своего пробужденія. Вы думаете, все человѣческое бытіе проходитъ спокойнымъ потокомъ, по которому до-сихъ-поръ струилась ваша беззаботная юность. Плавая въ этой рѣкѣ съ закрытыми глазами и заткнутыми ушами, вы не видѣли еще подводныхъ камней, разбросанныхъ на широкомъ ея днѣ, и не слышали клокотанья страшной бездны, готовой поглотить неосторожнаго пловца. Но я скажу вамъ -- и вамъ надобно припомнить эти слова -- придетъ пора, когда челнокъ вашъ занесётся въ утесистый проходъ того канала, гдѣ весь потокъ жизни стремительно бушуетъ и кружится въ пѣнѣ и брызгахъ, оглашаясь ревомъ и страшнымъ вихремъ. Одно изъ двухъ: или будете вы въ-дребезги разбиты объ эти подводные камни, или какая-нибудь волна случайно выброситъ васъ на спокойное теченіе... какъ теперь меня.
-- Люблю я этотъ день, люблю это стальное небо, люблю суровость и спокойствіе природы, сжатой этимъ морозомъ. Люблю я Торнфильдъ, съ его древностями, унылымъ и пустыннымъ видомъ, съ его старыми деревьями, вороньими гнѣздами, сѣрымъ фасадомъ -- и, между-тѣмъ, давно ли я ненавидѣлъ самую мысль объ этомъ прародительскомъ замкѣ? Давно ли избѣгалъ его, какъ зачумленнаго дома? Отвратительна и теперь для меня...
Онъ остановился, топнулъ ногою, заскрежеталъ зубами и замолчалъ. Казалось, какая-то ненавистная мысль приковала его къ землѣ: онъ продолжалъ стоять, не двигаясь съ мѣста.
Мы были при концѣ аллеи, когда онъ остановился такимъ-образомъ; замокъ былъ прямо передъ нашими глазами. Онъ окинулъ его бойницы такимъ взоромъ, какого никогда я не видала ни прежде, ни послѣ. Стыдъ, гнѣвъ, тоска, ненависть, отвращеніе казалось по перемѣнно волновали его грудь; но все это вдругъ смѣнилось какимъ-то другимъ, рѣшительнымъ, чувствомъ эгоизма, жестокости и цинизма. Черты лица его отвердѣли, закалились въ одной мысли, и онъ продолжалъ;
-- Долго я молчалъ, миссъ Эйръ; не удивляйтесь: въ эту минуту я сводилъ окончательные счеты съ своей судьбою. Она явилась передо мной, подлѣ этого бука, въ страшномъ образѣ одіюй изъ тѣхъ вѣдьмъ, которыя встрѣтили нѣкогда Макбета на перенутьи его жизни. Такъ же какъ Макбетъ, я велъ теперь умственный разговоръ съ этой вѣдьмой.
-- Любишь ли ты Торнфильдъ? спросила она, поднимая свой костлявый палецъ, и рисуя въ воздухѣ страшное "memento", которое выразилось блѣдными гіероглифами по всему фасаду зданія, между верхними и нижними рядами оконъ.-- Люби его, если можешь, продолжала она: -- люби, если смѣешь.
-- Я буду его любить, отвѣчалъ я:-- и я смѣю его любить.-- Это слово должно быть выполнено теперь со всею точностью: я разрушу, я уничтожу всѣ препятствія, всѣ преграды къ счастію и лучшей нравственной жизни -- даю въ этомъ клятву самому-себѣ: съ этой поры я сдѣлаюсь обновленнымъ, лучшимъ человѣкомъ.
Въ эту минуту Адель подбѣжала къ намъ съ своимъ воланомъ.
-- Прочь отсюда! вскричалъ мистеръ Рочестеръ строгимъ тономъ: -- играй дальше отъ этой аллеи, или убирайся къ нянькѣ.
Мы сдѣлали молча нѣсколько шаговъ, и потомъ я рѣшилась напомнить ему мѣсто прерваннаго разсказа.
-- Что же, мистеръ Рочестеръ? вы, конечно, оставили балконъ, когда въ комнату вошла мадмуазель Варенсъ.
Я ожидала почти грубой выходки въ отвѣтъ на этотъ неумѣстный вопросъ; но, сверхъ чаянія, лицо его постепенно прояснилось и онъ обратилъ на меня довольно-ласковый взоръ.
-- О, да, я совсѣмъ забылъ Целину. Извольте: за продолженіемъ дѣло не станетъ.-- Когда я увидѣлъ такимъ-образомъ очаровательницу въ сопровожденіи ея кавалера, мнѣ послышался таинственный нѣжный шопотъ, и, вмѣстѣ-съ-тѣмъ, зеленый змѣй ревности пробрался сквозь жилетъ въ мою грудь, и менѣе чѣмъ въ двѣ минуты прососалъ оболочку моего сердца.-- Странно, однакожъ! воскликнулъ мистеръ Рочестеръ, внезапно отступая отъ своего предмета.-- Странно, что я выбралъ теперь молодую дѣвицу въ повѣренныя своихъ старинныхъ тайнъ, и еще, можетъ-быть страннѣе, что она слушаетъ меня спокойно и внимательно, какъ-будто все это рѣшительно въ порядкѣ вещей, когда пожилой мужчина разсказываетъ свои любовныя похожденія молодой дѣвушкѣ съ вашей наивностью и совершеннымъ незнаніемъ свѣта. Но обѣ эти странности взаимно объясняютъ одна другую, какъ я уже и говорилъ: при своей сосредоточенности и необыкновенномъ спокойствіи, вы удивительно приспособлены къ тому, чтобъ служить вмѣстилищемъ чужихъ секретовъ. Притомъ, я знаю и понимаю очень-хорошо, какая душа приведена теперь въ соприкосновеніе съ моею: ей нечего бояться порчи, и нравственной заразы. Къ-счастію, я убѣжденъ вполнѣ, что не могу повредить вамъ ни въ какомъ случаѣ. Чѣмъ больше мы разговариваемъ, тѣмъ лучше и для васъ и для меня: вы пріобрѣтаете больше опытности и знакомства съ людьми, а я между-тѣмъ освѣжаю въ вашемъ присутствіи свои заглохшія чувства.
За этимъ отступленіемъ послѣдовала продолжительная пауза. Окинувъ меня еще разъ своимъ проницательнымъ взоромъ, мистеръ Рочестеръ продолжалъ:
-- Я остался на балконѣ, неподвижный и взбѣшенный. "Нѣтъ сомнѣнія, они пойдутъ въ будуаръ", думалъ я: "надо устроить засаду". Просунувъ руку черезъ отворенное окно, я задернулъ занавѣсъ, такъ, однакожъ, что оставилъ мѣсто для своихъ наблюденій; я закрылъ и ставень, оставивъ только крошечную щель, черезъ которую могъ бы доноситься до меня влюбленный шопотъ. Устроивъ эти предварительныя распоряженія, я сѣлъ опять на стулъ, и въ то же мгновеніе услышалъ, что вошли въ комнату. Мои глазъ быстро обратился къ отверстію, и я замѣтилъ на первый случай, какъ вошла горничная Целины, зажгла лампу, поставила ее на столѣ и ушла. Влюбленная чета ясно обрисовалась передъ моими глазами: онъ и она скинули плащи; мадмуазель Варенсъ засіяла шелкомъ, кольцами, брилльйяитами, вымѣненными для нея у парижскихъ ювелировъ на англійское золото изъ моего безумно-щедраго кармана; въ ея спутникѣ я узналъ мелодаго виконта, пустаго вертопраха, съ которымъ по временамъ я встрѣчался въ модныхъ салонахъ. Никогда мнѣ не приходило въ голову, что этотъ человѣкъ сдѣлается предметомъ моей ненависти, потому-что я презиралъ его отъ всей души. И лишь-только угадалъ мосьё виконта, змѣй ревности мгновенно отпрянулъ отъ моего сердца, потому-что въ ту же самую минуту погасла любовь моя къ Целинѣ однажды навсегда. Женщина, вздумавшая промѣнять меня на такого соперника, быстро унизилась въ моихъ глазахъ до величайшей пошлости, и я уже питалъ къ ней самое холодное презрѣніе.
Ихъ разговоръ успокоилъ меня совершенно. То была мелочная, пошлая, продажная болтовня безъ малѣйшихъ проявленій чувствительности и здраваго смысла, способная скорѣе утомить, чѣмъ привести въ бѣшенство такого слушателя, какъ я. Замѣтивъ на столѣ мою визитную карточку, она поспѣшила воспользоваться этимъ случаемъ, чтобъ впутать мое имя въ свою бесѣду. Однакожь у нихъ недостало энергіи или остроумія бранить меня громогласно и уничтожить въ прахъ; но они издѣвались надо мной потихоньку, исподтишка, особенно Целина, обнаружившая, сверхъ ожиданія, весьма-плодовитую изобрѣтательность въ исчисленіи моихъ недостатковъ. Въ глазахъ ея теперь я просто оказывался уродомъ, смѣшнымъ и забавнымъ до крайности. Затѣмъ, по заведенному ходу вещей, она принялась съ пламеннымъ энтузіазмомъ изображать марсовскую красоту своего собесѣдника, придавая ему точь-въ-точь такія же совершенства, которыя еще такъ-недавно относились къ моей особѣ; въ этомъ отношеніи, она діаметрально отличалась отъ васъ, миссъ Эйръ, и я былъ крайне изумленъ поразительнымъ контрастомъ, когда вы, при первомъ же свиданіи, объявили на отрѣзъ, что не считаете меня красивымъ мужчиной...
Разсказъ былъ прерванъ опять появленіемъ Адели, которая прибѣжала на этотъ разъ запыхавшись и съ раскраснѣвшимися щеками.
-- Monsieur, сказала она: -- Джонъ пришелъ доложить, что къ вамъ пріѣхалъ вашъ управитель по какому-то важному дѣлу.
-- Hy, въ такомъ случаѣ я долженъ сократить свою повѣсть, продолжалъ мистеръ Рочестеръ, не обращая вниманія на дѣвочку.-- Я отворилъ дверь и вошелъ, къ величайшему изумленію влюбленной четы. Распоряженія мои были рѣшительны и ясны. Я освободилъ Цедину отъ своего дальнѣйшаго покровительства и приказалъ ей въ ту же минуту выбираться изъ отеля, снабдивъ ее довольно-тощимъ кошелькомъ на первое обзаведеніе. Крикъ, визгъ, истерика, спазмы, убѣжденія, клятвы: все это уже не привело въ умиленіе моего охладѣвшаго сердца. Съ виконтомъ назначена встрѣча въ Булоньскомъ-Лѣсу, и на другой день поутру я имѣлъ удовольствіе всадить ему пулю въ правое плечо. Этимъ, по-видимому, должна бы и кончиться исторія; но, къ-несчастію, мѣсяцовъ за шесть до этой развязки, Варенсъ навязала мнѣ эту маленькую Адель; согласитесь, что Лоцманъ на меня болѣе похожъ, чѣмъ Адель. Черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ этого разрыва, мать бросила своего ребенка и уѣхала въ Италію. Адель, съ своей стороны, не имѣла и не имѣетъ никакихъ правъ на мое покровительство, потому-что я не отецъ ей; но услышавъ, что бѣдная дѣвочка осталась круглой сиротой, безъ всякихъ средствъ къ существованію, я поспѣшилъ вытащить ее изъ парижской грязи и пересадилъ сюда, надѣясь, что она вырастетъ благополучно на здоровой почвѣ англійской усадьбы. Мистриссъ Ферфаксъ ввѣрила вамъ образованіе моей воспитанницы; но вы знаете теперь, кто она -- и, вѣроятно, получите совсѣмъ-другую идею о своихъ педагогическихъ обязанностяхъ. Я, съ своей стороны, нисколько не буду удивленъ, если въ одно прекрасное утро вы явитесь съ докладомъ, что огъискали для себя другое, болѣе выгодное мѣсто, и что, поэтому, покорнѣйше просите меня озаботиться пріисканіемъ новой гувернантки, и прочая, и прочая.
-- Нѣтъ, мистеръ Рочестеръ, Адель, по моему мнѣнію, отнюдь не обязана отвѣчать за проступки своей матери: я полюбила ее независимо отъ внѣшнихъ обстоятельствъ, и теперь, когда я знаю, что она -- круглая сирота, брошенная матерью и непризнаваемая вами, сэръ, я буду о ней заботиться гораздо-болѣе, чѣмъ прежде. Да и какъ вы хотите, чтобъ я предпочла избалованное дитя какой-нибудь богатой фамиліи, гдѣ ненавидѣли бы гувернантку какъ досадное и безпокойное бремя -- предпочла покинутой сироткѣ, для которой гувернантка можетъ оставаться единственнымъ, лучшимъ другомъ въ жизни?
-- Стало-быть, вы смотрите на эти вещи съ другой точки зрѣнія: это дѣлаетъ вамъ честь. Однакожь, мнѣ пора идти, и вамъ тоже, потому-что, какъ видите, начинаетъ смеркаться.
Но я промедлила нѣсколько минутъ съ Аделью и Лоцманомъ, играя въ воланъ, и бѣгая въ-запуски по широкой лужайкѣ. Когда вошли мы въ комнату, я поцаловала свою воспитанницу съ особенною нѣжностью и посадила ее къ себѣ на колѣни. Въ этомъ положеніи просидѣли мы около часа; Адель разсказывала эпизоды изъ своей жизни и безъ-умолка болтала разныя пошлости, обличавшія врожденную вѣтренность ея характера, полученную вѣроятно въ наслѣдство отъ матери-француженки. Впрочемъ, были въ ней свои прекрасныя стороны, обѣщавшія плодотворное развитіе при правильномъ руководствѣ. Напрасно я искала въ ея физіономіи какого-нибудь сходства съ мистеромъ Рочестеромъ: ни одна черта не обнаруживала кровной связи между ними. Это жаль: онъ думалъ бы о ней гораздо-болѣе, еслибъ удалось чѣмъ-нибудь доказать ему фамильное сходство.
Не прежде какъ ночью, оставшись одна въ своей комнатѣ, я получила возможность глубже всмотрѣться въ повѣствованіе господина Рочестера, Не было, по всей вѣроятности, какъ самъ же онъ говорилъ, ничего необыкновеннаго въ сущности этого разсказа: страсть богатаго Англичанина къ французской танцовщицѣ и ея измѣна были, безъ-сомнѣнія, вседневными явленіями въ жизни свѣтскихъ людей; при всемъ томъ, обнаруживалась какая-то рѣзкая странность въ пароксизмѣ волненія, когда онъ вдругъ, среди своего разсказа, сдѣлалъ обращеніе къ невидимой волшебницѣ, разговаривая съ нею о томъ удовольствіи, которое распространяется въ его душѣ при видѣ стараго замка и его окрестностей. Долго думала я объ этой внезапной выходкѣ; но не находя никакого ключа къ ея объясненію, принялась разсуждать о своихъ личныхъ отношеніяхъ къ загадочному джентльмену. Довѣренность ко мнѣ, съ его стороны, была по-видимому естественнымъ слѣдствіемъ замѣченной во мнѣ скромности: такъ по-крайней-мѣрѣ говорилъ онъ самъ, и я не находила поводовъ сомнѣваться въ его словахъ.
Поведеніе его уже нѣсколько недѣль сряду представлялось довольно-однообразнымъ. Его холодность и высокомѣрный тонъ исчезли совершенно, и онъ каждый разъ встрѣчать меня съ улыбкой на лицѣ и съ ласковымъ комплиментомъ на устахъ. Въ его присутствіи я никогда уже не казалась лишнею, и по-видимому онъ пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ -- пригласить меня въ гостиную или залу. Все это заставило меня вообразить, что во мнѣ открылась въ-самомъ-дѣлѣ способность разгонять его скуку, и что эти вечернія бесѣды были для него столько же пріятны, какъ и для меня.
Сравнительно, однакожъ, я говорила очень-мало, по никогда не уставала его слушать. Общительный и разговорчивый по своей природѣ, онъ любилъ рисовать передъ неопытной молодой дѣвушкой сцены изъ свѣтской жизни съ разнообразными ихъ обстановками, и я съ жадностью слѣдовала за нимъ по этимъ новымъ областямъ, представлявшимся моему воображенію въ поразительномъ и яркомъ колоритѣ. Но никогда предметомъ его разсказовъ не были сцены отвратительныя и грязныя, способныя привести въ смущеніе молодую душу: разнообразный и неистощимый въ своихъ подробностяхъ, онъ изумлялъ въ то же время необыкновенною живостью и тѣмъ искреннимъ участіемъ, которое самъ онъ принималъ въ драматическихъ положеніяхъ своихъ лицъ.
Естественность въ его обращеніи освобождала меня отъ мучительнаго принужденія, неловкости и смѣшной застѣнчивости, столько свойственной неопытной институткѣ; дружеская откровенность, съ какой теперь разговаривалъ онъ со мной при каждой встрѣчѣ, откровенность неизъисканная, непритворная, постепенно влекла меня къ нему съ неотразимою силой. Иной разъ я воображала, что онъ родня мнѣ по душѣ и чувствамъ, и что въ нравственномъ отношеніи нѣтъ между нами никакого разстоянія. Случалось -- хотя очень-рѣдко -- онъ принималъ опять самовластный тонъ, требовавшій безусловнаго повиновенія; но я уже не обращала вниманія на странныя выходки, казавшіяся теперь совершенно-естественными въ моихъ глазахъ. Счастливая и вполнѣ довольная этимъ новымъ интересомъ въ своей жизни, я мало-по-малу перестала толковать объ отсутствіи друзей и родственниковъ; горизонтъ моей дѣятельности распространился, пробѣлы бытія наполнились и, въ довершеніе всего, мое физическое здоровье улучшилось: я полнѣла весьма-замѣтно и становилась сильнѣе.
Что жь? Былъ ли теперь мистеръ Рочестеръ безобразенъ въ моихъ глазахъ? Нѣтъ, читатель: благодарность съ моей стороны, привѣтливость, радушіе, предупредительность и благородная откровенность со стороны мистера Рочестера, дѣлали для меня его лицо однимъ изъ самыхъ привлекательныхъ предметовъ, и съ его присутствіемъ въ гостиной оживлялось все, что ни окружало меня. При всемъ томъ, я не забывала и не могла забыть его недостатковъ, потому-что онъ часто обнаруживалъ ихъ передо мною. Онъ былъ гордъ, насмѣшливъ до грубой колкости, взъискателенъ до мелочей, и я инстинктивно понимала, что его благосклонность ко мнѣ была естественнымъ противодѣйствіемъ чрезмѣрной строгости къ другимъ. Случалось также, былъ онъ скученъ и пасмуренъ до крайности; приходя читать для него книги, я нерѣдко находила его одного въ библіотекѣ: онъ сидѣлъ, облокотившись головою на руки, и черты его лица выражали дикую угрюмость, близкую къ затаенной злобѣ. Но я думала и вѣрила, что такое мрачное расположеніе его духа, такъ же какъ прежніе недостатки (говорю -- прежніе, потому-что теперь онъ видимо исправлялся), имѣли своимъ источникомъ необыкновенно-жестокіе удары судьбы. Я вѣрила, что отъ природы были у него лучшія наклонности, высшіе принципы и стремленія гораздо-благороднѣе тѣхъ, какія развились теперь, въ-слѣдствіе обстоятельствъ, дурнаго воспитанія и разнообразныхъ неудачъ. Я думала, что въ этой натурѣ скрывались превосходные матеріалы, оставленные безъ обработки независимо отъ желанія и воли. Какъ бы то ни было, я тосковала его тоскою, сокрушалась его печалями, и многимъ готова была пожертвовать для облегченія его страждущей души.
Свѣча давно была загашена, я давно лежала въ постелѣ, но никакъ не могла сомкнуть глазъ, думая о неестественномъ выраженіи его взора, когда онъ говорилъ, что судьба явилась передъ нимъ съ грознымъ вопросомъ: смѣетъ ли онъ быть счастливымъ въ Торнфильдѣ?
-- Почему же нѣтъ? спрашивала я сама-себя.-- Какая невидимая сила выталкиваетъ его изъ собственнаго дома? Не-уже-ли онъ опять намѣренъ оставить Торнфильдъ? Мистриссъ Ферфаксъ говорила, что онъ рѣдко оставался здѣсь больше двухъ недѣль; но вотъ теперь онъ живетъ уже около двухъ мѣсяцовъ. Жаль, если онъ уѣдетъ, очень жаль. Что, если не будетъ его здѣсь и весной, и лѣтомъ, и осенью? Торнфильдъ сдѣлается для меня мрачною тюрьмой, и не согрѣютъ моей кельи жгучіе лучи весенняго солнца.
Не знаю, спала ли я или нѣтъ послѣ этого тяжелаго раздумья; но, во всякомъ случаѣ, я вдругъ пробудилась и душой и тѣломъ, когда услышала неопредѣленный, подавленный стонъ, удушливый, могильный, раздавшійся, какъ мнѣ показалось, прямо надъ моей головою. Я жалѣла, что погасила свѣчу: ночь была страшно-темна, и невольный ужасъ цѣпенилъ мои члены. Я встала, сѣла на своей постелѣ и начала прислушиваться. Стонъ заглохъ, и наступила опять торжественная тишина.
Я хотѣла снять уснуть; по мое сердце билось слишкомъ-сильно, и всѣ чувства были взволнованы. На часахъ въ галереѣ прогудѣло за-полночь: почти въ то же мгновеніе-кто-то слегка прикоснулся къ дверямъ моей комнаты, пробираясь какъ-будго ощупью вдоль стѣны по темной галлереѣ.
-- Кто здѣсь? вскричала я.
Отвѣта не было. Я дрожала отъ страха.
Вдругъ пришло мнѣ въ голову, что это вѣроятно Лоцманъ пробирался наверхъ къ своему хозяину, выбѣжавъ изъ кухонной двери, которую позабыли затворить: догадка казалась тѣмъ правдоподобнѣе, что я уже не разъ, вставая поутру, видѣла его на порогѣ спальни мистера Рочестера. Эта мысль успокоила меня отчасти, и я легла, прикрывшись своимъ одѣяломъ. Такъ-какъ но всему дому воцарилось опять глубокое молчаніе, ничѣмъ не прерываемое въ-продолженіе минутъ двадцати, то я уже начинала чувствовать сильную дремоту и глаза мои смыкались сами-собою; но, вѣроятно, мнѣ было предопредѣлено судьбою не уснуть въ эту ночь. Приближавшійся сонъ, съ быстротою молніи, отпрянулъ отъ моего уха, испуганный приключеніемъ, способнымъ оледенить кровь и разстроить нервы....
То былъ сатанинскій смѣхъ, глухой, подавленный и адски-свирѣпый, раздавшійся, казалось мнѣ, у самой замочной скважины передъ моей спальной. Такъ-какъ изголовье моей постели приходилось подлѣ дверей, то я вообразила, что хохотавшее чудовище находилось въ моей комнатѣ подъ кроватью, или стояло у подушки; но когда я встала, ощупала кровать и оглянулась кругомъ, догадка оказалась неправдоподобною. Между-тѣмъ неестественный звукъ повторился опять, и теперь я убѣдилась, что онъ выходитъ изъ-за панелей. Первымъ моимъ побужденіемъ было встать и укрѣпить желѣзный засовъ; моею второю мыслью было опять закричать: "Кто тамъ!"
Что-то заворчало и простонало. Затѣмъ невидимые шаги, пройдя галерею, начали взбираться по ступенямъ лѣстницы въ третій этажъ: я слышала, какъ отворилась и захлопнулась дверь, и затѣмъ опять смолкло все.
-- Не-уже-ли это Грація Пуль? думала я.-- Какой же легіонъ чертей посаженъ въ эту женщину? Нѣтъ, теперь мнѣ нельзя оставаться одной: пойду къ мистриссъ Ферфаксъ. Я накинула капотъ и шаль на свои плеча, отодвинула засовъ и отворила дверь дрожащею рукой. Снаружи горѣла свѣча, поставленная на коврѣ въ галереѣ. Это обстоятельство удивило меня; но еще болѣе была я изумлена, когда замѣтила сгущенный воздухъ, какъ-будто наполненный дымомъ; озираясь направо и налѣво, чтобъ угадать, откуда выходили эти голубыя полосы и змѣйки, я вдругъ почувствовала сильный запахъ отъ горѣвшаго вещества.
Вдругъ что-то крякнуло, и я увидѣла, что отворилась дверь въ комнатѣ мистера Рочестера, откуда теперь дымъ повалилъ густымъ клубомъ. Я не думала больше ни о мистриссъ Ферфаксъ, ни о Граціи Пуль: я забыла сатанинскій хохотъ и опрометью бросилась въ ту комнату, гдѣ былъ пожаръ. Занавѣсы горѣли, коверъ горѣлъ, и пламя распространялось около постели больше и больше. Среди огня и дыма, лежалъ мистеръ Рочестеръ, неподвижный, въ глубокомъ снѣ.
-- Встаньте! Проснитесь! вскричала я пронзительнымъ голосомъ.
Онъ что-то пробормоталъ, перевернулся, и продолжалъ опять лежать среди пламени и дыма, отуманившаго его чувства. Будь потеряна одна минута, и тогда погибель была бы неизбѣжна, потому-что пламя уже начинало обхватывать одѣяло и наволоки его подушки. Я бросилась къ ведру и рукомойнику, которые, къ-счастію, оба были наполнены водою. Опорожнивъ эти сосуды, замѣнившіе пожарную трубу, я побѣжала въ свою комнату, схватила собственную умывальню и еще такъ облила всю постель и самого мистера Рочестера съ головы до ногъ. Мои усилія были вознаграждены вожделѣннымъ успѣхомъ: пламя загасло, дымъ не распространялся, и пожаръ былъ потушенъ.
Шипѣніе потухающаго огня, стукъ разбитаго рукомойника, брошеннаго на полъ, и всего болѣе -- брызги проливнаго дождя отъ моей щедрой руки, разбудили наконецъ мистера Рочестера. Хотя теперь было темно, но я знала, что онъ всталъ, потому-что ясно слышала его энергическія заклятія, когда онъ почувствовалъ себя погруженнымъ въ лужу воды.
-- Не-уже-ли это потопъ? вскричалъ онъ.
-- Нѣтъ, сэръ, отвѣчала я:-- въ вашей комнатѣ былъ пожаръ; но теперь опасности нѣтъ никакой. Вставайте: я прикажу подать свѣчу.
-- Именемъ всѣхъ духовъ, небесныхъ и земныхъ -- не-уже-ли это Дженни Эйръ? Что вы сдѣлали со мной, волшебница, колдунья? Кто еще въ комнатѣ, кромѣ васъ? Зачѣмъ и для-чего задумали вы утопить мое грѣшное тѣло?
-- Я должна подать свѣчу, сэръ; вставайте, Бога-ради. Былъ противъ Васъ какой-то замыселъ, это ясно: вы, вѣроятно, не скоро разберете, что это такое.
-- Ну, вотъ, я всталъ, бѣжите за свѣчой... нѣтъ, подождите, покамѣстъ я переодѣнусь въ сухое платье, если тутъ что-нибудь спаслось отъ этого потопа... Къ-счастью, халатъ, кажется, не вымоченъ. Ступайте теперь.
Въ минуту я принесла изъ галереи свѣчу, которая еще продолжала стоять тамъ на коврѣ. Онъ взялъ ее изъ моихъ рукъ и освѣтилъ... опаленную кровать, испепеленныя занавѣсы, почернѣвшее одѣяло, полу-обгорѣвшій коверъ, плававшій въ водѣ.
-- Что это такое? Кто все это настряпалъ? спросилъ онъ.
Я коротко разсказала ему все, что случилось: странный смѣхъ, слышанный въ галереѣ: осторожные шаги по лѣстницѣ въ третій этажъ; смрадъ и дымъ, которые привели меня въ эту комнату, полу-объятую пламенемъ. Наконецъ мистеръ Рочестеръ узналъ подробности импровизированнаго потопа, произведеннаго моими усердными руками.
Онъ слушалъ съ глубочайшимъ вниманіемъ; но его лицо, сверхъ ожиданія, не выражало слишкомъ-большаго изумленія при этомъ разсказѣ. Онъ молчалъ.
-- Не позвать ли мистриссъ Ферфаксъ? спросила я наконецъ.
-- Мистриссъ Ферфаксъ? Какого чорта тутъ станетъ она дѣлать? Нѣтъ: пусть она спитъ своимъ невиннымъ сномъ.
-- Въ такомъ случаѣ позвольте мнѣ призвать Лію, и разбудить Джона съ его женой.
-- Совсѣмъ не надо: будьте спокойны, и пусть никто ничего не знаетъ. На васъ, кажется, шаль: возьмите еще мою шинель, если вамъ холодно: окутайтесь и сидите въ креслахъ... вотъ такъ, только подъ ноги скамейку, чтобъ промочить ихъ въ этой лужѣ. Я васъ оставлю на нѣсколько минутъ и возьму свѣчу: сидите здѣсь до моего возвращенія, и не двигайтесь съ мѣста. Мнѣ надобно сдѣлать визитъ нѣкоторымъ особамъ во второмъ этажѣ. Смотрите же: будьте смирны, какъ мысль, и не зовите никого.
Мистеръ Рочестеръ пошелъ, и я слѣдила за направленіемъ удалявшагося свѣта. Онъ тихо, едва слышными шагами прошелъ галерею, отворилъ безъ малѣйшаго шума лѣстничную дверь, заперъ ее за собою, и затѣмъ исчезъ послѣдній лучъ свѣта. Я осталась въ непроницаемой темнотѣ. Никакого шума, никакого движенія не было кругомъ, какъ-будто ничѣмъ до-сихъ-поръ не нарушалось безмолвіе ночи. Прошло довольно времени; мнѣ стало страшно, и я озябла несмотря на теплую шинель. Я не могла понять, зачѣмъ мнѣ приказано оставаться здѣсь и не будить людей. Не видя и не слыша ничего, я уже хотѣла отправиться въ свою комнату, наперекоръ приказанію мистера Рочестера, какъ-вдругъ я опять замѣтила отраженіе свѣта на стѣнѣ галереи и услышала тихіе шаги по ковру..
-- Надѣюсь, что это мистеръ Рочестеръ, думала я. И въ-самомъ-дѣлѣ, это былъ онъ, блѣдный и угрюмый.
-- Я развѣдалъ все, сказалъ онъ, поставивъ свѣчу въ умывальный тазъ:-- все случилось, какъ я воображалъ.
-- Что же это, сэръ?
Не отвѣчая ничего, онъ стоялъ среди комнаты, скрестивъ руки на груди и опустивъ глаза въ землю. Черезъ нѣсколько минутъ, онъ спросилъ довольно-страннымъ тономъ:
-- Я забылъ, говорили ли вы, что видѣли кого-нибудь при выходѣ изъ дверей вашей комнаты.
-- Нѣтъ, сэръ, ничего я не видала, кромѣ свѣчи, поставленной на коверъ.
-- Но вы слышали странный смѣхъ? Мнѣ кажется, вы и прежде должны были его слышать, или что-нибудь похожее.
-- Да, сэръ, такъ смѣется женщина, которая живетъ внизу, Грація Пуль; у ней ужасно-странный характеръ.
-- Именно такъ. Грація Пуль. Вы угадали: она очень-странна. Хорошо, мнѣ надобно объ этомъ подумать. Между-тѣмъ я очень-радъ, что вы, кромѣ меня, единственная особа, знакомая съ подробностями приключенія нынѣшней ночи. Вы не болтунья, и я надѣюсь, никому не станете разсказывать объ этомъ. Ступайте теперь въ свою комнату; я долженъ провести остатокъ ночи въ библіотекѣ. Уже четыре часа; скоро поднимутся люди.
-- Спокойной вамъ ночи, мистеръ Рочестеръ, сказала я, собираясь идти,
Онъ былъ изумленъ, и, казалось, вовсе не помнилъ своихъ распоряженій.
-- Какъ! вскричалъ онъ:-- не-уже-ли вы хотите меня оставить?
-- Вамъ самимъ угодно было, чтобъ я ушла въ свою комнату.
-- Но вы идете не прощаясь, не обнаруживая никакихъ правь на мою благодарность и не сказавъ мнѣ дружескаго слова! Какъ? вы спасли мою жизнь, освободили меня отъ ужасной, неминуемой пытки, и вы уходите такъ, какъ-будто мы едва знакомы другъ въ другомъ! Дайте мнѣ по-крайней-мѣрѣ вашу руку.
И, говоря это, онъ взялъ мои обѣ руки.
-- Вы спасли мнѣ жизнь: я имѣю удовольствіе признавать за собою огромный долгъ въ-отношеніи къ вамъ. Больше я ничего не скажу. Характеръ должника самъ-по-себѣ, въ какомъ бы то ни было случаѣ, не можетъ быть слишкомъ-пріятенъ; но быть вашимъ должникомъ -- совсѣмъ другое дѣло: я чувствую, Дженни, что ваши благодѣянія не будутъ для меня бременемъ.
Онъ остановился и посмотрѣлъ на меня: слова еще скользили и трепетали на его устахъ, но голосъ не былъ слышенъ.
-- Прощаііте, мистеръ Рочестеръ. въ этомъ случаѣ нѣтъ никакого долга, никакихъ благодѣяній и никакого бремени. Все случилось очень-просто, и безъ всякихъ пожертвованій съ моей стороны.
-- Я предчувствовалъ, продолжалъ онъ:-- что вы современемъ сдѣлаетесь моею благодѣтельницею; когда и какимъ-образомъ, этого я не зналъ... не могъ знать... но я видѣлъ это по вашимъ глазамъ еще въ первое свиданье съ вами: ихъ выраженіе и улыбка распространили необыкновенный восторгъ въ глубинѣ моей души... и я чувствовалъ неизмѣримое наслажденіе. Нѣтъ, эта встрѣча съ вами на пути жизни -- не случайная встрѣча. Говорятъ о врожденной симпатіи между людьми, и не разъ я слышалъ о добрыхъ геніяхъ, ниспосылаемыхъ судьбою въ критическихъ случаяхъ жизни... Да, миссъ Дженни, есть зародышъ истины даже въ фантастической баснѣ. Прощайте, моя добрая, незабвенная спасительница!
Какая-то странная энергія была въ его голосѣ, и странный огонь былъ въ его глазахъ.
-- Очень-рада, что не спалось мнѣ въ эту ночь. Случаи, и больше ничего, сказала я, собираясь идти.
-- Да зачѣмъ же вы идете?
-- Мнѣ холодно, сэръ.
-- Холодно? И вы продолжаете для меня стоять въ этой лужѣ? Прощайте, Дженни, прощайте!
Но говоря это, онъ крѣпко держалъ мои руки, и я не могла освободиться. Надлежало выдумать какой-нибудь поводъ.
-- Я думаю, сэръ, что мистриссъ Ферфаксъ уже встала и, кажется, я слышу ея шаги.
-- Ну, въ такомъ случаѣ оставьте меня и ступайте съ Богомъ въ свою комнату.
Еще разъ онъ крѣпко пожалъ мои руки, и я ушла. Въ комнатѣ я бросилась на свою постель, но сонъ уже окончательно бѣжалъ отъ моихъ глазъ. Вплоть до разсвѣта носилась я своимъ воображеніемъ по широкому, но безпокойному морю жизни, гдѣ радость и горе смѣшиваются порывами бури и вѣтровъ. Иногда, за бурными волнами, видѣла я отдаленный берегъ съ его зелеными и цвѣтистыми холмами, и сердце мое, окриленное надеждой, радостно порывалось впередъ къ счастливой пристани; но противный вѣтеръ поднимался снова, буря бушевала, и легкій челнъ мой опять и опять уносился назадъ къ невѣдомымъ областямъ, минуя бездны и подводные камни. Усталая и вполнѣ измученная этими лихорадочными грёзами, я встала съ первымъ разсвѣтомъ, лишь-только замерещился день.