В зале офицерского ресторана висел тяжелый табачный дым, до предела пропитанный винными парами. Звенели бокалы, слышался стук карточных колод, неумолчный гомон человеческих голосов, прерываемый то здесь, то там или раскатистым смехом, или разноязычными выкриками:
— Каррамба!
— Ферфлухт!
— Проклятие!
Лица картежников были искажены неровным верхним светом и кипевшими в них страстями.
Эдсон Хауэр сидел один за маленьким столиком, поставленным около буфетной стойки, и заканчивал чтение только что полученного письма от жены.
«…Меня крайне опечалило твое решение остаться там еще на месяц. По-своему ты, конечно, прав, дорогой. Деньги — большое дело. Сейчас я это чувствую, как никогда. Стелла, узнав, что я сменила старый «Форд» на новый «Шевроле» и купила гарнитур в гостиную, стала опять бывать у нас. Ее Джон ставит сейчас новый фильм «В тени электрического стула». Я видела несколько кадров. Что-то изумительное! Если бы ты был около меня. А в общем, смотри сам. Тебе виднее. Я буду терпеливо ждать. Если ты найдешь пару к той китайской вазе, что прислал в последний раз, вопрос о гостиной будет разрешен. Стелла, как только приходит, берет в руки эту вазу и разглядывает до того восхищенно и долго, что я начинаю злиться. Она дает мне за нее восемьсот долларов. Эта Стелла готова, кажется, умереть за доллар. Представляю, что будет с Зиммером, если он увидит вазу. Он же антиквар до мозга костей. Он с ума сойдет.
Ну вот пока и все. Сейчас пойду в банк и положу деньги. Пиши каждый день. Обязательно. Жду. Всегда твоя Лилиан».
Эдсон вложил письмо в конверт, постучал им о стол и сунул в карман.
«Да… — подумал он. — Достать вторую такую вазу неплохо, но очень трудно. Дела идут так, что побывать вторично в Северной Корее, видимо, не придется. А жаль, очень жаль. Ваза действительно стоящая и может служить украшением любого дворца. И как я тогда прохлопал?»
Пенная струя пива полилась из бутылки в стакан. Эдсон обвел прищуренными серыми глазами небольшой, но очень шумный зал, заполненный летчиками разных национальностей, и поморщился. Скучища неимоверная! И что только находят люди в картах? Непонятно.
Вспомнив, что его должен ожидать майор Даверс, Эдсон поднялся, бросил на стол бумажку и покинул ресторан.
Выйдя на воздух, он остановился на мгновение, ослепленный блеском лучей заходящего солнца. Гладь Японского моря отражала синеву неба и зыбкую солнечную дорожку. На дальнем рейде четко вырисовывались контуры военных кораблей. В прозрачном синем воздухе кувыркались белые голуби, и где-то далеко авиационный мотор напевал свою монотонную песню. Торопливо бежали на запад, видоизменяясь на ходу, курчавые облака, и края их горели светло-оранжевым пламенем.
Эдсон застегнул кожаную куртку и быстро сбежал по шатким ступенькам широкой деревянной лестницы вниз к морю.
Он не хотел опаздывать, не любил, чтобы его ожидали, и, зная, что берегом скорее можно дойти до аэродрома, зашагал по протоптанной летчиками узенькой дорожке.
С моря дул легкий западный ветерок. Небольшие волны лениво набегали на песчаный берег, облизывали его и откатывались назад.
Эдсон шел, переваливаясь с боку на бок и наступая на собственную тень.
Мысленно он подводил итог сегодняшнему дню, а потом перешел к предстоящему разговору с Даверсом.
«Это же норовистая лошадь! — рассуждал он, размахивая на ходу руками. — Трудно знать, когда и какой ногой она брыкнет. И, собственно, что он мне? Почему я должен с ним церемониться? Я вольная птица и плевать на него хотел. Не сговоримся — брошу все к чертям и улечу. А нет, так возьму и захвораю. Еще лучше. Пусть тогда повертится и походит вокруг меня». Эта мысль пришла в голову неожиданно и стала сосать его всю дорогу, как пиявка.
Нарастающий звук мотора отвлек Эдсона от размышлений. Он повернулся. С юга тяжело и низко плыл транспортный самолет.
«Айзек прилетел», — отметил про себя Эдсон и остановился, следя глазами, как самолет выпустил шасси, выровнялся и пошел на посадку.
На аэродроме шла обычная жизнь. Техники и мотористы возились у машин с откинутыми капотами, что-то подкручивая и подвинчивая, сновали бензозаправщики, выруливали на старт самолеты, постукивал электродвижок на радиостанции. Из рупора лились звуки грустной японской песенки. Японцы-грузчики, вытянувшись в длинную подвижную цепочку, таскали на склад квадратные белые ящики. Когда у машины Айзека улеглась пыль, Эдсон направился к ней. Все равно по пути.
Маленький, с плутовским румяным лицом, кругленький и весь как бы обтекаемый, Айзек стоял у самолета и заносил что-то в свой коммерческий блокнот.
Перед ним на траве лежали кожаные перчатки.
— Айзек? — приветствовал его Эдсон.
— Да, в этом я почти убежден, — весело отозвался тот.
«Никогда не унывает, как мальчишка…» — с завистью подумал Эдсон и спросил:
— Опять желтомордых привез?
— На этот раз нет. Своих ребят. Отвоевались. Двое в пути приказали долго жить.
— Да… — протянул Эдсон, не зная, что сказать.
— Вот тебе и да. Так вот и мы, летаем-летаем и долетаемся. Одного сегодня видел, ну прямо кочерыжка, а не человек.
Эдсон задержался около Айзека, чтобы переброситься несколькими словами, и спросил:
— Как у тебя эта неделя?
— Неплохо. На четыреста долларов больше.
Эдсон потоптался на месте, покачал головой и затем сказал:
— Везет тебе, в рубашке родился.
— Ха-ха-ха… — закатился Айзек. — Уж кто бы говорил, только не ты. Тебе нечего прибедняться. За сегодняшний ночной вылет ты отхватишь раза в два больше, чем я за всю неделю. Я-то ведь знаю, куда ты готовишься, — и Айзек лукаво подмигнул.
Эдсон промолчал и подумал:
«Вот же проныра! Как он узнал? Ведь Даверс говорил, что об этом не знает ни одна душа».
Айзек хлопнул Эдсона по плечу и, опять подмигнув, добавил:
— Теперь, парень, сохранить тайну трудно. Не такие времена пошли. Необычный рейс требует и необычных приготовлений. Сразу в глаза бросается.
Чтобы перевести разговор на другую тему, Эдсон громко спросил:
— Что нового за вторую половину дня на тридцать восьмой?
Айзек безнадежно махнул рукой.
— Китайские добровольцы отрезали нашу роту и начисто искромсали. У Петерса не вернулись три машины. Тома на моих глазах сбили зенитки, и он воткнулся прямо в землю. Крепс сделал вынужденную на их территории… Хватит?
— Вполне, — сказал Эдсон и тоже махнул рукой. Беседу надо было кончать, он пожелал успеха приятелю и направился через аэродром к домику майора Даверса, стоявшему в конце первого проулочка.
Ветерок покачивал открытую дверь дома, и она скрипела при каждом движении. У самого порога стояла бочка с протухшей дождевой водой. Эдсон сплюнул и по грязной цыновке через узенький коридор прошел внутрь домика, сильно пригнувшись на пороге.
Даверс лежал на раскладной кровати с сигарой во рту и с книгой в руках. Глаза его были забронированы стеклами очков в роговой оправе.
Увидя вошедшего, он поднялся, бросил книгу на стол и сунул босые ноги в шлепанцы.
— Садись, старина, — пригласил он Эдсона. — Я тебя заждался, — и посмотрел на часы. — Одну минутку, — и он стал поправлять одеяло и подушку.
Эдсон сел, снял шлем и причесал слежавшиеся на голове волосы. Залысины делали его лоб большим и высоким.
Он принюхался и почувствовал странную смесь запахов от дыма сигар, грязного белья и одеколона. В горле запершило.
Эдсон прокашлялся и обвел медленным взглядом комнату.
В ней были: ничем не покрытый круглый стол с изогнутыми ножками, два стула, кровать, телефон и гобелен на стене.
Японский гобелен редчайшей ручной работы, не вязавшийся с обстановкой комнаты, привлек внимание Эдсона.
Оторвав глаза от гобелена, Эдсон перелистал книгу с захватанными краями листов, прочел название: «Женщина-вампир» и подумал:
«Лилиан умерла бы от радости, получив такой гобелен. Для чего он ему? Странный человек!» — и Эдсон перевел глаза на майора.
Тот приводил в порядок свою хилую растительность на голове, стоя перед маленьким стенным зеркальцем.
Понаслышке Эдсон знал, что работник разведывательной службы Даверс человек с неудавшейся личной жизнью. Рассказывали, что его бросили три жены, но Даверс, кажется, переносил все эти невзгоды без особого вреда для своего здоровья.
Майор повернулся, стряхнул пепел сигары прямо на пол и сел верхом на стул против Эдсона. Потом он положил руки на спинку стула и, посмотрев на гостя близко поставленными глазами неопределенного цвета, спросил своим каркающим голосом:
— Ну, как решил?
Даверс был прям, как ружейный ствол, высок, тонок и чрезмерно сух. За глаза его называли воблой, а иногда миной замедленного действия, так как никто не знал, когда и от чего он может взорваться. Белые вдавленные виски делали его голову узкой. На лице, гладко выбритом и покрытом множеством мелких и крупных морщин, бросались в глаза отвислые щеки. Подбородка у него не было. Почти прямо от нижней губы начиналась белая тонкая шея.
— Цена не сходная, — угрюмо ответил Эдсон и невольно задержал глаза на гобелене.
— Помилуй! — воскликнул Даверс. — У тебя совесть есть?
— Бесспорно есть. А денег нет. Если и есть, то очень немного. Во всяком случае, для меня мало.
Даверс покачал головой, глаза сузились. Эдсон ожидал вспышки, но ее не произошло.
— Практичный ты, старина, — упрекнул он гостя.
Эдсон кивнул головой. Это правильно. Он был очень практичен. Практичность сквозила не только в его словах, но и поступках. Но разве это порок?
— Значит, правду мне говорили, — продолжал майор, — что когда Эдсон Хауэр богу молится, он и тогда денежные подсчеты делает, — и не дав гостю возразить, спросил: — А у других, по-твоему, денег много?
— Смотря у кого. Для этих целей, как мне и вам известно, ассигновано сто миллионов долларов. Чего же тут прижимать? Я же не в богадельню пришел. Я не солдат, я человек вольнонаемный и летаю за деньги. Это мой заработок. И я имею право торговаться.
— Бесспорно, — согласился Даверс.
— Ну, и притом, Якутия — это не Япония.
— Как я тебя должен понимать?
— Очень просто. Собьют в два счета. И ночь не поможет.
Даверс откинулся назад и расхохотался. Дряблая кожа затряслась на его щеках.
— Такая вероятность равна нулю, — сказал он. — Ты полетишь на машине с советскими опознавательными знаками. Кто же тебя собьет?
— Это неважно, — махнул рукой Эдсон. — Садиться я должен?
— Непременно.
— Вот видите! Без посадки я пойду за предложенную вами сумму, а с посадкой… А на кой дьявол садиться? Неужели их нельзя выбросить с парашютами?
— Вообще можно. Но, во-первых, у них очень много груза, а во-вторых, ты должен будешь, высадив двоих, взять на борт одного, который тебя будет ожидать и подготовит сигналы. Его ты привезешь сюда, ко мне. Тут, старина, все обдумано и предусмотрено.
Эдсон поерзал на стуле и спросил:
— А погода тоже предусмотрена?
— Ну, уж тут я ни при чем. Операция должна быть выполнена при любой погоде. Игра стоит свеч.
Эдсон ухмыльнулся, почесал затылок.
— Интересно все же, — разглаживая рукой шлем, произнес он, не глядя на майора. — Кто и сколько, кроме меня, заработает на этой операции?
Майор встал, развел руками и, пододвинув стул, тоже подсел к столу.
— На этот вопрос могут ответить только Даллес и бог. Только они, сострил он.
Эдсон не хотел сдаваться. Он твердо решил это заранее. Краем уха он слышал, что будто бы уже трое человек отказались от полета, на который он дал принципиальное согласие Даверсу.
— Я не хочу рисковать головой, жизнью за эту ничтожную сумму, проговорил он. — Там снегу по пояс. Сядешь и влипнешь, как муха в мед.
— Твоя машина на лыжах, и моторы у тебя хорошие. Я это точно знаю.
— Моторы хорошие, а вот предчувствия не совсем хорошие.
— Это удел слабых и психически больных. Ни я, ни мой шеф не относим тебя к числу таковых, иначе бы ты не сидел против меня. Профессия летчика требует людей сильных, волевых.
Эдсон с шумом вздохнул и вяло уронил:
— Люди разные бывают. Вы один, я другой.
— Ерунда! — отрезал Даверс. — Мы прежде разведчики, а потом уже люди.
Эдсон упрямо дернул головой. У этого майора на каждое слово было готово два.
— Вы забываете, майор, — сказал он, — что жизнь не стоит на одном месте. Все меняется. Не так давно мы были на севере Кореи, а сейчас опять опустились за тридцать восьмую параллель. То, что легко можно было проделать вчера, — сегодня не пройдет. Предложите любому этот полет…
— Только без философии, старина, — перебил его Даверс. — К черту эти твои диалектические узоры: «Жизнь не стоит на одном месте», «Все меняется»… Терпеть не могу. Надо лететь. Понимаешь? Лететь.
— Какая уж тут, к шутам, философия, — огрызнулся Эдсон. — Вы говорите, что «надо», а я вам говорю, что плавание предстоит далекое и трудное.
— Ничего, ты хороший пловец, Эдсон. Очень хороший.
Эдсон усмехнулся.
— Хм… хороший. Хорошие всегда и тонут. Берут даль, рискуют и тонут.
— Э! Тонуть не советую. У тебя молодая жена…
У Эдсона в груди уже нарастало раздражение. Так можно без конца тянуть волынку и ни до чего не договориться.
— При чем тут жена?
— А потом, если уж ты такой несговорчивый, — заметил майор, — то я попробую поговорить с Джемсом. Он, кажется, не из робкого десятка, деньги любит и такой же вольный сокол, как и ты.
— Нашли героя. Он, не долетая до границы, наложит в штаны и вернется.
«Это вполне возможно. Тут он прав», — подумал Даверс и спросил:
— Чего же ты хочешь?
— Вот это другой разговор. Удвойте сумму — полечу, — и он хлопнул по столу большой ладонью. — А нет, — до свиданья. Надоела эта канитель.
Даверс прошелся по комнате взад и вперед, потер рукой то место, где должен быть подбородок, и глянул на часы. Время истекало, а другого кандидата он не имел.
— Ладно! Черт с тобой, — пробурчал он. — Плачу двойную, только не ершись.
Эдсон полез в карман, достал лист бумаги, испещренный вдоль и поперек разными резолюциями, и положил на стол.
Несколько минут спустя, бросив прощальный взгляд на гобелен, довольный собой, Эдсон покинул майора.
* * *
Вылет назначен был на двадцать с половиной часов по якутскому времени.
Ровно в двадцать на «джипе» подкатил на аэродром Эдсон Хауэр.
— Все готово! — доложил ему помощник, когда Эдсон сходил с машины. Представитель Даверса тут. Он полетит с нами.
— Пускай себе летит на здоровье, — весело отозвался Эдсон и направился к самолету, который уже напоили бензином. У Эдсона было хорошее настроение. Пятидесятипроцентный аванс от условленной платы лежал у него в кармане. Он легко поднялся по лестнице в самолет, пожал руку молодому капитану — представителю Даверса, мельком взглянул на двух невзрачных, широкоскулых, с раскосыми глазами субъектов, одетых по-северному, которых предстояло высадить на той стороне, и вдруг крикнул: — Что это за самоуправство?
Перед ним встали помощник и капитан.
— Вы полагаете, что летим на ярмарку? Сейчас же упаковать груз в два места, иначе я его весь выброшу за борт.
Груз, привлекший внимание Эдсона: железная печка, утепленные палатки, спальные меховые мешки, надувные резиновые матрацы, несколько пар лыж, подбитых короткой оленьей шерстью, набор охотничьих ружей и пистолетов, ракеты, ракетницы, радиоаппаратура, батареи, боеприпасы, взрывчатка, эмалированная и чугунная посуда, лопаты, топоры, пилы, бидоны со спиртом и продукты питания, — лежали внавалку на сиденьях.
— Толкайте все в спальные мешки, — приказал Эдсон. — На выгрузку я дам две минуты, не более, а этак и за час не переносишь.
Началась беготня, суетня, суматоха.
Весь экипаж, исключая двух субъектов, вывозимых на ту сторону, начал укладку груза.
Когда все было готово, Эдсон с выводящей из себя неторопливостью осмотрел упакованный груз, проверил, не забыто ли что, и пошел в кабину управления.
В точно назначенное время он вырулил машину на старт.