Мастерская, где строится "Пироэнт ". В глубине остов этого снаряда, в форме огромной сигареты, верх которого уходит за сцену. Лестницы, деревянные леса кругом, блоки, веревки; видны двигатели и части других машин. На первом плане, справа, отгорожена комната для занятий, где - простой стол, заваленный чертежами, этажерка с бухгалтерскими книгами, стулья. Слева - дверь наружу, у которой табель рабочих. Все освещено электричеством.
Сцена 1.
Рабочие, кончив работу, расходятся; среди них Михайлов, Сурмин и Дешин.
Дешин. Можете уходить все. Мы все запрем сами.
Михайлов. Извините, Григорий Васильевич, но вот мне товарищи поручили спросить, как будет насчет получки.
Дешин. Какой получки?
Михайлов. Значит, жалованья нашего.
Дешин. Что тут спрашивать? Как всегда, получите в субботу.
Сурмин. Мы это потому, что слухи такие есть...
Дешин. А вы развешивайте уши на всякие слухи! Разве до сих пор было, чтобы вам недоплатили хоть копейки? Стало быть, нечего и спрашивать! Ну, идите, братцы! У меня тоже дело есть: некогда попусту разговаривать. ( Торопливо уходит в глубину сцены ).
Рабочие, после некоторого колебания, один за другим выходят.
Сурмин. А все ж таки нечистое тут дело. Кабы не нужда, нипочем не остался бы!
Михайлов. Да ты это про что?
Сурмин. А вот про самую эту дьявольскую машину. Не православное это дело - на Луну лететь.
Михайлов. Тьфу! Думал, ты дело говоришь. Эх, ты, деревенщина! Откуда ты таких предрассудков набрался? Пора бы, товарищ, поразвиться немного.
Сурмин. Не без черта тут, вот что.
Михайлов. Эх!.. Слушать стыдно! Наука здесь, - а не черт!.. Вот если нам точно денег не заплатят, тогда будет черт знает что. Ну, да нечего лясы точить. Айда домой, ужинать пора, да вот и опять - Дешин, - чтобы его черт побрал, - ползет. Валяй!.. ( Уходит ).
Сцена 2.
Дешин и Лидия выходят из глубины.
Дешин. Устали, Лилия Николаевна? Лидия. Нет, мне нестерпимо стало смотреть, как себя держит этот профессор. Перед нами гениальнейшее создание века, а он словно ученика на экзамене срезать старается! Ученость и посредственность - самое обычное сочетание. Можно изучить десяток библиотек и остаться дураком, так?
Дешин. Резко вы сегодня выражаться изволите. Впрочем, вы, известно, пламенная поклонница Сергея Владимировича.
Лидия. Не его, а его гения. Но вы сами, Григорий Васильевич, разве не верите в свое дело? Ведь мне рассказал Стожаров, что вы вместе пережили: терпели нужду, голодали, но продолжали работать с ним. Значит, верили?
Дешин. Виноват-с, Лидия Николаевна. Дело не в вере было. А в знании. Я точным цифрам верил, а не мечтам. Потому верил, что каждую выкладку вновь проверял, вплоть до умножения-с! Знал, что мы на верном пути, потому и шел.
Лидия. Тем лучше, тем лучше! И вас не возмущают эти мелочные придирки господина профессора?
Дешин. Не то что возмущают, а тревожат очень. Ведь ваш супруг, кажется, весьма этому профессору доверяет.
Лидия. В этом ужас, а вы говорите так спокойно. Знаете, что большею частью ничтожнейшие люди оказывают влияние на грандиознейшие события! Вспомните, кто заковал в цепи Колумба? Кто принудил отречься Коперника? Кто погубил Парнелля? Вы еще не знаете достаточно моего мужа. По слову этого нахала-математика он способен бросить все дело.
Дешин. Тогда нам придется плоховато. Для вас ведь не секрет, что кроме Петра Семеновича у нас никакой надежды. Академия нам отказала в поддержке, да и вот к кому мы ни тыкались... Потому, главное, что уже два раза мы наших капиталистов на мели оставляли. Добро нам твердить, что теперь уже все высчитано, что это -- в последний раз. На нас смотрят как на алхимиков, которые бывало просили денег на последний опыт, обещая озолотить того, кто им даст денег, а взамен того пускали их в трубу. Ежели Петр Семенович нас еще не поддержит...
Лидия. И много вам еще надо?
Дешин. Многонько-с.
Лидия. Да ведь дело почти доведено до конца.
Дешин. Эх, далеко еще до конца, Лидия Николаевна. Мы с Сергеем вчера подсчитали, так насчитали тысяч на двадцать расходов, да тысяч на десять на уплату, да еще... одним словом, тысяч сорок надо еще.
Лидия. Как сорок тысяч? Нам недавно говорил Сергей Владимирович, что надо не более трех-четырех тысяч.
Дешин. Увлекается он, Сергей наш. Да и кое-что новое открылось непредвиденное. Переделать одно требуется, другое приделать, третье доделать. Меньше сорока тысяч не обойдемся.
Лидия. Но это -- гибель! Петр никогда не даст таких денег! Уже потому не даст, что его уверили, будто надо гораздо меньше. Вы понимаете, что он скажет: "Если из четырех тысяч вы сегодня делаете сорок, то завтра из сорок сделаете восемьдесят'. Я словно слышу его голос, как он это говорит!
Дешин. Ну, не бросит же он дела. Когда вложил в него четверть миллиона. Самолюбие не позволит.
Лидия. И вы ошибаетесь. Повторяю, вы не знаете Петра. Да, он именно бросит. Прервет все в один день. Скажет вдруг: "баста!". И вы его не сдвинете. Он упрям как бык. Он -- ужасный человек. Он -- дьявол в человеческом образе! ( Говорит почти в истерике.)
Дешин. Успокойтесь, барынька, на вас лица нет. Хотите водицы?
Лидия. Да, я забылась, простите.
Дешин. Наконец вы за нас постоите. Если попросите хорошенько, эдак по-женски. Петр Семенович не сможет отказать? Разве вам возможно в чем-нибудь отказать? Если бы вы мне приказали пойти и кинуться вниз головой с этого самого "Пироэнта", побежал бы, и даже за радость почел бы. Один ваш взгляд значит больше, чем все математические формулы в мире! Вы -- царица людей, которые вокруг вас!
Лидия. Довольно. Григорий Васильевич! Вы опять начинаете объясняться в любви. Это вам не к лицу, и я вам это запретила. Помните наш уговор. Но сюда идет профессор с мужем. Выйдемте хотя на крыльцо. Я сейчас не в силах их видеть.
Дешин. С наслаждением-с.
Оба выходят.
Сцена 3.
Главин и Трофимов выходят из глубины.
Главин. Вот что, батенька, я вас нарочно увел, чтобы вы мне откровенно сказали, что вы обо всем этом думаете.
Трофимов. Э-э. Вы меня ставите в такое затруднительное положение. Я вижу, что от моего слова будет зависеть в некотором роде судьба людей... Брать на себя такую ответственность...
Главин. Вы меня, профессор, не со вчерашнего дня знаете. Оно правда, мы давно не видались, но вот довелось. А ведь приятели были! А? Помните бывало в Москве! Много пито было!
Трофимов. Э-э. Да, да! Воспоминания юности... Так вы меня спрашиваете, что я думаю как профессор чистой математики об этом фантастическом предприятии?
Главин. Спрашиваю вас как старого друга. Вы вот -- профессор, звезда науки, а я -- фабрикант, мое дело оценивают в десять миллионов, да я не уступлю, шалишь! Но когда-то мы вместе певичку в садок со стерлядями окунули. А? Помните, профессор?!
Трофимов. Об этом фантастическом предприятии я, как представитель точного знания, считаю своим долгом сказать вам определенно, что вся эта затея совершенно не научна.
Главин. Вы видели чертежи и расчеты?
Трофимов. Абсолютно ненаучное изложение. М-м-м, кажется, этот Стожаров не имеет научной степени?
Главин. Не-не-не. Не туда попали, профессор! Он доктор чистой математики швейцарского университета.
Трофимов. Гм, швейцарского? Дело не в этом. Дело в том, что с научной точки зрения его предприятие невыполнимо.
Главин. То есть как невыполнимо? Не полетит его корабль?
Трофимов. Видите, милый. Тот принцип, на котором основывается господин Стожаров, не представляет чего-либо нового в науке. Этот принцип ракеты был предложен еще в восьмидесятых годах прошлого века и затем вновь разработан в Пулкове в этом столетии. Несомненно, сгорание газов, происходившее при взрыве ракеты, дает толчок, преодолевающий инерцию, и притом действующий равно в атмосфере и в безвоздушном пространстве...
Главин. Простите, Матвей Никанорович, ведь сейчас сюда придут. Отрежьте напрямую: "да" либо "нет".
Трофимов. Ну хорошо, я пропущу научное обоснование своего вывода. Вывод же мой таков: силой ракет это тело, какое из себя представляет строимый вами корабль, может быть вскинуто, по неопределенной траектории быть может, вплоть до высших слоев атмосферы. Но и только. Оттуда оно должно будет -- я именно говорю: должно -- упасть обратно на поверхность Земли. Что касается наблюдателя, который пожелает поместиться внутри этого тела, то он неизбежно будет уничтожен при падении, а вероятнее, первым толчком. Таков мой вывод.
Главин. Значит, не полетит?
Трофимов. Нет, милый Петр Семенович, о полете смешно говорить. Именно; будет вскинут и упадет. Полет же, то есть известное управление движением, совершенно исключается, со-вер-шен-но.
Главин. Вы в этом убеждены, профессор?
Трофимов. Это не я убежден, это так говорит наука.
Главин. Благодарю вас. ( Пожимает руку профессору.) Вот и наши.
Освещение в глубине сцены гаснет.
Сцена 4.
Те же, Стожаров и Широкий выходят из глубины, Дешин и Лидия позже.
Стожаров. Напрасно все-таки вы ушли, профессор. С верхней площадки можно было обозреть весь механизм одним взглядом.
Трофимов. Э-э. Я утомился подниматься по лестницам. Притом я видел достаточно.
Стожаров. Чтобы составить свое мнение? Вы его, кажется, составили прежде, чем что-либо видеть.
Трофимов. Я просматривал чертежи, которые вы мне любезно доставили. Из них уже все вытекает.
Стожаров. Извините, далеко не все. Самым трудным было практическое осуществление. В теории задача междупланетного сообщения решена давно, я ведь взял готовую идею.
Трофимов. Да-да! Я только что объяснял почтеннейшему Петру Семеновичу, что принцип ракеты был предложен еще в восьмидесятых годах прошлого столетия.
Стожаров. Ошибаетесь, гораздо ранее.
Трофимов. Возможно, что в этом я ошибаюсь. Охотно допускаю, что ранее.
Стожаров. И было две попытки применить его на практике, одна -- в Пулкове, другая -- здесь же, где теперь мы с вами, неким Гриммом, гениальным механиком .
Трофимов. Гримм? Не слыхан.
Широкий. Я тоже.
Стожаров. Обе попытки были безусловно верны в теории, но практически в обоих случаях не удалось разрешить представившихся трудностей.
Трофимов. А вы их разрешили?
Стожаров. Да, я их разрешил!
Трофимов. Э-э, позвольте спросить, как вы предполагаете разрешить задачу питания и снабжения кислородом наших аэронавтов. То есть не аэронавтов, а гипер-аэронавтов?
Широкий. В самом деле? Ведь какую бы скорость вы ни придали вашему кораблю, потребуются недели, чтобы достичь даже Луны, и месяцы, чтобы достичь ближайшей планеты. Неужели подъемная сила будет так велика, что...
Стожаров ( перебивая ). Ах, господа. Какое вы делаете детское возражение. Это ведь только газетные репортеры сочинили, будто я намерен лететь на Марс, на Венеру, чуть не на Юпитер. Отнюдь нет. Я хочу сделать первый шаг. Вспомните, с чего начинался аэроплан. Райт пролетел несколько метров. Теперь перелетают тысячи верст. Если мне удастся подняться за пределы атмосферы, продвинуться хотя бы на одну тысячную расстояния между Землей и Луной и затем, вернувшись, опуститься на Землю, я буду считать свою задачу исполненной. Для этого не требуются ни месяцы, ни недели. Другие пойдут по моим следам, будут построены новые пироэнты. Но задача междупланетного сообщения будет разрешена.
Дешин и Лидия возвращаются; подходят к разговаривающим и останавливаются сзади них.
Трофимов. Я бы не счел это разрешением задачи. Особенно если ваш спуск на Землю будет катастрофическим.
Стожаров. В каком смысле?
Широкий. Да в том, что вы не спуститесь, а свалитесь.
Стожаров. А те рули направления и стабилизаторы, которые вы только что осматривали?
Трофимов. Я извиняюсь, но сомневаюсь, чтобы эти... гм, приборы могли бы даже замедлить падение.
Широкий. Как инженер, я тоже вам скажу: по-моему, вы с вашим "Пироэнтом" если и взлетите -- в чем я еще тоже сомневаюсь, -- то сверху грохнетесь вниз, даже не как снаряд из орудия, а просто как камень.
Главин. Вы так думаете, Онисим Карпович?
Широкий. Спешу сказать, что это только мое предположение, скорее -- мое опасение. Утверждать я не берусь.
Трофимов. А вы сами, господин Стожаров, уверены, что будете в силах управлять своим снарядом?
Стожаров. Я надеюсь.
Трофимов. Извините, я ставлю вопрос научно. Вы уверены в этом? Я хочу сказать, имеется ли здесь научная достоверность, основанная на вычислениях, или примитивная вера?
Главин. Он-то уверен.
Стожаров. Нет, Петр Семенович, если пошло на откровенность, скажу, что именно не уверен, но верю и надеюсь.
Лидия ( вполголоса Дешину ). Не следовало этого говорить.
Дешин ( также вполголоса ). Да, Стожаров плохой дипломат.
Стожаров. Разумеется, эти вера и надежда основаны на знаниях. Но только опыт даст окончательный ответ.
Главин ( ни к кому не обращаясь ). Гм! При профессоре он заговорил иначе.
Трофимов. И еще, извините меня. Если, как вы соглашаетесь, есть шансы против того, что вам удастся управлять своим снарядом в моменты его опускания на Землю, то подумали ли вы о результатах, какие могут последовать в неблагоприятном случае?
Широкий. Ведь от вас не останется и клочка.
Стожаров. Не я первый пожертвую собой ради науки.
Трофимов. Допуская даже, что вы имеете право располагать своей жизнью и избрать столь своеобразный способ самоубийства, что вы думаете о тех лицах, которые в момент падения могут оказаться между поверхностью Земли и снарядом?
Широкий. Ведь правда! Вы рухнете с вышины десяти верст как тысяча болидов сразу. Да, упаси бог, вы угодите на людную улицу в городе? Будет катастрофа, какой Земля не видывала. Трах-трах. Стены, дома все -- вдребезги! А от людей только мокренько останется.
Стожаров. Повторяю: я надеюсь направлять "Пироэнт" по своему выбору.
Широкий. Ну а если?
Стожаров. А если это случится, то это будут мученики науки!
Широкий. А вы готовы взять на свою душу грех, быть может, сотен невинных жизней?
Стожаров ( наконец теряя хладнокровие ). Господа! Дело идет о величайшем научном опыте, какой только был предпринят за все время существования человечества. Я первый, да! Первый на Земле дерзаю покинуть нашу планету и вознестись в межзвёздное пространство! А вы мне говорите, что я нечаянно могу задавить какого-нибудь зеваку. Да если бы мне определенно сказали, что для осуществления своей идеи я должен принести в жертву одного, двух, десять, сто человек -- неужели я поколебался бы? Что значит жизнь человека, даже целого поколения, пред разрешением великой научной проблемы! Человечество живет исторической жизнью уже десять тысяч лет, и на его памяти к нему не прибыл ни один странник из звездного мира. Земля будет первой планетой, которая осуществит полет своего вестника в другие миры! Ради чести Земли в звездном мире, ради торжества и первенства нашей планеты перед всеми другими разве не вправе я подвергнуть опасности, рядом со своей жизнью, и жизнь других? Да! Я перешагну через эти жизни как через искупительные жертвы во имя науки, и совесть не упрекнет меня!
Лидия. Браво. Стожаров!
Главин. Не увлекайся, Лидия. Она, господа, женщина нервная, впечатлительная.
Широкий. Что до меня, то я такого ницшеанского имморализма не сторонник. По ту сторону добра и зла... Смело!
Трофимов. Я воздерживаюсь от подачи мнения.
Главин. И довольно споров, господа! Все ясно! Покорнейше прошу к нам. Лидия, у нас обед готов?
Лидия. Надеюсь, милости прошу, господа.
Главин ( Стожарову и Дешину ). И вас очень прошу. Вы обещали. Сергей Владимирович.
Стожаров. Благодарю вас, мы придем непременно. Но необходимо здесь кое-что убрать и запереть.
Главин. Не опаздывайте. Через четверть часа мы сядем за стол. Идемте, господа!
Широкий ( Стожарову ). Так мы не прощаемся.
Все уходят, кроме Стожарова и Дешина.
Сцена 5.
Стожаров, Дешин, потом Лидия.
Дешин. Дело дрянь, Сергей. Ты, конечно, нагородил лишнего. Но и без того все было решено и подписано. Старик больше не даст ни копейки.
Стожаров. Не может быть. Неужели сюсюканье этого генерала от математики могло подействовать на Главина? А его мечты о славе? Желание быть меценатом из меценатов?
Дешин. Все насмарку! Кончено. Завтра нам закроют лавочку.
Стожаров. Постой, ты меня сводишь с ума. Ты это говоришь так просто. Словно это не вся жизнь моя!
Дешин. Жизнь или не жизнь, а штука действительно простая. Надоело человеку платить деньги. Шутка ли: свыше двести тысяч ахнули. Да и не в том беда. Денег хватило бы. Но старик перестал верить, боится оказаться смешным и -- конец. Он упрям как бык. Это мне Лидия сама сказала.
Стожаров. Кто?
Дешин. Лидия Николаевна, я -- для краткости. Одним словом, поворота нет. Собирай пожитки и -- на вокзал.
Стожаров. Постой! Это -- чудовищно. Я сейчас пойду туда и скажу, я объясню все.
Дешин. Ничего ты не объяснишь. Если этот бык что себе в голову вбил, колом не выбьешь. А я по его глазам видел, что он порешил натвердо.
Стук в дверь.
Кто это?
Лидия (входит быстро; крайне взволнованно). Сергей Владимирович! Мне надо с вами говорить. Немедленно и наедине. Дешин, оставьте нас.
Дешин. Слушаюсь-с. И покараулить?
Лидия. Оставьте шутки... Не до того. Уйдите совсем, далеко. У меня только минута времени. Меня хватятся. Уходите же!
Дешин. Ухожу, ухожу. ( Уходит ).
Сцена 6.
Стожаров и Лидия.
Лидия ( сама закрывает дверь за Дешиным, потом бежит к Стожарову, бросается к нему на грудь ). Сергей! Все погибло!
Стожаров ( тихо отстраняя Лидию ). Ваш муж подозревает вас?
Лидия. Не то! Он решил прекратить дело. Твое дело.
Стожаров. Так это правда?
Лидия. Решил окончательно, как решают тупые люди. Им стоит такого труда додуматься до чего-нибудь, что надо еще много денег, и я знаю, что Петр их не даст.
Стожаров. Тогда я погиб.
Лидия. Ты не должен так говорить! Ты никогда не должен сдаваться! Сильный борется, пока дышит.
Стожаров. Я три раза начинал сначала. Более я не могу. Слышишь ли; не могу! Это -- Рок, то, что сильнее воли, сильнее ума, сильнее гения: римское фатум, ананке или мойра эллинов. Что ж, все просто. Значит, другому было назначено осуществить это, а не мне.
Лидия. Нет, тебе! Слушай, времени одна минута. Ведь все дело в деньгах только? Неужели же величайший из замыслов не осуществится из-за недостатка рублей? Этого быть не должно. Деньги должны у тебя быть, и они будут.
Стожаров. Кто мне их даст?
Лидия. Я.
Стожаров. Ты?
Лидия. Я. У мужа составлено завещание. Мне оставлен миллион, я знаю. Только миллион, но с нас этого достаточно, ведь да?
Стожаров ( вдруг поняв все ). Лидия, ты хочешь идти через преступление?
Лидия. Мы перешагнем через эту жизнь как через искупительную жертву во имя науки, и совесть не упрекнет нас!
Стожаров. Лидия Николаевна, вы бредите! Я не способен убивать.
Лидия. Тебе ничего не придется делать. Я все обдумала. Сделаю все я сама. Но важно, чтобы я оставалась вне подозрений, понимаешь? Иначе мы не получим денег. Сегодня приду к тебе, ночью! Помни, оставь дверь открытой. После ты покажешь, что я была у тебя всю ночь, Это -- позор, но это не карается законом и не лишает наследства. Все понял?
Стожаров. Лидия, у меня кружится голова.
Лидия. Некогда, некогда. Прими меня сегодня ночью и утверждай после, что я была у тебя всю ночь, -- только. Сделаю все я сама. ( Вдруг ). Сергей! Сергей! Как я тебя люблю! ( Рыдает ).
Стожаров. Не надо этого. Мы найдем иной исход.
Лидия. Нет, надо. Поздно, не отговаривай меня! Пусти, надо бежать. Приходи за мной, будем обедать. Обедать! ( Смеётся и с хохотом убегает ).
Стожаров стоит пораженный.